Платок

ПЛАТОК

Бабу Настю хоронили всей деревней. Из присутсвовавших, большей частью  были  старики, её ровесники, прожившие с ней в деревне всю жизнь. Они скорее, с любопытством, чем со скорбью,  молча слушали батюшку на отпевании,  разглядывая его одежду, и мерно качающееся как маятник, кадило.

Смерть для них была естественным, обычным и почти каждодневным делом. Она всё чаще и чаще  приходила за кем то из сельчан.  Года брали своё, старики бросали щепотки земли на крышку простецкого гроба и каждый думал ,что ещё немного и его также засыпят землёй.

Баба Настя  одна доживала свой тяжёлый бабий век. Дед ушел намного раньше, поэтому её, ссохшуюся и почерствелую, словно корку хлеба, в маленьком гробу положили рядом к мужу.

Меня, как внучку пригласили, на похороны. Позвонили рано утром, " с петухами" , как сказали бы в деревне. Долго жеманились, подбирая слова. Я стояла у кровати, и всё уже знала, быстро  одеваясь. Не трудно было догадаться, о чем пойдет речь. Оно и правда,  зачем ещё  звонить  из далёкой мне деревни в такую рань. 

- Спасибо, - поблагодарила я за соболезнование и сооучастие позвонившему, но приехав на похороны, удивила собравшихся. Я одна оказалась из прибывших, кто не сослался на занятость и другие причины.

Поминки были  простецкими, самыми ,что ни на есть деревенскими. На льняной скатерке стояли бутылка самогона, засолка из собственного погреба- большущие огурцы, зелёные помидоры, и множество грибов. В избе пахло укропом,  хлебом и жаренной курицей.

Мужики и бабы, поочередно вставали, держа граненную  рюмку и оборачиваясь на старенький, обшарпанный комод, на котором сверху лежал аккуратно сложенный платок,  и обращаясь к нему, говорили ему хорошие слова. 

Фотокарточки не было. В деревню фотограф заезжал не часто. А те ,что были, сгорели при пожаре. С паспорта сделать не успели,  позабыли в суете или просто не знали. Тем более, за карточной нужно было ехать в район, а дороги развезло. Пообещали на памятник, к сорока дням, обязательно напечатать.

Мне нечего было сказать. Вернее, не хотелось. Я смотрела на знакомые стены, стол, печку, на нарезанные огурцы в блюдечке, на этот одинокий платок и пыталась вспомнить, как выглядела баба Настя в последнюю нашу встречу.

- Здесь останетесь или пое;дите? - Когда все разошлись, спросила соседка, тоже  пожилая женщина, баба Шура.
Я мучилась с ответом и не знала, что сказать.
Оставаться не хотелось. Всё в доме  было другим, хотя ничего с моего детства тут  почти  не изменилось. 
- Не знаю пока. Не решила..

- Ну, вы думайте, а я покажу вам наследство, раз уж вы одна приехали. Баба Шура по свойски открывала ящики, шкафы, коробки.  Показывала документы, квитанции, нехитрый скарб, накопленный за всю жизнь.
Я молча соглашалась , кивала головой, но мыслями была далеко.

- Может, пройтись захотите, покуда не уехали. У нас лес рядом, речка. Из одежды найдете сами, если что! Что нужно будет, спрашивайте, я рядом живу!- сказала баба Шура на прощание и тихо закрыла за собой дверь.

Под вечер в избе стало прохладно. Топить печь не хотелось.  Мысленно я прощалась с этим домом, с бабой Настей, с огурцами из трёх литровой банки со старой крышкой, которую нужно было закатывать специальным допотопным приспособлением, с облезшей  никелированной кроватью с шарами  на спинке.
Чтобы согреться, попыталась найти что-то теплое из одежды. Я открывала шкафы, посмотрела на вешалку. Всё безрезультатно. Наши размеры не соответствовали. Бабушка была маленькая и сухонькая.

В  поиске найти хоть что то, чем можно было укрыться, я открыла комод. В первом ящике были платки. И во  втором.  И в третьем тоже. Платки были разные. Пуховые и ситцевые,  льняные и из простой шерстяной ткани. Разноцветные, с петушками, в синий цветочек, даже в горошек.
Были парадно выходные, и на каждый день. Для дома и работы в поле. Я перебирала платки, как фотографии. Наверное, они о много могли бы рассказать, если бы умели говорить.

Я взяла тот, беленький , простенький платочек,  что лежал на комоде, с которым  все прощались вместо бабушки.   Совсем застиранный. И я  вдруг отчётливо вспомнила, как выглядела баба Настя.

- Ничего,- говорила она,- Жисть такая трудная у нас. Вот мы и разукрашиваем ее, как можем!
Бабушка  повязывала платок узловатыми пальцами,  предназначенный данному событию. Каждый был для особого случая- когда для похода в магазин, когда на праздник или в церковь или просто по дому.

Я долго разглядывала кусочек линялой  материи в руках, на бахрому по краям и возле дырочки.  Чувства нахлынули на меня  и я всем лицом  уткнулась в застиранный бабушкин платок.
Запахло очень родным и близким. Мылом, домом, сеном, борщом, курами.  Я вспомнила своё далекое детство,  вечер на закате солнца, пыльную дорогу, колодец с " журавлем",  гусей, возвращающихся с поля. Бабушку, сидевшую на лавочке возле дома. Я с перепачканными  руками и лицом, в коротеньком платьишке. Мы весело  смеемся, глядя на друг на друга, и "жисть" мне не кажется трудной и тяжёлой.

  Я вдыхала и не могла надышаться. Что то большее и теплое, словно платок обняло меня крепко и я заплакала.

Я не смогла остаться в избе, вызвала такси из города  и под утро уехала.

 Из всего наследства взяла только одну- единственную вещь, самое дорогое, что было в доме-  счастливое, беззаботное детство, завёрнутое в старый бабушкин линялый платок..

( С) Рустем Шарафисламов

Иллюстрация Анна Щёголева