Несколько часов из жизни доктора мари биша

                Посвящается моему предку
                по материнской линии,
                офицеру наполеоновской армии,
                который своевременно
                разочаровался в смерти
                и полюбил жизнь.




       Анатом и врач Мари Франсуа Ксавье Биша;, сын доктора Жана-Батиста Биша; из Туаретта, что на востоке Франции, во Франш-Конте, торопливо шел к зданию, в котором находился Комитет общественного спасения.

       Солнечные лучи канареечного цвета скользили по безоблачному голубому небу первого июньского утра, пронизывая прозрачный воздух; свежий теплый ветер слегка поглаживал светло-зеленые кроны платанов и дубов. 

       По оживленным узким улочкам и небольшим улицам проезжали всадники, двигались телеги, проходили строем солдаты Национальной гвардии – втульчатые штыки на их ружьях зловеще поблескивали. Мюскадены – «золотая молодежь» – нагло оглядывали людей через свои гигантские монокли и лорнеты. Казалось – не было ни прошлой суровой и голодной зимы, ни жерминальских волнений в апреле, когда народ требовал «Хлеба и короля!», ни прериальского восстания неделю назад, когда народ вспомнил о Конституции 1793 года.   
Обыватели – где оживленно, где беспечно – наслаждались кофе и горячим шоколадом, играли в шахматы, шашки, бильярд в кафе у Прокопа или в «Кафе де ля Режанс».

      «Говорят, что точно так же вели они себя и в дни сентябрьский резни – три года назад, и в день казни Робеспьера – прошлым летом, – думал  Биша;, – того самого Робеспьера, который с семи лет не видел собственного отца и возжелал стать отцом нации. Народ же всего лишь хотел спокойной сытой жизни. Ему были нужны прописные истины, а не отвлеченные понятия. Как прав Ривароль!
Истинная революция – удел меньшинства. Масса людей мгновенно возбуждается и быстро остывает – ее мысли зреют не в голове, а в животе. И опять Ривароль прав…».

      Проходя мимо площади Каррузель, Биша; вспомнил, что буквально полгода назад находящийся на ней памятник Марату был снесен. Никто из граждан не протестовал против этого.

      «Если уж знакомство Неподкупного с Луизон не произвело на них особого впечатления, то история с памятником лишь подтверждает теорию доктора Ламетри о том, что некоторые люди, действительно, – всего лишь машины. Или растения. Но главное – они уверены, что совершили революцию и пару лет назад даже клялись именем «Друга народа».



      …Биша; стоял в большом кабинете перед массивным столом, заваленным бумагами.
В помещении царил полумрак – тяжелые полотнища черных драпирующих занавесок мешали проникновению солнечного света. На стенах висело несколько картин.
В глубине кабинета, в огромном кресле, кто-то сидел.
У окна, за столом, стоял человек, о беспринципности которого ходила недобрая молва –  его следовало опасаться.

– Гражданин Биша;, Вы явились вовремя, – сказал ему этот человек. Лицо его было похоже на восковую маску. Глубоко посаженные, маленькие проницательные глаза обдавали собеседника неприятным холодом.  Впалые щеки усиливали брезгливое, граничащее со страхом впечатление от их владельца.

– Как только мне сообщили, что Вы хотите видеть меня, я немедленно направился сюда, – ответил врач.

– Гражданин Дезо, в доме которого Вы живете, скончался вчера. Вам известно – от чего могла произойти его смерть?

– Нет, но ее причину можно установить, вскрыв тело.

       Биша; недоговаривал. Днем ранее его благодетеля и друга, известного во всей Франции и за ее пределами хирурга Пьера-Жозефа Дезо, позвали осмотреть маленького Людовика, сына слабовольного отца и недальновидной матери. Людовик, истощенный и больной, находился в тюрьме, в Тампле. Два охранника присматривали за ним.
Узнав о требовании посетить бывшего дофина, Дезо почувствовал себя плохо.

      – Вы же понимаете, чего они хотят от меня? – пожаловался он Биша; – они уже арестовывали меня во время лекции. Если я скажу, что с мальчиком обращались плохо (а об этом знают и во Франции, и за ее пределами), то они опять меня арестуют. А сказать то, что прикажут они… Вы понимаете, что я не сделаю этого, и они опять меня арестуют. И поступят так, как поступили с Лавуазье. Ведь Республике не нужны ученые…

      – Вы же уже посещали этого ребенка вместе с доктором Пеллетаном.

      – На этот раз им  нужно что-то большее, мой дорогой друг. Что-то они сильно обеспокоились здоровьем этого несчастного. А я, я больше не могу больше смотреть на то, как они издеваются над этим несчастным малышом, как истязают его. Они держат его в заточении и лицемерно заботятся о его здоровье. Сапожник Симон, его прежний воспитатель, выливал ему на голову холодную воду и избивал за то, что мальчик молился, заставлял его пить вино и поносить веру и собственных родителей.

       – Они же гильотинировали Симона вместе с Робеспьером.

       – Верно, Мари. Они гильотинировали короля, королеву, священников, Дантона, Робеспьера, Симона. Завтра они гильотинируют нас с Вами. Потом – палача Сансона, и не успокоятся, пока не гильотинируют весь христианский мир…

       Расстроенный и грустный, Дезо ушел спать. А утром его нашли мертвым…



      – Гражданин Биша;, известен ли Вам гражданин Левассёр? – зловеще-настораживающая интонация в голосе обладателя лица-маски вернула молодого врача к реальности.

      – Кто? Да, мы знакомы. Левассёр – один из лучших акушеров Франции.

      – В первую очередь, он – плохой гражданин, – резко выдохнул человек у окна, – у Вас опасные знакомства, Биша;. Но я уверен – Вы с нами, поэтому должны знать – наши враги утверждают, что мы хотим уморить волчонка в Тампле. Дезо же мы пригласили для того, чтобы он осмотрел мальчишку еще раз. Мы заботимся о его здоровье и уж точно нам не нужна ни его смерть, ни смерть его сестры. Республика не воюет с детьми. Но уже сегодня нам стало известно, что по Парижу ходят слухи – Дезо отравлен. Мы с Вами знаем, что это не так. Но его внезапную смерть и несостоявшийся осмотр могут наши враги использовать против нас. Вы проведете вскрытие, чтобы пристыдить их?

– Да, хотя это будет тяжело для меня.

– Как близкий друг покойного и как беспристрастный врач Вы обязаны сделать это. Во имя Республики. Я уверен – Вы не найдете никаких следов отравления. И к Вашему мнению прислушаются.

«Разумеется, не найду, – подумал Биша;, – вы же убили его не ядом, а своими делами. Но доказать этого я не смогу, только наврежу себе и семье Дезо».

У покойного хирурга остались вдова и сын, которые нуждались в помощи. Кроме того, было необходимо издать результаты исследований Дезо. И надо было торопиться: Биша; чувствовал, что в последнее время стал часто уставать. У него появились ночной пот и  кашель – верные признаки одной зловещей болезни, которая сведете его в могилу быстрее, чем человек у окна. И так много надо еще успеть…

– Когда я приехал в Париж из провинции, гражданин Дезо не только приютил меня у себя дома, он стал еще моим наставником в нашем деле. Я мог только мечтать о таком учителе. Мой второй отец… Исполнив Ваше пожелание, я смогу хоть как-то отплатить ему за его доброту по отношению ко мне, – Биша; не верил, что говорит все это, – и, разумеется, гражданин Дезо не мог быть отравлен, как Вы уже сказали. Он так много оперировал в последнее время. Еще и лекции. Возможно, он просто перетрудился.



– Вот  все, гражданин Сийес, – усмехнулся человек со впалыми щеками, когда Биша; покинул кабинет, – никто не обвинит нас в смерти этого Дезо. Тем более, что мы действительно в ней не виноваты.

Человек в кресле задвигался. На секунду слабый пыльный солнечный луч скользнул по его лицу, лицу затравленного хищника,  который был озабочен вопросом собственного выживания среди себе подобных. Это был  Жозеф Сийес, бывший председатель Конвента и член Комитета общественного спасения. 

– Этот врач выполнит Ваше требование, гражданин Фуше. Но я слышал – у Дезо остались сын и вдова. Я полагаю, что Республика должна помочь им.

– Разумеется, мы же признаем его заслуги и известность. Его вдове будет назначена пенсия. Это также поможет нашей борьбе со слухами.

– Вот до чего нас довели Дюбо с Буленвилье, габель и «мадам Дефицит» – мы боимся друг друга и дрожим от ужаса при имени мэтра Сансона. Воюем со слухами.  А ведь стоило дофину Карлу, в свое время, послушать Этьена Марселя и, кто знает, что бы сейчас с нами было… Может, не было бы всех этих бесполезных жестокостей, которые мы совершаем во имя собственного страха. Какие мелочи… Мы вынуждены запугивать, интриговать, убеждать. Из-за чего? – человек в кресле сделал характерный жест рукой в сторону окна.

– Все гораздо проще и опаснее.  Мы катимся в бездну. Баррас и Тальен полагают, что в данный момент будет лучше, если мы назначим регента при малолетнем Людовике. Они полагают, что было бы правильным… – человек у окна сделал паузу, – сделать Людовика королем и ограничить его Конституцией.

– Они ошибаются, – перебил его человек в кресле, – король, регент – все это приведет нас к новым потрясениям. Поймите, мой друг, нам нужны не короли или депутаты, нам не нужны потрясения, нам нужен внутренний мир. Мы несем ответственность за его установление. Мы, и уж точно не Баррас с Тальеном. Да, нам нужен один человек, но не король. Стоит ли возвращаться в прошлое? Но мы должны контролировать этого человека.

Человек с лицом, похожим на маску, ничего не ответил. Он исповедовал религию личного благополучия – как Баррас и Тальен. Поэтому ему было все равно, кому служить и кого, при случае, предавать, чтобы спастись самому.