Протестующий снеговик, или Страсти по детской площ
Протестующий снеговик, или Страсти по детской площадке.
Кто-нибудь скажет: плохо знаю историю. Может и так, но я и не претендую на глубокое её знание. А кто сказал, что гражданская война измеряется количеством жертв с обеих сторон? По мне, довольно того, что «брат пошёл на брата» и раскол случается не только меж поколениями и бывшими друзьями, но зачастую и в семьях. Что мы сегодня и наблюдаем в моей родной Беларуси. Между прочим, очень гордящейся статусом центра Европы. Хотя бы и географического. Ничего не скажешь: достойный пример для гордости! А на прочее – плюнуть и растереть. И что нам кровавые средние века с их гражданскими войнами? Мы сами себе «средний век».
Что такое наша «Площадь перемен»? Вовсе никакая не площадь, а крошечный пятачок меж высотными домами. В центре – площадка для игр (качели, карусели, горки и прочие детские дела), отгороженная сетчатым забором от двух уцелевших частных домов. В нескольких десятках метров – улица Червякова. Небольшая, узкая, хоть и загруженная транспортом. На ней имею счастье жить без малого 50 лет. И дети мои с внуками здесь живут.
Маленькая детская площадка с недавних пор стала стихийным центром протеста. С краю – бетонная будка метров трех с половиной. По всему, вентиляционная (под ближними домами – подземные гаражи). Эта невзрачное творение урбанизма удостоилось быть увековеченным росписью. Получился своего рода народный мурал. Будку разрисовывают, коммунальщики закрашивают, потом – опять кто-то разрисовывает. По вечерам собираются люди, выступают рок-музыканты, на близлежащих домах вывешивают бело-красно-белые (БЧБ) флаги.
Отсюда до проезжей части – всего ничего. Огораживает площадку сетчатый заборчик, с которым и связаны последующие грустные события. Энтузиасты любовно украшали его по всей длине БЧБ ленточками, которые провластные бойцы (официально – «неравнодушные граждане») регулярно срывали, а стены будки после каждого рисунка на них исправно обновлялись коммунальщиками. Без особой фантазии: зеленым с красной звездой по центру. Типа, в цвета государственного флага. Замазали силуэты выступавших тут «диджеев перемен», что откровенно жаль. Ведь рисунки исполнены были мастерски, с душой.
Не скажу, чтобы за детскую площадку шла война, как за «стратегическую высотку». Скорее – нудная осада. Одни методично рушили, другие терпеливо восстанавливали. Но 11 ноября этот скромный дворик стал местом страшной трагедии. Ближе к ночи приехали «народные активисты» (на транспорте без номеров и сами без опознавательных знаков) срывать ленточки с заборчика детской площадки. Дело привычное. Жители соседних домов из числа неравнодушных вышли с законным вопросом: «А чьи вы хлопцы, собственно, будете и что здесь делаете?». Завязалась словесная перепалка, быстро перешедшая в активную фазу. В результате местный житель 31-летний Роман Бондаренко (к слову, не самый активный из вопрошавших) с криками «Самый борзый, да?» был жестоко избит и через несколько часов умер в больнице! Хоть врачи как могли и боролись за его жизнь.
Вот, что это было? Ведь наверняка не хотели убивать. Просто так случилось. Очередной «эксцесс исполнителя» или их группы? Далеко не первый, и, похоже, не последний. А разве бывает по-другому, когда власть кому попало выдает неограниченный карт-бланш на насилие? Возникла банальная в своей очевидности мысль: «Ведь на месте Романа Бондаренко мог быть любой?». К примеру, мой сын, который живет всего в каких-то ста метрах напротив. И точно также мог выйти из дому, будь свидетелем подобного безобразия в своем дворе. И, более того: скорее всего – вышел бы! Страшно об этом думать, но, увы, приходится.
Роман умер на следующий день, так и не прейдя в сознание. А вечером во дворике его дома собрались сотни граждан. Плохие новости разносятся быстро. Люди стояли в скорбной тишине до глубокой ночи. И мои дети там были со свечками и цветами.
13 сентября меня, живущего в километре от места событий, еще с утра встревожил звук автомобильных гудков. Пробка на Червякова превышала километр. Торопыги разворачивались и ехали в объезд. Но таких было немного. Напротив, большинство стремилось проехать мимо места трагедии, сбавляя темп до пешеходного и громко сигналя. Потому рев стоял непрерывный.
Люди шли со всех сторон. В черных марлевых повязках (коронавирус!), черных платках и шарфиках. Шли молча, несли цветы. Выстроилась шеренгой по обеим сторонам улицы. В самом дворике народу было немного. Может, человек 200-300. Это – предел вместимости скромной площадки. Будка-мурал в цветах по невысокую крышу. Я свои тоже положил. Кругом – лампады. Красные звезды на зеленом фоне были свеже перечеркнуты белой полосой. Памятные надписи, много фотографий. Карандашный портрет молодого парня. Может авторства самого Романа. Он ведь был художником! Вон, детишек во дворе учил рисованию…
Никаких кричалок, речёвок и вообще слов. Лишь гнетущее молчание. Многие плакали. Заборчик хранил следы варварски сорванных накануне ленточек. На лавке, выкрашенной в БЧБ с предупредительным «Окрашено», стоял трехлитровый термос с горячим чаем для желающих. Рядом – стопка одноразовых стаканчиков.
И прямо тут же, среди этого моря скорби, на вертящейся карусельке меж горок и стенок для лазанья (всё ж детская площадка!) катались детишки. В прекрасном настроении! Ну, еще бы: вышли прогуляться с родителями. Это ли не есть счастье?
В окрестных дворах, проездах и улицах ни одной машины «блюстителей» не заметил. Оно и понятно: обнаружив, народ мог сгоряча порвать на части, хоть и мирный на вид. Зачем рисковать зря? Ничего, после отыграемся.
Пока шел домой, в голове роились наивные вопросы. Соображают ли, что творят? Да и соображают ли вообще? И сколько среди них осталось таких, кто еще не утратил права зваться людьми? Или вас загодя опаивают неким психотропным зельем? Допускаю и такое. Потому что никакой идейностью тут явно не пахнет. Деньги, приказ, безнаказанность. А так – ничего личного. Ну, покалечили кого ненароком или даже убили. Ну, не повезло человеку...
***
В воскресный день 15 ноября 2020 года нетрудно было предположить, где развернутся основные события. Конечно же, на Площади перемен. На Старовиленском тракте меня обогнала внушительная колонна автозаков с машиной ГАИ впереди. Еще подумал: куда-то они «причалят»? Позже обнаружил около Центрального РОВД в квартале от Червякова. Автозаки с бойцами внутри стояли наготове и, судя по всему, ждали своего часа.
Ближе к Площади перемен народу ощутимо прибавилось. Что не удивило, поскольку группы людей шли мимо нашего дома в том направлении уже более часа. Я обогнул квартал по периметру («блюстителей» не заметил) и вышел к муралу. Там было людно. Цветы складывали к будке в центре детской площадки.
По Червякова людей было больше, чем во дворике знаменитого дома № 62. И в окрестных дворах тоже много. На улице – скопление машин. И все сигналили. Из одной вышел кряжистый дядька с гневной отповедью. Мол, достали уже со своими шествиями: по городу – не пройти, не проехать. К нему подошли несколько ребят и вежливо (относительно!) попросили крутить отсюда руль, чем быстрее, тем лучше. Мужик внял и покатил восвояси. Один из хлопцев в сердцах ударил кулаком по багажнику отъезжавшей машины. Тут же на парня набросились стоявшие рядом женщины: «Что ты творишь?! Не понимаешь, что завтра ЭТО раструбят во всех новостях и покажут по телевизору!». Паренек имел очень виноватый вид: простите, не сдержался.
Я двинулся в сторону озера к Дворцу Независимости. Навстречу шли колонны и группы. Пешеходное движение по Орловской было свободно, но транспорт не ходил. Вопрос: зачем машины ГАИ перекрыли движение напряженной магистрали? Ведь люди шли по тротуарам, никому не мешали. Через час понял: готовился захват Площади перемен и требовалось обеспечить свободный подъезд к ней. А то эти чертовы автомобилисты и операцию сорвать могут.
На мосту через Свислочь остановился покурить. Дворец признаков жизни не подавал. Очевидно: «хозяина» там не было. На случай возможной атаки стояли автобусы с ОМОНом, да за оградой виднелись несколько скорых помощей и пожарная машина. По всему – готовность № 1. Но пешему движению мимо никто не препятствовал.
Встретил знакомого. Он шел со стороны проспекта Пушкина. Сказал, что на улице Тимирязева заприметил большое скопление техники и силовиков. Даже БТРы видел. То есть, власть, как всегда, во всеоружии и бдит! Распрощались, и я берегом озера пошел обратно.
На аллее меня догнала группа молодых ребят. Спросили, как пройти к Центральному РОВД. Я удивился: уж не сдаваться ли сразу идут? Может, имеет смысл повременить? Как и думал, им нужна была Площадь перемен. Рассказал куда: по аллее, а дальше – на звук автомобильных клаксонов. Ошибиться трудно. Парни спросили: часом, не кукловодом ли подрабатываю? Легко согласился. Ну, а кто нынче у нас не «кукловод»?
На развилке им, шедшим метрах в десяти впереди меня, повстречался забавный дед, поклонник «скандинавской» ходьбы. Хоть его никто не спрашивал, остановился и указал путь: «Если к «плакальщикам» – налево. А если желаете прогуляться по озеру – по аллее вправо». Ребята притормозили. А дядя (признался, что ему – 74) не унимался: «Да моего деда под этим фашистским флагом (наверняка имел в виду БЧБ) немцы во время войны расстреляли!». Ну, вряд ли вот прямо так под флагом немцы кого расстреливали. Просто наш телевизор без устали об этом твердит. Так что у деда, скорее всего, наслоилось одно на другое.
Ребята были настроены миролюбиво. Потому лишь отметили, что под его любимым красным знаменем народу положили куда больше. Как во время войны, так до и после. И вообще, меряться флагами настроены не были. Дед лишь досадливо махнул на них, глупых по молодости, рукой и зацокал дальше своими лыжными палками. Вот и правильно: здоровье надо беречь!
Коротким путем вышел к дому, где жили наши дети. Там с женой условились встретиться. Народу на Червякова за время моей прогулки не уменьшилось. Скорее – ощутимо прибавилось. Двери всех подъездов были предупредительно открыты. Около стояли люди, как правило, из местных жильцов. У нашего встретился с родными. Обсудили события, происходившие на улице по ту сторону дома. Сын отправился наверх к внукам.
И тут один за другим прогремели три взрыва! Эхо кочевало между домами, заверещали «сигналки» машин. Справа и слева дома побежали люди. Стало тревожно и жутко. Невестка сказала: «Пойду!» и решительно двинулась в сторону улицы. Я старался от нее не отстать.
Улицу заволокло дымом от гранат. Начался штурм Площади! Впереди неспешно ехал уже знакомый мне синий монстр-водомёт, как выяснилось, с говорящим названием «Хищник». За ним двигалась первая шеренга атакующих. Сомкнутыми рядами, все в черном, в касках и со щитами в руках. Временами устрашающе били в шиты дубинками. Многие были вооружены автоматами.
Алёнка орала на них так, что сорвала голос: «Сволочи! Фашисты! Что вы творите?!». То же кричали и женщины, стоявшие на тротуаре вдоль магазина «Гиппо». Невестка с криком бросилась наперерез следующей шеренге воинов. Я пытался ее удержать, но не успел. Прямо напротив резко остановился синий тонированный бусик. С переднего сиденья вышел гренадер в черном ростом под два метра, и, открыв дверь салона, вежливо пригласил: «Садитесь, девушка». От этой чести мы отказались. Слава Богу, никто особо не настаивал.
Пока я вел Алёну обратно, с ней случилась истерика. Но уже у подъезда пришла в себя и объявила, что надо организовать дежурство, чтобы оказать помощь, если кому понадобится. Соседи вызвались остаться, а мы пошли в дом, чтобы прийти в себя от стресса.
Дальнейшие события я наблюдал с балкона. Два бойца (один – в штатском) методично занимались привычной работой: приводили очередную жертву, заломив ей за спину руки, и запихивали в бусик. После не торопясь шли за следующей. Чисто работяги-грузчики, которые, сгрузив с натруженной спины один мешок, идут за другим.
Дозвонился (связь работала плохо) мой друг. Сказал, что они с сыном тут неподалёку. Спросил, можно ли если что, сказать, будто идут к нам в гости. Уточнил номер квартиры. Мы дали добро. Я ему напомнил старый еврейский анекдот, что бьют не по паспорту, а по физиономии. Он грустно согласился. И впрямь: кто б стал спрашивать? Особенно «если что».
Потом что-то случилось. Люди с Площади пошли на ментов, подняв руки и скандируя: «Я – выхожу». Это последнее, что успел отправить на дворовой чат Роман Бондаренко перед тем, как поздним вечером на свою погибель выйти из дома. Фраза, естественно, стала мемом.
Силовики начали отступать. Шли подчеркнуто неспешно и даже не оборачиваясь. Нарочито делали вид, что не боятся повернуться к противнику спиной. Тем более, что кроме криков, никакие камни им вслед не летели. Пятясь как рак, двинулся и «Хищник». Свернули кордон на перекрестке, без суеты расселись по бусикам и автозакам и отбыли восвояси. Вся «эвакуация» заняла не более пяти минут. Люди шумно праздновали победу. Но, увы, рано.
Глядя на то, как человек в штатском под нашим окном собирал осколки гранаты рядом с пятном, от неё оставшимся, внук спросил меня: «Дедушка! Это была настоящая боевая граната?». Я его утешил, что, конечно же, не боевая, а всего лишь свето-шумовая, для демонстрации силы и запугиванья. Потому что боевая разнесла бы все стекла в доме и положила бы массу людей. Как ни странно, моё объяснение внука успокоило. А младшая внучка смотрела на происходящее не столько с испугом, сколько с любопытством. Ей совершенно не было страшно. Ну, папа с мамой же рядом! Да еще две бабушки и дедушка пришли в гости. Просто праздник какой-то!
Мы с женой пошли домой, оставив сватью, детей с внуками и перепуганных подружек невестки. На Червякова было еще много людей. Похоже, расходиться никто не собирался. Ну как же: мы победили и отстояли Площадь! Хорошо же они думали про наши власти. Потому что минут через 30 прибыло мощное подкрепление и свежими силами началась «войсковая операция». В этот раз окончательно и бесповоротно. В назидание и чтоб следа не осталось!
Впрочем, этого я уже не видел. Сужу по рассказам детей и кадрам в интернете. Площадь перемен, неумолимо сжимая кольцо, зачистили полностью. И еще долго бродили по окрестным домам, настойчиво стучали в двери квартир, искали спрятавшихся «бунтовщиков». Тех, которые без прописки, задерживали. Люди в домах сидели тихо, как мышки. Боясь даже включать свет или ненароком шумнуть, по пути, скажем, в туалет. Каратели «доблестно» трудились до утра.
Ближе к ночи подогнали усиленную бригаду коммунальщиков. Мурал был изничтожен, цветы убраны, ленточки с заборчика детской площадки срезаны. Даже наклейки с гербом «Погоня» тщательно соскоблили. Как ничего и не было.
«И снова – тишь. И снова – мир. Как равнодушье, как – овал» (Павел Коган). Тишь – это да. Но отнюдь не мир.
***
«А наутро выпал снег. После долгого огня» (Юрий Шевчук). И у нас снег выпал. Аккурат на следующий день после этих событий. Первый осенью… Скоро растает, оставив грязь и слякоть. Но, пока лежал, вездесущие жизнерадостные дети успели кое-где накатать из него снеговиков.
Появился маленький и на Площади перемен. Как раз у будки, бывшего мурала, наскоро похабно закрашенной коричневыми и белыми пятнами. А на детской площадке, как в былые времена, гуляли мамы с колясками. Их нимало не смущали зловещие фигуры в черном, парами обходившие дворик по периметру. Рядом стоял милицейский бусик, куда бойцы заходили погреться (холодно, блин!), смениться и малость отдохнуть.
Ленточки на заборе даже не распутывали, а просто наскоро обстригли и ободрали. Халтурили коммунальщики! Так и остались куцые хвостики от них. Белые, потом – красные. Опять белые. Потом – красные.
А у снеговика, между прочим, в качестве носа торчала морковка! Вызывающе красная на белом фоне. Но, пока я ходил в ближайшую кофейню (метров 15 от будки), снеговика кто-то очень бдительный успел носа лишить. Жаль. Детишки огорчатся. Они ведь так старались…
Мне что интересно: долго ли будет там продолжаться круглосуточное бдение? Может кто думает, что народный мемориал можно запросто ликвидировать навсегда? Он ведь всё равно прорастет, как городская трава через асфальт. С чем воюете, господа? Неужто с памятью людской? Так она ж ведь не только не забывает, но еще и ничего не прощает!
«Я с детства не любил овал! Я с детства угол рисовал!» – завершил свою «Грозу» 18-летний Павел Коган. Он и по жизни был максималистом. Жаль, очень короткая жизнь ему выпала: погиб в 43-м под Новороссийском. Но я, человек уже немолодой, не так категоричен. По сему предпочитаю компромисс. То есть – овал. Однако робкие надежды на то, что в нашей ситуации он еще возможен, увы, тают с каждым днем.
Вот вы, знатоки истории, скажите: не гражданская ли это война?! Если нет, что же тогда?
Свидетельство о публикации №221070201186