Детство и смерть

Каждый однажды неизбежно узнаёт о том, что неотъемлемой частью жизни является смерть…Она бродит, невидимая, не замечаемая никем между весёлых игр, всевозможных развлечений, удовольствий, безмятежного времяпровождения, между лакомствами, восторгами, смехом…бродит и молчит, как будто наблюдая откуда-то исподтишка за всеми, но однажды вдруг внезапно зловеще заявляет о себе во весь голос траурными одеждами, венками, цветами на крышке гроба, надрывающей душу музыкой, воплями, заплаканными лицами, склонившимися над покойником…Её появление всё переворачивает в душе, наполняет её новыми, незнакомыми прежде впечатлениями, заставляет по-новому взглянуть на мир и на самого себя…
Смерть…впервые узнав о ней в раннем детстве, когда умерла моя прабабушка, я спросила у бабушки: - А что такое «умерла»? - Ну это значит, её уже нет…, - ответила бабушка. -Как это нет? – спросила я. – Ну не стало…и никогда уже не будет…был человек, жил – и нет его… -А ты тоже умрёшь? - задала я такой страшный вопрос с детской жестокой невозмутимостью. - Конечно, - тяжело вздохнув, нехотя ответила бабушка. – И мама умрёт? – И мама, и ты когда-нибудь умрёшь…все мы умрём, все умирают…вечно никто не живёт…Я немного подумала, а потом сказала: - Сначала ты умрёшь, потом мама, потом тётя, потом…но бабушка строгим и грустным голосом прервала меня: - Никто не знает, не может знать, кто и когда умрёт…тут нет никакой последовательности, и от возраста ничего не зависит…ребёнок может умереть раньше дряхлого старика…
Однажды, придя из школы домой, я застала печальную картину. В доме царила какая-то непривычная тишина, с порога мне ударил в нос какой-то странный, как будто приторный  густой тяжёлый запах…окна были закрыты занавесками, зеркало у стены зачем-то завешано простынёй…посреди большой комнаты  стоял гроб, а в нём лежал мой дед. В комнате жарко и душно. Вокруг гроба сидят и стоят женские и мужские фигуры в тёмных одеждах, тихо переговаривавшиеся между собой. Увидев меня, бабушка, повязанная чёрной косынкой, подняла заплаканное лицо и тихо сказала: «Деда умер».
Умер…какое странное слово…в нём как будто кроется что-то таинственное, роковое, непостижимое, недоступное для понимания…
Я растерялась и совершенно не знала, как себя вести. «Подойди, попрощайся с дедушкой», - сказали мне. Я осторожно, как будто боясь чего-то, подошла к гробу, взглянула на деда и…замерла на месте. Его лицо, такое для меня знакомое, теперь выглядело каким-то чужим, странным…какая-то  вселенская, чужая безмятежность, недосягаемая для умов простых смертных, словно печать, лежала на этом лице.  Сероватое, бескровное, с воскового цвета лбом, с плотно сжатыми лилово-синими губами, резче выступающим вперёд носом, оно было каким-то непривычно спокойным и непривычно строгим. Это была совсем не такая строгость, как при жизни…теперь она  была как будто отрешённая, неземная…казалось, что он слушал речь кого-то неведомого или сосредоточенно размышлял над чем-то, закрыв глаза… наверное, так выглядят индийские мудрецы, когда погружаются на долгие годы в свою медитацию…всё это было так непонятно для моего детского восприятия, так непривычно и странно…Было в этом что-то непостижимое, не поддающееся объяснению…
Хотя в комнате были люди, мне почему-то стало немного не по себе…Холодок пробежал у меня по спине от какого-то странного ощущения, которое я не могла себе объяснить…Я смотрела на бескровные пальцы с синеватыми ногтями, переплетённые между собой, на очертания тела под белой простынёй, на гроб, обитый красной материей с чёрной лентой по краям, на бархатную подушку, на которой лежала голова деда…я не могла взять в толк,  что передо мной лежит лишь мёртвое тело. Что значит «его больше нет»? Вот же он, никуда не делся, лежит здесь…Ещё недавно мы с ним пили чай в большой комнате за круглым столом, ели бутерброды с маслом, ходили в Сад Пионеров, где он катал меня на карусели…ещё недавно он играл на гитаре и пел свою любимую песню: «Там вдали за рекой». Почему же он теперь лежит такой неподвижный, как будто спит? Умер…что это за тайна такая?
Оказавшись в совершенно непривычной для меня обстановке, я стояла и не знала, куда девать руки, где встать, в смущении теребила то фартук, то манжеты…Мне было неловко ещё и от того, что плакать мне почему-то совсем не хотелось…мне, семилетнему ребёнку, было неловко видеть плачущих взрослых. Я смотрела на заплаканные лица мамы, бабушки, тёти…у них был такой растерянный и жалкий вид, они выглядели такими беспомощными... Но разве взрослые могут так плакать, как дети?  Разве они имеют право плакать? Для меня это было так непривычно и так странно…в моём понимании в этом было какое-то постыдное проявление слабости…но ведь взрослые  всегда должны быть сильными, а плакать - это привилегия только детей...
Когда гроб с телом деда вынесли из квартиры, и поставили на табуретки возле подъезда, тотчас стала расти вокруг толпа зевак из соседей и просто прохожих…теперь все знают, что у меня умер дедушка…от этого мне тоже было почему-то не по себе…
В тот день я впервые услышала траурную музыку и впервые побывала на кладбище. Я была просто ошеломлена новыми впечатлениями. На кладбище было многолюдно, собравшиеся толпились вокруг могилы, произносились речи…в этой пёстрой толпе, как щиты, украшенные цветами и лентами, пестрели венки…изо всех событий того дня мне почему-то особенно запомнилось моё весёлое игривое настроение, совершенно неуместное в той обстановке и не соответствовавшее случаю, и одна особенность, которую потом я не раз наблюдала в течение жизни. Очень часто похороны почему-то случаются в ясные светлые дни, и когда хоронили деда, день тогда тоже был ясным и светлым, несмотря на позднюю осень. Дул холодный ветер, но небо было голубым, ярко светило солнце и всё вокруг было наполнено каким-то оживлением, звуками жизни…почти как у Тютчева: «А небо так нетленно-чисто, так беспредельно над землёй, и птицы реют голосисто в воздушной бездне голубой.»  Пока взрослые слушали речи и сыпали горстями землю в яму, я резвилась, поддавшись своему прекрасному настроению и от хорошей погоды, и от того, что взрослые взяли меня с собой, мне очень хотелось бегать, играть, шалить… Мама рассказывала, что я так разыгралась, что едва не упала в эту самую погребальную яму, куда должны были опустить гроб. В последний момент кто-то из толпы успел схватить меня за рукав пальто и отдёрнуть от края. Словом, я всех здорово напугала и заставила понервничать, да ещё в такой день…и за это меня потом наказали…
Похороны тогда проходили совсем не так, как сейчас. Я ещё застала то время, когда уход из жизни даже самого простого, обычного человека, становился поистине народным! Когда-то, лет шестьдесят назад, людей хоронили, что называется «всем миром». Первой о том, что в округе намечаются похороны,  как водится, узнавала местная детвора и старушки, которые казалось, родились, выросли и прожили весь свой век на лавочках.
Едва заслышав звуки траурной музыки, окрестная ребятня приходила в оживление. Один за другим выскакивали на улицу, собирались в кучки и возбуждённо кричали на всю улицу: - Хоронят! Хоронят!
-Там, в том доме, похороны! Сейчас будут, пойдём смотреть?
-Где похороны, где?
-Вон за тем домом…Пошли смотреть!
-Пошли!
-Ты пойдёшь?
-Пойду. А ты?
-Ой, а мне не разрешают…вдруг меня наругают…
-Да мы потихоньку…только сбегаем, посмотрим – и обратно…
-И я!
-И я пойду!
Ребята помладше упрашивали старших взять их с собой.
-А ты не пойдёшь с нами! - ехидно сказал маленькой конопатой девочке с растрёпанными рыжими косичками бойкий мальчишка. - Ты покойников боишься. Там покойник в гробу…страшно… У-у-у-у-у…
-Чё пугаешь?! Не пугай Маринку!- девочка постарше подбежала к мальчишке. Тот  сразу переключился на неё.
- А ты, Верка, сама боишься покойников!
Вера, девочка не робкого десятка, покрутила пальцем у виска и презрительно, вызывающе сказала:
-Ещё чего выдумал! Я не боюсь! Ты сам боишься!
Малышня, едва научившаяся говорить, но уже считавшая себя вполне взрослой, бегала по дворам и сообщала всем важную новость:
- А ещё там кафафалка приехала! Я видел...В ней покойника повезут! Сейчас покойника выносить будут!
«Ка-та-фалк», поправлял кто-нибудь из взрослых.
-Бежим! - И вся орава, как птичья стая, с криками помчалась по улице.
-Вова! Гриша! - кричит срывающимся старческим голосом вдогонку двум пацанам четырёх-пяти лет какая-то старушка, - а вам разрешали туда идти? Ну-ка, вернитесь!
Да где там…Разве можно упустить случай посмотреть такое необычное зрелище – похороны! Беглецов и след простыл.
Девчонка в зелёном сарафанчике, прижимая к груди грязную, растрёпанную куклу, кричит белобрысому пацану лет шести с мячиком под мышкой:
-Сашка! А я расскажу твоей матери, что ты на похороны ходил!
Мальчишка быстро оглянулся, слегка передёрнул плечами, сделав вид, что ничего не слышал, стукнул мячом об асфальт, поймал, снова сунул под мышку и побежал вдогонку за ещё двумя пацанами постарше, крича на ходу: - Пашка, подожди меня!
Каждому хотелось посмотреть, как будут выносить гроб, подойти к нему как можно ближе, и если повезёт, увидеть того, кто лежит в гробу…хотя бы одним глазком из-за чужих спин…Как он выглядит, покойник? Какое у него (у неё) лицо, руки…Было в этом что-то таинственное, страшное и в то же время так сильно манящее, что  страх перед словом: «покойник» сам собой куда-то улетучивался…тем более что всё происходило днём, а не ночью (чего бояться-то?)
К женщине, устало идущей по улице с тяжёлой сумкой, слегка сгорбленной под тяжестью, подбегает бойкая девчонка и звонким весёлым голосом сообщает:
-Тётя Галя, а ваш Костя ходил на похороны!
Женщина останавливается, как вкопанная и несколько секунд испуганно смотрит на девочку, потом словно очнувшись, быстро прибавляет шагу, и на ходу как будто сама себе говорит рассерженным тоном:
-Ну я ему задам…он у меня получит…
А девчонка, довольная собой, задрав нос, с важным видом возвращается к подружкам…
Посмотрев на похороны, и вернувшись к себе во двор, какой-нибудь мальчишка или девчонка весь день рассказывали друзьям всякие «страшилки» про покойников. Особым развлечением у некоторых было пугать младших и, видя, как у них глаза лезут на лоб от ужаса, громко хохотать на всю улицу.
- Ну что, Витька, ты видел гроб? –Видел! – важно отвечает Витька. -А какой он? – Ну такой…чёрный-чёрный…-А покойника видел?- Да, видел…там такой дядька в гробу лежит…- А страшный он? Ты боялся? - Да, он страшный такой…Там все боялись, а я не боялся. Я прямо возле гроба стоял! -Ух ты! Ничего себе…
Смерть, эта таинственная, зловещая, роковая сила, обладающая необъяснимой притягательной силой, играя в свои трубы, собирала вместе всех, от мала до велика.
Старушки, беседующие друг с другом о болезнях, вдруг как по команде, одна за другой вставали с лавочек, потирая спины и словно уверенные в том, что без них никого нигде не похоронят, шаркая старыми разбитыми башмаками по асфальту и переваливаясь, как утки, устремлялись к людскому сборищу,  на ходу поправляя платки на головах. Среди этих старушек, как водится, было много матёрых сплетниц, жадных до новостей и любительниц «перемывать косточки», они торопились первыми узнать новости, чтоб потом, сдобрив их собственной выдумкой, рассказывать о них своим подружкам на соседних лавочках.
Улицы заметно оживлялись, выходили из своих домов женщины с колясками, с младенцами на руках, мужчины, дряхлые старики…самую разнообразную публику всех возрастов как магнитом притягивало к месту, где вот-вот должны были начаться похороны.  Многие шли машинально, не в силах отдать себе отчёт в том, что их тянет туда, на это печальное зрелище, это было выше обыденности, выше житейской суеты…это что-то необъяснимое, заставляло людей, таких разных, собираться вместе. Для  кого-то это было чем-то вроде развлечения, просто зрелища, другие просто  подходили и тупо глазели, чтобы провести время, для кого-то наблюдение чужого горя было способом хоть ненадолго забыть про своё… недавно пережив потрясение от утраты кого-то из близких, они шли сюда, инстинктивно ища поддержки. На похоронах многие знакомились, заводили себе друзей, и даже находили себе пару…так смерть соединяла людей для жизни…
Узнав по «сарафанному радио» печальную новость, целые толпы собирались у подъездов, где появлялся покойник, в ожидании выноса гроба, спрашивали друг у друга:  - А кого будут хоронить? – Сами не знаем. – Говорят мужчину какого-то…-Старого? – Нет, говорят не старого. –А от чего умер? Понемногу завязывался разговор…На похоронах праздный слушатель всегда мог услышать множество историй о том, кто, как и от чего умер, по ним можно было бы написать целую книгу о Смерти.
Мужчины соединяются в кучки, стоят поодаль, курят, изредка перебрасываясь фразами друг с другом, несколько женщин окружили рассказчицу, которая что-то говорила вполголоса, оживлённо жестикулируя…Женщины и девушки, раскрыв рты, слушают её рассказ. Она  ведёт себя, как актриса, во время рассказа то и дело разводит руками, поднимает брови, картинно таращит и закрывает глаза…какой-то старик, старый-старый, «в прошедшем веке запоздалый», шаркая ногами, сгорбившись, тряся седой головой, безучастно глядя перед собой, ходит взад-вперёд мимо толпы, что-то тихо бормоча себе под нос…Поодаль, возле старого тополя стоят несколько мужчин-музыкантов с трубами и барабаном. Вдруг двери подъезда открываются…все притихли…взоры жадно устремлены внутрь….И вот наконец в дверях показался гроб, который несли на длинных белых полотенцах, перекинутых через шеи, несколько мужчин в белых рубашках и чёрных брюках… Следом за ними с крыльца, обнявшись друг с другом, спускаются две женщины. Одна, помоложе, еле держится на ногах, как от сильного опьянения…она глухо рыдает, склонив голову на плечо другой, постарше…волосы молодой растрёпаны, она кулаком вытирает слёзы со щёк и между рыданиями что-то невнятно говорит…вторая прижимает её к себе, на лице её строгое, суровое выражение… следом выходит ещё одна в чёрном и плачет громко, с подвываниями…то и дело к гробу подходят мужчины и женщины с венками и цветами в руках…А вокруг благоухает весна, ярко светит солнце, звонко и радостно поют птицы…Совсем как у Бунина: «И во всём была смерть, смерть, смешанная с вечной, милой и бесцельной жизнью».
Вдруг, словно разрывая на части скорбную тишину и воздух, напоённый весенними ароматами, грянула траурная музыка…С первыми её звуками послышались рыдания, они становятся всё громче, перешли в истерику…всхлипы…плач…причитания…Все притихли, разговоры умолкли. Кто-то в толпе утирал слезу, старушки подносили платочки к глазам…курильщики застыли, опустив руки с недокуренными сигаретами. Но вот под звуки музыки гроб понесли к катафалку. Толпа зашевелилась, запестрели цветы на венках…И пополз этот пёстрый людской поток по улице…
-Смотрите, вон гроб несут!- кричала ребятня друг дружке. -А ну-ка, тише!- кто-нибудь из взрослых прикрикнет на них.- Сейчас нельзя громко разговаривать!
Ребятня изо всех сил пытается пробиться между взрослыми, чтобы увидеть покойника, но народу так много и все стоят так плотно, что почти нет никакой надежды что-либо разглядеть…кто-то вставал на цыпочки,  наиболее шустрые, в основном мальчишки, умудрялись протиснуться между взрослыми, словно ловкие зверьки сквозь густую чащу, поближе к гробу и смотрели во все глаза, пока кто-нибудь из взрослых не обращал на них внимания и не спрашивал: - Мальчик, ты чей? Тогда самовольный «зритель» тут же исчезал в толпе. Наиболее заядлые и отчаянные любители приключений, «экстремалы»,  взбирались на деревья или забор. Это конечно, было довольно рискованно, можно было запросто свалиться оттуда, зато сверху всё хорошо было видно и никто не выгонит и не помешает спокойно всё рассмотреть.
Траурная музыка в детстве почему-то производила на меня особое впечатление. Сперва мне, чисто из любопытства, хотелось подойти как можно ближе к музыкантам…какие они, люди, от которых исходит эта необычная музыка? Как они играют, на каких инструментах? Но оркестр всегда почему-то всегда был окружён такой плотной толпой, что протиснуться к нему не было никакой возможности…однажды, на похоронах деда, мне удалось оказаться совсем рядом с музыкантами. К моему удивлению, я увидела обычных, ничем с виду не примечательных людей… нескольких мужчин, таких же, как и другие…увидела большую медную толстую трубу, сияющую на солнце, которую держал солидный мужчина маленького роста в чёрной кепке, другой был повыше ростом, смуглый и очень худощавый, у него через плечо на широком толстом ремне висел большой, потёртый, видавший виды барабан с огромной и почему-то мохнатой колотушкой… У третьего были в руках большие тарелки…Но когда они начали играть, меня вдруг охватило такое беспокойство и страх, что хотелось убежать куда-нибудь, чтобы больше никогда не слышать этой музыки…одно дело слушать её издали, и совсем другое, когда ты рядом с ней…Бум! И сердце в страхе сжимается, замирает в груди… нет, я не в состоянии это вынести…мне показалось, что моя грудь вот-вот разорвётся и сердце выпрыгнет из неё и  убежит куда-нибудь далеко-далеко от этих звуков…после того дня они ещё долго звучали у меня в ушах, даже во сне…с тех пор я всегда старалась держаться от похоронной музыки подальше.
Я часто видела, как при первых же её звуках особенно чувствительные люди начинали неистово громко и безутешно рыдать, кто-то даже падал в обморок, у кого-то начиналась истерика…У меня было такое ощущение, что эта истерика была вызвана не столько собственно самим горем, сколько во многом именно траурной музыкой, которая сильно влияла на психику. Люди метались, потому что были не в силах её выносить…Только человек с очень толстой кожей и каменным сердцем может невозмутимо слушать похоронную музыку рядом с музыкантами. Через много лет, когда мне случилось быть в храме во время литургии, подобное действие на меня оказала церковная музыка. Когда запел хор, слёзы вдруг так и полились из моих глаз. Я ничего не могла с собой поделать. Оглядевшись вокруг и увидев спокойные лица, я подумала: «как же можно спокойно слушать это?» Нет, и этих звуков я не в состоянии была вынести, и мне пришлось уйти из храма.
Наблюдая за похоронами в детстве, и волей-неволей привыкая к тому, что смерть является частью жизни, я получала много новых впечатлений…Поскольку я была ещё ребёнком и смотрела на всё детскими глазами, я не могла ещё в полной мере осознать весь ужас смерти, потери близкого человека, как его ощущали взрослые, но всё, что с ней связано, уже тогда было для моей детской души настоящим потрясением…я совершенно не знала, что делать с тем обилием новых впечатлений, которое нахлынули на меня, со смешением чувств, которое я не в состоянии была «переварить»…страх, любопытство, растерянность - всё смешалось вместе…всё это было таким манящим и таким отталкивающим…оно заставляло привыкать к тому, что в мире есть такая великая, зловещая, роковая сила, которая превращает живого человека в мертвеца, а других  заставляет плакать о нём, страдать и может даже свести с ума…Что в сравнении с этим мои детские слёзы? Нет, эта великая сила - смерть вызывает и великие слёзы…Эта сила заставляет даже взрослых плакать, как дети, не только женщин, но и мужчин, стариков…она делает их беспомощными и жалкими, отнимает у них силы и может забрать с собой… уже тогда в детстве во мне как будто зрело предчувствие о том, что эта великая зловещая роковая сила, с которой ничего нельзя поделать, не щадит никого…ни моего нежного детского сердца, ни моих родных…никого на свете…и нет ничего в мире, что могло бы спасти от неё…

1.07.2021