Грейс Агиляр Кедровая долина Глава 34

                Грейс Агиляр  КЕДРОВАЯ  ДОЛИНА
            
                Перевод: Дан Берг   
               
               
                Глава 34

“О, любовь, ты сильна, как смерть!
Воспари под небесную твердь.
Мир земной нестерпимо плох,
Лишь на небе твой ярок сполох!”

(Миссис Хеманс)

“Ты сказал, сейчас ты умрешь,
И твой голос смолкнет навек...
Ты меня с собой не берешь?
А до встречи так долог век...”

(Миссис Хеманс)

Кедровая долина хранила всегдашнюю красу и по-прежнему служила надежным убежищем для своих пришельцев. Реувен и Рут, старые слуги отца Мари, считали делом чести и гордости поддерживать в образцовом виде дом, синагогу, постройки, природу. Эти двое являлись не единственными жильцами тайной обители, как полагала Мари. Семья их дочери не снесла враждебности христианского мира, и милостью Фердинанда Моралеса была принята на житье в Кедровой долине.

Вернулся в родной дом и Жульен Моралес. Отомстив за отца, он достиг жизненной цели, и более не желал рядиться в чуждые одеяния и пребывать среди врагов. Судьба племянницы – вот последняя тревога его. Королева разоблачила послушника и оставила Мари у себя. Монаршее покровительство иудейке беспрецедентно и добра не сулит. Ясно было Жульену, что Изабелла задумала обратить Мари, а страх новых пыток и соблазн любви к христианину отторгнут несчастную от веры отцов, и она навсегда порвет со своим народом.

Жульен Моралес вышел из синагоги и направился к могиле племянника Фердинанда. Вечерело. Издалека ему показалось, будто чья-то фигура склонилась над холмиком земли. Он не слишком доверял остроте своих глаз и подумал, что это сумерки рисуют образы на фоне стволов деревьев. Он подошел ближе, и сердце его забилось часто-часто. Он увидел склонившегося над могилой послушника. Он заглянул пришельцу в лицо и – о, чудо! Жульен узнал племянницу!

Мари рассказала дяде свою историю после расставания в Сеговии. Вопреки ожиданиям королевы, Мари не приняла католичество. Сострадая несчастной, Изабелла не отдала ее на суд инквизиции и отпустила в дом детства, не требуя открыть секрет его нахождения. Отец Денис довел ее, переодетую послушником, до границы Кастильи, и дальше Мари добиралась одна.

Мари шла по ночам, опасаясь встреч с людьми на дорогах в дневное время. Провизией ее щедро снабдил добрый отец Денис, а воду она пила из ручьев. Как на грех, странница простудилась в пути, и силы ее, и без того невеликие, подходили к концу. Только память счастья в родном гнезде ободряла дух, и бессилие отступало.

И вот Мари стоит у могилы мужа. Буря чувств разыгралась в душе. Ах, если бы он жил! Как преданно она любила бы его! И не случились бы с ней страшные беды, и не скорая смерть, что торопит ее дни, а радость жизни ожидала бы ее сейчас. Она возвращалась мысленно к детству, вспоминала отца и Фердинанда, любивших ее. Мир и спокойствие спустились в истерзанное сердце.

Мари больна и слаба. Молода, но нет упований на земные радости. И все же скорый конец жизни не страшит, а ободряет дух ее. Ведь впереди несомненная награда за муки, вечное небесное блаженство. Ибо она сберегла свою душу от худшего для иудея преступления – от отступничества. Она нашла в себе силы отвергнуть соблазны и смирить страсти. Мари гордо оглядывалась назад, на мучительный путь к подвигу, и с надеждой глядела в светлый лик будущего.

Праздник Суккот, канун субботы. Недалеко от синагоги возведен шалаш. Мари, сколько могла, помогала украшать его гирляндами цветов и разноцветными горками фруктов в корзинах. Слуга Реувен отнес ее на руках в синагогу, где уже находились Жульен и другие обитатели Кедровой долины.

Перед самым закатом Мари устроилась на диване в шалаше. Последние красные лучи солнца пробивались свозь решето стен и гасили свет зажженных ламп. Черты лица молодой женщины несли на себе некое особое трудноопределимое выражение, которое безошибочно указывало на неизбежность скорого конца. Но большие прекрасные глаза ее не потухли и блестели в унисон взволнованной тихой речи.

“Так много горя пришлось претерпеть тебе, Мари! По заслугам ли страдала ты?” – спросил Жульен.

“У меня есть ответ, мой дорогой дядя! Любовь, эту колыбель добра, я обратила в виновницу зла. Посему, как Иов, я не ропщу на несправедливость принятых мук. Я благословляю каждое из выпавших мне страданий. Я благодарю доброго Бога за щедрость ниспосланных искусов. Господь испытывал меня, и я счастлива, что Он дал мне силы не обмануть Его надежд. Я заслужила награду в лучшем мире. Кончина не горька и не страшна мне. Вот золотой венец жизни!”

Жульен дивился и радовался ее убежденности в обретении счастья за порогом земного бытия.

“Но не растаяло в сердце моем последнее облако печали, - продолжила Мари, - ведь Артур полагает меня худшей обманщицей, чем на самом деле я была. Ибо я не открыла ему тайну... Дядя, чьи это шаги?”

“Тебе почудилось, дитя мое!”

“Но я слышу! Боже, милостивый, Ты услыхал мои молитвы! Это его шаги!”

В седующее мгновение на пороге шалаша возникла фигура Артура Стенли.

“О, Мари!” – только и мог воскликнуть охваченный трепетом рыцарь. Он опустился на колени, погрузил лицо в ее руки и не удержал слез.

Внезапное появление Стенли показалось Мари истинным чудом, и умиротворяющая мысль о несомненной благосклонности Господа затопила сознание ее. Она долго лежала молча. Пережитое волнение взимало мзду последними остатками сил. Артур с болью глядел в лицо возлюбленной. Тень близкой смерти была слишком очевидна. Горе жгло его сердце раскаленными клещами. Стенли мчался в Кедровую долину, твердя себе, что перед расставанием навек он должен увидать Мари в последний раз, но иной смысл придавал он этим словам. Артур ждал, когда она заговорит.

“Дядя Жульен, пожми руку тому, кто горячо любил твою Мари, - едва слышно произнесла она, - и ты, Артур, снизойди, ведь если бы не он, я погибла бы и не спасла тебя от смерти и позора...”

Двое мужчин скрепили рукопожатием уважение друг к другу.

“Приподними меня немного, Артур. Дядя Жульен, отодвинь эту ветвь от окна – вечерняя прохлада так приятна! Я хочу сказать кое-что. Будешь ли вспоминать меня, Артур?”

“Вспоминать? О, Мари, Я буду помнить о тебе всегда! Я думал, нет тяжелее страдания, чем разлучаться с тобою на земле, но что может сравниться с мукой провожать любимую в бесконечность смерти?”

“То не мука, а счастье, Артур. Мы встретимся не небесах и будем любить Бога и любить друг друга. Меж нами не встанут земные барьеры веры. Народы наши, твой  и мой, упрямо непримимы себе во зло. Но таковы люди, пока ходят по земле. Когда ты встанешь перед вечностью, то почувствуешь то же, что чувствую я сейчас.”

“Воистину блаженство ждет нас, если верно это!”

“Артур, я причинила зло тебе. Я позволила полюбить себя, умолчав о вере своей. Сейчас, на смертном одре, я открою тебе тайну, которую ты унесешь с собой в могилу. В твоих глазах я обелю обманщицу, и из сердца ее изгоню последнюю печаль. Слушай меня. Я никогда бы не соединила судьбу свою с христианином. Фердинанд Моралес был сыном народа Израиля, как и я сама!”

“Небеса благословят тебя за эти слова, драгоценная моя Мари!” – воскликнул Стенли. Он горячо сжал ее руку, поцеловал в лоб. Жульен протянул умирающей целебный напиток. Она глотнула раз-другой, затихла.

“Я открылась пред тобой. Мне легче дышится. Артур, ты не должен слишком долго оплакивать потерю, победи горе и не губи своего будущего. Не считай долгом памяти никого не любить после меня. При дворе Изабеллы ты найдешь влюбленную в тебя девицу. Она твоей веры, но ко мне, иудейке, относилась сердечно и страдала моими муками. Полюби ее и женись на ней. Если это будет ради меня, то скоро станет ради нее и тебя.”

Семена благородных речей Мари взойдут в душе Артура. Нестерпимо тяжело слышать такие слова, но со временем возвращение к ним причиняет все меньшую боль.

“Артур, передай Изабелле, что и в последние свои минуты я с благодарностью вспоминала ее. Вера ее осуждала мою, но сама она любила меня. В этом мы равны...”

Мари хотела еще многое сказать о своей любви к королеве, но силы в последний раз покинули ее. Она смолкла. Стенли глядел в ее мраморно-белое застывшее лицо. Небесный покой его черт словно говорил: “Мне хорошо, мой дух у Бога.”

Жульен первым осознал смысл свершившегося. Он осторожно взял Стенли за локоть, и оба вышли из шалаша.

Иудейский отшельник Жульен Моралес и христианский воин Артур Стенли стояли коленопреклоненные по разные стороны свежей могилы, скрывавшей ту, которая обоим была дорога. В первых лучах нараждающегося дня бледнели луна и звезды. Все кончено. Мужчины встали с колен, молча направились к воротам Кедровой долины. Старый иудей и молодой христианин обнялись. Один произнес прощальное благословение на древнем языке, другой, благодарно выслушав, растворился в сумраке рассвета. 


         Полностью роман опубликован здесь:
        http://s.berkovich-zametki.com/2018-snomer3-agilar/