Жизнь, похожая на мою. Отрочество. Дружба

Весну и лето 1961 года я провел большей частью в доме, где родился и где жили бабушка, дедушка и тетя, но тетя геолог и с весны до осени была в экспедиции.
Мы с папой её всегда провожали до железнодорожного вокзала. Там в купе на столике стояла настольная лампа и шторы на окне, и занавески. Мне всегда хотелось поехать в вагоне с зеленой лампой. Сидели на диванах в купе и ждали отхода поезда. Заходили попутчики, тоже геологи, у всех были вкусные домашние припасы.
Пассажиры были в возбужденно-приподнятом настроении, я думал сейчас поезд тронется, и они накроют стол и будут есть свои припасы под стук колес, и потом будут ложиться спать, а поезд будет свистеть гудком и мчаться в темноте через леса, поля, мосты и горы.
Хотел и я ехать в поезде, но мы выходили из вагона, махали рукой, и нам тетя махала рукой из окна.
Я не знаю, что они искали и что находили, но потом поздней осенью и зимой она обрабатывала свои изыскания и писала отчеты и публикации.
Тетя была кандидатом наук, и у меня в голове с трудом укладывались понятия: кандидат в депутаты и кандидат наук. Почему один кандидат становился в итоге депутатом, а кандидат наук так и оставался кандидатом.
Видимо она что-то интересное писала, и ей часто приходили письма из-за границы и даже из Америки. Приглашали на конференции и на работу. С писем я потом отпаривал марки.
Конечно она никуда не ездила. Тетя не была членом партии и даже комсомолкой, но её приняли в университет и забыли, что она не комсомолка, и вспомнили только на четвёртом курсе, и тут она всем сказала, что она верующая. Училась она хорошо, и её оставили в покое.
После пятого курса её назначили начальником экспедиции в Якутию, но она категорически отказалась и сказала: поеду главным геологом, а начальником поставьте парня с 4-го курса, фронтовика без руки, нет у меня, женщины, желания с мужиками в разборки вступать.
Она часто потом вспоминала эту первую экспедицию, как проводники якуты настаивали каждые полчаса делать привал и пить чай. Она до самой пенсии вспоминала, как удачно отказалась от должности начальника экспедиции.
Ну, я отвлекся. У меня был в соседнем дворе друг Андрей и товарищи: его сестра Наташа, Верочка и тоскливый Артём с соседней улицы, у Артёма то ухо болело, то зуб, а потом он и вовсе уехал к бабушке в деревню Вязовку.
В то время все ходили смотреть американский фильм про Одиссея и циклопов.
Мы с мамой тоже пошли в кинотеатр «Пионер».
Когда на экране показался циклоп я наклонил голову за спинку впереди стоящего кресла и в щель между креслами одним глазом смотрел за циклопом. Мама меня уверяла, что я залез под кресло, но я вас уверяю, что нет, не залез, а только пригнулся, но она всю жизнь настаивает на своем. Не переспоришь.
Родители имеют такое обыкновение рассказывать всякие глупые истории про своих детей или фотографировать их в годовалом возрасте в голом виде или на горшке. Потом их, родителей, это умиляет годами, они рассказывают это всем друзьям и родственникам, и вашей девушке, которую вы привели познакомиться с ними. И вашим детям и даже внукам. Ведь это незабываемое впечатления их молодости.
В саду дома моего друга Андрея была беседка со столом посередине. Рядом высокое дерево с настилом из досок на ветвях на самой высоте. Без всякого ограждения. Настил сделали наши уже взрослые предшественники. К настилу вели поперек ствола прибитые планки.
Мы придумали игру по мотивам сюжетов про Одиссея и Синдбада-Морехода.
Беседка была кораблем, ограждение и лавки были ограждением и палубой, а под столом была каюта.
Андрей был Синдбадом, Верочка - принцессой, Наташа - служанкой принцессы, а я матросом или солдатом.
Андрей мог залезть на настил и Наташа тоже, а я только метра на четыре по стволу. Залез я туда только в 8 лет и не чувствовал там себя комфортно.
Девочки одевали на себя занавески и кружевные салфетки, закрывающие лицо, как восточные женщины.
Андрей, он же капитан корабля, он же Синдбад-Мореход или Одиссей, залезал на настил и наблюдал оттуда за пиратами или за появившимся из-за горизонта островом.
Он отдавал мне команды готовится к бою с неприятелем, сам спускался с дерева, потому что один солдат в поле не воин, и мы вдвоем отбивали атаку.
Принцесса и служанка в это время сидели в каюте под столом.
Когда враг был побеждён, капитан спускался в каюту и целовал спасенную принцессу. Свою сестру Наташу он целовать не хотел, поэтому принцессой всегда была Верочка.
В эту игру мы играли несколько лет, лет до десяти.
Когда я научился залазить на настил, и я был капитаном иногда и целовал Наташу, которая в этих случаях становилась принцессой.
Конечно, у нас было много других игр.
Позже мы играли в мушкетёров и в рыцарей, и в индейцев, вовлекая в наши игры мальчиков и девочек с соседних дворов. Но мне нравилось больше всего целоваться с Наташей, она была постарше меня немного и у нее были пухлые губы и светлые волосы.
В первом часу по полудни приходил дедушка и звал меня обедать. Перед обедом бабушка вела меня в палисадник, говорила: «Раздевайся, я тебя из леечки окачу», и поливала меня из лейки водой с головы до ног. Давала мне новую одежду. Одежда была - парусиновый костюм, это были просторные шорты из тонкого брезента до колена и рубашка на выпуск из того же материала, с накладными карманами на груди и на боках, застежка - четыре пуговицы, трусы и сандалии на босу ногу.
После обеда, до половины четверного или до трех, я был дома.  А потом, до вечера с перерывом на обед, опять на улице, во дворе у друга.
Вечером меня опять мыли и переодевали. Потом закрывали дом на все запоры, закрывали ставни и вставляли щиты. Я помогал носил стальные прутья для щитов из сеней.
Собаке мыли лапы, он злился скалил свои белые зубы. Пасть у него была черная как нос, а язык розовый.
Пили чай.
Потом я по маминому заданию должен был почитать книги или попробовать почитать. Меня ужасно раздражала книга про Алису в стране чудес, подаренная мне маминой интеллектуальной подругой Верой, актрисой драматического театра им. Карла Маркса. Впоследствии она станет главным режиссёром театра в Твери, очень известным человеком.
Вера с мужем жила в общежитии рядом с театром, и мы ходили с родителями к ним в гости, и мне запомнился в их комнате шкаф на двери которого был нарисован большой черный черт с рогами и желтыми глазами и длинным хвостом. У черта был длинный розовый язык, как у собаки и красная гитара. У Веры тоже была гитара, и она пела романсы. В комнате стоял пряный запах духов и пудры.
Театр давно перестроили, а общежитие, где жили актеры, так и стоит без изменений.