Генерал

В морге было тихо и спокойно. Помещение, где лежали покойники, больше напоминало санаторий. На окнах стояли цветы, на стене висели часы ходики и копия картины «Иван Грозный убивает своего сына». История, как она оказалась в таком месте, очень поучительная.
Шестидесятилетний художник Углов на улице потерял сознание, молоденькая фельдшер скорой помощи констатировала смерть. Была пятница, 7 марта, все спешили домой, поэтому художника просто поместили в эту палату. Ночью покойник очнулся и понял, что он находится в морге. Но не стал барабанить и звать дежурного санитара, а дождался утра. Чувство юмора его в шестьдесят лет не покинуло, и когда утром дежурный врач-патологоанатом открыл дверь, то увидел стоящего голого человека. Врач был молодой и неопытный в таких делал, поэтому он потерял сознание. Когда прибежали врачи и дали понюхать нашатырный спирт, врач пришёл в себя. В знак благодарности и успешного исхода этого случая художник написал копию картины «Иван Грозный убивает своего сына», которую и подарил моргу. Подарок главному врачу не понравился и вешать его в кабинете он не стал, а посчитал, что в палате номер три ей как раз место.
В эту палату помещали известных людей города: артистов, депутатов чиновников, военачальников, криминальных авторитетов, но когда эта публика была жива, то сюда привозили простых смертных.
В палате было четыре покойника. Первой подала голос рыженькая двадцатилетняя красавица Маргарита:
– Да, завтра нас всех раскромсают, послезавтра закопают, и в ад попадём, – сказала она.
– Почему же в ад? – возразила ей пятидесятилетняя женщина.
– А куда же? Я точно в ад.
– Почему?
– Да я последние два года каждый день грешу. Оказываю услуги интимного характера.
– Ты что, проститутка?
– Да вроде того.
– Ты что, другое ремесло не могла себе подобрать?
– А что делать надо было? Я в Москву приехала из Владимирской области. Мать всю жизнь дояркой проработала, на доске почёта висела, а потом, когда Горбатый союз развалил, у нас и колхоз развалился. Выдали нам бумажки на землю, что мы собственники, а что с этой землёй делать, никто не знал. А тут фермер из Москвы объявился, продайте свои паи мне, у меня будет фермерское хозяйство, вас на работу возьму. Ну, мы уши развесили и продали ему свои паи за бесценок. А он вместо нас на работу из Средней Азии гастарбайтеров принял. Поселил их в коровнике. Вот они на него и ишачат, а у меня мать заболела. Ослепла, да и кисти рук перестали сгибаться. Профессиональные болезни начали выскакивать. Вот я на заработки и подалась в столицу. Специальности никакой нет, а мне на лечение матери много денег надо было. На операцию глаз я денег матери накопила, слава Богу, видеть стала, а вот на лечение рук не успела. Этот сутенёр Бублик деньги нашёл и решил, что я от него утаиваю, не все проценты плачу, избил меня, я вот головой о кровать и стукнулась. Так в морге и очутилась.
– А вы, такая шикарная женщина, как здесь очутились? Если бы я была художником, ваш портрет написала бы. Вы очень красивая, – обратилась Маргарита к женщине.
– Только муж этого не знал, другую себе, молодую, нашёл.
– Что, изменил вам?
– Да, изменил. Взял на работу к себе бухгалтером тридцатилетнюю девицу Виолетту. При социализме муж в НИИ работал, а как капитализм наступил, будь он трижды проклят этот строй, в бизнесмены подался. В городе электрические подстанции строит. Ну взял себе нового бухгалтера, ну и взял. Мало ли у него баб работает. Однажды я просыпаюсь ночью, а он меня гладит и во сне говорит: «Вита, Вита, любимая моя». Ну я ему утром ничего не сказала. На работу пришла сама не своя. А у меня подруга Светка на работе спрашивает: «Что случилась?» Ну я ей всё и рассказала. А она мне посоветовала: «А ты проверь его». Я и проверила. Сказала, что уехала на фазенду на неделю. Через день приезжаю, открываю ключом, а он не лезет, я звоню, звоню… минут пять звонила. Наконец открыли. Захожу, сидит эта пигалица в кресле вся растрёпанная, и муж мой Федя защебетал: «Ты, Иришка, ничего не думай, мы полугодовой отчёт делаем». Смотрю, а трусы под креслом валяются. Я ему и говорю: «А трусы бухгалтер специально сняла, чтобы лучше дебет с кредитом сводить?» После этого подала на развод. Когда он десять лет назад попал в аварию, я его из ложечки поила, на ноги поставила. И вот она благодарность. Они поняли, что дом в Испании при разделе мне отойдёт, вот и избавились от меня. Так всё ловко подстроили, что комар носа не подточит. Через неделю после подачи заявления о разводе сажусь в свою машину, еду на скорости, перед светофором начала тормозить, а тормоза не работают, я прямо в фуру. Вот здесь и очутилась.
– Да, жизнь несправедлива, – подал голос молодой человек лет двадцати пяти.
– А вас как звать? – спросила Ирина.
– Андрей.
– Андрюша! А вы, такой молодой, в нашей компании как очутились? Вам ещё надо было бы жить и жить.
– Да пошли с ребятами в кафе после работы, я архитектором работаю, а там бритоголовые к девушке-узбечке начали приставать, я за неё заступился. Вроде они ушли, а когда я вышел из кафе, они меня битами и убили. Жалко, дом своей мечты не построил. Я дом спроектировал, что там всё будет автономно. Не надо провода тянуть, газ проводить, отопление…
В это время раздался стук. Что-то упало на пол. В самом углу на столе лежал четвёртый обитатель этого заведения. Это был старик, на вид ему было лет девяносто. Он один лежал на животе, в отличие от других, которые лежали на спине. В руках он что-то крепко сжимал. И вот это что-то упало на пол. Все увидели, что это был Орден Отечественной войны.
Андрей заметил это и спросил:
– Дедушка! У вас орден упал.
Но старик плохо слышал и поэтому сразу не ответил.
Тогда Ирина уже громче сказала:
– Дедушка! У вас боевая награда упала.
Старик как-то весь встрепенулся. Как будто его отвлекли от каких-то приятных воспоминаний. И тихо ответил:
– Это мне под Сталинградом в 42-м вручили.
– Дедушка, а вы как в морге очутились? Вы участник войны, защитник родины, должны спокойно доживать свой век, окружённый любовью внуков и правнуков, – заметила Ирина.
Почему-то при словах «внуков и правнуков» старика передёрнуло. Правда, обитатели морга этого не видели, он лежал лицом вниз.
– Да вот благодаря внуку Кольке я здесь, – сказал старик и начал продолжать дальше. – Всё было хорошо, пока Колька не уговорил меня прописать его у меня. Я же его из роддома забирал, родная кровиночка. Квартира у меня в центре, мне её дали как ветерану войны. Он познакомился с девицей, вот она ему и подкинула идею, как от меня избавиться. Я им, молодым, мешать стал. Они у меня ключи забрали и в квартиру пускать не стали. Ну я и начал бомжевать. То на вокзале ночую, то в подвале, то на чердаке… вот сердце и не выдержало. Всю войну прошёл от первого дня и до последнего. Войну в Праге закончил. У меня наград много было, Колька со своей шмарой пропили их, я один орден только успел спрятать. Я в кавалерии служил у самого Шапкина. Он 4-м кавалерийским корпусом командовал. Как сейчас помню, 27 ноября получили мы приказ занять станцию Котельниково под Сталинградом. Сначала всё шло хорошо, мы румын шашками порубили, а когда к станции подошли, то увидели на платформах пушки и танки стоят. Вот они пушками прямой наводкой нас и утюжили. То ли разведка плохо сработала, то ли посылать больше некого было, кроме как нас – кавалеристов. А потом они нас ещё и окружили. Я командира полка раненого на себе из окружения вынес. Вот за это меня орденом и наградили.
– Дедушка! Так вы герой.
– Был герой, да весь вышел.
В палате установилась тишина, и только часы-ходики тикали, отмеряя каждому обитателю морга время до погребения и переселения душ в другой мир.
В коридоре морга послышались шаги и разговор двух мужчин. Санитар молча закатил стол и вышел. На столе лежал мужчина пятидесяти пяти лет, с очень добрым и светлым лицом, с улыбкой на лице. Казалось, что он сейчас встанет, скажет что-нибудь приятное и покинет это заведение. Двое мужчин, которые были рядом с санитаром, остались. Один из них, маленький и плешивый, взял руку покойника и начал проверять пульс. И, не нащупав его, радостный сказал:
– Готов. Хорошо мы с тобой, Кеша, поработали. Дозу правильную подобрали. А то в прошлый раз мало сыпанули, вот он жив и остался. Я тогда от Сыча такого нагоняя получил, мама не горюй. Представляешь, этот генерал полковника Кротова посадил. Со своими ревизорами накопал, что он машины, квартиры, которые за счёт бюджета были построены, нужным людям продал. Аж на десять лет Крота упрятали. Сейчас чалится в Нижнем Тагиле в 13-й колонии, а теперь до Сыча добрался. Ему Сыч предложил квартиру возле Кремля на Большой Полянке, а он отказался. Представляешь, жил где-то в Пушкино под Москвой в старой трёхкомнатной квартире.
– Он что, ненормальный? – заметил второй, который был худой и бледный, чем-то напоминающий восковую свечку. Может, у него вилла где-нибудь за бугром была?
– Какая вилла, дом-пятистенок в Ярославской области у него. Пока туда доедешь, полдня пройдёт. Осталось теперь акт документальной ревизии финансово-хозяйственной деятельности из сейфа изъять, и всё будет шито- крыто. Так что готовься звание обмывать. Ты теперь майором станешь, а я подполковником. Сыч уже представления на нас накатал. А знаешь, чем отличается майор от капитана?
– Чем?
– Когда капитана убивают, у него на могиле три выстрела солдаты из автоматов не делают, а когда майора убивают, то три выстрела делают.
– Ну и шуточки у тебя, – заметил долговязый. – Пойдём лучше по рюмашке коньячку пропустим за упокой души этого честного генерала.
После их ухода установилась тишина. Казалось, даже ходики стали тихо тикать, чтобы не нарушать покой обитателей палаты номер три.
А генерал только сейчас узнал, от чего у него целую неделю была высокая температура, и врачи в госпитале не могли определить, от чего она. Вспомнил, что действительно, когда проводили ревизию, у полковника Кротова была тоже температура, правда в прошлый раз она так же внезапно прошла, как и появилась. Выходит, в первый раз дозу маленькую сыпанули, а теперь большую, и организм не выдержал.
Перед глазами встала картина детства: город Смоленск, игры в казаки-разбойники, полёт Юрия Гагарина, когда жители вышли на улицу, узнав, что их земляк первым в мире в космос полетел, выпускной вечер после 8-го класса, девушка Таня, с которой сидел за одной партой, но так и не смог признаться в юношеской любви… Затем город Балашов, речка с красивым названием Хопёр… учёба в техникуме в Саратове, оперотряд, задержание особо опасного преступника, ранение… учёба в институте в Москве, комиссар студенческого строительного отряда в Казахстане, секретарь комитета комсомола… служба в МВД лейтенантом, командировки по стране с красивым названием СССР… поездка в Чечню на войну в 1996 год… контузия. На тех событиях почему-то картинка остановилась.
Добровольно поехал на войну, возглавив сводный отряд. Место дислокации – Грозный. Хотя были такие, которые отговаривали ехать. Приятно сидеть в сытой Москве, имея на плечах полковничьи погоны, и знать, что где-то там, далеко-далеко, за тысячи километров идёт война – гибнут чьи-то отцы, дети, внуки, но почему-то захотелось испытать себя на прочность, узнать в жизни, что ты стоишь на этом свете. Когда мать одного из солдат-срочников внутренних войск обратилась за помощью, чтобы вызволить из плена своего сына, то была по кругу пущена шапка и туда клали деньги, кто сколько мог, и через 6 часов слёзы радости на лице матери, увидевшей сына живым. Контузия от взрыва снаряда, спасение от того, что упал нательный крестик и он нагнулся за ним, когда просвистел осколок. И выговор в личное дело, потому что не выполнил смертельный приказ о выводе сводного отряда ночью из Грозного, а прислушался к совету простого капитана внутренних войск, который посоветовал выходить днём. Жизни всех офицеров были спасены. А многих тех, кто выполнил преступный приказ, привезли домой в цинковых гробах. Правда, потом выговор сняли и наградили именным оружием с благодарственной надписью министра. И фотография боевых товарищей, с которыми 6 месяцев смотрел смерти в глаза. Из пяти офицеров, запечатлённых на ней, троих уже не было в живых. Лезгин Ахмед Джаватов погиб на второй Чеченской войне, татарин Рашид Ибатулин в 40 лет умер от рака, украинец Иван Бондаренко при странных обстоятельствах погиб в автомобильной катастрофе. Как будто невидимая рука киллера продолжала своё грязное дело – забирая жизни лучших людей отчизны.
От этих картинок-воспоминаний отвлёк женский голос Ирины.
– Товарищ генерал, а вас как звать?
– Анатолий Иванович. Зовите просто Анатолий.
– Толик, – как-то по-матерински Ирина обратилась к генералу, – то, что сказали эти мрази – это правда?
Лунный свет осветил улыбку на лице генерала. Толиком его называла в детстве мама.
– Да, правда.
– И то, что вы жили в старой трёхкомнатной квартире, это тоже правда?
– Правда.
– Анатолий Иванович, но вы же могли в Москве квартиру иметь.
– Мог бы. Но дело в том, что я в управлении распределял эти самые квартиры, и что бы сказали сотрудники, если бы я сам себе выделил квартиру. Мне предлагали квартиру возле Кремля, на Большой Полянке, в обмен на то, что я закрою глаза на махинации в организации у Сычёва. А там миллионные хищения. Жалко, не успел материалы в прокуратуру передать.
– Товарищ генерал, – вступил в разговор Андрей. – А по-другому можно было поступить?
– Нет.
Старик, который всё время молчал, и казалось, ему нет дела до этого разговора, сказал:
– Ты, сынок, поступил правильно. По совести, по чести. Ты не смог бы жить в этой проклятой квартире рядом с Кремлём. А кроме суда земного, есть ещё Божий суд. Вот этим отморозкам воздастся по ихним злодеяниям.
В палате установилась гробовая тишина, которая и должна быть в морге.
Даже часы ходики перестали тикать, остановившись на цифре 12. Казалось, генерал ушёл в бессмертие…
На следующий день первыми приехали за Маргаритой, которая так и не накопила матери на лечение рук, вторыми приехали за архитектором Андреем, который так и не построил дом своей мечты, третьими приехали за Ириной, которая выходила и вернула к жизни мужа. За стариком, участником Великой Отечественной войны, защитником Сталинграда, орденоносцем, так никто и не приехал…
Ровно в 9 часов жена генерала сидела в кабинете врача. Молодая врач, которая делала вскрытие, протянула ей медицинское заключение. В графе, где стояла причина, стоял прочерк.
– Что это? – задала вопрос жена.
– Заключение.
– Но здесь нет главного. От чего он умер.
Молодая особа заёрзала на стуле, как бы думая, что сказать.
– Вы знаете, в его тело было что-то занесено извне.
– Его отравили?
– Я это вам это не сказала, – как-то зло выпалила собеседница. И уже наклонившись, в самое ухо тихо сказала: – Если я вам скажу правду, то буду сама лежать рядом с вашим мужем.
Жена поняла, что врач больше ничего не скажет, молча вышла из кабинета.
Прощание с генералом в траурном зале больницы продолжалось третий час. Люди шли и шли. Среди них были молодые ревизоры, которых генерал научил быть честными и преданными своему делу, седые полковники, которым посчастливилось работать под его руководством, был среди прощавшихся и единственный оставшихся в живых с той чеченской фотографии подполковник Александр Борисов. Смотрительница зала, худенькая пожилая женщина, не успевала уносить цветы с гроба генерала, потому что их было так много, и они падали на пол…
Неожиданно к ней подошли два человека в кожаных куртках и что-то начали говорить. Женщина лишь молча кивала головой. Прошёл ещё час, и к ней подошёл мужчина лет 50, одетый в дорогой костюм, от которого исходил шлейф дорогого французского парфюма, а на пальце красовалась печатка за несколько десятков тысяч долларов. Сначала он что-то ей настойчиво говорил, а потом начал пальцами указывать на толпу, при этом они начали веером разлетаться в разные стороны. После его ухода женщина подошла к прощавшимся и сказала: «Товарищи! Проходите быстрее, нам ещё сегодня прощаться с известным человеком».
Люди, стоявшие в траурной процессии, не могли понять, кто этот известный человек. И лишь выйдя на улицу, увидели кучки людей в кожаных пиджаках и в костюмах от Кардена, были здесь и бритоголовые. Казалось, вся криминальная Россия собралась на площади перед больницей. Увидев людей в погонах, многие начали отворачиваться, пряча свои лица. В машинах с затемнёнными стёклами можно было увидеть и тех, кто мелькает на экранах телевизоров, произносящих высокопарные слова о честности, порядочности, о борьбе с коррупцией.
Криминального авторитета похоронили рядом с могилами известных людей: Есенина, Яшина, Высоцкого…
Генерал был похоронен на кладбище, недалеко от могилы Александра Меня. Было в этом что-то символическое. Один пострадал за веру, а другой за свои идеалы. Но объединяло их одно общее – они оба любили Россию.