Мороженое в море. Повесть

      
     
       «Прощай, свободная стихия…»


      Застать любимую, недавно обретенную жену, можно сказать, молодоженку, в объятиях чужого мужика?! Явно пьяненькую, с дурацкой улыбочкой и полузакрытыми   глазами?! Такое мерзкое видение никогда не посещало, просто не могла посетить разумного, рационального Андрюшу Гребнева. И когда оно материализовалось, можно себе представить его остолбенелость, а затем полнейшую осатанелость! Бурливая струя кавказской крови, гены дедушкины, поди, взыграли, взвизгнули: «ИЗМЕНА! БЕЙ! РЕЖЬ!»
      И пусть обнимали Янку не в постели, а в постельно-тесном, на взгляд мужа, танце в ресторанном полумраке, она тут же была вырвана из рук кавалера. Который получил кулачищем в глаз, хотя оказался лишь соседским недорослем Матюхой Гусевым! Осознав это в момент мордования нежного личика малолетнего соперника, Андрей с отвращением выдохнул: «Ах ты урод, тетя Мотя…»
Ой, да все эти танцы-манцы просто объяснялись. Чуть расползлась, увы, после родов Яна и никак, никак не могла «войти в свои берега». Решила необременительно сгонять вес не только любимым плаваньем, а еще и настольным теннисом. И очень в спарринги подходил безработный долговязый балбес Матвей, который весной отправлялся в армию.
     Ну и повелось: Андрей в университет (последний год, слава Богу!), потом таксовать-зашибать лишний рублик, а супруга с ракеткой и спящим в коляске Тимкой
     – на спортплощадку. И вот как-то, когда сыночка забрали родители, Яна по приглашению своего спарринга спряталась от жары-духоты в прохладном подвале-ресторанчике. Есть ничего не ела (диета!), но полная безобидность «тети Моти» подвигла ее на один сладкий коктейльчик, потом другой…
     А безобидный этот утром, когда умученная обвинениями, объяснениями и примирениями Янка проводила мужа и наконец толком заснула, - позвонил. И потребовал развестись и ждать его из армии! Даже какие-то угрозы зашуршал невнятным языком, видать, пересохшим от эмоций! Либо, не выдержав их накала, мобильник захрипел-засбоил. Яна послала Мотю почти по-матерному, но тотчас почувствовала, как это некрасиво и несправедливо. Надо было по-матерински…
     Больше заснуть она не смогла. Надела подаренный Андреем индийский балахон, длинный, до пят, и потому очень нелюбимый, пошла на море поплавать, понырять досыта. Одна, опустошенная тяготами супружеской жизни, ужасаясь тому, что она – сплошные обязательства, обязанности… И – обыденность! Счастливый Матюшка – вон, в любви объясняется, в ресторан ведет, в армию идет, что хочет, то и делает… Ну, подумаешь, в глаз стукнули! А кто настучал Андрею? А, подружка Лизавета звонила вчера часа в четыре, и Яна даже не подумала скрывать, где, с кем находится.
     Море не произвело обычного волшебного эффекта. Возвращалась домой, нарочно усугубляя душевный мрак, самой противной дорогой с кучей бетонных лесенок. Под жгучим сентябрьским солнцем штурмовала крутой подъем, когда на него с проспекта выкатилась тройка мясистых кавказских дядек, смахивающих на бандюков. Вдруг они остановились, бестолково затоптались, громко перекрикиваясь. Потом тяжело плюхнулись на скамейку, закурили и замолчали. Один, покосившись на приближающуюся Яну, высказался вполне культурно:
- Да ладно, фиг с ним!
На проспекте стояло авто с открытым верхом, рядом маячил, тоже курил какой-то тощий и молодой. Перестрелки-разборки в духе недавних сумасшедших девяностых, кажется, отменялись. А может, вовсе не планировались, и Яна полюбопытствовала:
- Вы что, ловите кого-то?
Дядьки нестройно ответствовали:
- Да не, мы на море хотели… А потом назад в гору лезть?! Какое уж море!
Да… «Прощай, свободная стихия», как печалился Пушкин! Какое море и какой уж там Мотя, «тетя Мотя» со своей вольной жизнью! Она – замужняя женщина, и воли-свободы ей теперь век не видать. Грустно…

                Банки-склянки-бутылки

          Пожилые соседи матери собрались с Андреем к источнику  Пластунской воды – узнали, что студент-историк еще и таксует. Вообще-то в городе есть несколько бесплатных бюветов, но там с собой много не унесешь, нельзя. А за городом – пожалуйста! Торчит труба, из которой льется даром самая, говорят, целебная вода на свете – от множества болячек!
Поехали рано утором, до жары и пробок.
- А автобус туда не ходит! Почему, спрашивается? Знают, что у нас люди и так что-нибудь придумают, доедут! Вот мы недавно говорили: сестра с матерью даже в госпиталь к Алексею Степановичу добрались по фронтовым дорогам! – подает тихий голос с заднего сиденья его супруга.
- Так вы фронтовик, Алексей Степанович?
- Не похож? Ну а чего - без палки хожу, без очков читаю! На шестидесятилетие Победы нас с женой городские власти приглашали, столы хорошие накрыли… Так я там самый бравый был, скажи, Петровна! Только кино про войну не смотрю, глаза мокреют сразу, прям стыдно… 
Андрей, у которого все четыре прадеда воевали, двое погибли, (сам поднимал архивы, выяснял!) к ветеранам войны относится по-особому. Расспрашивает, заносит самое значимое в компьютер. Что из этого получится - пока еще не решил, но то, что все эти воспоминания драгоценны, знает твердо.
- И откуда куда к вам в госпиталь родные добирались, очень интересно?!
- А вот, с сестрой младшей на днях вспоминали! Приехала к нам лечиться аж с Сибири, вода-то Пластунская для нее - ну и мы заодно попьем... Меня в сорок четвертом призвали из нашей деревни под Брянском, походил, попылил в пехоте. А в Польшу вступили, - ранило малость в плечо. Мать узнала, переполошилась…
- Орден-то за что, за то, что ходил, пылил, дали? А один осколок сколько лет сидел, плечо болит и болит… Так рентген сделали и тогда уж узнали! – уточняет жена.
- Мать узнала и собралась с Валентиной ко мне!! Не перебивай, Петровна! Самогонку по маленьким банкам-бутылкам разлила – вот и доехали. А чаще, ясное дело, их так, за «спасибо» подвозили, это ж с Брянщины до Польши сколько топать…
А вот для Пластунской воды приготовили большие бутылки – она в холодильнике долго не портится. Андрей помог, конечно, и в жигуленок чудодейственную водичку загрузить, и выгрузить, и в квартиру занести. И деньги за дальнюю поездку отказался брать.
Худой, чуть сгорбленный, Алексей Степанович хмурится, теребит Андрея за плечо:
- Э, нет, Андрюша. Вы молодые, у вас сын родился. Бери, не помешает. Да еще я, знаешь, это… одалживаться не люблю – принцип у меня!
- Нет. Не надо. У меня тоже насчет фронтовиков принципы!
- Вот ты какой…
         А вечером Янка, звонко чмокнув мужа, продемонстрировала ему аппетитные баночки с домашними садово-огородными закрутками:
- Мама твоя занесла гору памперсов Тимке, а ее соседка - вот что притащила! Такая очень домашняя бабуля «со следами былой красоты», как раньше в романах писали. И знаешь, что сказала? «Твой-то больно хороший! Всем бы девчоночкам такого мужа! Такой хороший!» Я смущаюсь, ахаю: «Да неужели?» А ты у меня, оказывается, и таксист еще просто супер – народ вкуснятину прямо в дом несет!


Андрей, Яна, Тимошка


Не слишком большой знаменитый олимпийский город у Черного моря – родина больших знаменитых спортсменов, шоуменов, политиков и политиканов, космонавтов и косметологов-продюсеров. И незнаменитых, но даровитых Яны и Андрея.
Познакомились еще школьниками, - и небанально. Ехали в маршрутке, переглядывались, а когда у Яны не оказалось кошелька (нашелся потом на дне сумки!), Андрей выручил, расплатился и, главное, усмирил заволновавшегося хамоватого водителя. Дальше все замечательно пошло у них и поехало, потому что Андрею страшно захотелось еще и еще большеглазую Яночку защищать от хамов, от ее рассеянности – от всего! Надолго померкли с детства интересовавшие парня дольмены, древние курганы и руины, которыми кишит кубанская земля и родное Причерноморье…
Но вот, уже студентами истфака, поженились, вот сотворили сына, который растет не по дням, а по часам... Дальше оба могут еще как блеснуть: Андрей раскопает какой-нибудь невероятный клад, а Яна выступит, скажем, на шоу «Голос», он у нее весьма неплохой!
А пока они почему-то часто ссорятся и даже, бывает, разбегаются,  разъезжаются, потом съезжаются, мирятся… Потом опять звенят в нарядной однокомнатной квартирке раздраженные голоса, начинаются и долго не кончаются какие-то пустяковые разговорчики, разборки. Солирует, как правило, Яна:
- Вот почему ты не забрал Тимошку из садика? Я же просила! Просила! Успел бы, если бы постарался! Но, конечно, не постарался, как всегда…   
       - Вот почему ты забрал Тимошку из садика, я тебя просила? Просила?! Я потом собиралась его к родителям отвезти, уже с ними договорилась…
Андрей тоже, бывает, хмуро бурчит:
- Ага, выбросила такую потертую зеленую папку, наверно?! Неужели выбросила?  Вспоминай, выбросила или нет, потому что я нигде не могу ее найти…                - Ага, вот не выбросила этого замусоленного медведя, хотела ведь?! Тимоха оторвал ему второй глаз и чуть не проглотил, еле выцарапал у него изо рта!
На сердитые обвинения Яна реагирует с азартом – ох, актриса, актриса!
- Да ничего он не собирался глотать! Он вон, лапу медвежью в рот тащит… а ну, выплюнь, чудо! И доешь свое яблоко!! Так что зря ты, Андрюш, паникуешь как наши бабушки-прабабушки.
Сыночек с интересом вникает в пререкания родителей и, конечно, вносит свой вклад:
- Я медведь!! Сейчас папу проглочу, он вку-у-усненький! Будет у меня в животу!
- Вредненький он бывает, а не вкусненький, Тимочка! А маму что, неужели тоже хочешь проглотить? Ну-ка, ну-ка скажи!
- Не-е-т, я маму люблю! И черные очки мамины люблю, и мамин мобильник, и майку с золотыми птичками – все люблю!
- Конечно, если пацана таким тоном спросить, он и в любви к Бабе Яге признается!
- К Бабе Яге?! А если на тебя надавить, может, наконец признаешься… Колесова эта… По какому праву, интересно, она звонит черт знает когда? Ну да, коллега… или еще кто-то там?! Почему так поздно, когда ребенок уже спит, что за наглость?!
- Восемь вечера поздно?
- Восемь с чем-то! Почти в девять вчера позвонила!!
- А я не спал, мам, просто лежал…
- Вот, правильно сын говорит! Тимоха, ясное дело, не спал, потому что еще светло было! А звонила - на кафедре расписание консультаций переиграли, я же тебе объяснял. (Андрей теперь преподает в родном университете.)
Но Яну, как всегда, тема «все эти бабы» заводит капитально:
- Не надо, не надо нахалок защищать! И что ж удивительного, что светло, - июнь на дворе! А ты, Тимофей, когда папа с мамой разговаривают, не слушай, ясно?
- Почему? А чего вы ссоритесь?!
Действительно, слушаться родителей нужно, а слушать нельзя? Эх, мама, папа, это вы послушайте и послушайтесь ребятенка: его устами глаголет истина!


       Подснежники и орхидеи

Ну вот, последняя на сегодня поездка нарисовалась: того и гляди снег пойдет. Небо скучное, белесое… Пора закругляться!
- Так вам куда, я не понял?
- Куда? В весну, за подснежниками, белыми любимыми цветами! Я заплачУ! Или заплАчу… сама уж не знаю. А кэбмэн оказался с человеческим лицом, как будто можно поплакаться… 
- Можно, но нежелательно. Так куда вам, уважаемая?
И такие попадаются пассажирки! Недаром Яна порой картинно хмурит, поднимает бровь, если он припозднится: «Ну, и кто она?»
А она, эта дамочка, хоть и не молоденькая, была красотка. И определенно в стрессе! Вылетела, как бешеная из ворот особняка, бешено замахала рукой, увидев его жигуленок…
- На проспект, пожалуйста, а потом я покажу, тут близко… О, да я знаю вас… и вашу маму, журналистку, хорошо знаю! Вы, помню, совершенно поразили всех на городской Олимпиаде года… года три назад? Пять? Чтобы старшеклассник так разбирался в истории…
Ну да, осенило Андрея: сидела не рядом, как сейчас, а за столом жюри, с края… Положив длинную ногу на ногу, в строгом таком костюме, невозможно красивая! И даже задала ему какой-то… какой-то эдакий вопрос…
- Так вы теперь занялись… м-м… конкретным делом? Старушка-история – уже не ваша история, молодой человек?
- Почему? Вот, закончил универ, теперь преподаю на истфаке. А таксую, потому что семья, - сами понимаете…
- Не понимаю! Что ж вы все рано так женитесь, Господи ты Боже мой? Как это у Пушкина: «… мой Ваня/Моложе был меня, мой свет,/А было мне двенадцать лет…» Или тринадцать? Я с цифрами всегда не очень… да и со всем остальным, очевидно. Курить-то можно здесь, надеюсь?
- Можно, но нежелательно!
Андрея прямо-таки покоробила собственная тупость. Заладил, точно робот: «Можно, но нежелательно!»
- Да курите! И не надо… не нервничайте так!
Какая же она все-таки красивая… и вздыбленная, измученная! Что же случилось? Личное что-то, конечно!
Женщина косится на него умным скорбным глазом под струящейся волной волос. Точно пораненная каким злыднем Василиса-премудрая, для которой нормальному мужику хочется стать медбратом, братом… и так далее. Курить не стала. Долго молчала и вдруг засмеялась:
- Это я так радуюсь, вот что! Сделала то, что давно должна была. А может, не должна… В конце концов, все решают звезды, или еще кто-то там, наверху… Вы, историк, это уже поняли?
- Ну… я не знаю… - косноязычие Андрея набирало обороты!
- Сейчас направо… и еще раз направо… Здесь остановите, пожалуйста. Я думаю, можно, замечательный мой коллега, подняться ко мне. Попьем чай, кофе, что там у меня есть, и поговорим об истории человечества. Приглашаю!
- Нет, не выходит сейчас у меня. Извините…
Кто мгновенно вякнул за Андрея это «нет»? «Кто-то там, наверху»? Только не он сам. Его ответ был: «ДА!» В конце концов, речь шла о безалкогольной беседе коллег-историков… Дурак! И денег, «кэбмэн» хренов, не взял, даже сумочку открыть не позволил… опять дурак! У нее только шуба - два его жигуленка, наверно… А на Олимпиаде тогда спросила… вспомнил о чем, ясное дело! Вспомнил, как разом всполохнулись другие учителя…
- Вот ты сказал, все поколения повторяют ошибки предыдущих. То есть люди попросту глупы? Или без их ведома все в мире так и идет по накатанной программе: драться и бояться?
Что он мямлил ей тогда? А как бы ответил сейчас?  Наверно, возразил, что если действует чья-то программа, то уж больно подленькая, трусливая… О, какой снег пошел! Хуже нет, когда он начинает заваливать совершенно не пригодный для этого город. А красивая женщина в возрасте хочет весенние подснежники… У нас они появляются - ну да, в январе, который сменился февралем и на носу День Святого Валентина! Значит, презентует ей кто-то любимые цветочки, можно не сомневаться! А он надумал подарить Янке орхидею в горшке – намного шикарней…

     Сны врут!

            «И снится чудный сон Татьяне…» Это у Пушкина, а вот Яне, поклоннице поэзии Серебряного века, студентке-заочнице и администратору шикарной гостиницы действительно приснился чудный сон. Жених, муж! И с лицом близнецов Сашки-Мишки, соседей по старому дому. Они постарше были, но Яночку всегда очень даже замечали! Да, так вот четко-четко увиделись знакомые длинные брови и сощуренные глаза под ними. А она в воздушной фате, в белом платье с голыми плечами… Настолько это было взаправду, что Яна проснулась.
И удивилась сну: выйдя замуж в восемнадцать, заполучив кучу обид в браке и кудрявого карапуза Тимошку, жила она сейчас у родителей, и неплохо. Очень, по крайней мере, содержательно: масса друзей-знакомых, всяких интересных событий-мероприятий. Развестись официально, окольцеваться еще раз?! Да ну… Потом, может, когда стукнет лет двадцать пять, что ли, когда определится карьера…. Да хоть какая-то колея в жизни! Андрей вот себе нашел – археология, мог бы и ей что-то подсказать! Уехал в экспедицию на раскопки и ни разу еще не позвонил… Разлюбил? Неужели разлюбил?!
Наведя кой-какие справки, а потом потыкав все кнопки на пульте телевизора, Яна добилась отключения экрана и позвонила Сашке.
- Са-а-ш, это Яна, бывшая соседка, помнишь такую? Сто лет не виделись, а ты, говорят, ас по теликам! Что-то наш забарахлил… Вот, дали твой телефончик!
Сашка пришел, тут же устранил Янкину диверсию, заново обалдел от ее красоты и, хотя по телефону вякнул про таксу за вызов, от денег отказался. Они мило расположились на лоджии, среди маминых цветов и лиан. Пили кофе с бутербродами и болтали под птичьи колоратуры за раскрытыми окнами. (Папа был, разумеется, в своем Яхт-центре, мамуля выгуливала Тимоху.)
- Пацаненку есть где разгуляться в вашей новой квартире! Вот и я хочу сына или дочку, даже очень… – вдруг признался Сашка.
            - И есть к кому обращаться с заявкой? – Яна игриво улыбнулась, прекрасно зная, что на данный момент он «в свободном полете».
- Да тут одна меня недавно ошарашила… В общем, думаем расписаться. У ребенка должен быть отец, сама понимаешь.
У Яны чуть дрогнуло сердце. Возмужавший широкоплечий Сашка оказался хорош не только во сне. Эдакий «сероглазый король»-пролетарий с белозубой улыбкой! С шуточками, совсем не наглыми. А близнец Мишка, по слухам, женился рано - по Интернету познакомился с девушкой из Питера и отчалил туда...    
- Должен быть отец? Вот моему Тимошке лучше совсем без отца, чем такой!
- Что, чересчур ревнивый?
- То работа, то раскопки, то часами, часами за компьютером! И что мне, сидеть, слезки лить в четырех стенах? Так Андрей стал ТАК права качать… Ведь с восьмого класса с ним встречались, кто бы мог подумать, что… А, ладно!    
Кусая губы, Яна стала собирать на поднос пустую посуду. Потом спохватилась:
- Ну, конечно же, поздравляю тебя, Сашечка, с грядущим бракосочетанием, с малышом! А как там брат-близнец, что сигналит? Говорят, жена у него просто красотка!   
- Да красотка чуть не посадила недавно Михаила! Застал ее в кафе с одним там, чуть не убил обоих!
Яна застывает с подносом в руках, молча смотрит на Сашку. Неужели он в курсе, что… Ох, как Андрей взбесился однажды из-за малолетки Матвея! Чья мамаша потом всем растрезвонила, будто ее дитя чуть ли не изувечили! Яна вспоминает «чудный сон», белое платье… Очень похожее было у нее на свадьбе! Да ясно, это знак, чтобы они с Андреем снова как-то… Ну что вот они все ссорятся? И почему он, чучело такое, не звонит?! А Сашка, кажется, снова шуточки шутит…
- Признайся, ты эти ужастики только что сочинил!
- Само собой! Да знаю я твоего Андрея, нормальный парень. Нет, что ли?


                Апельсин-вашингтон

Во дворе у бабушки Андрея растет уникум - высокий раскидистый апельсин, ему под восемьдесят, даже больше, чем ей! Но дивные золотые плоды в российских субтропиках толком не вызревают, кислые-прекислые. Бабушка эту кислинку добавляет в свои варенья-соленья, ко всему съедобному она относится с пиететом. Говорит, научилась у своей матери, которая после революции еле пережила страшный голод в Поволжье.
- Их было, Андрюша, семеро детишек от семи до семнадцати лет, раньше такие ведь были семьи! Так самые младшие в церкви после причастия норовили несколько раз встать в очередь за ложечкой кагора и просвиркой. А батюшка шипит, гонит их… Потом церковь закрыли, и просвирка бедным ребятам только снилась! Рассказываю все это Тимошке, если он капризничает за столом. Но вообще-то, вы вот жалуетесь, а у меня он прекрасно кушает! Как когда-то твоя мама у моей мамы…   
Бабушки… С бабушкой, у бабушки все иначе, все хорошо и правильно! Андрей так ясно это понял после одной реплики Елизаветы II в английском документальном фильме. Королева в лесопарке своего поместья грустно уронила: «Везде этот плющ! Его совершенно не было при жизни бабушки...» 
Но, продолжая цитрусовую тему, стоит вспомнить, как однажды рядом с университетом продавали прямо с грузовика абхазские апельсины. Кажется, первый раз в году, и Андрей не удержался, спросил:
- «Вашингтон»?
Есть такой сорт, удивительно сочный, сладкий и без косточек, Яна его обожала. Хмурый, непонятного рода-племени дядька буркнул в ответ:
- Че парень, того? Апельсин! Апельсин это! Абхазский! Какой еще вашингтон?
Вот гады-перекупщики! Дремучие, колючие, как наши кавказские леса-заросли! Ни черта не знают… Но продавался действительно «Вашингтон», и Андрей накупил апельсинов на все деньги. Плюнул на глазеющих (возможно!) студентов и коллег и потащил бугристые пакеты к своему старичку-жигуленку. А в обед заехал на работу к Яне, угостил всех и посмешил утренней сценкой с апельсиновым торгашом.
Жена повела Андрея в их любимый уголок на последнем, пятнадцатом этаже, на веранду кафешки-кофейни, где всегда водились свежие пирожные. У подножия башни гостиницы «смеялось», как заметил классик, уходило за горизонт море, буйствовала субтропическая зелень. И они с Яной тоже много смеялись и целовались. Андрей вспомнил еще одну хохму: 
- Слышишь, Ян, про Вашингтон не знаю, но в Нью-Йорке из-за пиццы ежегодно портят семь миллионов служебных документов! Как-то ухитрились подсчитать…
- Скажи лучше, как-то ухитрились сожрать эту пиццу на рабочем месте – совсем не боятся начальства, что ли?
- Ты боишься, да?! Выписываешь, наверно, клиентам всякие бумажки, строишь им глазки и лопаешь, признавайся, например… например, любимое мороженое! И даже не подсчитываешь, сколько бумажек и одежек успеваешь ежегодно закапать! 
- О, какая фантасмагорическая картинка… Если бы! Даже твои апельсины не могу за стойкой как следует, от души почавкать…
- Ага, видел, слышал, как вы спокойненько себе чавкаете!..
После работы Андрей заехал к бабушке, привез и ей пакет апельсинов. Угощаясь вкусненьким бабушкиным компотом с «кислинкой» от дворового гиганта-долгожителя, опять рассказал утренний правдивый анекдот про вашингтон-апельсин. Евгения Артемьевна и похмурилась, и посмеялась:
- Ну, кто в Абхазии растил эти апельсины, название сорта, наверно, знают. Это все перекупщики наглые! Лишь бы денежки получить, а во фруктах разбираются, как… как свинья в апельсинах!


     Судьбоносная губа

Особо не предаваясь воспоминаниям, – некогда! - Яна все же порой мысленно возвращалась к своему восьмому классу, когда жизнь вдруг вырулила на ужасно увлекательную дорожку. (Легкие разочарования-кочки не считаются!)
Дело было так: ее школьная учительница английского случайно оказалась на концерте, где Яна пела. Да, занималась в студии оперного вокала на радость родителям. Пела романсы – самой сейчас не верится! Собственно, это был творческий вечер известной в городе певицы, в котором та захотела представить некоторых своих учеников. Яну – после откровенных обидных колебаний. («Совершенно не одобряю твое увлечение бардовским репертуаром – явно в ущерб классическому!»)
На следующий день молодая англичанка Марина Игоревна, прежде Яну почти не замечавшая, после урока подозвала ее и объявила:
- Прическу лучше бы сменить, Яночка! Ты же хорошенькая девочка, но с таким крутым лбом надо бороться: не открывать, не прилизывать все назад в старушечий пучок, а сделать стрижку каре, например! Волосы у тебя вьются, будет хорошо. Бровям нужно придать форму, как следует подщипать. Фигурка у тебя неплохая… А, вот еще что, я вчера заметила: ты все время то кусаешь, то поджимаешь нижнюю губу – нельзя!
-  Да что вы говорите?!
Но красотка-англичанка будто не заметила Янину злость, чирикала себе с улыбочкой – зоркая пичужка, углядевшая вроде бы съедобный сухарик:
- Вот, вот, и сейчас стоишь, поджав губы. Вид у таких девушек неприятный, ехидный какой-то, а надо, чтобы был…  женственный! (Она, скорей всего, хотела сказать «сексапильный», ну и сказала бы. Яна про все такое давным-давно теоретически знала, но парней в упор не замечала, как и они ее.) В общем, помни: наоборот, оттопыривай, выпячивай губку, вот так! Произведет прекрасное впечатление, особенно на сильный пол! Wonderful, absolutely wonderful! А иначе, знаешь ли…
- Вам понравился концерт? – помнится, все-таки спросила Яна.
- Тебя вот я абсолютно не слышала - аккомпаниаторша чересчур громко стучала по клавишам, по-моему! – милосердно щебетнула напоследок Марина Игоревна (да нет, каркнула, каркнула, пророчица-наставница!). И с того дня иногда на уроке, взглянув на Яну, чуть-чуть надувала ярко накрашенные губки и улыбалась.
Все ее указания, надо сказать, Яна выполнила споро и успешно. А вот с английским у нее по-прежнему, как почти у всех в классе, был полный аут. С вокалом и правда тоже что-то не так… Да и с губой не всегда получалось! Яна даже повесила над кроватью большущий плакат-напоминание: «LIP! LIP! LIP!» («Губа», то есть.) И вскоре на День святого Валентина получила «валентинок» больше всех в классе! Ребята стали наперебой предлагать дружбу, начала встречаться с одним, с другим, но недолго. Уж больно нахальные, так и лезут с поцелуйчиками. И глупенькие. Сама Яна с подачи мамы-библиотекаря массу книг успела перечитать, пробовала играть на гитаре, сочинять песни-баллады…
Все равно намного веселей стало жить, отшивать ухажеров, обсуждать их и высмеивать с подружкой Лизаветой. Но когда попросился в бойфренды десятиклассник  Андрюша Гребнев, с усиками, с успехами в истории (победитель краевой Олимпиады!), но такой по уши влюбленный, такой симпатичный, смешной, послушный… Вот когда «небосклон воспламенился богатыми цветами встающего солнца радости», как некогда писала романтичная графиня Евдокия Ростопчина!
А потом, когда наконец поженились, когда родился Тимоха, все больше почему-то стало поводов поджать губы по-старому. Совсем, совсем мало теперь Андрей обращает на нее внимание, помешан на своей археологии… Сидела раз в кафе с Лизой, жаловалась на мужа, кусала и кусала эту чертову губу, и тут подсел к ним Кирилл, взрослый двоюродный брат Лизаветы. Не без харизмы дядек! И нижняя губа у Яны сама собой вдруг кокетливо надулась, выпятилась, наглая… И что теперь с ней такой делать?!
   
  Как бабушка Женя стала миротворцем

Объект сумасшедшей любви потихоньку становится тираном, это точно! Когда зацикленный на древних развалинах Андрей Гребнев вдруг зациклился на юной Яне Лихачевой, она убедилась, что неземное счастье существует. Еще бы, заходит, например, Андрюша за ней (договорились пойти на море), а у нее из-за злоупотребления мороженым горло шарфиком обвязано, побаливает. Так он тут же скидывает шлепки и босиком, чтобы совсем молниеносно, летит в аптеку! Как будто у Яночки как минимум приступ тропической лихорадки! А ее действительно от заоблачной высоты и полноты чувств уже буквально лихорадит…
Да, вот еще о высоте: начинающая привыкать к беспримерному обожанию Яна однажды по-тихому надулась на обожателя (из-за ерунды, в сущности!) и отключила телефон. Что же Андрей? А он идет по карнизу третьего этажа и возникает на фоне звезд в  Янином окне с требованием прощения! И на пятый, и на десятый этаж полез бы, Ромео...
Их так и называли: Ромео и Джульетта Грехачевы (Гребнев+Лихачева), хотя их отношения долго были вполне безгрешными до… до неминучей свадьбы. Но не безоблачными и до, и после. Джульетта вечно дулась, капризничала, ревновала («Ну что ты всем улыбаешься до ушей?!»), кокетничала в отместку. Ромео бунтовал редко – хоть и метко.
И вот опять, опять, опять разбежались, разъехались. Вернулись к родителям из сообща подаренной теми милой маленькой квартирки. Назревал развод... А у них ребенок, такой замечательный пацаненок Тимка! А у Яны не только ребенок-пацаненок, но и внезапный феерический, платонический роман с директором ее гостиницы, не единожды разведенным шикарным дядькой…  В море бы топить таких перестарков-обольстителей!
Этот, однако, не утонул, не заболел, не бросил Яну ради другой молоденькой красотки – ничего подобного. Просто его посетила бабушка Андрея! Которой не иначе как небесный зоркий ангел в лице дочери открыл глаза на разворачивающиеся события. («Случайно увидела Янку в машине Арзуманова, тот еще жук-сердцеед! Казанова! Сама когда-то попалась…») И отнюдь не увещеваниями и угрозами сразила Евгения Артемьевна зловредного «жука», нахально раскатывающего интеллигентную хорошенькую Янку в своем лексусе. 
Молвила она ему следующее:
- Вы ведь встречались – было, было, не отрицайте! – с Ларочкой?
- Какой Ларочкой, простите? (Ларочек директор за полвека насыщенной жизни знавал, конечно.) Вы… о чем это вы? Я не понял цель вашего визита, уважаемая!
- С дочерью моей, всем известной журналисткой Ларисой Марченко?
- Бог мой, я даже не помню, где, когда… «Дела давно минувших лет», так сказать!
- А что вы скажете, если еще в те минувшие лета я знала, что вы - отец ее единственного сына?! И вашего, между прочим, тоже… у вас ведь только четыре дочки?!
- Только четыре… - промямлил обалдевший директор.
- Вот-вот! Мальчик ваш, как и тогдашний муж Лары, разумеется, не в курсе до сих пор, и я запрещаю, запрещаю вам разглашать… И я бы, разумеется, никогда… но так случилось, что вы, отец, можете окончательно разрушить семью своего сына!! Что вы на меня так смотрите?! Да, да, Андрей Гребнев, Янин муж – ваш сын! Хотите – поговорите с Ларочкой, хотя вряд ли она захочет, как говорится, ворошить прошлое. Она абсолютно счастлива со своим нынешним мужем!
- Я видел как-то у нас в гостинице… м-м-м… мальчика. Такой симпатичный окольцованный птенец…
- Очень образованный птенец, очень одаренный – с такими-то родителями! Только не подумайте, что я вам льщу! Ах, вы все, все можете… повлияйте, помирите ребятишек!   
В результате фантазийной эскапады Андрюхиной бабушки Яна поняла, что не понимает ничегошеньки в людях! Жутко напористый директор оказался таким высокоморальным: сам вдруг признался, что у него к зеленой молодежи давно исключительно отцовские чувства. Ой, очень нужно было… Она ведь замужем!

      Санта-Барбара

Андрей пьет третью чашку чая с принесенными пирожными, молчит, мычит, явно какой-то разговор «держит за щекой»! Мать, потягивая кофе из крохотной чашечки, выразительно поднимает ломкие черные брови, щурит зеленые глаза:
- Ну, что такое? Излагай!
- Ма… Тут в Яниной гостинице почему-то… Короче, давно, оказывается, ходят слухи, что я – сын ее директора! «Санта-Барбара» какая-то… Что, правда?
- Да ну… Да пусть болтают всякие глупости! Тебе-то что?
- Но я сам заметил, что он ко мне, к нам… На новогоднем корпоративе затащил меня на балкон и чуть ли не час разговоры разговаривал! Янку повысил в должности, вот сейчас предлагает нам какую-то льготную, почти даром, семейную путевку в Грецию… Ну вот скажи, ехать или не ехать? Что ему от нас надо?
- В Грецию? Какая прелесть! Парфенон и все такое – ты же историк! А папочке твоему в Краснодаре вот не приходит в голову как-то вас порадовать! Кончил платить алименты – все! Эй, почему не ешь мед, это полезней пирожных, которыми вы с Янкой питаетесь! Но могу, впрочем, сказать, что сто лет назад Валерий так красиво ухаживал за мной! А тут как-то встретились, тоже очень по-доброму поговорили, вспомнили молодость...
- Ну и…
Андрей медленно отодвигает чашку, высокомерно вздергивает подбородок, внимательно-внимательно глядит на красный, в веселых белых горошинках заварной чайник.
- Да, он что-то такое насчет тебя намекал, я, конечно, только посмеялась… Вот чудак, хочется ему сына - и все тут! Но вообще-то он просил меня сделать сюжет про его гостиницу, какие там интересные проходят ярмарки, конкурсы… Да ты не заморачивайся, ради Бога, на эту тему!
- Конечно, нет! Ни за что не пойду на эти его конкурсы! Конкурсы красавиц в купальниках?
- Все шуточки! К Янке он никакого отношения не имеет, если ты об этом! Абсолютно! Да и она вся в свою мать, очень домашняя, в сущности.
Лариса красиво поводит плечами, строго смотрит на сына.
- Да знаю. Яна говорит, что он, хоть и бабник, абсолютно на нее не реагирует! Предпочитает более… ммм… взрослых женщин.
- Нет, ну на меня он не разучился реагировать, буквально осыпал комплиментами!  Да нормальный он дядька, Андрюш, умный, нежадный, что по нынешним временам очень даже… Ну да, ловелас, очаровать-охмурить сможет хоть Веру Брежневу - и что плохого? Увеличивает народонаселение России-матушки! Ой, да доедай уж все пирожные, куда нам с мужем такие калории! Аж смотреть страшно… 
А недавно Яна принесла свежую весть касательно директора: вернулся, оказывается, к последней жене. И она собралась родить ему еще ребенка! УЗИ непреложно показало: сына! Счастливый, гордый невероятно, раньше жены рожали ему одних девчонок…
Услышав новость, бабушка Евгения Артемьевна позвонила дочери, вспомнила и о своем визите к «очарователю-охмурителю»:
- Поверишь, Ларочка, до сих пор сама не знаю, как это тогда все у меня сочинилось! Видно, вспомнила золотые дни нашего школьного театра, где я столько лет и режиссер была, и суфлер, и бутафор. И драматург, разумеется!    
- А теперь стала еще и Вангой, мамуля! Вот просто навязала, напророчила мужику сына! Даст Бог, возьмется теперь за ум, стрекозел такой.
- Яночка говорит, безумно рад…
- А уж как ТЫ была рада, когда он отстал от Янки!
Евгения Артемьевна довольно хмыкает - ну прямо тебе энтузиаст-эпидемиолог, успешно «прижучивший» эдакого верткого вредоносного жучка:
- Так разве можно было допустить, чтобы дети разошлись из-за этого стрекозла? Или как там еще называется… плейбоя?! Чтобы Тимошечка рос без отца… ой, даже страшно подумать! Нет, по-моему, это тот случай, когда «Санта Барбара» вполне может пригодиться.

  Синоним Русалочки

- Яночка, ты вот когда забирала сегодня Тимошку, забыла тебе рассказать…
Бабушка мужа Евгения Артемьевна, Тимкина прабабушка, как всегда звонит с очередной подробнейшей новеллой об обожаемом ребеночке:
- Читаем с ним андерсеновскую «Русалочку», и он вдруг спрашивает… Я, видишь ли, недавно ему объясняла, что такое синонимы, начали, заметь, по его инициативе, с прилагательного «смелый»! Быстренько подобрали: храбрый, отважный… А вот Андрюша меня однажды просто уморил с этими синонимами, никогда не забуду! Объявляет: немец – синоним фашиста! Я ему разъясняю, что нехорошо, неправильно так говорить. Вот, например, у дедушки Ленина один дедушка был немец. Так он меня тут же спрашивает: «Кто? Маркс или Энгельс?»
Евгения Артемьевна заливается счастливым смехом.
- Так что же там насчет Русалочки?
- А, ну просто Тимошечка - невероятно тонкий мальчик! Уж поверь мне, милое наше чадо просто чудо! Я даже не сразу уразумела, что он имеет в виду. Читали с ним сказку по очереди - он теперь даже с длинными словами неплохо справляется! - и малыш говорит: «Русалочка ведь синоним Нильса? Такая же, как Нильс!» И объясняет мне, непонятливой, что Русалочка отказалась убить принца, чтобы самой спастись, а Нильс не захотел убивать друга, гуся Мартина! Даже не побоялся из-за этого навсегда остаться лилипутиком… А Русалочка тоже очень-очень-очень принца любила, и поэтому… Вот когда я, помню, ставила со своими учениками андерсеновские сказки…
- Ой, спасибо вам огромное, Евгения Артемьевна, это вашими стараниями Тимка у нас такой тонкий-звонкий! Дома не очень-то любит читать, детям сейчас подавай мультики, компьютерные игры эти – научился в садике!
- Да уж, говорят, педагога-пенсионера в природе не существует, все учит и учит, воспитывает и воспитывает!
- Ой, да что вы, мы так рады…
Пролив щедрый искренний водопад благодарности на Андрюхину бабушку, Яна вдруг задумалась. И, уложив спать свое тонкое (но, слава Богу, не тощее!) шестилетнее чадо-чудо, убираясь на кухне, все думала, думала... А больше вспоминала. Андрей сидел за компьютером, что-то там сочинял по работе. Рукой подпирает подбородок, и не шелохнется вот уж час!
Яна положила ему рядом с мышкой мандаринку, растянулась наконец с мобильником на диване. Но как же привязчивы давние говорящие картинки, незабытые размышления и переживания! Вот вдруг в ушах у нее тихонько, настойчиво забасил папин голос…
Ах, папа с его бесконечными страхами за любимую дочечку! Брату Сереге такая забота и не снилась. Отец и ее замужество подстегнул, ускорил, можно сказать: «Нет, на раскопки летом не поедешь, хватит того, что поступила на его факультет! Ты что, когда-нибудь увлекалась историей? И кто ты ему, в качестве кого ты с ним поедешь? Андрей парень положительный, и все-таки… Пусть я старомодный, как ты считаешь, но…» И так далее! Ну, поженились, глупые студентики, мгновенно смастерили ребенка…
- Да не хочу я пока никаких детишек! Даже не потому, что учеба полетит к черту… Просто – зачем?! Сейчас же все это легко решаемо при маленьком сроке! Не тебе, мне ведь рожать, мучиться, живот огромный таскать и таскать, а я не хочу…
- А я хочу, хочу! Я хочу сына или дочку! Если ты меня любишь, то родишь, и все! Если любишь!
- Ты что горланишь, как сумасшедший?! Первый раз такой… Ты что?! Ужас прямо!
- Ничего. Если меня любишь, то… В общем, я все сказал.
Да, сказал тогда, как отрезал… И таким Андрей нечасто, но бывает – каменюга, не сдвинешь! Остается только подчиниться...
Яна встает и бесшумно идет за ширму, в Тимошкин уголок. Долго смотрит на чуть виднеющийся, растрепанный кудрявый затылок. Уснул мгновенно, шустрик-умник такой. Господи, какое счастье, что она, и правда, «очень-очень-очень» любила своего принца! И любит, конечно.

  «Быть или не быть?»

Свеженький, неоднократно «обмытый» Янин диплом Евгения Артемьевна тоже отметила свежеиспеченным, совершенно дивным пирогом с капустой. Тимоха за чаем, приосанившись, прочел «У лукоморья дуб зеленый…», с подачи бабушки Жени, разумеется. А ее закадычная подруга и коллега, преподаватель английского, продекламировала монолог Гамлета, конечно, на-английском. «To be or not to be», быть или не быть…
          - Ну что ж, быть тебе теперь педагогом, как мы, деточка!
           Вот в этом Яна была отнюдь не уверена… Дома полистала толстый том Шекспира:

                Быть или не быть - таков вопрос;
                Что благородней духом - покоряться
                Пращам и стрелам яростной судьбы
                Иль, ополчась на море смут, сразить их
                Противоборством? Умереть, уснуть…

         Ну, это лишнее. Еще чего! А, ну да, дальше про все эти несправедливости, нелепости жизни – сплошь и рядом во всем мире… История человечества в этом смысле неизменно, неприятно однообразна! Но, главное, в голове у нее уж такая сумятица, такое «море смут»! И как его «сразить противоборством»?!
Вот, получила наконец свой диплом, но любить историю, по крайней мере, так, как Андрей, не научилась. Преподавать сей интересный предмет? Кому-то что-то вдалбливать? Да ну… Тогда что: стать музейным, мало оплачиваемым червячком? Закопаться в архивы, заняться, скажем, светочами науки и культуры (их тыщи в городе-курорте перебывало!) и написать книгу, как советует мама? Или родить не книжку - еще мальчишку или «милую девчушечку», как деликатно подсказывает Евгения Артемьевна?   
           А может просто спокойненько остаться в своей суматошной гостинице – кто сейчас работает по специальности? Тем более, что Яне обещано повышение и собственный малюсенький кабинет! В котором она – а вдруг! - когда-нибудь снова почувствует, услышит приход стихов, что, бывало, осеняли ее в девичестве… Она эти словечки-строчки подхватит губами, как спелую шелковицу, прошепчет-проговорит еще и еще, обнимет заброшенную свою гитару… И сочинит и споет классную песню! Потом другую… Прославится? А почему нет? Вот только этот дипломом…Что с ним делать? Что делать, что делать… да пусть себе лежит, что с ним сделается? И все!
          Игра слов великого и могучего русского языка, лучшей лингвы на свете, всегда веселит Яну. Но, наверно, страшно НЕ испытывать никакого страха перед выбором, от которого, может, зависит вся жизнь?! Что если для пришествия ее прекрасных стихов как раз нужна новая работа? Творческая?!
          Между прочим, в один эстрадный коллективчик Олеська, давняя подружка по вокальной студии, уже не раз звала Яну! Соблазняла шикарными перспективами… И тогда точно «на новом месте приснится женишок-стишок невесте»?! Смех смехом, а что-то решать надо. Андрей в этом ей не помощник: «Думай, соображай, ты у меня умная. Вообще, работа для женщины вопрос второстепенный!» Тот еще домостроевец… Да что это мобильник так разрывается? А, Лизавета, как всегда, дня без нее не проживет. И как всегда с насмешечкой:         
         -  Привет, историчка!
         - Что? Ну да, кличка – «историчка»! Большое спасибо, Лизок!
         - Ну не истеричка же! Хотя голосок какой-то нервный…
         - Так, девочка моя, хватит словоблудия. Что надо?
         - Действительно надо, Янусик! Маман моя придумала! Отцу в пятницу полтинник, так она хочет отметить с размахом и с твоими стихами! Как, помнишь, на мой день рожденья? Сочини что-нибудь такое, родители будут в восторге! Что-нибудь такое… да хоть частушки хохмачные! Типа наших школьных капустников, а?
Вот так, хохмачные частушки… А ей все мерещатся какие-то необыкновенные шансоны для всех душ и сердец, всех «племен и народов»! А им это и не нужно… Юморок нужен! Либо минимум одежки, да со стразами, да надутые губки, словно жаждущие зацеловать, заглотнуть микрофон… Ох нет, такой знаменитостью ей – не быть, не быть!
   

     Про фейхоа и киви

- Ты садись, папа, кушай, устал ведь на своей ваза… виза… византийской крепости! А мы уже поужинали, и я маме помогаю! И бицепсы наращиваю, видишь? Пощупай!
Тимоха, скрипя зубами, щурясь от старанья, сгибает руку в локте. Очень он солидный и важный нынче: прокручивает на подаренной прабабушкой мясорубке веселенькие зеленые плоды фейхоа. (Блендер тут вроде не годится!) Потом надо все смешать с сахаром, как она учит – вкусно и жутко витаминозно!
Андрей щупает («Ого! Молодец!») и усаживается за накрытый стол в маленькой кухне. Действительно притомился – ездил со своими студентами к дичающим, заросшим бурьяном знаменитым развалинам, где даже информационный щит черт знает куда пропал. Полное безобразие, надо будет бить во все колокола! Потом еще уникальный дольмен осмотрели, а на обратном пути в деканат требовалось завернуть - город хоть небольшой, но длиннющий, сто с лишним километров вдоль моря, наездишься, находишься досыта.
Сев рядом, Яна (сегодня не ее смена в гостинице), развлекает своих мужичков, читает занятные психологические тесты из журнала. Вот, например, такой:
«Старушка просит вас поднести ей тяжелые сумки, а вы спешите на свидание с девушкой. Ваша реакция: а) объясняете, что спешите б) проходите молча мимо с) подносите сумки».
Андрей с полным ртом задумчиво тянет:
- Ну-у-у…
Тимофей встревает без долгих сомнений и самокопаний:
- Да поднесу, конечно! Я сильный! А девушке позвоню, все объясню – подождет!
- А если не подождет? Девушки – они разные бывают! – подначивает Яна.
- Если она хорошая девушка, подождет! А нет, так пусть валит! Чао-какао! И номер ее сотру из телефона, и не женюсь на ней! На бабушке этой женюсь!!!
Андрей, Яна и сам Тимка дружно хохочут. Парень в восторге, что насмешил родителей. Вот такой он: шутник, помощник, силач!
- Ну да, а вдруг у старушки-пенсионерки в этих сумках тяжеленькие пачки денег?! Миллионерша?! Ясное дело, можно жениться! – посмеиваясь, развивает тему Андрей.
- А если нету денег? Все равно ведь, пап…
- Да шучу я, Тим. В кого ты такой без чувства юмора? Конечно, надо помочь старенькой бабушке, хоть знакомой, хоть незнакомой. И уж точно не богачке!
- Очень даже хорошее у Тимофея чувство юмора, я ни с кем так не хохочу, как с ним. Ты же решил меня смешить одной только своей зарплатой, преподаватель вуза называется! Который все еще, бывает, таксует после работы… А руководство у вас, все знают, точно миллионеры! – сердито фыркает Яна.
Андрею, конечно, есть что на это возразить: а где, интересно, по-другому? Беспардонные начальники, зарабатывающие, трудяги, в десятки, сотни раз больше подчиненных – уж такая больная российская тема… Но в голове у него вдруг всплывает один утренний звонок, тогда он как-то не врубился, что ли:
«… все соседки у Елены Георгиевны зарятся на эти киви, она ведь недорого продает! И ничего больше на даче не осталось, эти, сказала, последние. Надо нам прямо сегодня поехать, взять килограммов десять, а то разберут!
- Я же говорю: не могу сегодня, еду со студентами за город. А потом еще кое-что надо будет… В общем, не получается! Завтра, ладно?
- Да полчаса все мероприятие, даже меньше. Будет Тимошка с витаминами, мне-то самой много ль надо?
- Сказал же, объяснил: завтра! У тебя вот всегда все-все срочно, ты не замечала? Всегда!
- Что ж, прекрасно! Сама поеду на автобусе. 
- Ну, как хочешь…»
Звонила старенькая бабушка – родная... Да зачем же ей самой эти десять кило тащить, вот придумала!! 
- Тимоха, быстренько, мой мобильник там, у дивана… Давай его сюда. Бабушке Жене срочно надо перезвонить!
      

       Эх, Элтон, Элтон…

В город приехал Элтон Джон, дает один-единственный концерт на Центральном стадионе!
Пойти, естественно, нужно, - терпеливо объясняет Яна на кухне мужу и бабушке Евгении Артемьевне. Узреть своими глазами одутловатое бабье лицо мирового поп-идола, «приобщиться к легенде». Ну и песни его послушать, знаменитые, очень даже неплохие!
Андрей против:
- Да не столько песенки, сколько его биография всем известна! Иди, если хочешь, а я голубых этих с их свадьбами…  Это же растлители человечества, по большому счету! Короче, не пойду. Тем более, что билеты, я не сомневаюсь, ого сколько стоят!
- Я же говорю, Лизаветина мама обещает провести бесплатно, есть у нее такая возможность! И не бурчи, пожалуйста.
- НЕТ. А вы с Лизкой идите, кто вам не дает! Бабушку вон возьмите, театралку нашу!
- О, станет у нас не только театралкой, а еще и…  стадионщицей! Правильно, Евгения Артемьевна?
Любимая бабушка пришла в гости, как всегда, не с пустыми руками. Наклонившись над холодильником, загружает в него трехлитровую банку с виноградным компотом: «Попьете немного погодя прохладненький!» В колыхающейся в ее руках рубиновой влаге дрейфуют крупные разбухшие «бубочки» - вкуснятина необыкновенная…
Но Евгения Артемьевна, распрямив спину, неожиданно поддерживает Андрея:
- Да ну их, поп-звезд этих… К ним ведь прислушиваются, равняются на них! И приобщаются ко всяким гадостям – из обезьянничества, из любопытства… Я вот помню, в конце шестидесятых к нам приехал симфонический оркестр из США, большая редкость по тем временам. Театр, естественно, битком, «под завязку», как вы выражаетесь. Оркестрам Мравинского, Светланова, в сто раз лучшим, - а они у нас бывали каждое лето - и не снилось такое! В первых рядах жутко чванные особы красовались. Скорей всего, тогдашние «шишки»: директора гастрономов, гостиниц, овощных баз и так далее. И слушали, представьте себе, Моцарта и Чайковского! Вот я – за такое приобщение.   
- Мои дорогие, так ведь Чайковский тоже ведь… тоже… Всем известно! – всполошилась Яна.
- Это сейчас всем известно! Он глубоко верующий человек был! И не трезвонил на весь свет, а казнился, мучился своей… мм... нестандартностью. А сегодня во Франции, например, из-за таких даже законодательство переделали. Там теперь пишут не «отец и мать», а «родитель 1», «родитель 2», - по телевидению была передача! Кошмар…
Андрей морщится так, будто у него разом заболели все зубы: тема «толерантной» Европы для него уж такая не новая! Студенты очень любят подискутировать.
Яна задумчиво кивает бабушке:
- Да уж… Знаете, по-моему, у Улицкой рассказ есть: профессор женится на уборщице! Приметил ее маленького сына, и в результате нормальный мальчишка сделался геем и ужасно плохо кончил… Надо еще ведь правильно воспитывать детей!
- А вот, тоже в субботу, будет концерт в музыкальной школе, где мама Андрюшина училась! Все порывалась бросить, а я стояла, как скала: ни за что! А теперь только благодарит. Иногда как заиграет мазурку Шопена – чудо! Прелестнейшая музыка, в миллион раз лучше бреньканья этого Элтона! Так я говорю: нужно нам, Яночка, повести на этот концерт Тимошу!
- Нет, ну вы идите, конечно, с Тимофеем, а мы уж тогда с Лизой на стадион…
Андрей запускает руку в пушистые Янкины кудри, щекочет ее в темечко, смеется:
- Эх, Элтон, Элтон! Такая красотка побежит на твой концерт со всех ног, а ты, бедолага, совершенно не в состоянии оценить!


    Ура! Победа!

Двух, трехлетней крохой Андрей во дворе у бабушки любил постоять под отцветающей дикой черешней. Приговаривал: «Снег! Снег!», ловил кружащиеся лепестки руками - земля и асфальт далеко вокруг были белые-пребелые! Эдакая субтропическая идиллия… Евгения Артемьевна, раз объяснив, что это не снег, это просто весна уходит, больше внука не поправляла… Снег так снег! Не больно-то много его у нас. (Недаром уже Тимоха на вопрос, как называют спортсмена на коньках, заколебался: «Конист??») 
Никто, кстати, не сажал эту стройную высоченную красавицу-черешню! Как и сливу, алычу, шелковицу, старую грушу, которая тоже великолепно, пышно цветет до сих пор. Пальмы – два крылышка-усика - насадила везде Евдокия Ивановна, баба Дуся из соседнего деревянного дома-барака. Они вымахали будь здоров! А саженцы айвы и апельсина принес из школы, посадил один мальчик. Погиб потом в Великую Отечественную войну. Говорили, только пару писем успел прислать матери, она вскоре куда-то переехала… Даже баба Дуся, старожил двора, больше ничего не знает, а деревья – вот они! И когда Андрей говорит своим студентам о неизвестном солдате, то вспоминает и этого парнишку… 
Старшая бабушкина подруга, художница, автор герба города-курорта, ставшего в войну милосердным городом-госпиталем, как-то рассказывала (Андрей еще мелкий был, но запомнил!):
- Сколько юношей тогда сами кинулись в военкомат! Двое - сначала один, через неделю, что ли, другой - пришли ко мне попрощаться. Хотя мы и не дружили даже, и учились в разных классах! Ребята хотели переписываться, я, конечно, обещала, и писала, но очень недолго пришлось писать…
- А что солдаты написали вам с фронта? Про войну? - Андрея сызмала, видать, муза истории Клио тюкнула-клюнула в темечко, – А где эти письма?
Художница, и в старости обаятельно красивая, горестно качала головой... На Западе вот после первой Мировой очень громко прозвучали голоса «потерянного поколения»! А наше, российское убитое поколение, почти поголовно убитое – верно, еще и позабытое… Как будто неглупая была барышня, из интеллигентной семьи, но вот не сохранила письма мальчиков, каюсь, каюсь! 
Эх, нужно, необходимо, чтобы помнили о них, совсем юных, о молодых, о пожилых -  всех-всех, кто не вернулся с этой жесточайшей схватки человечества! История – это обет, обязательство помнить ВСЕ… Наука? Вряд ли все-таки!
О чем только не передумал Андрей с Тимошкой на плече в день семидесятилетней годовщины великой Победы… Сын был хорош: в пилотке, с георгиевской ленточкой на груди, с портретом светлоглазого сержанта в поднятых руках! Рядом бабушка Евгения Артемьевна с платочком у глаз, Янина бабушка Анна Ивановна с большой фотографией родителей-военврачей. А вокруг - колышущееся море, море портретов наших героев… (Яна сделала замечательный видеофильм!)
- Пап, расскажи еще, как мой прапрадедушка-танкист оказался в Берлине, что он там делал!
- Как что – воевал! Так до Берлина надо было дойти сначала. Папа бабушки Жени воевал в Сталинграде, прямо на улицах, представляешь? Тяжело ранили его, лежал в госпитале целый год, а потом выучился, стал радистом-пулеметчиком в танке…
- А что он написал на этом… рейхстаге?
- Просто расписался!
- Фломастером?
- Не было их тогда, Тимофей, не изобрели еще. Мелом расписался. Может быть, поставил дату.
- Еще он, наверно, написал: «Ура! Победа!»
- Очень может быть…
А там, глядишь, - новый год, новый май на дворе! Снова весенним снегом закружатся лепестки черешни, снова пойдет путем-дорогой нашей памяти и благодарности Бессмертный полк... Бабушка Евгения Артемьевна, дочка танкиста, уже готовится!


    Мякиш

Молодецкий свист за окнами… Димон! Жили-дружили с ним раньше в одном подъезде, в универе сошлись еще больше, даром что учились на разных факультетах… Опять, конечно, проблемы с Марой! Андрей свешивается из окна:
- Давай, поднимайся к нам, что стоишь?
- Нет, ты спускайся!
Яна выглядывает из кухни, где они с Тимкой варят борщ, хмыкает:
- Всё разводится со своей бальзаковской дамой… Ну, сходи! Телефон только возьми. На детской площадке уже пусто, темно – самые те условия, чтобы ему «пожалиться», тебе пожалеть! Ох, Димон-пижон… Такой мякиш оказался!
Пожалиться и пожалеть?! Да нет, что Димыча жалеть – здоровенный дядька, красивый такой, недавно усы стал отпускать… Вот, аж замочил их, выхлебав бутылку пива. Вытянул ножищи с лавочки на песочницу и принимается за другую: «Ну, раз ты не хочешь…» Раньше-то не сильно увлекался этим! Спортсмен был классный - серфингист, аквалангист. А уж сколько рыбачили с ним на бунах еще школьниками…
- В общем, развожусь! Запилила меня – тренькаю деньги, мало зарабатываю… А у самой барахла – вагон, из всех шкафов вываливается! Шопоголик… шопоголичка, честное слово! 
- А, снова помиритесь. Мара ведь у тебя – шикарная женщина, как Янка выражается, «мечта поэта»!
- Но я-то компьютерщик, никакой не поэт! И Мара никакая не Мара, между прочим, а Мария, Мария Степановна! Сороковник скоро стукнет! И детей она мне точно не родит, сколько уже над этим работаем… А у Соньки, между прочим, двое и, говорит, еще будут! Встретил на днях… Слушай – красавица!
Сонька – это Сонечка Клементьева, болючая зарубка-зазубрина в биографии ухажеристого мачо Димона-Димыча. Эх, хорошая была компания: Димыч и Соня, Андрей и Яна…
- Ты после универа, считай, рядом с домом служил, а я-то в Бурятии! Так мне одна только Сонька позавидовала, и без подкола, это точно. «Ах, какая там природа необыкновенная! Бродят медведи с медвежатками… Здорово! Я к тебе приеду!» А я не отреагировал, дикая любовь была с одной там врачихой. Вот она и выскочила за этого своего… Он же полный идиот, я его однажды…   
- Ладно тебе! А помнишь, как мы хоронили Сониного Мякиша?
- А… Да все я помню. Она особенная такая девчонка была!
В университете они оказались в одной группе: Димыч и пышноволосая симпатяга Сонечка, упертая «зверозащитница» (Янино словечко!). Подобранный котенок, дворняга – это ладно, но еще какие-то вывалившиеся из гнезда птенцы и даже сова жили у нее дома! Маленькая, серенькая, ручная, по имени Мякиш. Влюбленная парочка, Соня и Димон-пижон, прогуливали ее (или это «он» был?) на ремешке, водрузив на плечо или на руку, даже в лес носили ее (его)!
И вот однажды в три часа ночи рыдающая Сонечка звонит Димычу: Мякиш скончался… Тот высвистывает друга-соседа Андрея: нужно птицу похоронить, Соньку морально поддержать. Вызвали ночное такси и когда ехали мимо Янки, он и ее хотел привлечь к траурным мероприятиям! Андрей не дал.
- Позвони мне теперь кто ночью… Эх, такие мы смешные ребятишки были! А рассказать про все это Маре, так она скажет, что мы были просто идиоты! У них, психологов, все идиоты, они одни умные, всем советы раздают. А мне, может, ее идиотские советы не нужны, я и так знаю, что нам надо разбегаться!
- Слушай, у тебя сегодня все поголовно идиоты.
- Я первый! Зачем женился на Маре? Надо было подождать, когда ее дочка подрастет. А что, она уже в девятом, что ли, классе, ничего так тинэйджерка!
- Все, Димыч, захлопнись! Несешь уже черт знает что. Пошли к нам. Да не мотай головой, пошли! Борщ уже, наверно, сварился, картошку еще поджарим… Пошли! А то сейчас Янка все равно мне звонить начнет.


Гагра-Виагра

- Послушайте-ка, девушки, - это интересно!
Папа, расположившись в кресле, громко читает кусочки из пожизненно любимого журнала «Вокруг света», - как всегда, не может не поделиться «вкусненьким»!
«Когда в 1911 году в лондонском метро заработал эскалатор, чтобы пассажиры не пугались, первых смельчаков наверху угощали рюмкой бренди, и целый день вверх и вниз ездил одноногий инвалид… В копенгагенском метро поезда без машинистов… на станциях по стенам и на полу в солнечную погоду скачет живой солнечный луч – его «опускают» под землю с помощью системы зеркал!»
Яна откликается:
- Мне больше всего понравился одноногий инвалид, такой перековавшийся пират Сильвер из «Острова сокровищ: «Да не бойтесь, не пужайтесь, люди! Все путем!» То есть не люди – «леди и джентльмены!» Надо тебе, мамуль, вспоминать этого Сильвера, когда ты паникуешь насчет Тимки: «Ах, горлышко красненькое… Ах, чихнул два раза…»
Мама тихонько улыбается:
- А мне понравился лучик солнца под землей!
- А мне, значит, остается рюмка бренди! – шутит папа. Он спиртное не жалует, разве что вино виноградное, домашнее. Спортсмен-яхтсмен, заслуженный тренер!
Боже мой, вот заскочила Яна к родителям и в тысячный раз подумала, как же хорошо, как дружно они живут! В жизни не слышала, чтобы скандалили, выясняли отношения… Хотя однажды мамуля разоткровенничалась после одного Яниного неудобного вопроса:
- Ма, вот почему я Андрюхину бабушку, такую очень-очень добрую и, знаешь, такую юмористку… Вот почему я ее больше люблю, чем нашу бабушку?
- Ну… ты сама ведь ответила: очень-очень добрая! А у моей мамы столько лет не получалось родить, ну и стала партийным начальством. Папочку моего замечательного мы с ней рано похоронили… С тех пор она одна и одна, еще больше заледенела, что ли. Даже чуть не развела меня с твоим папой! У нас ведь, как у тебя с Андреем, тоже сначала было не всегда безоблачно, и я после каждой глупой ссоры по привычке бежала к маме. А она только хмурилась: «И ты ему ЭТО простишь?» Представляешь, мы все-таки мирились, и я чувствовала себя виноватой! Такой непринципиальной… Между прочим, помог Толстой, вычитала у него о материнской зависти к счастью дочери. Совершенно, конечно, бессознательной! Это в «Войне и мире» есть и еще где-то…
- Ну да - мамаша Элен Курагиной! Меня, когда читала, прямо покоробило: вот придумал дорогой граф гадость про матерей…
Но мамуля с мемуарных признаний, тогда помнится, снова переключилась на саму Яну, хитренькая! («Брак - это, конечно, компромиссы и компромиссы. Поймешь это - и будет у вас с Андреем тишь, гладь да божья благодать…» И так далее!)
- Минутку внимания! – Яна чуть повышает голос, - Дорогие мои, вот вы столько лет вместе - тишь, гладь и божья благодать, как мамочка выражается. «Вокруг света» читаете, а почему вместе давно не путешествуете? Между прочим, Андрюхина бабушка предлагает поехать с ней, с ее сестрой на выходные в Абхазию, в Гагру. Морем! Вычитала, что вполне подходящее расписание теплохода… или катера, что ли. И недорого. Вот такие мобильные бабушки-старушки! Ну, как? 
Родители переглядываются; папа, хмурясь, открывает рот, чтобы – отказаться? Что ему битком набитый пассажирами катер… А мама обожает сидеть дома… или папа приучил? «Компромиссы и компромиссы»? Но тут прибежавший от дружка-соседа Тимоха, услышав Яну, начинает скакать и крутиться бешеным белобрысым дервишем. Пронзительно, с упоением прокатывать в беззубом рту букву «р» (научился, наконец, как следует выговаривать):
- Е-дем! Е-дем! Ур-ра-а-а! Гаг-ра! Гаг-ра! Виа-гра!
- Ты что это? Что еще за виагра, ребенок?!
- Ой, да шикарные девчонки! «Виа-Гра»! – сообщает отпрыск-детсадовец с улыбочками и ужимками. Вот так и сделает, шустрик, лет в тридцать пять бабушкой!
        

          Справедливость

К Ирине Николаевне зашла Асечка, верная, старинная подружечка – еще с детского сада! Пили чай на кухне, негромко разговаривали, подпитываясь друг от друга участливым сердечным теплом. Вдруг, как всегда нежданно-негаданно, явился седой сухопарый «партконтроль» - матушка Анна Ивановна. Чаепитие сразу обрело иную тему и градус – Анна Ивановна на правах врача в третьем поколении пожелала коньячка:
- Неси-ка, Ира, ту пузатую подарочную бутылку, не все вам из нее прихлебывать. А что наш мацестинский чай пьете, это хорошо. Пишут, получил недавно золотые медали в Париже!
А далее – критика классной руководительницы подруг, которую недавно встретила:
- Растолстела! Довольно интересная ведь была, одевалась шикарно по тем временам… Салатики ваши, бутербродики – это лишнее, а кекс отрежь, попробую.
- Да не шикарно, мама, просто со вкусом. А как читала наизусть Лермонтова, Блока! Если бы не она, вряд ли бы я так увлеклась литературой, стала библиотекарем… Нас с тобой выделяла, очень любила, да, Ася? А что это ты бровки поднимаешь?
- Тебя – да, любила! А ко мне в девятом классе из-за нее «скорая» приезжала, - вдруг вздохнула Асечка. И – раз уж начала – продолжила:
- Бывало ведь часто с ней такое, помнишь? Задаст что-нибудь, а потом забудет спросить. Я и не выучила наизусть цитату критика, то ли Белинского, то ли Добролюбова – не помню уже. И пару получила! Да не просто в дневник, а прямо в журнал, одной мне, хотя никто этого Белинского не выучил! Справедливо?
-  Я что-то не помню…
- Да ты, наверно, выучила – просто обожала свою Ксению Святославовну! А я тогда пришла домой и так мне обидно: ни есть, ни пить не хочу, не могу… Слезы, сопли, тошнота к горлу подступают… Думаю: «Почему она – именно мне?! За что?!» Потом так завыла, зарыдала, что меня стало рвать! Мама «скорую» вызвала, докторша то ли спрашивает меня, то ли утверждает: мол, с мальчиками спишь?! Я чуть со стыда не сгорела…
Ирина Николаевна смущенно обнимает подругу:
- А мне ни слова… О, а хотите я вас, мои дорогие, рассмешу? Недавно у меня в библиотеке отдыхающая, эдакая столичная гранд-дама, ужасно возмущалась по поводу справедливости! Даже цитировала Пушкина: «Все говорят: нет правды на земле. Но правды нет – и выше…» Приехала в санаторий с подругой, так та вся сверкает, привезла уйму колечек-цепочек. А эта побоялась, захватила один-единственный перстень. Не очень, говорит, дорогой, но красивый. И, сама не знает, как, утопила в море! А у приятельницы все драгоценные побрякушки целы и невредимы!
Аккуратно подбирая мизинцем крупинки кекса, подливая коньяк, Анна Ивановна выдала свою «вариацию на тему рококо», то есть рока – злого и несправедливого. И почему-то совсем не с коммунистических позиций:
- Значит, перстень? А у меня в детстве камень, простой камень – и тот отняли. Какие тогда игрушки могли быть? А, ну пупс был безногий целлулоидный у сестры, которая в сорок втором умерла. Мама, медик, тут же ушла на фронт, отца догонять, меня с братом-дошколенком бабушке оставила. Да… А мы, девочки, тогда играли в классики…
-  Да мы тоже, мам! Помнишь, Асечка?
- Дай матери слово сказать! Вот нынешние детки, понимаете ли, этого не знают. Надо было камешком попасть в квадрат, потом до него допрыгать… Такой у меня был камень хороший – плоский, тяжелый, правильной формы! Я дала поиграть одной старшей девочке, соседке, а она не отдает назад: «Да это мой камень!» Набычилась, глазищи сощурила… Так и не отдала! Очень было обидно, тоже плакала втихомолку. Мне с тех пор даже это имя – Зина – перестало нравиться! Мда-а-а… справедливость!
Анна Ивановна сердито кусает губы, а подруги прямо-таки не знают, что и думать! Представить ее скачущей на одной ножке и особенно плачущей… Нет, это уж слишком!


Парни ничего не обещают!

Сегодня бабушке Ире забирать Тимоху из садика, и что-то слишком задумчиво он жует её дежурный витаминозный фрукт-банан. Так же молча принимается за яблоко, опустив льняную растрепанную головенку, - и не выдерживает:
- Знаешь что, ба?! Я влюбился! Только никому-никому не говори! Ни-ко-му!
Сюрпризы от Тимофея следует воспринимать без улыбки и вести беседу тихим, солидным голосом. Парень взрослый, вот-вот стукнет шесть лет, может обидеться.
  - Так у тебя же была невеста, Хадижа, кажется! Ты тогда с мамой и тетей Лизой съездил на недельку в Абхазию, приехал и заявил, что…
- Да это я маленький совсем был!! Ну что ты вспомнила? Нет, я по-настоящему влюбился в Виолетту… Она красивая, вся в браслетах… очень красивая! 
- Вот я надену штук десять браслетов и стану красивей твоей Виолетты!
- А она наденет сто браслетов и будет самая, самая красивая! И не спорь…
Родной город-курорт – искони многонациональный, многокультурный, и какие-либо споры-раздоры-разговоры на эту тему бабушке Ире несвойственны. Она искренне восхищается маленькой черненькой Виолеттой, которую как следует рассмотрела через пару дней. У девчушки огромные глаза, а ресницы, верхние и нижние, одинаково красиво изогнуты и ну о-о-очень длинные! Эти необыкновенные, сказочные очи похожи на сердцевину роскошного цветка пассифлоры, что вьется у бабушки на лоджии. Еще ей вспоминается чудесный рассказ Чехова «Красавицы» о юной армянке, этакой восточной пери на захолустном постоялом дворе…    
- Вообще-то ты тоже неплохо смотришься! – снисходительно замечает Тимофей, принимая похвалы Виолетте с гордой улыбкой счастливого жениха. Обе бабушки у него, действительно, нестареющие красотки, их, случается, за его маму принимают.
Но от последующих через полгода откровений внука бабушка Ира в сердцах грозится поседеть! Очень расстраивается…
- Я влюбился в Катю, ба! У нас все серьезно. Она сама предложила мне ее поцеловать! Вообще-то она балованная, любит целоваться.
- Вот как?! И ваша воспитательница не возражает? Я думаю, и мама, и папа тоже будут не в восторге, если про такое узнают!
- Тогда я уйду из семьи!
- Боже мой, вот это разговорчики… Ну, хорошо, а как же Виолетта?
- А ее забрали из садика! Давным-давно!
Возразить нечего, не попрешь супротив народной максимы: «С глаз долой - из сердца вон!» Где теперь сверкают Виолеттины волшебные очи, где звенят ее браслеты? За тридевять земель, в другом районе!
И, увы, в отношении Тимохи к женскому полу стало проскальзывать жуткое легкомыслие. Катя Катей, а на концерте народного хора заявил, например, глядя на красавиц в кокошниках: «Женюсь прямо на всех!!!» Но апофеозом его дошкольных «любвей» (а все эти детсады-цветники, рассадники соблазнов!) стал следующий вопль души:
- Знаешь, ба, я сумасшедший!! Я влюбился сразу в пять девочек!! В Катю, Владу, Веронику, Марину и Полину! А в Артемиду, Ксюшу, Камиллу нет, не влюбился, они некрасивые. Я просто сумасшедший парень, да?!
Бабушку на сей раз почему-то больше заботят отвергнутые дурнушки:
-  Некрасивые, говоришь? Зато имена у них красивые, и такие редкие! А в моем детском садике были одни Лены да Наташи… Рекомендую тебе обязательно влюбиться также в Артемиду, Камиллу и Ксению! Обязательно!
Тимофей пытливо вглядывается в непроницаемое лицо бабушки Иры. Шутит, конечно?! Да нет, вроде…
- Ну, я подумаю. Но ничего не обещаю!


        Сюрпризы от прабабушек

Ворох рекламы и разномастной «прессы», что доставляет почта, не доставляет удовольствия прабабушке Анне Ивановне. Но не закопаться в этот ворох она не может даже в гостях у дочери. Читает чуть ли не все подряд! И вдруг срывает с носа очки, возмущенно поджимает губы, пошуршав-пошелестев старейшей городской газетой. (Ей в следующем году исполнится сто лет – газете, бабушке-то поменьше.)
- Ира, дочь, послушай, что пишут!! Рекорд, оказывается, Мацеста установила – тысяча  пятьсот процедур в сутки. Смешно! Мацестинские источники – лучшие в мире, понимаете ли, сколько советских людей оздоровилось! Сталин принимал у нас ванны, специально дачу построили, Брежнев… Прекрасно помню, мне тридцать лет назад докладывали: больше шести с половиной миллионов ванн в год отпускалось. Это значит… это значит… что-то восемнадцать тысяч в сутки! Вот где рекорд! 
- Ого, баб, как ты быстро считаешь! – удивленно таращит синие глаза Тимофей. Хватает мобильник:
- Ну-ка я на калькуляторе… В году 365 дней, да? Значит, будет… ну да, 17 808!
- Ира, смотри, как это он шустро… В шесть лет! Ну-ка, почитай мне вот здесь…
- Да мне семь скоро! Ну, может, не очень скоро… я вообще-то маленький! – спохватывается Тимоха: считать он любит, а читать не очень – мультики интересней!
Бабушка Ира хвастается:
- Он у нас даже эсэмэски пишет - довольно быстро, надо только подсказывать орфографию.
Тимофею слушать восторги бабушек приятно, но он справедлив:
- Это чепуха, вот прабабушка все в голове подсчитала! Круто! Я прямо офигел!
- ТИМОФЕЙ! Ирина, как он у тебя разговаривает?!
- Ой, извини, бабушка Аня, ты не любишь… Не офигел, а это… обалдел!
А через пару часов Тимоху поразила другая прабабушка, Евгения Артемьевна.
С ней он должен был в семь вечера идти на столичный балет. Не так чтобы очень рвался, но насчет театра с бабушкой Женей не поспоришь. Хотя ему самому недавно жутко понравилось выступление казачьего ансамбля, такие там были казачки-царевны в сказочных нарядах! С громкими песнями водили хороводы, а казаки бешено скакали, махали шашками. Ух, как сверкали… Вот бы ему такую! Бабушка немедленно объявила, что это гены ее дорогого папы, кубанского красавца-казака в Тимошке сказываются…
А тут вдруг она звонит и объявляет:
- Тимочка, мы с бабушкой Ирой уже договорились, с ней пойдешь в театр!               
- Ты не пойдешь?
- Нет, я пойду. Мы увидимся, принесу вам билеты и тоже пойду! Но не одна. Специально тебе звоню, чтобы объяснить… Один мой молодой приятель – ну, моложе меня, по крайней мере, - пригласил составить ему компанию.
- А ты бы сказала, что у тебя уже есть билеты, что ты со мной идешь!
- Но у него ведь тоже два билета, и один билет пропал бы!
- Ну и пусть, ба, подумаешь… Пусть продаст!
- Да мы у театра с тобой увидимся, поболтаем!
- Это не считается…
Тимофей и сам не может понять, почему обязательно бабушка Женя должна с ним идти… Бабушку Иру он ведь тоже очень любит?! И нельзя все равно разговаривать, пока будут балеты танцевать! А после первого отделения они вообще обычно уходят, бабушка боится «перегружать ребенка»… Наверно, ей захотелось досмотреть все до конца?!
Хотя пацаненок чует, что дело в другом, что этот молодой приятель… Что еще за приятель? Он сам главный бабушкин приятель, главный друг, она всегда так говорила! Обманывала?! Раз с ним не пойдет, а с каким-то приятелем пойдет?!
Да… Прабабушки сегодня устраивают Тимошке сюрпризы.


      Коммунистическая принципиальность

Ох, этот звонок от новой родственницы, матери Андрюхиной тещи… Старой партийной руководящей грымзы, ныне активистки КПРФ!
Именно Анна Ивановна на комиссии в райкоме когда-то задробила загранкомандировку первого мужа Ларисы. И не в какие-то капиталистические Америки - в сугубо социалистическую черноморскую соседку Болгарию. «Чересчур самоуверенный» журналист (с трудягами-родителями живший в убогой развалюхе!), мол, «невнятно осветил» жилищную политику СССР! Срезала, мерзавка, на важнейшем для их молодой семьи вопросе…
Самой Ларисе еще студенткой-отличницей журфака выпала удача посетить с городской делегацией английский курорт-побратим. Началась поездка – угораздило же! - через несколько дней после Чернобыля. Но нигде – ни на приеме у мэра, ни на различных встречах эта тема даже не возникала. В мире, что бы ни говорили теперь, тоже далеко не сразу все всё поняли.
В уютном Челтенхэме улыбчивые британцы показались поголовно аполитичными, но вполне счастливыми и спокойными. Очень радующимися всякой чепухе, вроде не слишком серых с утра тучек… Лариса, помнится, даже хмыкнула-хихикнула, когда местная журналистка поинтересовалась, чем именно их кормили на торжественном обеде в мэрии. Писать в прессе об этом?! Удивилась и одному из угощений: подали малюсенькую молодую картошку в мундире. Многое ей, пичужке, было тогда в новинку и очень забавляло.
А вскоре муж съездил по заданию редакции в Чернобыль, и его впечатления были поистине апокалипсическими… С тех пор Чернобыль и Челтенхэм в памяти Ларисы вместе, будто два полюса, будто ночь и день. Ах, как же хочется, чтобы наша Земля, этот малюсенький красивый шарик, спокойно крутился и крутился бы вместе со спокойным счастливым человечеством! Люди ведь, по сути, совсем не плохие! Вот даже христианнейший Федор Михайлович Достоевский однажды предположил, что над землянами просто проводится некий эксперимент. Ну да, это, мол, вытерпели, вынесли, людишки-муравьишки? А если мы вас еще так? И вот эдак? А вот здесь столкнем-поссорим, и там?
Но Анна-Ванна, как когда-то сама Лариса, так и продолжает всех делить на наших и не наших, коммунистов и ничего-не-понимающих… Не понравилась ей, видите ли, Ларисина статья о «турецком элементе», обосновавшемся у нас в крае:
- Этот, понимаете ли, султан Эрдоган…
- Согласна, но я не о нем, о простых людях написала! О пролетариате, который так чтит ваша партия, Анна Ивановна! А вы – «турецкий элемент»…   
- Вы неправильно оцениваете политическую обстановку, дорогая Лариса! Совсем не время для таких статей, понимаете ли!
Замумифицировалась бабулька в мавзолее идей и лозунгов своего пионерского детства… Бывает, люди совершенно не меняются! Но под занавес разговора новая родственница удивила. Лариса ведь могла сдержаться, давняя неприязнь не дала:
- Этой весной еще раз полюбовалась на наследие вашего брата, с недавних пор заслуженного пенсионера! Его санаторий, помнится, прихватил городскую территорию, терренкур у моря, огородил железным заборищем. А когда на это указали, не стал ваш султан его переносить, построил еще один! Шли недавно с друзьями по этой длиннющей железной аллее – забор справа, забор слева! - и прикидывали, во сколько это обошлось государству! После паузы Анна Ивановна заметно возвысила голос:
- А я говорила Олегу! За эти двадцать «демократических» лет много было сделано неправильного у него в санатории. Который, понимаете ли, должен был стать образцом для всех!
- Ну да, несколько вполне крепких корпусов снес, понастроил бетонные громадины для московских начальничков. Не без выгоды для себя – все хором говорят! А под боком до сих пор целая воронья слободка бараков!
- Я, понимаете ли, младшего брата с детства опекала, сюда на юг перетянула. Но, к сожалению… Но как коммунист он никогда не отличался принципиальностью! – закашлявшись, прошелестела вдруг Анна Ивановна. Наконец заслужив этим, сама того не зная, Ларисино прощение.      

      К вопросу о курортных пляжах

В Гренландии по традиции эскимосская жена просыпается на час раньше мужа, чтобы разжевать – да-да, собственными зубами! - его заледеневшие сапоги из нерпы. Лариса хоть сапоги, хоть сандалии Стаса разжевала бы запросто, когда он повредил позвоночник. Защищал ее на пляже от нетрезвого приставалы, упал и приземлился в инвалидную коляску…
Только у нас юг, да и обувью Стас вовсе перестал пользоваться, едва шевелил длинными пальцами: «О, они у меня, как у босоножки Сикстинской мадонны!» И рвался на море. Там и позвоночник очнется, и родятся идеи новых, глубоко закодированных (нет, нет, не заумных!) пейзажей. То ли морских, то ли марсианских…
Но дальний, дикий, любимый пляж Стаса исключался, а организовать ближний было потруднее разжевывания сапог! Жил он с матерью, с семьей сестры близ угодий серьезного режимного санатория, для работников которого и сляпали перед войной их домишко. В сущности, барак, в новейшее время отсеченный железным забором с намертво заваренной калиткой.
Народ посмеивался: пришлым фигуристым пассиям начальника по режиму дозволено на пляже «фигурять», а иным-прочим - ни-ни! Дескать, сугубая секретность! Даже мать Стаса Евдокия Ивановна, инвалид второй группы, ветеран Великой Отечественной войны, работавшая в санатории еще в бытность его военным госпиталем, давно забыла туда дорогу.            
Лариса, которая к тому времени уже не однажды бесстрашно и безуспешно ратовала на ТВ и в прессе за доступность береговой полосы (согласно Конституции и Водному Кодексу!), быстренько сориентировалась:
- Дусечка Ивановна, надо вам все-таки пойти, попросить разрешения пользоваться   пляжем вместе с сыном-инвалидом! Вы же в санатории десятилетия отпахали, и Стас там раньше, говорите, работал в котельной. Должно получиться! Как-нибудь полковники-генералы и их детки потерпят двух инвалидов на пляже!
  Нет, не получилось, не потерпят – отказали. Взбешенная, влюбленная Лариса (Стас хандрит и хандрит!) написала на сайты первых лиц государства. Мол, она не сомневается в целесообразности закрытого пляжа для них – мало ли кому захочется поглазеть на президентов-премьеров в плавках! Но почему на знаменитом курорте городят заборы все, кому не лень: санатории, пансионаты, гостиницы да рестораны? Взимают плату за проход на море или совсем не пускают даже ветеранов?!
Москва доверила ответить на Ларисино обращение краевым властям. А те прислали чуткую рекомендацию пользоваться пляжем санатория «Металлург» - в четырех автобусных остановках от барака бабы Дуси. Да еще пришел из мэрии дядька, дружески посоветовал с режимным санаторием не связываться и подписать бумажку об отказе от всяческих пляжных претензий. Евдокия Ивановна тут же ее подмахнула:
- Веришь ли, Ларис, шестнадцать лет мне, санитарочке, было! И не боялась скончавшимся раненым глаза закрыть, запросто из операционной руки-ноги отрезанные выносила! А потом вовсе, когда немцев погнали с Кубани, нас из санатория целой бригадой командировали в полевой госпиталь… Всю войну потом не боялась, а тут забоялась! Что с этими разведчиками связываться?! Такое про кого хочешь наразведывают, что только к стенке! Про Стасика, сыночка моего позднего, блаженного…
- Да что вы, с тридцать седьмого года семьдесят лет прошло! Нет, буду бороться…
Но пляжная проблема скоро отпала сама собой: Стас встал на костыли. Потом и вовсе ускакал от Ларисы на своих длинных ногах с длинными пальцами во Владивосток, к морю-океану… За сюжетами, сказал! Рядом, правда, давно маячил внимательный коллега, разведенец Владимир Константинович, вот и поженились. Живут вроде неплохо! Придирчивая матушка Евгения Артемьевна и даже сын с семейством, бывает, захаживают в гости.
А старенькая-старенькая баба Дуся недавно у своего барака упала и не встала. Дочь, соседи подобрали уже холодную. Из военкомата прислали солдатиков произвести на кладбище прощальный салют - очень красиво, значительно смотрелось...
 

      К теще на блины

- Мам, знаешь какой у меня в семье формируется новый имидж? «Старая балда»!
- А старый имидж какой был?
- Просто «балда», наверно.
- Это ты что, новый анекдот мне сейчас рассказываешь?
- Нет, намекаю на то, что Владимир Константинович меня уважает, но не любит.
- О, это действительно что-то новенькое, Ларочка! Но ведь хуже, если муж тебя любит, но не уважает?! Ой, что это я говорю… И любит он, и уважает, просто его раздражает твоя популярность! Вот кто его знает в городе, сидит и сидит себе в телевизионных начальниках… Завидует он, вот что! И ревнует, разумеется.
- Да нет, ревную скорее я, появились кой-какие опасения. Вот что, мамулечка, тут маячит командировка в Крым. Проедусь по курортам-конкурентам, интересный должен получиться материал. Так ты уж потерпи, пригрей Володю! Звони, на ужин приглашай почаще! И, пожалуйста, пожалуйста, спокойненько выслушивай его жалобы в мой адрес, особо не спорь, ладно?
- Ах, вот оно что…
И результатом утреннего звонка дочери стали вечерние посиделки с зятем, которого Евгения Артемьевна недолюбливала. Нет, скорее «недоуважала», если продолжить тему любви и уважения. Такой типичный лысоватый, очень даже, на ее взгляд, нудноватый чиновник! Всегда с иголочки одетый и речистый:
- Ну вот взять хотя бы последний Ларисин «круглый стол»! Зачем ей надо было все время шокировать мэра?! Зачем, спрашивается? Она, как ведущая, наоборот, должна была его подстраховывать, ведь я ей сказал, специально предупредил, что…
- Да что его подстраховывать, он же не девочка-гимнастка на бревне! Понятно, что далеко не все от него зависит, но пусть ответит людям за свои прыжки и пируэты! Вот завуч моей школы возила по обмену детей в Штаты… Я, вы знаете, как Задорнов, американцев не жалую, но вот в городе, где их принимали, - примерно как наш! - в мэрии вместе с мэром всего семь человек. А у нас на шее тысяча управленцев сидит, а толку?
Уж Егению Артемьевну зятю вовек не переговорить, не переспорить, хотя он самонадеянно не оставляет попыток:
- И все-таки остановимся на том, что мэр со своей командой – фигура в городском ландшафте необходимая!
- Ну хорошо, остановимся… В ландшафте – это да!
- Например, вы конкретно, разве вы недовольны тем, какой великолепный ремонт город сделал в вашей гимназии? Слышали от бывших коллег, наверное? Все – от кабинетов до, как говорится, туалетов – просто шикарно, по последнему слову!
- Да, туалеты, коллеги жалуются, настолько привлекательны, что дежурным учителям только возле них и приходится топтаться!
- Ну, курение в туалетах всегда практиковалось, это уже вы, педагоги   недорабатываете!
- Да что курение, там теперь старшеклассники норовят сексом заняться, дорогой Володя! Бедных детей угораздило родиться в век СПИДа и легоньких отношений! Ах, какое счастье, что у вас такая пожилая секретарша…
- Что? Бог знает, что вы… что вам в голову приходит!.. А блинчики, надо признать, исключительно удались, и начинка такая сочная… Только Ларисочке не говорите, сколько я из ваших ручек калорий потребляю. Это она у нас стройная статуэтка, а мне совсем необязательно!
- Зато обязательно, обязательно надо есть домашнюю пищу. И завтра, и послезавтра буду ждать вас, Володечка! С вами и поговорить так всегда интересно…
Вот, даже льстить этому хитромудрому зануде приходится! Ах, что не сделаешь ради единственной любимой дочечки... Но неужели зять в самом деле завел себе пассию?! А что, этих мужчин знай себе нахваливай, восхищайся – они и лапки кверху!


Знание - сила

Упитанный, чернобровый, с модной стрижкой, первокурсник Боря Злобин после консультации Андрея задержался у его стола:
- Да нет, я не насчет экзамена хочу спросить… Вы иногда интересные вещи рассказываете! А я, знаете, тоже откопал в мировой истории один потрясающий эпизод, просто супер! По нему снять бы как следует фильм – получится блокбастер всех времен и народов, честно. А если идею продать в Голливуд? Как-то это аккуратно сделать… Получится, как вы думаете?
- Прямо-таки в Голливуд? Отечественное кино не вдохновляет? А что за потрясающий эпизод? 
- Мм... не могу сказать, сами понимаете! Секрет фирмы.
- Дрожите за свою интеллектуальную собственность? Ну да, знаменитый «Андрей Рублев», например, - вовсе не идея самого Тарковского. Утащил у своего друга Кончаловского! Но фильм получился потрясающий, исторически очень верный...
- А, это поляки, да? Я поэтому не хочу… Не только ведь поляки идеи воруют, вот в чем проблема!!
Дальше Андрей слушал вполуха. Так в чем все-таки проблема - острейшая, глобальная? В том, что знаний, эрудиции – ноль у большинства студентов?! Да, в этом вопросе мы уже, кажется, Америку догнали и перегнали… 
В памяти Андрея всплывает недавний разговор с матерью:
- Знаешь, Шаляпин в мемуарах рассказал, как на гастролях в США дал билетик на «Фауста» известному врачу. А тот просит рассказать вкратце, о чем опера! Не слыхивал ни о Гете, ни о Фаусте с Мефистофелем. И Шаляпин с гордостью отмечает, что среди русской интеллигенции таких врачей, учителей и так далее, не водится! Ну, это до революции, а что имеем сегодня, Андрюшик?!
Сегодня вот вам студент-историк, для которого имена знаменитых наших кинорежиссеров – пустой звук, как говорится! Ого, как повествует о своих голливудских планах – взахлеб… А главное, эти незнайки, сворачивающие шею в сторону Запада, вовсе не комплексуют по поводу своего невежества! «Ну, не знаю, и что? И нечего мне на мОзги капать!»
- …там уж режиссеры покруче, чем Тарновский! У нас ведь даже дети одно штатское кино смотрят…
- Тарковский, Боря, Тарковский.
- Тарковский? А меня интересует Тарантино, например!
Нет, Тимка таким не станет, не должен… Андрей недавно возил сына на городской конкурс для старших детсадовцев, и тот с жаром объяснял, почему в их мальчиковую команду «знатоков» включили рыженькую Ксюшу:
- Она молодец, все знает про нашу черноморскую флору и фауну. И как у нас в России в старину было – пионеры там, комсомольцы, Николай Островский, например! Вот в «Денискиных рассказах» пионервожатая помогала младшим! Мы читали с мамой, знаем. Знание – сила, да, пап? А Эдик сказал, пионер - это который на пианино играет…
- Так, Борис, а вдруг ваша тема уже как-то обыгрывалась? Нужна информация! И поинтересуйтесь все же лучшими нашими кинематографистами, очень известными в мире! И в обязательном порядке посмотрите «Андрея Рублева».
-  Да причем тут наши режиссеры, ну как вам объяснить?!
- Вы же ровным счетом ничего о них не знаете! И мои лекции, кстати, посещали не часто. А знание – сила, как любит цитировать мой сын…
Лучше ведь и не скажешь, знание действительно сила. То есть понимание, и если речь идет о делах человеческих, то и сострадание! Отсюда и «любовь к родному пепелищу, любовь к отеческим гробам»… К истории России, вообще к истории, в конце концов! А иначе зачем ею заниматься?!
Андрей наконец выходит из аудитории вслед за пасмурным, определенно заскучавшим первокурсником. Кажется, достал его наставлениями… И чего добился?!
- Да-да, Борис, до свидания, всего хорошего… Торопясь и тихо чертыхаясь, Андрей запирает тугую дверь на ключ. Столько еще дел сегодня… Но может, все же не зря возился с парнем? Ага, надо же отбить у Голливуда «блокбастер всех времен и народов!


      Молодым надо стареть?!

У Тимохи полный комплект бабушек: бабушки Ира и Лара, а еще прабабушки Евгения Артемьевна и Анна Ивановна. С дедушками туго: фактически один дедушка Саша. Прадедушек уже нет на свете, а второй, краснодарский дедушка, что есть, что нет его, не показывается. А ведь хороший, говорят, журналист, и живет совсем недалеко… Даже не поздравляет Тимофея с днем рождения! Может, и не знает, что в августе?
Нет, оказывается, знает. Приехал в конце месяца, привез внуку классные подарки ко дню рожденья и к первому сентября – как-никак первый раз в первый класс! В общем, обернулся таким добрым августовским Дедушкой Морозом.
Принимала объявившегося родственника Яна. Андрей задерживался на работе и мог долго отсутствовать… Пятнадцать лет молчаливых алиментов плюс десять лет забвения – с чего бы ему торопиться? Даже на свадьбу сына отец не приехал, солидные деньги в подарок, правда, прислал. Ну, понятно, всю дорогу злится на бывшую супругу: приревновала его к одной там штучке и укатила в Берлин с немецким коллегой, спортивным журналистом! Только Андрей здесь при чем?
Тимофей сдержанно, подражая Яне, осмотрел подарки и приступил к серьезной беседе (кто его уполномочивал?!) с дедушкой Вовой-Володей:   
- А ты чего уехал от бабушки Лары?
- А родители мои старые умерли, вот и переехал в столицу нашего края. Там у меня теперь тоже сын, хороший парень, школьник. Твой дядя, между прочим!
Удивительное сообщение о дяде-школьнике, однако, не сбивает Тимоху с курса:
- Почему это не взял с собой бабушку Лару?!
- Мы с ней часто ссорились - молодые были, глупые.
- А все старые так говорят! Я вот молодой, но не глупый.
- Ты маленький, а не молодой! А я не молодой, но и не старый, понятно? Какой я старый, а?! Какой старый?!
Дедушка, высокий, плечистый, в модненькой рубашке, схватил Тимоху на руки – тридцать с лишним кило! – и швырнул под потолок, к ужасу Яны:
- Хватит!!! Давайте уже к столу. Андрей, наверно, не скоро появится – работа, вы же понимаете…
- А Лариса с этим последним мужем, - Владимир Терлецкий, кажется, - работают неплохо на своем телеканале. Молодцы! Лариса, кстати, явно неравнодушна к Владимирам… - свекор красиво, небрежно валится на диван, улыбается Яне.
- Вот не надо так говорить, Владимир Анатольевич!
- Ну, разумеется, женская эта ваша солидарность…
- Какие-то у вас сейчас нелады в личной жизни?! Мне почему-то так кажется...
- Так мы еще и психологией увлекаемся? Знаете, Яночка, я, пожалуй, пойду, засиделся у вас… Я у друзей остановился – ждут, и даже очень ждут!
Свекор пружинисто вскакивает, треплет по голове Тимку, который тут же тянется к особо «зацененному» подарку, планшету. «Жутко навороченному»! Яна тоже поднимается, глядит на гостя… Действительно, не старый, загорелый, с чуть седоватым чубом над яркими глазами, точно, точно такими, как у Андрея! И насмешливыми, абсолютно не несчастными. Только она знает: это, может быть, еще ни о чем не говорит…
- Послушайте! Не выдумывайте, правда! И вообще - всякое бывает в жизни, в такой иногда просто сумасшедшей жизни… Я испекла яблочную шарлотку, знаете, как старалась? В общем, мужчины, быстро за стол, руки только помойте! Тимофей, бегом! Потом, потом разберешься с замечательными дедушкиными подарками…
Яна почему-то волновалась, говорила быстро, громко. Вот жалко ей стало Андрюхиного отца, и все тут! Свекровь тоже как-то обронила: «Молодые были, глупые. Не сберегли большую любовь!» Зря Андрей не идет, прячется… А потом, скорей всего, психанет на нее за то, что долго валандалась с гостем, угощала, кормила-поила. Опять выйдет совершенно дурацкая ссора… Это что ж, надо им срочно стареть и умнеть, что ли?!
   

      Рыбалка с отцом

- Привет, Володя! Молодец, что все-таки приехал, такие шикарные подарки внуку привез… Вот звоню поблагодарить, спасибо, спасибо большое!
Опять и опять звонить бывшему мужу – напряг, конечно. И нынешний просто бесится! Но – надо!
- А… ты. Да пожалуйста! Мы тут, я говорил Яне, завтра едем компанией, немножко порыбачим – мальцу должно быть интересно! Да и ты когда-то вроде интересовалась…  Андрей еще не звонил… что он там надумал?  Может, вообще не позвонит? Подозреваю, твое мнение для него решающее!
- Да ну нет, конечно! Он вполне самостоятельный дяденька. Между прочим, уже тридцатник стукнет через пару лет! Помнишь?
- Дяденька… Жалко!
- Жалко, что вы с ним так и не увиделись! А что же ты жену с собой не привез?
- Что, подружиться с ней хочешь? Это она меня снарядила сюда после твоего звонка! Пирогов напекла в дорогу и скоро родит мне еще сына, вот так!
- Поздравляю совершенно искренно! А вообще звоню еще, чтобы… Андрей ведь хочет, я знаю, в душе очень хочет с тобой на рыбалку! Ты вот сам позови его, позвони, а? Тимка уже моей маме рассказывает: «Когда буду ложиться спать, надо что-то такое придумать, чтобы приснилась большая-пребольшая рыба! Тогда точно ее поймаю!»
- Передай привет своей маме… или лучше не надо, это ее не обрадует.
- Зря ты это, Володя! Ты не думай, она…
- Андрей пусть звонит, договоримся насчет завтра!
И гудки в мобильнике… «Он бы давно успокоился, если бы ты стала пузатой, щекастой матроной!» - уверяет мама. Кажется, она права: оба журналисты, приходится иногда пересекаться. И вечно вокруг Ларисы толкутся мужички! Вот, недавно на автостоянке подвалил из мерседеса вполне интеллигентного вида дядек. С комплиментами, с просьбой показать ему, приезжему, город. А ей ведь через несколько лет на пенсию! Хотя Примадонне побольше было, когда она замутила с Галкиным…
Ох, да все это ерунда, главное, чтобы с этими краснодарскими сыновьями Владимир не забывал о старшем, черноморском! Ведь обидно, так обидно Андрею, что совершенно не нужен он отцу… 
Ларисе вдруг вспомнился один разговор с ним, мальчишкой. Она тогда уже уехала из Германии, а тут его отец, первый муж, любимый и ненавидимый, вернулся с Севера. Рванул туда после их развода. И у них все опять закрутилось, хотя Володя здорово начал пить! К его тяжеленькому характеру еще и это, плюс время тяжелейшее – девяностые годы… Но сын - второй класс на одни пятерки закончил - ее попросил… Так ее просил…
Ну да, собирались вечером с пляжа «домой» – жили-гостили у одинокой Ларисиной тетки, жить с тещей муж всегда отказывался… Но, главное, Андрюша так просил! Схватил за руку, в глаза стал заглядывать. Худенький воробьишко такой, перышки мокрых волос торчат во все стороны! А она ему строго:
- Накупался? Хватит про папу. Где вот этот папа?! Когда еще пошел купить сигареты… Да пойдем, не будем ждать! И знаешь, что? Давай-ка отправимся сейчас к твоей любимой бабушке!
- Мам, мам, лучше давай папу подождем! Ты вот слушай, слушай, что я тебе говорю! Я говорю: пускай он с нами все время живет, ладно? 
- Все время живет… Все время от него водкой пахнет!
- Ну и пусть! Да нет, он не пьяница, он хороший! На рыбалку обещает нас взять!
- Уж больно давно обещает! Ну, посмотрим…
А что там было смотреть? Пил, и долго еще пил, и в Краснодаре пил, как ей говорили… Но, может, ради Андрюхи надо было… Нет, надо почаще этот разговор вспоминать, вот и все! И продолжать звонить бывшему мужу, не обижаться, когда он не берет трубку, орет, хамит. У сына свадьба! У сына малыш родился! У сына малыш этот идет в первый класс! Целых тридцать лет скоро стукнет сыну! Господи, самой не верится…


    Кто пишет бардовские песни?

Семилетие Тимофея отметили основательно и не раз: дома - для родных, на природе - с молодежью. Провели выходные в горах с палатками, с кучей провизии. На стоградусном августовском солнце купались в ледяной речке, загорали, жарили на костре шашлыки. Андрей предупредил: не брать никаких планшетов, чтобы детишки не пялились в экран с играми – сами играли бы в футбол, бадминтон, куролесили «по-человечески»! Так и вышло, и всем здорово понравилось.
Третье отмечание-празднование устроила для Тимохи и его друзей в своем дворе прабабушка Женя. Не в доме - в палисаде, которому положил начало ее отец, вернувшись с войны. Перво-наперво дошедший до Берлина герой-танкист посадил под окнами три корня «Изабеллы», которые обильно плодоносят по сей день. Евгения Артемьевна закармливает папиным виноградом родных, друзей, закатывает уйму банок компота на зиму. Вкуснота удивительная!
Но в августе гроздья сладкой красавицы еще только смуглеют в своих тенистых зарослях, и главным угощением детворе стали три большущих арбуза – тоже ведь ягода! К арбузам три дыни и три торта с семеркой свечей на каждом. (Андрей постарался, привез по бабушкиной просьбе.)   
И разве могла она обойтись без импровизированной самодеятельности? «То ласками, то сказками» уговорила всех одиннадцать гостей (эдакая капризная разновозрастная футбольная команда!) что-нибудь «изобразить». В конце концов даже застенчивый парнишка-приезжий из Кишинева продекламировал стихотворение по-молдавски. А одну фигуристую пятиклассницу потом еле остановили: знойные песни про «сумасшедшую любовь» у нее буквально наступали друг другу на пятки!
Именинник тоже не подвел, так и сыпал стихами. Еще, конечно, много пели хором - бабушка по-дирижерски взмахивала ручкой. Про то, что «к сожаленью, день рожденья только раз в году», про голубой вагон и «облака, белогривые лошадки…» Правда, «без фанатизма». Зато с восторгом проревели-прокричали новомодный шлягер: «Она вернется, она заплачет,/И я надену ей кольцо на пальчи-и-ик!!!»
Даже Яну уговорила спеть бабушка, вынесла ей из дома свою древнюю гитару… Ох, как давно Яна не пела для Тимошки! Наверно, последний раз «мильон лет назад, когда я был маленький и не хотел засыпать, да, мам?» Она спела две свои старые песни и решительно объявила, что все это ерунда. Давайте-ка поиграем в «испорченный телефон», например, ребятки! А те удивляются: «Что еще за испорченный телефон, покемон – другое дело! Компьютерные игры – это да!» Но попробовали – и столько смеха, шуточек было…
Ближе к вечеру Тимофей и многие из гостей пошли ватагой под предводительством Андрея на море, а Яна осталась вместе с бабушкой наводить порядок в палисаднике.
- Смотри, Яночка, как теперь дети едят арбуз – половину оставляют! Мы-то выгрызали до зеленой корки… Что примолкла? Такая невероятно красивая была, когда пела!
Бабушкино восхищение как всегда очень, очень греет Яну,  но, встряхнув каштановыми кудрями, она мрачно произносит:
- Знаете, Евгения Артемьевна… Вот считается, что оперный театр в Сиднее, в Австралии, потрясающий, его фотографируют нон-стоп… Эффектная, в общем, архитектура. Но зато акустика там никакая! Ноль! Такая глупая бесполезная красота…
Растравляя себя, добавляет со смешком:
- А у меня и внешность самая обыкновенная, это вы просто ко мне хорошо относитесь.
Бабушка на Янкины самобичевания реагирует вполне безмятежно, как на жалобные вскрики какой-то птицы-невидимки (вот, вот, опять!) в листве старой айвы за палисадом:
- А ты посильней намажь реснички – сразу необыкновенная красавица! И все! А песни бардовские обычно пишут грустные, несчастливые женщины… Ну и пусть себе пишут! Вам бы, Яночка, второго малыша завести, а? Кстати, в «Новостях культуры» недавно передали: Сиднейский театр закрывается на реставрацию. Значит, и с ним, как Тимоша выражается, «все будет в шоколаде»!

   
      Дедушкины мечты сбываются!

Свою первую учительницу Тимофей обожает:
- Мне Наталья Николаевна всегда нравится! И когда хвалит нас, и когда ругает, когда сердится - всегда! И учиться нравится!
Разговор в гостях у приболевшей бабушки-прабабушки Анны Ивановны за ее особым, «медицинским» чаем с травками вертится вокруг первоклашки Тимохи и его первых школьных впечатлений. Яна с родителями вполне довольны. Бабушка, аналитик, критик, скептик и так далее, в сомнениях:
- У этого сорвиголовы семь пятниц на неделе!
Школа у Тимки особенная. Ее золотого медалиста космонавта Севастьянова в советское время знали все: побывал не раз в космосе, вел о нем популярную телепередачу. И школа, нынче гимназия, стараниями Виталия Ивановича расцвела, в ней даже есть замечательный музей космонавтики! Дедушка Саша со слов старшей сестры, одноклассницы будущего героя, свидетельствует: отличный был парень. Хотя и не давал списывать!
Когда Гагарин полетел в космос, сам дедушка, учившейся, конечно, там же, был, как и Тимоха, первоклашка:
- Уроки отменили, выстроили всех на линейку… И наш пожилой директор не мог говорить, плакал! Вместо него завуч рассказала о Гагарине. А я же сирота, сестра, молодая девушка, воспитывала. Вот и думаю: буду Риту слушаться, буду отличником и тоже в космос полечу! А если не я, то пусть хоть кто-нибудь из нашей школы полетит! Честное слово, такие вот мечты дрейфовали в голове… Виталий Иванович и полетел! А я уж поплыл кролем да баттерфляем, потом парусами заинтересовался…
Да, дедушка Саша уже сколько лет со своей молодежью летает под парусами по волнам, по морям… Скоро и Тимофея возьмет под свое крыло, под свой парус! Еще одна дедушкина голубая мечта (скорее, сине-серо-зеленая, черноморская!) – новые современные марины, построенные по всему побережью, в разы больше всяких разных красивых парусников и яхт...
Многоуважаемая теща Анна Ивановна насмешливо поднимает кустики бровей, поджимает губы:
- Милые мои, да вы вспомните советское время! Как при коммунистах-то было? В самых обычных профсоюзных санаториях, понимаете ли, лодочная станция. Отдыхающие катались, причем бесплатно. В море – прогулочные катера один за другим, «кометы» на подводных крыльях в Крым, в Грузию! Даже поздним вечером на море везде огоньки, музыка! Оживленное оно было, понимаете ли! Ну, яхт, разумеется, не было – как и ворюг этих, бизнесменов-олигархов!
- Ба, тебя укачивает, а я катался с дедушкой на яхтах! И мама, и бабушка Ира, и бабушка Женя, и бабушка Лара… И что мы – воры? Дедушка говорит, в девять лет всем школьникам можно записаться к ним в центр бесплатно! – вступается за любимого деда и всех своих любимых женщин, присутствующих и отсутствующих, Тимоха.
Это правда. Дедушкин Яхт-центр – не то, что расплодившиеся спортивные секции, где тебе и головкой не кивнут за так. Теперь нужны деньги даже чтобы научиться плавать – вот уж позор для приморского курорта! Не счесть нынче юных горожан, которые плавают топориком, по-собачьи, вообще никак! Уткнутся в планшеты-гаджеты и не ходят на море, бледнокожие, хиленькие…
Анна Ивановна тяжко вздыхает:
- Да, все теперь по-другому! Ну, хоть у вас о детях думают, Саша… Чай пей-ка активнее, оздоровляйся! И еще скажи-ка мне…
Но нахальный Тимошка тоже имеет животрепещущие вопросы к деду:
- Дедушка, дедушка, ну про космос ясно. А ты вот мечтал, чтобы кто-то из ваших ребят выиграл олимпийскую медаль?
- Да только об этом и мечтал все годы! И не перебивай бабушку. Пришел к ней в гости, а сам почему-то…
- Ну вот, та девушка, Стефания, и выиграла! Выиграла!!! Мы ж с ума все сошли от радости… Знаешь, ты теперь помечтай, чтобы я стал знаменитый чемпион всех чемпионов! На яхте! Или на лыжах… Нет, наверно, все-таки чемпион по нырянию с самой высокой высоты!
- Ладно, помечтаю. Ты только точно определись, Тимка, насчет чего мне мечтать!


      Морщиннка
 
Перед Новым Годом идти в Зимний театр не хотелось, хотя Лариса его обожает. Погода – пакость! Но работа есть работа.
В фойе некая стройная дева зацепила ее профессиональный взор. Стоит так пряменько в облегающем декольтированном платье, красиво сложив белые, по-бальному обнаженные руки. Эй, где вы, фотографы, где живописцы?! Фланирующие вокруг дамы тоже вроде нарядные, но всё в брюках да кофтах! А эта – точно царевна-лебедь, оставшаяся зимовать с индюшками…
Лариса издали любовалась незнакомкой с грустью, о природе которой задумывался еще Чехов. Наверно, меланхолия эта - типично наша, русская! Иностранцы, как положено, восторгаются, а мы и к восхищению примешиваем томление души… Удрученной мимолетностью всего сущего? «A rose will bloom/And then will fade…» («Роза зацветет и увянет…») Но ведь и воровитые депутаты, «девелоперы» «топ-менеджеры» еще как увянут в свое время! И рвачи-подрядчики, которые почему-то не стали именоваться «контракторами», увянут!
Развеселившаяся Лариса снова взглянула на лебедушку. А к той вдруг подскочил Андрей, приобнял, повел ко входу в зал… Лариса поспешно нащупала в сумочке очки, всмотрелась. Стоп, так это же Янка! Со сногсшибательной прической-башней, с ниткой жемчуга на прелестной длинной шее Нефертити. Оказывается, невесточка-то у нее – красавица, она и не знала. Ну нет, конечно, и на свадьбе Янка была чудо как хороша, но то же свадьба!
Раздался последний звонок, вслед за ним известный всей стране тенорок сатирика, с которым Лариса планировала дать острое телеинтервью в своей программе «Гости города». А так бы дома отсиделась! Думалось ей сейчас совершенно не о сатире-юморе…        .
Вообще-то с детства, спасибо маме, Ларисе всегда так хорошо в театре - любом! А сегодня в зале после промозглой улицы особенно тепло и уютно, точно она нежилась где-то на природе… на пляже? С сынишкой-школьником, с мужем… С Володей, первым мужем, когда они снова сошлись однажды… Да, но он вдруг протягивает указательный палец к какой-то точке на ее загорелой шее. Тоже длинной и красивой, как у легендарной египетской царицы… Ведет, ведет палец все ниже, улыбается с нетрезвой насмешкой:
-  Морщинка! М-да, старушка ты моя…
Черт, какая еще старушка, это ты старше меня почти на шесть лет! Что еще за морщинка?! Пива перепил, балбес?
Но она была, хотя и еле заметная, самая первая по счету! Дурацкая черточка на атлАсе нежной кожи, в Атласе молодого многообразного мира по имени Лариса… А у рыжей студенточки, из-за которой у них с Володей, почти еще молодоженов, все рухнуло, морщин, конечно, не наблюдалось! Так нужно ли снова огород городить с этим пьяницей, с этим, этим…
Смешно: недавно Лариса, за последние годы соблазнительно округлившаяся, стала искать - и не нашла ту самую морщинку! Зато на лице их появилось достаточно… Достаточно для того, чтобы уже нынешний муж, тоже Владимир, косил глазенками налево? Норовил одну там пышную тетку придержать, приобнять за задницу, как выяснилось? И на черта он нужен такой?! А годы прямо-таки летят кубарем, вот на подходе еще один…
Ну и что? И что? Надменно тряхнув пышной копной волос, Лариса потерла виски, сфокусировала взгляд на сцене. И очень вовремя! Там протеже сатирика, щекастая сатирикесса, снисходительно похохатывала, уперев ручку в увесистый выпуклый бок:
- Слушайте, да ни один, ни один мужчинка не стоит ни одной моей слезинки!! Ни один!
Вот же умница! Всё верно… И как после этого не любить театр?!



     Мир под оливами!

Редкий случай, когда два всегда очень занятых человека, Лариса с Андреем, расселись на скамейке в скверике. Вокруг приведенных наконец в порядок, весело брызгающих фонтанов носится с детворой шустрый карапуз Тимошка. Фонтаны высокие, массивные; не перелезет, не свалится. Рядом, наоборот, почти без постамента, оперся на гитару Владимир Семенович Высоцкий.
- Вряд ли из бронзы, иначе бы стащили, продали даже его! Всем на всех наплевать!
- Ну, не надо так, Андрюшик! Эти общественные слушания – только ведь начало. Все равно такой красавец-санаторий просто должен снова принадлежать государству! Будем добиваться! И ведь уже есть наконец распоряжение не трогать санаторный дендропарк… Молодцы, что пришли с Тимкой хоть под занавес, поддержали. Ребенок наш так тихо сидел!
- Мам, какая ты оптимистка! Вот тут, неподалеку, ты же знаешь, остатки крепостной стены Навагинского форта - начало, фактически, нашего города! Совершенно в диком состоянии! Тут масштабные работы нужны, тут… А, что говорить! Та же история.
Лариса победно улыбается:
- Так не дали же на этом историческом месте построить жилой дом! Забыл уже? Семнадцатиэтажный! Сколько сражались… И ведь главный городской храм рядом! Чтобы еще над куполами развевалось бельишко на лоджиях, плавки да купальники?! Не-е-ет!
- Да помню, ма… Я еще в школе учился, когда затевали этот кошмар.
- Ну да! Кстати, уже большие маслины, такие пышненькие, на церковном дворе. Хоть с ними все в порядке. Вот ради уродливых новостроек у нас злостно, нагло снесли столько вполне приличных зданий, столько чудесной зелени погубили, а я вовек не забуду, как оливковую рощу уничтожили! Я тебе рассказывала…
Гнусная случилась история. И это после того как Лариса на ТВ расхвалила агронома Масленцова, да с шутками-прибаутками: мол, он прямо как родственник своим обожаемым маслинам-мандаринам! Опытная станция субтропических культур процветает! И в краевой газете дала большой очерк с фото: президент страны вручает старику орден. А мерзавцы-«девелоперы», которым «все по барабану», взяли и вырубили эту единственную оставшуюся в России рощицу маслин! Не терпелось соорудить для богатеньких еще кучу безвкусных «вилл»…
Ох, сколько их расплодилось на знаменитом курорте! Многие, как и махины-многоэтажки, стоят пустые, полупустые или недостроенные, брошенные… А городская очередь на жилье огромная - и почти не движется! Бараков, аварийных домов, задрипанных общаг-малосемеек полным-полно!      
- Бабуска, баб, почему у тебя такое злое лицо? – это Тимоха подбежал, уперся перепачканными ручонками в Ларисины колени. 
- А у бабушки еще и злые, острые зубы! Вот, смотри! Всех плохих людей бабушка будет - ам! – кусать и грызть! Чтобы ты, Тимка, с друзьями жил в хорошем, красивом городе, да? Беги, играй, малышонок…
Какой же праздник на душе, когда неравнодушным горожанам, ей, журналистке, удается сохранить это хорошее и красивое! Ларису еще в советские времена коробило определение счастья по Марксу (написал в своей знаменитой анкете!): «Борьба». Почему не «Созидание»? «Мирное созидание»? Но если надо, она, конечно, поборется! И зубки острые покажет, еще как…
И вот еще сколько-то годков пролетело - потихоньку начали сносить на курорте бараки. И появился новый «объект культуры», говоря суконным, неживым языком, живейшая радость и достижение энтузиастов: «Черноморский форт». Позабытая, позаброшенная старина - особняк греческих купцов и остатки крепости - теперь единый историко-художественный комплекс! Весьма необходимый довольно молодому, в сущности, городу, раскинувшемуся на очень, очень древних человеческих путях и стоянках…
            Картины, авторские изделия нынешних черноморских талантов, старинные пушки, ядра, архивные фотографии и карты – понравилось все это Тимохе. Уже большой парень, первоклассник. Сказал бабушке, что разбирается в таких вещах!


      Все течет, все меняется…

В высокогорной олимпийской деревне главнее гор ничего быть не может! Такие они высокие, неправдоподобно красивые слева, справа – всюду. Не знаешь, куда смотреть, любоваться-восторгаться хоть в сотый раз! Но яркие флаги всевозможных стран, новенькие симпатичные дома среди пухлых, с голубизной сугробов тоже очень хороши...
Яна – морской человек, плавать может часами, а вот кататься на лыжах… Ну, часик - и хватит, пусть ее парни сами рассекают! Тимошку, который на пару с папой бесстрашно ныряет с аэрария (высота второго этажа!) и здесь не остановить. Снова и снова лихо скатывается с Андреем по совсем не пустяковому склону! И вдруг завалился набок, пол-мордашки, пол-шапочки с помпоном в снегу… Яна вскакивает.
- Не, мам! Мне не больно ни капельки! Совсем не больно!
И опять по движущейся ленте вверх, за отцом, пока Яна с Лизаветой нежатся на солнышке - открытая веранда кафе как раз у подножия трассы.
- Даже странно, Ян, что никаких лыжных курортов у нас недавно в помине не было, всех этих шикарных дорог, тоннелей… Защитники дикой природы до сих пор возмущаются! А у меня, аж не верится, не было машины! Ужасно странно…
- А мне ужасно странно, что у нас с Андреем не было Тимохи!
Сочный тенор над Яниным ухом вклиняется в разговор:
- Подвиньтесь-ка, девушки, дайте сесть усталому спортсмену. Ну да, Яна вроде… Помню, помню птичку певчую!
Мордатый, пузатый мужик в шикарном лыжном костюме, сжимая в ручище банку пива, плюхается рядом, начинает жадно хлебать из нее. Господи, просто какая-то ходячая-сидячая антиреклама здорового образа жизни! Карикатура! Но кто же это?
- Да Максим Фролов я! Не узнала? Я ж у тебя на свадьбе был special guest, спецгость! Пел, срывал аплодисменты! 
О ужас! Максим, звезда вокальной студии, в которой Яна занималась школьницей... Как же они, девчонки восхищались голосистым высоченным блондином! Всерьез сравнивали его с Басковым – куда, мол, тому до стройняшки Макса! Гордились, что свою, без сомнения, потрясающую карьеру он начинает с ними…
- Вы… ты больше не поешь?
- Да разве есть время заниматься ерундой? Приехали с женой из столицы всего на пару дней. У тестя большая сеть ресторанов, работы до черта. Но я, девочки, такой южный фрукт, что со временем, гладишь, и здесь разверну высококлассный бизнес! Потесним, потесним зверюшек и лыжников!
Монолог Максима бесцеремонно прервала неулыбчивая пигалица в роскошной меховой куртке. Не глядя на подруг, скоренько повлекла мужа внутрь кафе.
- Тоже мне, ресторатор! Не переварил наш гений столичных деликатесов - его переварили! Тряпка! – издевается Лизавета, которая запомнила Макса гордецом Ленским. «Куда, куда, куда вы удалились?» Ах, какой шикарный был концерт, какой успех…
- Переварили? Да просто откормили нашего Ленского! Он, ты же видишь, лопается и от жира, и от счастья! У Хаксли в одном романе есть сюжетик: влюбленный джентльмен шантажом заставляет одну кокетливую леди выйти за него замуж...
-  В чем шантаж?
- А он случайно увидел, как эта красавица, которая на людях романтично лепетала о смерти, за столом еле-еле сгрызала сухарик, тайком обжирается окороками и рябчиками! Может, когда наш Макс рвал душу в трагических ариях, в нем уже зрела тоска по этим самым рябчикам? И… как там жирнючий такой деликатес называется… фуа гра?!
В самом деле, все течет, все меняется - люди и все-все вокруг них. К лучшему? Так не хочется слушать тех, что уверяют: к худшему! Может, раньше тут знойные слоны топтались, - вон, в соседнем Ставропольском крае нашли два скелета, Андрей говорил! Но всякие там маленькие хлопотливые пчелки-пичужки все равно остались, только, может, пищать по-другому стали… Яна смешливо поддевает подругу плечом, кое-что вспомнив:
- А уж как ты, Лизон, всегда уверяла: «Я мерзлячка! Никогда, ни за что не сунусь туда, где холодина, пусть хоть сто олимпийских стадионов понастроят!»
     

      «Когда я вернусь…»
 
Старший брат наконец купил в Москве шикарную квартиру в рассрочку, и Яна подбила родителей проведать его всей семьей: двухэтажные поезда всего сутки в пути! Конечно, прихватила с собой Тимку, а муж-археолог – человек как всегда архизанятой...
Братишка Сережа – талант, лауреат балетных конкурсов. Солирует в мюзик-холле, в знаменитом ресторане выступает со своими номерами. Хотя бабушка Анна Ивановна убеждена, что, не будь он таким «бесхребетным», танцевал бы всех принцев в Большом театре! И жена не ушла бы, забрав дочку – «надоело куковать в съемных интерьерах!» Тот факт, что теперь эта «кукушка» вроде уже не одна, бабушка отметает:
- Так и передайте Сергею: приеду к нему в гости, когда он вернется в классический балет, восстановит семью! Всему виной всегда бесхребетность либо беспринципность!
Яна возмущается: брату снова жить с этой предательницей? И слава тебе Господи, что разбежались! Папа, кстати, с ней согласен.
А мама вздыхает:
-  В чем-то бабушка права… Сереже из-за его доброты бывает непросто! Вот, помню, повезла его поступать в балетное училище, остановились, конечно, у Риты (любимая папина сестра). Он побежал во двор играть и тут же вернулся: какая-то старушка ключи забыла, не может попасть в квартиру. Рита говорит, веди, мол, ее к нам, чаем напоим. А мальчик мой прямо со слезами: «Да я звал, но она решила сидеть на лавочке, ждать своих. Ну зачем я гулять пошел, только расстроился!»
Но не будь Сережа добрым, могли бы они вот так, особо не спрашивая, нагрянуть всем табором? - резонно рассуждает Яна. И в кого ему быть недобрым? Даже принципиальная Анна Ивановна, когда собирали деньги им с Андреем на однокомнатную, так звала их к себе, в свою сталинку! (Папа смеется: никакая теща не коммунистка – феминистка самая настоящая. Все для любимой внучечки, а уж внук сам пусть справляется!)   
Квартира брата оказалась не такой большой, как они воображали, но ничего, разместились. Вот когда к родителям раньше наезжали гости, приходилось туго. Слава Богу, мамулин солидный санаторий, в котором она столько лет заведует библиотекой, дал-таки приличную квартиру. Да уж, популярная тема-проблема, чертов квартирный вопрос, который булгаковские москвичи завещали всей стране на долгие, такие долгие годы…
- Заказывайте, что хочется, здесь все вкусно, – улыбнулся брат, доставив родителей, Яну с Тимкой, тетю Риту с внучкой-школьницей, в тот самый элитный ресторан. Этим вечером у него как раз было выступление.
Его узнавали, здоровались, несколько шикарных дам подошли сделать с ним «селфи». А он спокойненький такой, улыбчивый, и не думает нос задирать! Посидел со своими и пошел готовиться... О Сережа, братишечка! Тонкий мягкий карандашик, что чертит победительные ураганные вихри только на сцене… Яна хлопала громче всех в зале, ладошки так и горели!
Отчалила компания поздно, и совсем в ночь-полночь вернулся домой Сергей. Попросил заварить чай с привезенной черноморской мелиссой: «как только ты, мам, умеешь!» Яна с отцом тихонечко ушли, оставили их вдвоем на кухне.
-  Ой, да обыкновенный чай… спасибо, что помнишь! Одному тебе не очень в новой квартире, да? И как это одному… Знаешь, когда мои родители приехали по распределению в наш город, то целых шесть лет жили в халупке рядом со своей поликлиникой. Бывшем морге, представь себе! Без всяких удобств! И прекрасно, мама говорит, жили… Квадратные метры - не в них ведь дело!
- Да нормально все, мам! С дочкой вижусь довольно часто, не думай. И тетя Рита с детства рядом. Волнуется, звонит. Вот когда вернусь к солнцу, к морю, тогда, скорей всего, появится семья...
-  Вернешься?! Насовсем?
- Да наверно… Ты же сама знаешь, в наш город все обычно возвращаются! Особых столичных амбиций у меня нет, то ли к счастью, то ли к несчастью…
- А когда? Когда?! А эта твоя квартира?!
- Ну, не знаю… Когда-нибудь обязательно!               

   
      Никогда… Никогда?!

- Только и слышишь: «Выходи за меня!» В сериалах, конечно. Стоит такой соискатель, улыбается, глазенки честные, надежные… В жизни кого из замужних не спрошу – никто почему-то этой фразочки то ли не помнит, то ли не было ее. Вот тебе, например, Андрей говорил такое? Говорил? Вспоминай!
Лизавета аж привстала с коврика, на который они с Яной брякнулись после купания – открыли сегодня сезон. Конец мая, но жара стоит абсолютно летняя! Мокрые полотенца свисают с буны, как уморенные пеклом собачьи языки…
- М-м-м… Отстань! Не помню. Или не было. Но поженились с удовольствием!
Яна улыбается… Рыжая Лизаветина колли лежит, пыхтит и тоже улыбается длинной лисьей физиономией – добрейшей. А позади нее море совершенно золотое… Ой, кайф!
-  А Тимка больше любит кошек... Все выпрашивает котенка!
- Заведите! Что разнежилась? Вода ледяная, если б не ты, я никогда, никогда бы…
- Хватит с него маминого Лютика. Иногда так его затискает, что бедный старый кот забивается, как мышонок, под ванну! 
- Ах, кто бы меня потискал… И, главное, нежненько так мяукнул: «Выходи за меня!» Серьезно!
- Заклинило тебя что-то сегодня, Лизончик. Не бойся, потискают! Мяукнут! Ты только не гавкни в ответ. 
А правда, говорят, самые классные мужья вовсе не у самых красивых! И еще Лизка очень хорошая и верная… Вредная иногда, конечно. А я какая? Тоже всякая… Янка за подругу – горой!
Лизавета долго молчит, хмуро гладит собаку, потом начинает размашисто собирать вещички, забрасывать в сумку: «Пойду уже!» И вдруг сжимает Янину руку:
- Помнишь, я отмечала день рожденья, семнадцать лет, без тебя? Ты в Москве была. И пришел Блинов, идиот, который вечно у меня математику скатывал. И еще две девахи, я их всех пригласила. Родители ушли,  сидим красиво, жуем, пьем. А Денис вдруг говорит: «Скукота какая! Пошли отсюда!» Встают и уходят.
-  Да ты что!
  - Ага! Я чуть с ума не сошла… Рыдаю, локти кусаю, а эта троица возвращаются: «Что еще за слезки? Да мы пошутили!» Нормально?! Я как заору: «Ты, Блин, сволочь, пошел отсюда! И чтоб даже на глаза мне не попадался никогда, НИКОГДА!!!» А он: «Не будет тебе, Трошина, без меня пути!» И как заколдовал, гад... А у самого на днях сын родился!
- Ой, да ты всю дорогу его подкалывала, гнала. А он за тобой чуть ли не с первого класса…. Куда вот собралась? Сейчас Андрей приедет с Тимкой. Солнце еще какое зверское! А потом к нам… Да вон, смотри, вон они идут!
- Народу никого! Вы, что ли, всех разогнали, красотки? – кричит Андрей. А Тимка оглушительно свистит, научился недавно.
- Какой особо народ весной? Да если б не Янка, я б никогда…
Янины «мужики» (О, какие еще белокожие!), слегка поплавав и поныряв, растянулись на горячих камешках. Андрей, уткнувшись головой Яне в бок, краем уха слушает, как Тимоха играет с Лизаветой в «флору-фауну»:
- Я сказала «носорог», на «г» кончается, а не на «к». Носороги, а не носороки, балбес! Так что не «кипарис», а «гусь», например!
- Да не нужен мне твой гусь! Сама балбес! Гадюка!
- Что-о-о?!
- Ты ж говоришь, надо, чтобы на «г» начиналось? Гадюка!
Спорят, кричат… Кажется, вот-вот подерутся, честное слово! Наверно, потому Лизка замуж все не выходит? Экономический закончила, работает в серьезном банке, а все к Яне чуть что бежит, Тимохе подарочки тащит… Встретился как-то Денис Блинов, он теперь в другой район перекочевал. Андрей ему:
- Поздравляю! Слышал, жена у тебя настоящая грузинская княжна. Во даешь, молодой человек!
А Блин вздохнул, опустил голову и бурчит:
- Эх, Андрюша, да я от Лизкиного курносого носа, этих ее веснушек да вечных подколов знаешь как балдел… Как там она?               

    
      Розовый олеандр

Ох, как Янке надоело слушать Тимохины стоны: «Да когда уж я вырасту! Маленьким ничего нельзя!!»  Для вразумления прочитала детенышу грустную андерсеновскую сказку «Елка» - та тоже все ныла, жаждала повзрослеть. Потом однажды (когда Андрей не отпустил с Лизаветой в Египет по льготной путевке – «там террористы»!!!) в голове у Яны вдруг розово-зелено забрезжила сказка… С родным субтропическим уклоном, про олеандр!  Сочинилась и забылась.
Но как-то муж намертво уперся из-за… тоже уже забылось из-за чего. И обиженная Янка немало просидела за компьютером дома и на работе, переделывая сказочку так и эдак. Не растеряла в своей распрекрасной гостинице какие-никакие творческие импульсы!
Вот что получилось в итоге:
«В приморском, приветливом и теплом городе рос маленький  олеандр. Тоненький, с длинными узкими листьями и душистыми розовыми цветами. Да-да, такая кроха уже цвела, представьте себе! Говорили, правда, что кустик очень ядовитый, даже когда-то отравил наполеоновских вояк! Они, глупые, мешали кашу да похлебку палками из олеандра.
Но, во-первых, это был не наш малыш, а его предок-родственник. А во-вторых – он ведь просто защищался! Зачем ломать ветки и обдирать с них листья, превращая в палки? Надо любоваться олеандрами, вот и все. Цветы у них бывают простые и махровые, очень пышные. И не только розовые – красные, белые, желтые! Очень красивые, особенно когда все вместе, как один большущий живой букет.
Доктора, между прочим, считают, что даже ядовитость олеандра бывает полезна! Из его листьев делают лекарство, которое помогает лечить сердечные, например, болезни. Но, может, если чаще замечать красоту, а не всякие некрасивости, сердце и так не будет болеть?
Ну ладно, вернемся к нашему малышу, розовому олеандру. Он, как все маленькие, очень, очень хотел поскорее вырасти и цвести долго-долго, все лето до поздней осени. И с июньскими жаркими лучами каждый раз превращаться в ароматный шатер, под чьим куполом розовеет миллион цветков - листья еле видны! И чтобы вокруг толпился и ахал от восторга миллион зрителей!
Да, вырасти, вырасти как можно скорее… Такая у малыша розового олеандра была розовая мечта.
И, представьте себе, она исполнилась, что не так уж часто бывает с детскими мечтами. Пролетело сколько-то годиков, и повзрослел, раздался вширь и ввысь маленький розовый олеандр, стал большим и могучим. Долго чудесно цвел и благоухал, и хоть не все, но многие это замечали и восторгались.
Одно плохо – в субтропическом городе все-таки случался и мороз, и снег, поэтому чтобы олеандр не замерз, поздней осенью его раскидистые ветви туго связывали бечевкой-веревкой. Разумеется, для его же блага, но…
Ох, как нерадостно тогда жилось-дышалось красавцу-олеандру! И еще было очень, очень обидно. Будь он умником-эрудитом, то, наверно, сравнил бы себя со скульптурой Микеланджело «Связанный раб»...
Да уж, становиться рабом обстоятельств очень невесело! Не утешали даже мысли о близком лете! О триумфальном цветении и восхищении в глазах какой-нибудь девчонки... «Ой, какой олеандр красивенький!» - пропищит она и весело поскачет на одной ножке… А хорошо, оказывается, быть маленьким!»
Ну вот, в Египет не пустили, зато родилась сказка. Яна прочла ее Тимке. Сын отреагировал не сразу. Молчал, морщил нос, а потом модняцкую песню затянул: «Сумасшед-ша-я! Но она моя! Хо-хо-хо!»
- Что еще за «хо-хо»? Мать сказку сочинила, не очень-то это обычное дело, между прочим! Не у всех мамы сказки пишут!
Да нет, Тимоха не олеандр – олень-осел упертый! Вылитый папочка! Еще посмотреть, где это террористы, кто терроризирует, ущемляет народонаселение в рамках собственной семьи! Надменно так боднул вихрастой головешкой:
- А бабушка Лара и дедушка Вова вон, в газеты пишут! И ничего хорошего быть малявкой! Ни-че-го! А вообще, ты какую это девчонку имела в виду?!
       

Джунгли, джунгли…

- Джунгли были у нашего дома, настоящие джунгли, даже в парке… такие заросли! Колючки, кусты лавровишни, целая роща мимозы, стволы у нее так и клонились, припадали к земле, как пьянчужки. Мы под вечер, как начинает темнеть, играли в игру «Подайте голос!» Надо было спрятаться, крикнуть и перебежать в другое место, там затаиться. Я однажды забралась в кусты самшита, который нынче заграничная бабочка везде сожрала, - так и не нашли!
-  Такой бриллиант и не нашли?!
- Как ни странно! А что, украшали себя как могли! Из листьев магнолии мастерили шлемы, пояса – спичками скрепляли! И тянули в рот все подряд: послевоенные же дети! Ели, помню, даже молодые побеги розы. А когда у алычи только завязывались бубочки, страшно кислые, хрумали пригоршнями! И дружные такие ребятишки были… Вот сегодня по «Культуре» молодая певица рассказывала: пела Кармен, а партнер обнимает ее и будто случайно сдавливает горло! Она тогда как двинет локтем - губу ему в кровь и разбила! Кошмар…- мать театрально вздыхает.
Слушать ее Ларисе всегда интересно. Особенно когда мамулины рассказы сворачивают на привычные мосточки… на подмостки, то бишь, театра!
Некогда звезда школьной самодеятельности («О, какие у нас были концерты, городские смотры-конкурсы!»), почему Евгения Артемьевна стала учительницей? Но как в темной южной ночи блестят летом огоньки светлячков, так в груди заслуженной пенсионерки во все сезоны горит светлячок актерства! И ничего с этим не поделаешь. А тут еще услышала просто сногсшибательное известие по телевизору…
- И на центральном канале! Уфологи объявили: миллиард людей на земле – инопланетяне. У них отрицательный резус-фактор, голубые или зеленые глаза, блондинистые или рыжие волосы. Так это же я! Давно, правда, крашеная. Кто там командует в космосе? Для своих могли бы седину и отменить!
- Мне больше нравятся выводы ученых мужей из Йельского, кажется, университета: чтение художественной, именно художественной литературы продлевает жизнь на 2-3 года! Ты же у меня читательница… вернее, читающая актриса!
- Ну да, читаю, а больше перечитываю… А ты?
- А я болтаю по телефону или цапаюсь с супругом! Можно сказать, продолжаем с ним начатое на работе. Забыла уже, когда были в гостях, в театре…
- Ах, Ларочка, как в тебя был влюблен Скуратов! Народный артист СССР, такая величина! 
- С противным шлейфом бывших жен и всяких там фобий. Боялся, например, меня демонстрировать общественности, мол, слишком молодая! И что я должна была делать – морщинами себя разрисовывать? Хотя замуж звал.
- Да просто боялся тебя потерять! Ты же у меня красавица… А как меня ревновал твой отец, гордый восточный орел! Столько лет грызлись да и разошлись. Зачем только тянули? 
Мать и дочь в свои редкие посиделки посылают к черту режим и диету. Под тихую музыку допоздна болтают, пьют чай с домашними вареньями, даже лопают хлеб с маслом!
- Ма, если я уеду ненадолго… Андрюхин отец стал позванивать! Все намекает на нулевую личную жизнь. А в издательстве процветает, big boss!
-  Так у него еще сын должен был родиться!
- Да врал он. Разбежался давно с этой молодкой, как выяснилось. Сыну-школьнику платит алименты.
-  И пусть платит! И больше я ничего о нем не желаю слышать, Лара! Ни-че-го!! Он что, приехать хочет? – Евгения Артемьевна страдальчески морщится.
-  Да нет, наоборот, зовет меня съездить с ним в Париж!
- И не вздумай! Не заблудись опять в этих его жутких эгоистичных джунглях! Но кажется, там сейчас поет Димочка Хворостовский…
-  И, кажется, цветут каштаны…
- Нет и нет! Никаких каштанов. Вон, смотри, любуйся: у меня кактус зацвел!               
         

В Россию за синей птицей


- Вика позвонила по Скайпу, сказала, приедет этим летом надолго: родители уж больно просят, особенно мать… Скучает!
- А сама, конечно, не скучает в Лондоне?
- Да когда ей, Андрюш? Я же говорила, учится в колледже на дизайнера – молодец, правда? Данька перешел в другую школу, непростую, платную; дом большущий – такую красоту там навела! А еще за двумя пудельками надо смотреть, за мужем, естественно… 
- Вот мужа ты, Яна, упомянула в последнюю очередь, - как третьего пуделя, что ли? А Питер-то оказался настоящим мужиком!
- Джентльменом, ты хочешь сказать! У него теперь одна забота: проверять по заданию папы с мамой их магазины. Нет, вторая забота – выполнять пожелания любимой Викки…
Прибыв с десятилетним Данилкой в родные пенаты, Виктория очень скоро заглянула, да с подарками, к Андрею и Яне. Это та самая Вика-Виктория, что вышла замуж за лондонского фокусника. Непростого - в четвертом поколении! У его родных имеется и несколько магазинов со всяческими штучками для фокусов-покусов – вполне солидный, оказывается, бизнес.
Андрей, старшеклассником живший по обмену в лондонской семье, за богатым столом (Яна расстаралась!) болтал с Данькой по-английски. К досаде самолюбивого Тимофея:
- А вот по-русски, по-человечески можно, пап?!
- «По-человечески»? А ты исправляй, исправляй, человече, свою шаткую четверочку по английскому!
Проводив гостей, перебирали подарки, похваливали лондонцев. Вика, например, ничуть не зазналась: щебеча и смеясь, помогла Яне перемыть посуду, прибраться на кухне. Андрей, косясь в зеркало (А ничего, неплохо смотрится в майке с красным двухэтажным автобусом!), удивляется:
- И, по-моему, Виктория поумнела… вообще как-то очень интеллигентно стала держаться! А крестник мой - уже не Данилка, а типичный Дэн, все время перескакивает на английский. Ничего, у бабушек быстро восстановится. Полистает-почитает книжку, что я ему подобрал, сообразительный же парень... Вот никак не пойму - неужели Игорю все равно?!
Игорю, Данькиному папаше, другу-однокласснику Андрея, и правда все равно. Женился тинэйджером и сбежал от красотки-жены, когда у их сына еще зубки резались. Андрей, крестный отец ребятенка, был в шоке! Вика, однако, не посыпала голову пеплом, а навертела модную прическу и устроилась в известный салон. Сначала уборщицей, потом стала парикмахером, - Янка, Лизавета и куча других барышень только у нее стриглись!
Начали умелицу посылать на профессиональные конкурсы, пришлось взяться за английский. И тут в Интернете нарисовался pen-pal, друг по переписке, симпатичный Питер. А когда приехал в гости, оказалось - не из дома! От девиц под первым и вторым номером из целого списка его российских корреспонденток! Фанат русского балета, он отправился в Россию на поиски царевны-лебедя, жар-птицы и прочей небывальщины…
Однако номер три, белокурая звонкоголосая Вика, вроде не слишком стараясь, и правда оказалась искомой птицей-синицей. То есть белой лебедушкой. И хотя о «Лебедином озере» она знает понаслышке, как-то сразу прониклись они друг к другу!
А Игорь не женился – еще больше погрузился в компьютерные игры, в эту чертову «виртуальную реальность». И бывшая жена и даже англоязычный сын ему «по барабану». (Зато его мама в них души не чает!) К Игорю захаживает жидковолосая дева с проколотым носом, пирсингом, то есть, но нечасто. И чтобы его никто не беспокоил, он запирается в своей комнате на ключ, на зов и стук не реагирует…   
Янка досадливо поводит плечом:
- Да ну его, Игоря! Вика говорит, у них таких еще больше, оттуда и повелись… А знаешь, Андрюш, что еще сказала? Посмотрела в Лондоне, вот счастливица, лучшее на свете «Лебединое озеро»! Мариинка к ним приезжала… И, говорит, теперь поняла, почему Питер искать любовь рванул к нам, в Россию!


      «Травка зеленеет, солнышко блестит…»


Случается, зимой обычно или весной, зарядит дождь – и будто навеки! То моросит, то стеной льет. День нет солнышка, три, четыре – отменяется! Ужас… Становится как-то не по себе, точно кошкам, собакам и прочему зверью в солнечное затмение. Абсолютно непонятно, как выживают, например, питерцы неделями без лучика солнца! А мурманчане так вообще полгода в кромешном мраке!
Но уже ближе к лету солнце у нас начинает лупить так, что только держись. Держись тенёчка, то есть, или уж сиди дома. Однажды симпатичный гид в Стокгольме поделился с Ларисой своим наблюдением: туристы-северяне, например, держат нос…  нет, не по ветру, - по солнцу! Покажется оно – тут же тянут к нему лица. А вот южане моментально прячутся в тень! А далее златокудрый этот викинг чуть понизил голос: «You are from the South, of course… I could show you more of the city tonight!» Мол, вам, южанке, могу показать Стокгольм и вечером! (А сам в сыновья ей годится, нахаленок…) 
Матушка Евгения Артемьевна говорит, недавно завела себе хорошенький зонтик от солнца.
- Прекрасная вещь! Под шляпкой волосы все-таки мнутся, и вид не тот….
- Ах-ах! На прогулках Дмитрий Павлович, конечно, должен лицезреть тебя при полном параде!
- Разумеется! А ты теперь, слава Богу, в кепочке. Раньше-то всё носилась с непокрытой головой в самое пекло… Выглядишь, скажу я тебе, великолепно, на тридцать пять! Заметила, что в этом году с глицинией делается? Отцвела себе в апреле, июль на дворе, а она снова цветет! Вон, за домом такие роскошные лиловые гроздья… Так и ты! Зря только накинулась на варенье, вредно!! Возьми с собой и ешь понемножку.
- Следовать всем правилам – значит лишить себя всех удовольствий! Это кто так сказал? А, ну сегодня Я это сказала!
-  Парню нашему тоже приготовила баночку, они-то с Янкой любят. А Тимке все бы чипсами дурацкими хрустеть!
Женщины ждут Андрея: звонил, что уже подъезжает. Поедут все втроем покупать бабушке кондиционер – зонтиком Евгения Артемьевна не ограничилась. Всю жизнь обходилась в жару распахнутыми окнами, не страшили никакие сквозняки. А тут частый и дорогой гость, друг юности Дмитрий Павлович посоветовал…
- Так это он посоветовал?! Да, мамуль… Про «российский след» в американской политике слышала? А я прямо ВИЖУ дмитрийский след в твоих планах! Ох, этот Дмитрий, Дмитрий этот Павлович, ненавистник сквозняков!
- Ну, хватит издеваться, Ларчик! Мне и бывший коллега Федор Александрович звонит чуть ли не каждый вечер. Все-таки согласись, мужское внимание бодрит! Тогда сразу и «травка зеленеет, солнышко блестит», правда?
- Это да, не поспоришь…
Андрей, войдя в незапертую дверь, подзадержался, стягивая кроссовки и слушая все эти шуточки-смешочки под бормотанье телевизора. Он-то как раз запланировал снова махнуть в Фанагорию на интереснейшие раскопки… На два месяца, до сентября! Конечно, правила диктуют взаимную супружескую верность, но «следовать всем правилам значит лишать себя всех удовольствий»? «Мужское внимание бодрит»? Что это еще за разговорчики?! Интересно, Янка тоже так думает??
Из полуоткрытой двери кухни выпархивает улыбающаяся мама… (Так вот все порхает и улыбается в последнее время!) И тут же, посерьезнев, молча вглядывается в Андрея. Всё всегда чувствует мгновенно! И вдруг снова улыбается до ушей… До маленьких своих ушек с маленькими, знакомыми с детства жемчужинами-сережками:
- А мужчины в своих разговорчиках тоже еще как шутят! Что, нет разве? Ага, вижу, вижу твою ухмылочку, не отворачивайся! И быстрей руки давай мой, Андрюшик. Чай с бабушкиным абрикосовым вареньем – это вещь!



   «Мы выбираем, нас выбирают…»

Утром звонила Лизавета, неизменная-незаменимая Янина подружка, и по какому-то поводу выдала байку:
- Бабушка с дедом молодые как-то гуляют в парке, она в мини-юбке… Ножки до сих пор – класс! А навстречу тип в костюме-тройке, с маленькой книжкой в руке – а ля Гамлет такой. Крамаров! Страшно был знаменитый… ну знаешь, смешной, косой из «Джентльменов удачи»! Так чуть не съел бабулю этими глазами своими косыми!
- А у меня мама однажды шла на пляж - впереди высокий дядька в таких веселеньких трусах в горошек. Проходят мимо бадминтонной площадки, он поворачивает туда. Она смотрит - Лановой! Грэй из «Алых парусов»!
Яна с детства любила гриновскую феерию-сказку и старую кинокартину с Лановым. И вот – замужем, сын перешел во второй класс, но почему-то иногда так и мерещится принц под алыми парусами! Грэй, Грэй… Так и вертится в голове! О, какое море сегодня тишайшее, бледно-серебряное под неярким, в тучках, июньским солнцем… После концерта накупаемся!
Знаменитая певица Валерия Барсова, чье имя упорно связывают со Сталиным, завещала курорту свою прелестную дачу на морском берегу. Теперь, правда, море скрыли высоченные мачты сосен, совсем как в фильме «Алые паруса»… В доме музей, проходят популярные у горожан встречи и концерты. А сегодня Яна с мамой привели на «Вечер романса» Тимоху. Прихватили его друга Артема – все равно больше получаса не высидят! Так и вышло, и пришлось дослушивать отголоски музыки под окнами, со скамеечки во дворе, пока эти «энерджайзеры» его обследовали.
- Парни, разговаривать шепотом! Слушай, мам, исключительно  про любовь поют… Ну вот нет и нет больше тем!
- А я все смотрю на эти розы, говорят, их сама Барсова сажала… И знаешь, вдруг вспомнила, как мы с одним мальчиком, москвичом, его родители каждый год снимали у соседей комнату… Да… Так мы с ним в розарии недалеко от дома ловили майских жуков! Я даже не знаю, сейчас есть они? Точно брошки - изумрудно-золотые, большие такие…
- Не знаю, видать, куда-то делись. А… куда делся мальчик?
- Представь себе, поступил в МГУ, умненький такой был! Мы переписывались…
- Ну, что замолчала? А, появился папа, не умненький, а умный, на восемь лет тебя старше – и выбрал тебя в жены! Родился Серега, вдруг лучше всех затанцевал, уехал в Москву в балетную школу, потом я родилась… А вы там в Москве, когда ты к Сереже приезжаешь, не общаетесь с этим… подросшим мальчиком? Папуля - он все-таки старый…
- Ну что ты такое говоришь?! Папе только шестьдесят!
- «Только»!! И что, совсем с умненьким не виделись?
Мать молчит, с удивлением вспоминая, что мальчугана, которого никогда так и не увидела взрослым, она ведь тоже когда-то выбрала в мужья! Мечтала: «Вырасту и выйду за Алика замуж!» Ужасно всегда ждала лета, его приезда…
- Ну что ты так смотришь? Конечно, нет! Сначала не хотелось из-за папы, а потом…
- Ревновал тебя? Ты ж у меня такая хорошенькая пухляшечка!
- Ну, все ревнуют… А ты сколько концертов в неделю устраиваешь Андрюше из-за своей глупой ревности?! Сама подумай: он ведь тебя выбрал, он…
- Мамулечка, да не выбирал он! Это я его выбрала!
У Яны по-прежнему чуть екает сердце, когда она вспоминает, как высокий парень в светлом свитерке летел к ее маршрутке! Сел напротив, брови серьезно сдвинуты, над губами золотятся волоски. Чуть улыбнулся, застенчиво так, отвел глаза… Еще раз взглянул украдкой… Такой  милый! Ей надо было выходить, и она, нащупав кошелек в сумке, вдруг, сама себе изумляясь, брякнула, что забыла его дома! Андрей отреагировал мгновенно… Ну а дальше… А дальше ей захотелось, чтобы явился какой-то Грэй?! Вот уж…
Яна поспешно встает, идет за угол веранды: там стало что-то совсем тихо!
- Ну-ка, Тимка, Темка, быстренько убрались с клумбы! Все, все, уже идем на море!               


     Мороженое в море

Леонид Леонидович, очень большой чин в министерстве, приезжал в санаторий, как правило, в сентябре, в бархатный сезон, всегда с женой. Заглядывал (всегда без жены!) в уютную, всю в цветущих геранях, библиотеку Ирины Николаевны, просматривал периодику, шутил. Задержавшимся в ее владениях отдыхающим полагался чай, и он никогда не отказывался от чашечки. В этом году приехал один и почти сразу поведал, что ушел на пенсию, а его супруга в монастырь. Давно, мол, собиралась.
И пригласил Ирину Николаевну, тоже почти пенсионерку, дважды бабушку, «куда ей захочется»! Конечно, за десятилетия своей очень любимой работы она научилась изящно отклонять подобные предложения. Но в этот раз сидящая у окна дама, тоже любительница бархатного сезона, давняя знакомая, взмолилась:
- Пожалуйста, пожалуйста, возьмите и меня! Какой-то красивый бульвар объявился в городе – так хочется его увидеть! Возьмите надо мной шефство, дорогие мои!
А на желанном бульваре эта толстуха – подсадная утка хитрого Леонида Леонидовича, что ли? - сразу плюхнулась на лавочку, заохала и замахала ручками:
- Пожалуйста, пожалуйста, идите дальше без меня! Просто задыхаюсь в этой жаре! Вот посижу, полюбуюсь зеленью да сама поеду назад. Сама, сама! – закончила скороговоркой, как ушлый персонаж Никиты Михалкова в «Вокзале для двоих».
Ну и пошли дальше с Леонидом Леонидовичем вдвоем! Ирина Николаевна бодрым жестом профессионала-экскурсовода тоже замахала руками направо да налево:
- Вот наши чудесные цветущие олеандры! А вот университет, где очень успешно работает зять, папа моего Тимошки! А как поживают ваши замечательные внуки?
Но степенный разговор о замечательных детях и внуках что-то не клеился. Леонид Леонидович, передвигаясь со скоростью усталой улитки, вдруг резко сменил тему и поведал о душевной пустоте и холоде. И о горячем, очень давнем интересе к прекрасной библиотекарше! И повлек ее к первому же симпатичному кафе.
А там у входа, под цветастым зонтиком, как раз сидел с двумя модными дамочками зять Андрей… Пил кофе.
Он тут же вскочил и, неловко улыбаясь, объявил, что у него и коллег (те согласно закивали) «дырка в расписании». И замолчал, больше не садясь. Потом встрепенулся, подтащил к столику еще два стула для Ирины Николаевны и ее представительного грузного спутника. А сам, что-то такое пробормотав, довольно скоро исчез за пальмами и олеандрами. Его молодицы тоже засобирались, защелкали-зашуршали сумками и косметичками. 
- Какая деликатная молодежь, особенно ваш зять! Сразу сообразил, что нужно нас двоих оставить в покое! Так что будем заказывать? – Леонид Леонидович положил пухлую руку (с маникюром!) на запястье Ирины Николаевны. Тихонько пожал…
Возмутил ее этим идиотским замечанием ужасно! Ужасно!
- Да Андрей просто растерялся! Он всегда со мной такой молчун, все больше улыбается… А с Яной так любят друг друга… Дочка, знаете, однажды на пляже из-за чего-то разобиделась, расстроилась и уплыла далеко-далеко. А когда стала возвращаться, Андрюша ее встречает в море, да не с пустыми руками! Стоит на подводной такой буне, параллельно берегу, с мороженым ее любимым! Представляете? Я мужа тоже очень люблю, серебряную свадьбу когда уже отмечали, движемся к золотой!.. Совершенно зря мы с вами эту прогулку затеяли! – голос у Ирины Николаевны чуть дрогнул.
Конечно, не «мы с вами», но обижать людей она не умеет. Только обижаться! В этот раз больше всего обиделась на себя, и надолго. Ну почему, зачем потащилась в город с этим москвичом? А зять? Может, и он не просто так оказался в кафе? Но эти его дамы-коллеги как будто постарше… Поведала о своих мученьях мудрейшей Асечке, подруге детства. Та только улыбнулась:
- Да ладно тебе переживать! Моя старшая на Новый год раз так нашампанилась, что муж потом от соседа ее оттаскивал, обнимались на балконе! И ничего! Живут дружно, любовь у них…


   Как же все непросто!

Это кафе в центре еще в советские времена славилось вкусненькими пирожными. Лариса, бывало, бегала туда с подружками после школы. Чудное было времечко, ни о каких диетах и знать не знали! Потом приходила с маленьким Андреем – и вот снова надумала его привести, взрослый сын тот еще сластена. («Ну и я с ним съем одно малюсенькое безе, что ли…»)
Устроились на открытой площадке, рядом кустится что-то пышное, вечнозеленое, детишки бегают, пищат… В двух шагах – ресторан, который некогда удостоился посещения и даже стихотворения молодого Бродского. А спустя годы там же на поэтическом вечере его памяти блистал Михаил Козаков, Ларисин любимец...
По количеству знаменитостей курорт в сезон уступает только столице, и скольких она «взяла на карандаш», зацепила своими улыбчивыми, занятными вопросиками! Но сейчас, рассказывая о них всякие интересности, Лариса слегка нервничала. И даже причину кондитерского приглашения-пиршества присочинила. («Сегодня - четверть века, как я на ТВ. Такой вот тайный юбилей!») Заговорила о деле не сразу. Так, вскользь:
- А как ты смотришь на то, Андрюш… как тебе, если мы с отцом помиримся?
- Как это – помиримся? Я с ним не ссорился! Что это ты о нем вспомнила?
- Он, оказывается, хочет вам помочь с квартирой… Зря ты тогда на рыбалку с ним не поехал, от встречи увильнул!
- С квартирой помочь?! Да все нормально у нас с квартирой! – какими вдруг жесткими стали серо-синие глаза сына. И даже… да просто чужими! 
- Но ведь будет когда-нибудь еще малыш…
- Нам ничего от него не нужно! Ты, если хочешь, – мирись. – И, с сердитым нажимом, - Все. ТЕМА ЗАКРЫТА! 
Лариса мудро перескакивает на другую, а в голове мелькает: «Вот же глупая, будто не знаю сыночка! Надо было, конечно, начинать с Янки, нацелить на нее их любимую бабушку Женю… Будет, будет у ребят двухкомнатная! Но как же все-таки сказать ему, что я… что мы с отцом…»
- Тобой он всегда интересовался! К тебе, собственно, и приезжал, мама! Так что – миритесь, если хотите. Только…
Но сын ничего больше не сказал. И даже не доел последнее пирожное, чудик!
А Лариса могла, еще как могла сказать многое… Благодаря матери она в курсе всех Андрюхиных перманентных семейных драм. Главная Янкина претензия: муж - фанат! Так, бывает, увлекается своей археологией, что забывает обо всем на свете. О доме, о жене, о сыне – да, и о сыне! Ты ведь тоже, Андрей, далеко не идеальный отец! На все лето, случается, уезжаешь в экспедицию, и как там Тимка растет, интересуешься постольку поскольку… Мало на свете образцовых папаш, что уж и говорить. Так что лучше не поднимать ЭТУ ТЕМУ…
Лариса, допивая крохотными глотками остывший чай, как ни в чем не бывало, щебечет-чирикает о своем новом проекте на ТВ. Сын каменно молчит… Характер – в папочку! Это еще Янка молодая, свеженькая, неглупая, умеет повлиять на него. А что дальше будет? А я… Может, не надо мне с Владимиром снова огород городить, великовозрастной даме?! Еще замужней, между прочим? Но ведь я его… я… Я всегда его помнила, несмотря ни на что! Он – моя первая любовь… Господи, ну что, что же делать…
- …в общем, непросто будет с этим телепроектом, зато как интересно!
Андрей вдруг улыбается, будто колючая ежевика расцвела в этот серенький день на исходе осени:
- Мам, спасибо, просто объелся сладостями. Вкусно… Ты говорила, тебя подвезти? На работу? Здорово ты ее любишь, вся прямо раскраснелась. Еще раз поздравляю!
- Нет-нет, мне тут рядом, я еще в церковь хочу зайти. Иногда нахожу для этого время…
Сын, как всегда, целует Ларису на прощанье. А она так и приникает щекой к его плечу… Все-таки он добрый, такой добрый мальчишечка!   


      «Закон суров, но это закон»?!…

- Хо, раскопки, говорите? Ништяк! Всегда можно монетку какую – золотую, конечно! – стырить! Еще там чего… Больно умные вы, ребятки!
Глазенки пожилого обтерханного попутчика в электричке, ухватившего что-то из разговоров Андрея и его студентов, хитренько сузились, утонули в серых морщинах.
- Ты что, старичок? Того?
Котя Зуев, троечник-пофигист с никогда не закрывающимся ртом, отреагировал на серого дядька мгновенно. Разулыбался до ушей: сейчас он этого бомжа «укомплектует по полной»!
- Оставь, Константин. Такое у гражданина сложилось мнение.  Все же слышали о разграбленных пирамидах, курганах. И о хищениях в музеях, даже в Эрмитаже! Ну, иногда и на раскопках случается.
- Да Андрей Владимирович, этот, этот… гражданин точно по себе судит! Смотрит поэтому на нас с ухмылочкой! Будто все мы тут, все мы, честное слово… – серьезная барышня Ксюша Картасиди даже заикаться стала.
- А не так, да? Сказал же какой там историк, прям академик – всегда будут в России воровать! Всегда! Вот и весь сказ.
Ого, вот как «народные массы» могут трактовать некогда брошенное Карамзиным словцо! Вроде Андрей сумел тогда ответить мужичку удачно, убедительно, тот заметно помягчел и даже стал с ним соглашаться...
Но ведь правда: терпеливый наш народ, который еще полтора века назад баре-господа продавали наравне со скотиной, воровал-выживал попросту! Да и самих господ батюшка-царь за одно «вольнодумство» мог упечь хоть в ссылку, хоть в каземат! А лучше были советские вожди-государи?! Вот, говорят, выжившие в блокаду ленинградцы долго еще прятали про запас всякие корки да крошки. Не сразу, видать, и бывшим рабам жить действительно вольно, богато и по закону…
Андрею вдруг вспомнилось, как малышом любил играть с монетками, нравились они ему! И однажды вытащил их из бабушкиного кармана… Та и не заметила, а мама отругала:
- Таскать тайком чужие деньги – это же воровство! Очень, очень стыдно! Что это ты собрался покупать?
- Да не хочу я покупать! Я просто так…
И еще, и еще раз не удержался! Однажды взял с полки целую горсть монет - такие замечательные блестящие кругляшки!
Вот тогда мать повела Андрея в милицию, не посмотрела на его зареванную несчастную мордаху! А там дежурный в форме быстренько вошел в роль и прочел Андрею целую лекцию, косясь на красивую маму. Она слушала и строго кивала, отодвинувшись от них эдак отстраненно... Ох, как все это было страшно! А еще, оказывается, самый главный-то на свете не милиционер, не мама, не бабушка, а – ЗАКОН. Надо делать все-все «по закону»! А иначе – очень нехорошо! И «карается по закону»!
Так Андрей считает и сегодня, «Dura lex, sed lex» - «Закон суров, но это закон»! И прекрасно знает, что не одни бомжеватые дядьки – старый друг Димка, например, давно уверился, что латинские присказки не для нас! Все та же, уж такая популярная российская песня…
Димон посмеивается:   
- «Дура лекс»… вот именно дура закон этот! Дурак, то есть. И для дураков! Умные обкрадут государство на миллиарды и под домашним арестом рисуют картинки да стишки сочиняют! А ты все злишься, когда идиоты-двоечники начинают перед сессией купюры совать. И я такой был, но, черт возьми, надо ж как-то развиваться! Вот, переезжаем с Марой весной - тесть, ушлый перец, все организовал. Домишко прямо на особнячок тянет! И в хорошем таком месте… Что, плохо, скажешь?
- Скажу… нет, спрошу: ради особняков живем, что ли? И на кой он вам двоим? Дочку свою Мара родителям сдала и забыла, ты говоришь…
- Хэ, так я там себе вип-мансарду обустраиваю! Тренажеры, все такое… Это ж здорово, когда жена этажом ниже, вроде и нет ее. Самый кайф!


         Хобби

- Пап, я хочу играть на гитаре. Петь всякие песни и играть себе! Нормальное хобби, да?
- Хобби! По-русски говори: увлечение! Ну и пой, играй, кто тебе не дает. Вон, у бабушки Жени есть гитара. Бери и играй.
- Да нет, я хочу научиться играть, я ж не умею…
- А это, Тимофей, другое дело! Совсем не простое!
Андрей хмурится: черт, я же пацаном терпеть не мог, когда этот полурусский немец, мамин муж, так со мной разговаривал! Вечно цеплялся к словам! А сам тоже теперь умничаю с собственным сыном…
- Тимош, ты с мамой посоветуйся. Она пробовала играть на гитаре по самоучителю и разочаровалась, говорит. И петь бросила… А ты, когда поешь, по-моему, здорово фальшивишь!
Тимкина мордочка мгновенно скисает, нижняя губа выпячивается, набухает высокомерием, прямо как у высокородного Габсбурга. Критики он не переносит!
- Мама говорит, я в тебя пошел, ты тоже фальшивишь!
- Вот! И поэтому не стал в детстве осваивать гитару, а хотелось. Гитара ведь – замечательный инструмент! Вообще, чтобы научиться играть хоть на ней, хоть на пианино, надо знаешь как стараться? Тру-дить-ся! А у тебя любимый предмет – физкультура, по русскому-то четверочки! И с английским никак не разберешься, лентяй жуткий! Что еще знаешь, кроме «хобби»?
- Ага, то не говори по-английски, то говори по-английски… С   этим своим крестным сыном из Лондона так все время по-английски! Со мной тебе некогда заниматься! А я твой нормальный, настоящий сын, между прочим…
А «между прочим» Тимоха прав, сто раз прав! Вот как в царской России во многих образованных семьях было: в понедельник, скажем, говорим дома по-французски, во вторник по-немецки… Со студентами вожусь, а до собственного отпрыска руки не доходят! Шибко занятый такой «сапожник без сапог»… Что, трудно хоть простейшие фразы изо дня в день повторять сыну, требовать от него ответа? «Sit down, let’s talk about your English! Any problems?» То есть, давай сядем, посмотрим, какие там у тебя проблемы с английским!               
- Договорились, мой нормальный настоящий сын! Замечание твое принимаю к сведению и постараюсь исправиться.
Нет, надо, конечно, серьезно заняться с парнем языком… Ох, как над самим Андреем в детстве вилась бабушка, направляла мама!  Английская спецшкола, спортивные всякие кружки и секции: теннис, плавание, бокс, еще что-то там! И наконец судьбоносный археологический кружок… А как сейчас мы со своими отпрысками? Вот вам, детишки, телефон, планшет - и не путайтесь под ногами!   
- Ага, исправляйся, исправляйся, пап! Какой-то нам рассказ по картинке задали, я вообще-то не очень понял.
- Только не сейчас, Тим, ладно? Видишь, вот, разогреваю мамин плов, поедим – и надо мне мчаться на работу сломя голову к четвертой паре! А еще что в школе задали?
- Вечно ты «сломя голову на работу»! И все равно мало получаешь! И мама тоже…
- Это ты, пацан, мало у меня по шее получаешь! А ну, садись за стол, лопай и не выступай!
Нахалюга… Да разве я в детстве мог такое сказать отцу-матери? Вот же борзые деточки пошли! Так и секут, чем можно родителей подколоть! – удивляется Андрей.
Но обиженному Тимофею просто необходимо доказать: это папа подколол его зря! Тема музыкального «хобби» засела у него в голове накрепко:    
- А все равно я неплохо пою, громко! И все слова знаю - и «Катюшу», и про маленького трубача, который «остался в траве некошеной» на войне. Настоящий герой! Бабушка Женя плакала… И бабушка Ира почти… Я ж с выражением! А ты говоришь!
Тут уж Андрею остается если не заплакать вслед за Тимохиными замечательными бабушками, то заулыбаться. Обняв сына за плечи, он усаживает его перед душистой дымящейся миской:
- Да ничего я не говорю, Тимка! Пой! Пой, как поётся… А пока поешь как следует, тогда еще лучше запоёшь!!
 

      Поколение героев

- Знаешь, Андрюшик, я еще девочкой прочла в романе, не помню каком: в мир будто приходят одни и те же люди! Нисколько, мол, не изменились за тысячелетия. А я говорю: таких, как наши герои Великой Отечественной, не было и не будет! Вот мой отец: за плечами церковноприходская школа да реальное училище для казачат, один всего курс строительного института. Но никого я не встречала деликатней, интеллигентней его! Никогда голоса не повысит, не то чтобы выругаться… А всю войну прошел! Это у вас, молодых теперь «блин» через каждое слово. И редкой доброты папа был, высокий такой, сильный… Все уважали! От работяг у него на хоздворе слышала: «Всем бы таких начальников, как твой батя!» С людьми же по-человечески надо…
- Ба, верю на сто процентов! И от других то же самое слышал, до сих пор его помнят люди. Я интересовался! Советуют мне: напиши про него, про войну, раз ты историк.
- И напиши! Знаю, знаю, давно материалы готовишь… Это дело не одного дня, конечно!
Евгения Артемьевна с внуком Андреем, переговариваясь, идут зелеными цветущими дворами помянуть еще одного воина – девять дней, как проводили… Андрей не раз приглашал его на встречи со своими студентами, совсем немного не дожил ветеран до этого дня Победы…
И все равно, как обычно, тормошит, радует глаз наш южный солнечный красавец-май. Давным-давно отцвела пушистая неженка-мимоза, облетели-осыпались лепестки алычи, черешни и персика. Зато цветут и благоухают акации, каштаны, великолепные вьющиеся глицинии, жасмин. Пышными белыми шарами обернулись мелколистные кусты под милым названием «невеста». И в море вода уже семнадцать градусов, приезжие с «северов» купаются вовсю!
Выйдя на улицу, круто сворачивающую в гору, бабушка останавливается полюбоваться на роскошную клумбу тюльпанов всех цветов и оттенков:
- Какой же все-таки у нас город изумительный! А в Париже, передавали, прямо-таки африканские тропические ливни…  Родители твои, по-моему, снова собираются туда на недельку!
- Я в курсе, в общем-то.
- Ты же знаешь, у твоего отца очень хорошая книга есть, документальная, о кубанских героях войны. Тоже, наверно, долго готовил, такая уж тема! Поговорил бы с ним как-нибудь, порасспрашивал, он журналист интересный… О, вон и многоэтажка Анатолия Кирилловича виднеется, тополя во дворе! Поди, народ уже собирается потихоньку...
Тем вечером Андрей рассказывал Яне:
- Представляешь, я нашему ветерану однажды непростой вопрос задал: «Приходилось своими руками убивать на войне?» Вот подумай: только призвали Анатолия Кирилловича, воюет в пехоте. Восемнадцать лет всего, но парень крепкий такой, деревенский. И тут случается рукопашный бой! Помнишь у Юлии Друниной стихи про рукопашный? Жуткая вещь… Ну, он мне и говорит: «Ты не убьешь – тебя фашисты убьют, Андрюша!» и смотрит так горестно этими глазами своими голубыми! Знаешь, совсем такими, как у Тимки, когда он совсем немножко виноват в чем-то…
А сегодня жена Анатолия Кирилловича вспоминала, плакала, бедная: «Добрей его никого не было, все знают! Вот у нас на даче мыши-крысы завелись, решила избавиться. Так он мышку освободил из мышеловки! Еще какую-то корочку ей кинул, покормил!
- Боже мой, Андрюш! Святой прямо…
- А целой компании бездомных кошек вокруг их участка вечно похлебку варил, - много лет, оказывается, в любую погоду пешком по горам ради них! Он только идет, а они уже шуршат к нему из всех кустов, сбегаются… Представляешь? И вот я думаю: может, бабушка и не преувеличивает? Может, действительно такого поколения героев в России не было и никогда не будет?
- И войны пусть никогда не будет…


          
            «У нас все всегда так!!!»

«Эта вечная идиотская фразочка: «Да у нас всё всегда так!» Плохо, нелепо, несправедливо то есть. Но должно же быть когда-нибудь все хорошо, разумно и справедливо, черт побери?!
Вот рахваливают будто бы традиционную вежливость англичан: через каждое слово у них «please» да «thanks», а не «черт побери» или что похуже. (Помню ошалелые глаза, то бишь «культурный шок», комсомольского босса Жоры Быченко, которому задетый им же в лондонской толчее молодой человек сказал «Sorry».) Но ведь отнюдь не всегда британцы были такими!
Попалась мне, например, в чьих-то воспоминаниях такая сценка у английской билетной кассы: автора и Тургенева попытался грубо оттеснить некий здоровенный, модно одетый джентльмен. За что получил удар кулаком от нашего классика, который тоже был, как известно, богатырского склада! Подействовало: англичанин ухмыльнулся и тут же посторонился. «Они здесь только силу признают!» - пояснил Иван Сергеевич скандализированному спутнику…»
Лариса наморщила, потерла лоб, тщетно пытаясь выудить из него имя-фамилию этого спутника – раненько, матушка, впадаешь в беспамятство! Ладно, может, потом всплывет… Но всплыл знаменитый диалог Черчилля с одной там некрасивой деятельницей. Она ему любезно эдак: «Да вы пьяный!» А он ей не менее любезно: «А вы страшная! Я вот наутро протрезвею, а вы так и останетесь страшилкой!»
Лариса хмыкнула, споро набирая на компьютере развеселый текст. Развеселый? Но ведь в ее статье речь о том, чтобы в России перестали наконец хамить, материться, неулыбчиво коситься на всех и вся… И тогда быстрей станет все у нас хорошо и прекрасно?! Почему бы и нет?
Народ-то наш по большому счету замечательный – талантливый, щедрый, широкий! Вон, в Штатах, от индейцев что осталось? Горстка уцелевших в загонах-резервациях да экзотические названия вроде Миссисипи-Оклахома-Небраска! Столь вежливые нынче англосаксы продвигались на «дикий» запад по трупам «дикарей»... А мы продвигались на восток, все к тому же Тихому океану, никого при этом не «искореняя», не посягая на чужие верования, обычаи, язык. Дай-то Бог, станет, должно стать когда-нибудь в нашей стране все хорошо и прекрасно!
Хотя над Ларисиным упрямым оптимизмом кто только не посмеивается…    
Зато муж Володя, сам журналист, свой острый язычок на ее счет будто сахарком присыпал! Знай выстреливает короткими колоритными резюме, вроде: «Статья последняя у тебя как гвоздь плотницкий – в точку!» Или: «Сегодня твой борщ прямо борец-чемпион, уложил меня на обе лопатки!» Да понятно: хочет, чтобы она окончательно перебралась к нему в крайцентр. Тоже не перечила, а похваливала, борщи варила! Сама подстригала, как когда-то, его аленделоновский, седеющий, редеющий вихор…
Но как же хочется продлить этот их последний (?!) долгий праздник встреч и ожиданий, звонков, подарков, шуточек, поцелуев… В их-то годы! Ему вот-вот оформлять пенсию, ей – следующей осенью… Сын Андрей недавно прямо рот раскрыл, когда увидел, как они, держась за руки, вприпрыжку ловят на пляже Тимоху, внучка своего шустренького…
А с Владимиром у них всегда так и было: с фонтаном-океаном эмоций, весело, ярко. Потому что он сам у нее яркий и уж такой родной! Она тогда и сказала, сказала сыну... Он ей, не то чтобы недовольно, но суховато:
- Ну, мам! Вы оба, по-моему, младше Тимофея сегодня! Вроде же в Афонские пещеры звали нас на выходные, а попали на море? Очередной экспромт?
Запыхавшаяся Лариса, смеясь, обняла его, не отпуская руки мужа - уж так любит, любит их обоих! Тимошку любит, белозубую Янку, так по-доброму улыбающуюся, любит…
- Ох, сынулька-сынулька! Да у нас все всегда так!



  Только не Дездемона!

Яна на лоджии листает новые журналы из маминой библиотеки, не включая лампы.  Ликвидамбр за окном, еще в октябре весело зеленевший, досрочно впускавший в дом сумерки, совсем оголился, Растерял свои поздние дивные листья: бордовые, малиновые, золотые. Кончается еще один год, а там еще, еще…!
Да, правильно они с Андреем сделали - ненароком слепили дочку! Зачем девочке старая мамаша? А, вот интересная страница: «Женские имена»! И ничего интересного… Как же назвать эту мамзельку, которая появится на свет где-то после женского праздника? Марта-Мимоза, что ли?
Рядом в комнате Андрей – есть, есть в нем педагогическая струнка! – что-то громко разъясняет Тимохе. Ну да, втолковывает то, что страшно интересно ему самому и не очень – сыну. («Зачем все эти кости раскапывать, мам, вот скажи?») Но Тимофей слушает, не перебивая. Рассматривает какие-то фотографии, мужественно мычит, поддакивает, всячески изображает энтузиазм. Или в самом деле заинтересовался?
- Главное, бронзовый шлем отлично сохранился, видишь? Первый-второй век до нашей эры, римская эпоха! Исключительно важная находка, хотя у нас в регионе не первая. Представь, две тысячи лет назад плюс… да, плюс еще почти пару сотен лет, жил-был такой царь, Митридат VI Евпатор. Воевал без конца, хотел освободить весь греческий мир от римлян. Даже возомнил себя Гераклом, избавителем человечества от всех зол! Известно, что он подкидывал оружие своим союзникам-сарматам, так что этот шлем, скорее всего…
- Пап, пап, а эти, которые из тюрьмы смылись, «джентльмены удачи», кино смешное, они тоже ведь какой-то шлем искали, помнишь?
- Что? Какое еще кино смешное?! Я тебе серьезные вещи рассказываю, а ты… Вот дурень!   
Яна улыбается: дурень не дурень, но двухтысячелетние находки для Тимохи ничто в сравнении, скажем, с «артефактами» двадцатилетней давности! Вот уж было потрясение, когда он года в три-четыре впервые увидел старые фотки отца, голопузого младенца и детсадовца с чубчиком. («Это папа??? Сидит в песочнице, смеется… Папа?!»)
- Ой, Андрюш, это ты у нас с богами и царями запросто, а мы люди простые, мирные, смирные! Зачем нам какие-то войны, трагедии? Нам подавай комедии! – Яна, посмеиваясь, заходит в комнату.
Ей только что пришла в голову хохмочка… Если дочка тоже рано выйдет замуж и в один прекрасный день оглоушит их с мужем: «Скоро сделаю вас бабушкой и дедушкой!», она тогда – что? А она может взять и сама родить третьего ребятенка, ха-ха! Наш взрослый ответ малолеткам! А что, вон Лизаветина маман преподнесла ей братца в сорок с чем-то лет...
- Мужчины! Люди добрые, помогите! Как все-таки окрестить девочку-дочечку? Марта-Мимоза?
Андрей, однако, продолжает гнуть свою археологическо-педагогическую линию:
- Обсудим еще, любители комедий! Не забыли, что мы идем к бабушке Жене на кавказские чебуреки? Заодно вспомним, что в нашем фамильном древе имеется, как-никак, кавказская кровь! То есть мы - потомки тех самых древних воинов, которые когда-то…
- Пап, пап, а этот бабушкин… как его… тоже придет?
- Ну, может быть. Они ведь давным-давно знакомы, вот, снова стали дружить. То есть мы с тобой потомки тех воинов, которые…
- Да это я дружу с бабушкой Женей! Я!!
- Тимоха, не вопи, чудо мое! Кто это там у вас хотел избавить человечество от всех зол? От ревности тоже, наверное? Вот только противный Отелло – по-прежнему «живее всех живых»! – подкалывает Яна своих мужичков.
- Ага, всё ревнуем, все воюем… Глупенькие людишки не меняются, да? – то ли шутит, то ли сердится Андрей.
- Ну нет! У бабушки Жени на одной фотке она, малявка такая, стоит с погремушкой под елкой. Так наш парень спрашивает вполне серьезно: «Баб Женя, это у тебя микрофон? Выступаешь?» Такие теперь пошли продвинутые деточки! Но я про другое: Дездемоной мы дочку точно не назовем! Может, Евгенией?         


      Самый лучший день

Мощная, с чертовщинкой, получилась песня у земляка Григория Лепса – «Самый лучший день»…  Сидели в кафешнике молодежной компанией, отмечали Янин день рождения и под Лепса вдруг завспоминали свой самый лучший день.
Янка заявила, что хоть и не помнит, как там все было (мама говорит, почти минусово, жутко холодно, она же пыталась открыть окно, что-то крикнуть отцу!), но тот, самый первый день рожденья – день потрясающего везенья! Однозначно самый лучший! Космические могучие силы могли и передумать, и родители могли не встретиться, и… Да мало ли что!
Лизавета, вечная оппонентка, наморщив крапчатую финтифлюшечку носа, хмыкнула:
- Да понятно, но имеется в виду, что ты эмоционально, а не рационально выбираешь из – ну, что-то там из десяти тысячи дней. Я вот, например…
- А ночи что, не считаются? Ночи, а?! Дисквалификация! То есть это… дискриминация! – перебил ее женившийся по сумасшедшей страсти Димон-Димыч, друг-приятель Андрея. Его пышногрудая великовозрастная супруга зажглась загадочной улыбкой, придвинулась к Димычу, одновременно отодвигая от него бутылочку коньяка.         
И тут бестактный, да нет, просто безмозглый в тот момент Андрюшечка (всё коньячок наш кубанский!) стал кричать про грандиозную российскую победу на Зимней Олимпиаде. Не про день знакомства с Яной, не про свадьбу и даже не про рождение сына. (И дочка ведь ожидается весной!) Нет, вспомнил еще, как почти при нем нашли в Фанагории часть древней мраморной стелы! Да с надписью персидского царя Дария первого! Вот уж олух царя небесного – наипервейший…
Конечно, Янка обиделась. При гостях продолжала мило улыбаться, но уехала прямо из кафе к родителям, которые на те выходные забрали Тимку. Возвращаться домой не спешила: мол, у сына нарисовалась простуда. (Патриотический и, тем более, археологический раж бывает наказуем!)
Но дождливым, тоскливым февральским вечером, перечитывая записи в ноутбуке, означенные как «Мои вирши», наткнулась на эту: 
«Стихи копошатся в голове, но я их не могу, никак не могу поймать! Наверно, потому что раньше не писала о таком! О Родине, по большому счету…
 
Мы сильные, счастливые, мы вместе,
    Наш флаг превыше снежных облаков!

Нет, нет, остальное стерла, все как-то банально… Вот мы с Андреем болели, орали, просто жутко орали, ногами топали! А потом целовались и обнимались: наши ребята-бобслеисты победили! ОГРОМНОЕ счастье! И в общем зачете мы – ПЕРВЫЕ, ПЕРВЫЕ, ПЕРВЫЕ! Ура! Такая ведь сомнительная казалась идея – эта олимпиада! Андрюхина мать на ТВ, экологи, географы – все волновались, что нашей субтропической флоре-фауне конец, выступали без конца, переселенцы из Имеретинки протестовали… Много всего такого было. Но когда началась Олимпиада и все-все вокруг с улыбками, такие дружные, стало очень хорошо! А СЕГОДНЯШНИЙ ДЕНЬ ВООБЩЕ ИСКУПАЕТ ВСЕ! Самый, самый лучший в нашей жизни, наверно! Мы – сильные и добрые, мы все можем!»
- Господи, сколько заглавных букв! И неуклюжая фразочка: «…флоре-фауне конец, все выступали без конца», – удивилась Яна. Но, однако, написала ровно три года назад, сама отстукала пальчиками: «Самый лучший день в жизни!» И по-честному тут же позвонила Андрею. Целых три дня уже врозь… 
- Так и написала?! Эх, Янчик… да правильно ведь! Ты подумай, без этой победы могло не быть и Крыма! Так бы ребятня училась по учебникам с фальсифицированной историей, не было бы этих страшно ценных раскопок на строительстве моста…
Все. Теперь Андрея не остановить… Но Яне удается:
- Ну, в общем, давай, приезжай сейчас за нами, ждем тебя с Тимофеем - и с дочкой! Очень…


Сочи, 2017