Стена познания

     Как-то в автобусе я стал невольным свидетелем разговора двух приятелей. Стараясь перекричать шум мотора, они перебирали общих знакомых, делились семейными передрягами, сетовали на произвол чиновников и неискоренимость коррупции. Стандартный набор для неожиданной встречи. Да, собственно говоря, я и не прислушивался особо, но уж больно громко велась речь, и требовалось некоторое усилие, чтобы заблокировать этот поток ненужной для меня информации. А тут ведь что главное – не давать себе установку типа «не делай того-то», а иначе беда. Это как в одной из притч Хаджи Насреддина – ни за что не думай о белой обезьяне. Известный психологический трюк. Забыв об этом, я в очередной раз на него попался. Поэтому, как ни старался, не смог пропустить мимо ушей и анекдот о разговоре двух бизнесменов, мне уже давно знакомый. Прозвучал он, когда те заговорили о работе.
      – Ты знаешь, а у меня новая секретарша.
      – Поздравляю. А как она переводит? К прежней, я помню, у тебя были претензии.
      – Переводит быстро.
      – А текст набирает?
      – Тоже быстро.
      – А одевается как?
      – А вот одевается медленно.

      Слушающий рассмеялся, а я вдруг подумал, как сильно может повлиять на смысл сказанного неправильно понятая фраза или одно лишь только слово. Слово, поставленное не в то место или произнесённое с непривычным акцентом, передёрнутое или перевёрнутое по смыслу. А то и вовсе перевёрнутое чисто физически.

     Один мой приятель затеял ремонт дома. И не просто ремонт, связанный с его перепланировкой, а изменение самой концепции дома. Дома, хоть и небольшого, но непростого, расположенного в престижном месте и имеющего определённую историческую ценность. В нём, по задумке приятеля, кроме квартиры для него самого и квартиры для его родственников предполагалось выделить ещё жильё для продажи, чтобы окупить предстоящие и весьма немалые затраты. Но это уже нюансы. В общем, занялся девелоперством – сейчас этим новомодным словом называют разве что только не разведение породистых щенков.
      
На пути к своей цели им был обит не один порог и потрачено немало средств. Чего стоило одно лишь согласование проекта в ГИОПе – в структуре, призванной охранять памятники старины от нашествия этих самых девелоперов. Ведь многие из них выкупленной старине норовят такую пластику учинить, что даже чрезмерно раздутые геалуроном губы иной красавицы по сравнению с ней выглядят невинной шалостью. Но что только не сделаешь ради своей мечты.

      В общем, бюджет, выделенный на реконструкцию, затрещал по швам. Как поступает рачительный хозяин в таком случае? Правильно – начинает экономить. И, прежде всего, на рабочей силе. Здесь ведь что главное – надзор и контроль. Руки у всех устроены одинаково, и держать в них лопату можно одним единственным способом, за черенок – а попробуй иначе? Так полагал мой приятель, и во многом оказался прав. Во всяком случае к котловану, отрытому впоследствии в пределах старого фундамента, придраться было сложно.
 
      Короче говоря, экономия главным образом свелась, как вы уже догадались,  тоже к весьма распространённому в последнее время слову «узбеки». Мы благословили его и пожелали, как водится в таком случае, «творческих узбеков». И, как это ни странно, оказались недалеки от истины. Но об этом позже.

      На первых порах всё шло довольно гладко: разрушались ветхие перекрытия, рылся котлован под будущие сауны и винотеки, за фасадами старых, ставших бутафорскими стен возводились новые. Мелькали мотыги, сновали смуглые фигуры с носилками, звучала азиатская речь – ни дать ни взять готовая площадка для съёмки фильма о строительстве Каракумского канала. Не хватало лишь верблюдов.
      Дело спорилось, все были довольны. Заказчик – скоростью работ: они велись неспешно и позволяли растягивать пострадавшее на старте проекта финансирование. Гастарбайтеры – условием существования. «Насяльника» платила исправно и не сильно ругала за «косяки». Хотя эти придирки, на их взгляд, были совершенно беспочвенными, поскольку косяки были явно чужими – ничего дурного они не курили, а дверные были ещё только впереди. Но всё это было мелочью: не всякий из их соплеменников мог похвастаться проживанием во дворце, пусть даже и в бывшем и пока ещё без крыши. Впрочем, и дворцом то его можно было называть лишь с большой натяжкой. Памятник – да, но дворец… Ну, разве что, для них. Зато будет потом о чём рассказать ораве босоногих внуков, сидя на корточках у арыка и чинно втирая насвай в пожелтевшие зубы.

      Неожиданности начались уже на начальном этапе отделки, когда ещё можно было воспользоваться услугами тех же узбеков. И вот тут-то заказчика и ожидал сюрприз.
      Согласно его представлениям об идеальном устройстве жилья состоятельного человека гостиная его дома должна быть оборудована большим дубовым столом и камином. А стена у камина должна быть выложена не просто из кирпичей, а из кирпичей от известных в прошлом производителей, имеющих в качестве подтверждения этого именные клейма и гербы.

      Есть такая категория людей, которая из своего жилья делает некое подобие музея. Голова у них на какой-то особый манер устроена: стоит её легонько задеть вещью, на взгляд человека обычного неприметной и никчёмной, но представляющей для них особую ценность, как её тут же, словно ветхую соломенную крышу с порывом ветра, срывает с плеч. Речь идёт о коллекционерах. И у наиболее фанатично преданных своему увлечению их дом зачастую становится не просто этаким вот собранием редких вещей, а действующим приложением к этой коллекции.

      Один мой знакомый стаскивал отовсюду старинные утюги и патефоны. Мало того, что антикварные магазины – объездил все глухие деревни в округе в поисках раритета. И в его загородном доме, где он хранил свою коллекцию, даже дверные ручки были выполнены на манер утюжных или патефонных, причем первые были оборудованы электроподогревом, что приводило гостей в умиление, а при нажатии на патефонные раздавалось характерное шипение иглы, бороздящей запиленную пластинку. Б-р-р-р! Соловьиной трелью это не назовёшь, и большинство гостей, как правило, инстинктивно втягивало голову в плечи. Его же это искренне забавляло.

      Если же говорить о мире кирпичей, то он тоже богат и разнообразен и уходит корнями в глубокую древность, чуть ли ни ко временам Древнего Рима. На протяжении веков менялись размеры глиняных брусков, способы их формовки и обжига. Есть среди них и «тычковые», и «ложковые», и «угловые», соответствующие граням кирпича, куда наносились клейма. Да и сами клейма, эти торговые марки, тоже претерпели немало изменений в своём развитии. В общем, есть там много чего разного и интересного, и человеку с деньгами есть где развернуться.
      
      Нельзя сказать, что мой приятель из числа таких фанатов, но он всегда был неравнодушен к антикварной мебели и прочим предметам старины. Так что оброненная кем-то идея оформить гостиную упомянутым образом легла на благодатную почву. Но замахнуться на её осуществление он сразу как-то не решался в силу тех же финансовых соображений. Но тут, как водится, помог случай.

      Как-то в разговоре один из его знакомых обмолвился, что его приятель, обладатель собрания таких вот раритетов, срочно нуждается в деньгах. Это вызвало интерес нашего девелопера. Он попросил телефон нуждающегося, позвонил ему, и они быстро пришли к обоюдовыгодному соглашению. Так он стал обладателем эксклюзивного набора глиняных красавцев, обожжённых на кирпичных заводах Петербургской губернии в кажущемся нам уже почти дремучим восемнадцатом столетии. Клейма у наиболее старинных из них лаконично ограничивались монограммой или одной лишь буквой, некоторые, особо «одарённые», – выпускники «профильных» императорских заведений – горделиво несли на себе царские гербы. Остальные были украшены фамилиями заводчиков, каждая из которых выполнялась на свой особенный манер, с ятями и вензелями.

      Выложив приобретённую коллекцию на полу рядом с камином, он объяснил прорабу свою идею. Тот, в свою очередь, поставил задачу бригадиру, отметив на всякий случай, что лицевой стороной кирпича является та, на которую нанесено клеймо. Справедливо, на его взгляд, посчитав, что этого вполне достаточно. Но он никак не мог предположить, что бригадир этот, кстати, тоже представитель одной из среднеазиатских республик, но, в отличие от остальных, с более уверенным знанием русского языка, мог обладать своим собственным представлением о прекрасном. И каково же было изумление моего приятеля, когда при очередном визите на объект он увидел заветную стену. В первый момент он утратил дар речи, а на глаза его невольно навернулись слёзы: клейма на доброй половине кирпичей располагались вверх ногами! За что ему всё это!?

      Общение его с горемыкой-бригадиром существенно обогатило словарный запас последнего. Но, увы, оно уже не было в состоянии что-либо изменить, поскольку предложенный одним из приятелей нашего девелопера «правильный» рецепт раствора настолько сцементировал кладку, что разбить её, не повредив кирпичи, не представлялось возможным. Поэтому ничуть не странно, что в адрес советчика тоже прозвучала пара крепких, как и раствор, выражений.

      Единственное, что твёрдо уловил сконфуженный бригадир, было то, что тот причудливый рисунок, которые, по его мнению, столь изящно формировали эти клейма при взгляде на стену со стороны, был не совсем верным критерием предложенного дизайна. Уловил, несмотря на всю сложность восприятия таких необычных для него сущностей, как «критерий» и «дизайн». Но это неудивительно – мой приятель всегда обладал умением убедить жеребёнка в том, что он кролик.

      Слегка разрядившись, обладатель этой новоявленной стены плача (а без слёз смотреть ему на неё пока было тяжело) немного пришёл в себя. Тут же увольнять бригадира, а это было первой мыслью, посетившей его, он не стал. И даже тот затейливый узор, который он, наконец-то, сумел разглядеть, не послужил тому главной причиной.
     Неожиданным утешением, примирившим его с этой нелепостью, было осознание того, что эта кладка была в своём роде уникальной. И позволить себе такое мог разве человек не только состоятельный, но и неординарный. Вряд ли кому в голову ещё пришла бы идея столь вольно распоряжаться вещами не-малой цены, как если бы это был простой подручный материал. Предложи такое человеку, мыслящему шаблонно, тот повертел бы пальцем у виска.

      С тех пор прошло уже довольно времени. Думаю, что сегодня мой приятель смотрит на всю эту историю, как на забавный казус. И не только в силу упомянутого уже утешения или чего-то иного, пришедшего в голову несколько позже. Например, по причине понимания того, что кирпичи существуют вовсе не для того, чтобы учиться по ним грамоте или демонстрировать миру пример прочности конструкции, состоящей из правильно, или, как нынче принято выражаться, традиционно ориентированных компонентов. А для того, чтобы выполнять свою основную функцию. Хранить тепло и греть, не обжигая. Ну, а если уж захочется экзотики, то служить фоном для медитации тому, кто способен сконцентрироваться на главном - пусть на том же узоре - и не отвлекаться на мелочи.

      Слушая в автобусе анекдот, я вновь вспомнил об этой истории. И вдруг подумал, что, несмотря на всю вульгарность его контекста использованная в нём игра слов с подменой смысла – не просто забавная игра, а некий универсальный приём, способный по-новому воспринимать окружающие нас предметы и явления.
 
      Правильно ли мы поступаем, глядя на вещи исключительно под привычным углом зрения, пользуясь устоявшимися схемами, как это изложено в учебнике, предписано инструкцией или просто принято в приличной компании? А, может, нужно иногда просто, не боясь показаться кому-то смешным или нелепым, переворачивать всё с ног на голову? Или делать это со своей головой и со всеми её представлениями. И тогда при взгляде на что-либо, в том числе и на эту «неправильную» стену, в какой-то момент тебе вдруг откроется нечто, ранее неразличимое, необычное и неизведанное. И тогда – почему бы и нет – эта стена вдруг обернётся для тебя стеной познания…