Звонок

Родион зашёл в подвальную комнату, небрежно скинув с себя полезшую проплешинами коричневую кожаную куртку. Отпихнул ногой, не разуваясь. Подошва и так прилипала к грязному липкому полу, как мухи к пятну сладкого чая на столе, что он разлил несколько дней назад.


В воздухе все равно пахло горклой сыростью и жарой, как в парилке. Отчётливо слышался запах газа, отчего мужчина перекрыл недовольно кран. На дверном косяке пошла плесень, что он без особого желания, так это, от безделия, соскоблил зажигалкой. Открыв вытяжку, Родион впустил поток затхлого кислого воздуха в комнату.


С размаха он опустился за низкий стол, что по краям уже рассохся рассыпающимся опилками ДСП. Под потолком качнулась тусклая лампочка, что осветила его равнодушное лицо желтым неприятным. Качнулась, замигала непродолжительно и тут же перегорела, скидывая на пол тонкие куски стекла. Совсем не похоже на стробоскоп. Один треугольник прочертило по огрубевшей коже щеки, застряв там же, но Родиону дела до этого никакого не было.


На столе было раскидано бесчисленное количество телефонов и проводов. Какие-то даже не вынимались из гнезда зарядки, просто болтались на проводе без блока. Сам он мотал на грубую большую грязную ладонь удлинитель. Перестал заряжать — надо было спаивать, если от проводов в обмотке осталось хоть что-то, что можно было спаять. Иначе мало на что годились тонкие всклоченные, как непромытые волосы, вытащенные мотки меди с алюминием.


Сам заниматься не хотел, а Иваныч за полбутылки самогонки, может, и сообразит чего. По образованию был электриком в своём браничевском Кучево, а по призванию… Не вышло из него Леонардо Да Винчи местного разлива и с лапником у порога, зато с идеей в голове. Извини, старик, половину выпил, а больше и не нашлось. Когда выдастся шанс, он постарается взять не верёвку и мыло с душистым запахом такого же мыла, а не цветочков на упаковке, а и тебе шкалик. Деньги давно неликвид.


Родион выскреб из почти пустой мутной литровой банки остатки жирной тушенки со стенок. Вкуса не чувствовал, только жир, что попадал на зубы. Грубо откусил с черствой буханки чёрного хлеба кусок. Проглотил на сухую. Трапезу прервала трель звонка.


Он скинул окончательно пустую банку в раковину. От небрежности с самого дна у неё отвалился край и теперь из него выглядывал край такой же закопченной, как раковина, ложки. Все помещение померзло копотью и пропиталось газом. Сверху посыпался какой-то песок. Звонок утих на пару минут, чтобы разразится вновь.


Ему всегда звонили и Родион исправно, раз от раза, чуть надламывал льдистый спокойный голос, чтобы сообщить безрадостную новость. Для кого-то и радостную. Встречал случаи и вздохов облегчения на том проводе, таким и смерти собачьей пожелать было не грех, но чаще сопли и слёзы матерей, сестёр, реже отцов. И без всякого сожаления разламывал надвое сим карту и скидывал раздроблённый молотком для отбивания мяса телефон в мусоропровод прямо под окнами его бывшей квартиры. Пятый этаж, улица Первомая. Мусорщик недавно умер, теперь автомобиль просто стоял посреди улицы.


Неважно какая сторона у монетки, — победителя в этой игре попросту нет.


Вибрация снова разрезала тишину комнаты. Он никогда ничего не говорил первым, дожидаясь от собеседника начала.


Они были стандартные и примитивные. «Привет», «Здравствуй», «Как дела?».


Родион скинул сигаретный пепел себе под ноги, где под подошвой берцев расплывалась мерзкая рудная лужа. Только сейчас обратил внимание, что зазвонил телефон без сим-карты, который был первым претендентом на выкидку, его дёрнули прямо перед этим моментом. Даже молоток с налипшей стекольной крошкой рядом. Он ударил им себя по ноге бездельно.


Родион окинул глазами выученную наизусть и выжженную с той стороны век короткую записку с идентичными для всех и каждого словами.


Тишину разрезали хриплое дыхание, приглушенное шуршанием, и треск на другом конце провода. Он прервался долгим и лающим влажным прочищением горла. Не иначе, как кровь в глотке булькала.


— Позвоните моей матери в Приштину. Скажите, что я умер завтра.


Короткие гудки перебоя связи. Вот и «Привет». Сигарету Родион затушил о центральную кнопку экрана, безжалостно дробя с размаха сенсорный экран в мелкие трещины и стеклянную пыль.


Ему всегда звонили. Потому что ему самому звонить было некому. В Приштину. Сам не позвонишь, никто не позвонит, чтобы сообщить о том, что ты умер.


Звонили до этого, звонят сейчас, что беззвучно разрываются сразу несколько телефонов на последних процентах своей зарядки, сенсорные и кнопочные, и будут звонить ещё сколько раз после этого.


И впервые с нерабочего телефона попросили позвонить. Ведь завтра была война.