Дождь и снег

Моросящему дождю, казалось, не будет конца. Цветы задыхались в тёплых испарениях, виноградные грозди висели у самой земли, и под весом плодов, густо покрытых каплями, ломались яблоневые ветви. Кочаны капусты будто плавали по огородам, как кораблики, распустив паруса бледно-зелёной листвы.

В пять часов утра улицы города были пусты, и у парнишки, что медленно брёл, неся большой чемодан, был не очень бодрый вид. Похоже, он проблуждал под дождём не один час — с его плаща потоками сбегала вода.

— Юноша, сюда! — позвал кто-то за спиной.

Приезжий оглянулся. Из приоткрытых дверей одного из коттеджиков на чистый, вымощенный камнем тротуар ступила нога в клетчатой штанине, далее высунулся большой зонт, из-под него махала рука в таком же клетчатом рукаве. Слегка присев, парнишка заглянул под зонт и увидел продолговатое лицо, окаймлённое реденькими светлыми волосами.

— Юноша, я приглашаю вас к себе. Буду рад, если вы зайдёте ко мне.

Парень пожал плечами: мол, что поделаешь, деваться некуда, и, стараясь не стучать каблуками, поднялся по крутым ступенькам в небольшую прихожую. Двери перед ним были раскрыты, за шторами стояла мягкая темнота. Приложив палец к губам, длиннолицый мужчина показал на другую дверь.

За ней была очень скромно обставленная комнатка: диван, старое кресло; все стены занимали стеллажи из грубо обструганных досок, на них стояли бесчисленные папки.

— Ну вот, — сказал хозяин. — Теперь вы по крайней мере можете обсохнуть. Отдыхайте. Наверное, изрядно подустали?

— Да. Я приехал в полночь и не смог устроиться в гостиницу. Оттуда меня бесцеремонно выпроводили, поскольку не было мест. Никогда бы не подумал, что в вашем городке в гостиницах нет мест!

— И что, бродили всю ночь?

— Не совсем. Немного вздремнул на лавочке под каким-то навесом. Но вскоре и он промок.

— Я приготовлю вам чай. А вы тем временем послушайте, как шумит дождь. Непременно послушайте.

Уже совсем рассвело. После бессонной ночи в голове стоял шум, и всё казалось слегка нереальным: грани между привычным и неожиданным были размыты. Если бы он чувствовал себя иначе, то кто знает, воспользовался ли бы приглашением незнакомого человека, зашёл бы сюда ли, а сейчас всё казалось естественным: он замёрз, утомился и нуждался в отдыхе. Добрый человек создал ему условия — вот и спасибо ему…

Но спать не хотелось: было слишком поздно или слишком рано.

Дождь шелестел неторопливо, ласково, а звуки его ежесекундно были другими — то мягкими, то звонкими, то шуршаще-тихими, будто кто-то гладил чьи-то волосы. Парню почему-то подумалось, что в садике, наверняка, растут разные деревья и кусты — яблони, абрикосы, а может, акация или жасмин; падая на их листья, капли звучат по-разному — целая тебе симфония, приглушённая, но могучая, плывёт и плывёт за окном.

А ещё он подумал, что до сих пор не слышал чего-то подобного: жил в большом городе на одиннадцатом этаже, и звуки дождя всегда терялись в шуме машин и торопливых шагах прохожих.

В комнату вошёл хозяин, держа перед собой поднос, — на нём стояли вазочка с печеньем и стаканы с чаем. Парень сказал:

— Я очень благодарен вам. За приют. За чай. За дождь…

— И за дождь?

— Да, и за дождь. Я впервые в жизни вслушался в его мелодию и оценил её.

Хозяин поставил недопитый стакан:

— Скажите, вы очень хотите спать?

— Нисколечко.

— Тогда прошу внимания.

Он взял со стола листок бумаги и прочитал:

Когда покинем этот яркий свет,
не станет в нём ни хорошо, ни плохо.
Лишь оборвётся беспокойный след,
и путь, что прерван, отзовётся вздохом.

Странное чувство охватило парня. Он любил поэзию, а в этом стихе было что-то неуловимо общее с дождём, неторопливо шелестевшим за окном, с запахом мокрой земли и зелени, с этим неожиданным знакомством. И хотя в стихе были слова «Когда покинем», парень вдруг остро почувствовал, что — живёт, что — будет долго жить; слова, звуки, запахи, мысли, воспоминания, надежды и предчувствия — всё сразу нахлынуло на него и без следа смыло вялость, оставшуюся после бессонной ночи.

И будет с шелестеньем снег идти…

— Боже мой, — пробормотал хозяин. — Снег? А почему, собственно, снег? И откуда он, тот снег, взялся? О снеге мне ничего неизвестно…

— Дальше, — попросил парень.

Извинившись улыбкой, хозяин прочитал дальше:

И будет с шелестеньем снег идти,
живущий миг в руке, а в мире — вечность.
Ждут впереди тернистые пути,
за ними — тьма и мига бесконечность.

Мы вновь вернёмся — может быть как сны,
а может и проклятьем отзвучалым:
конец зимы и первый день весны —
конец начала ли? конца начало?

Да, будет с шелестеньем снег идти,
и обновляться по весне природа.
И на одном непройденном пути
вновь упадёт зерно, желая всхода.

Всё будет, как и было. Лишь в реке,
с вершин небытия несущей волны,
вдруг задрожит слезою на щеке
созвездий круг, разлуки болью полный.

Он умолк, несколько минут молчали оба, потом юноша сказал:

— Да. Теперь я всё понял. Вы поэт. Мне следовало об этом догадаться сразу: ведь простые люди не имеют обыкновения приглашать в дождь незнакомцев. И я должен сказать: вы — чудесный поэт. Пожалуйста, назовите мне свою фамилию. Может, я её знаю?

Хозяин, до сих пор сидевший с таким выражением, будто сам не верил произошедшему, покачал головой:

— Нет, нет и ещё раз нет! Это — дождь. Ваш чудесный поэт — дождь, я всего-навсего ухитрился записать то, что он сочинил.

«Конечно, — подумал юноша. — Конечно же, он скромный человек и может о себе сказать только так. Дождь навеял ему и этот ритм, и образ».

— Не верите? Я сейчас поясню вам. — Подхватившись, мужчина прошёл, почти пробежал вдоль стеллажей, кончиками пальцев касаясь папок, будто клавиш.

— Видите, дождь — естественный генератор шума: случайных, однако последовательных явлений. А ведь каждая капля падает по-своему. Я приладил за окном фотоэлемент… Скачки тока, возникавшие при падении дождевой капли, совсем не тяжело было превратить в последовательность импульсов: импульс — единица, его отсутствие — ноль. Моя печатная машинка, куда эти импульсы попадали, печатала при комбинации 10000 — букву «а», при комбинации 01000 — «б» и так далее. И вот представьте себе, что это хаотичное сочетание нулей и единиц давало бесконечное количество строчек, большей частью совсем бессмысленных, но порой… О, порой! Порой откуда только бралось осмысленное слово, я их выписывал одно за другим… Вы видите эти тома на полках? Сорок раз я менял их. Сколько дождей прошумело за моим окном за те двадцать лет, что я вёл эти записи, а сколько капель упало… человеку просто неведомо число, которым можно было бы определить количество этих капель. Зато этот стих… зато появился стих, который вы только что услышали. Теперь вы поняли, что я не имею к его созданию никакого отношения? Автор произведения всё же дождь.

Парень взял одну папку, открыл её. Бесчисленные буквы спешили одна за другой, перетекали со страницы на страницу, ручейком струились в бесконечность.

Поражённый, парень посмотрел на хозяина:

— Но ведь двадцать лет… Двадцать лет! Откуда у вас такое терпение? И зачем вам такая работа?

Кажется, ему не следовало так говорить, лицо хозяина слегка охладело.

— Не понимаете? Я математик. Я хотел показать людям, на что способна математика. Я хотел выяснить, действительно ли она так близка к поэзии, как мне кажется. Ведь великий Дирак не имел нужды проверять алгебру гармонией — он просто не видел разницы между первым и вторым. Наконец мне было интересно… Вы поняли?

— Разумеется, — поспешил уверить его парень. — Но всё равно вы — поэт. Поэт в математике…

Глаза хозяина по-детски засияли, он засуетился, схватил поднос, выбежал. Вернулся с большими яблоками — мокрые, розовобокие, они излучали тихий, янтарный свет.

— Как вас зовут?

— Саша.

— А я Павел Иванович.

— Я даже не надеялся, что судьба подарит мне такое знакомство… Только… Знаете, мне всё-таки интересно, что вы будете делать с этим стихом. Предложите какой-нибудь редакции?

— Нет. Как можно? Он же не мой.

— Ну, пускай это будет стих дождя. Но вы его нашли и записали. Кого же считать автором? Чей он наконец?

— В том-то и дело, что он — непременно чей-то. Когда-нибудь на земле появится человек, он вырастет и ему захочется писать стихи. Как-то — не знаю уже, когда это будет и по какой причине, — в голове у него сами по себе вынырнут строчки:

Когда покинем этот яркий свет…

И с того момента человек станет их рабом: слова будут ложиться на бумагу так, будто кто-то их диктует, а когда будет записано последнее, человек прочтёт стих вслух и удивится сам себе. Как это случилось? Откуда взялось? Ведь до сих пор ему подобные мысли и в голову не приходили. Можно много говорить об извечном таинстве творчества, но всё проще. Этот стих существует в ноосфере объективно, как в природе существует ветер, дождь, цветок или яблоко… Все прекрасные мелодии или стихи существуют объективно — во времени настоящем или будущем. Они — продукт естественных генераторов шума, а из них человеческий мозг — совершеннейший. Но в природе из хаоса возникают закономерности, а из ритма дождя — поэтические строки… Поэт напишет стих минут за десять, я же потратил на его поиски двадцать лет. Думаю, мне очень повезло: на такую работу могло бы не хватить и жизни.

Хозяин съел яблоко и, покусывая хвостик, задумался. Затем произнёс:

— Слушайте, а может, такой человек уже родился и вырос? Может, он уже успел написать этот стих?

Парень не ответил, потому что вслушивался в дождь. Дождь шелестел, шуршал, шептал в листве разных деревьев, среди созвездий плодов и цветов.