Дневник, про работу

23  апреля

Уже чувствуется приближение лета. Свет по утрам, щебет птиц тюю-ти-ти и ка-лонг, шуршание автомобилей по асфальту. Я стою на обочине и жду, когда меня заберет коллега в школу. Там дети разные и интересные, с капризами, вопросами, криком и полной свободой самовыражения. Они любят играть на переменках среди сосен у большого валуна, мальчики берут в плен девочек. Они любят рисовать цветными мелками в прохладном классе в специальных тетрадях для фантазий.
 
«Милла, ты видела синичку?» - спрашивает у меня гиперактивный цыганенок, который живет в финской приемной семье. Мальчик слишком сложный для своей родной молодой мамы. Он рисует птицу, похожую на сову, как в мультиках, но меня уверяет, что это настоящая синичка. Я уже не спорю, а сладеньким голосом поддакиваю: «Как здОрово ты изобразил синицу!» Ведь если против шерсти, у него будет истерика, и я останусь во всем виноватой. Я из другой страны, где все не так, как следует. Да и потом я давно научилась работать на интуиции. Сейчас он говорит про синицу, так как слышал, что взрослые, видимо, называли именно ее, потому что наступила весна и запели птицы. А на мультяшных сов он насмотрелся в планшете.

Дети не просто ждут, они требуют лета. И я тоже. Мне трудно даются последние месяцы работы. Может, выгорание, а может уже не поспеваю за меняющимся на глазах миром, устаю играть чужую роль.

Вечером стою на остановке у бетонной стены, жду автобуса. Закатное солнце расцвечивает шершавую поверхность дома в перламутровый, фиолетовый, бирюзовый – красиво! Это же просто стена, к тому же бетон, а какая палитра. Жалею себя, проклинаю все на свете, обещаю бросить работу, уехать в Питер навсегда. Луч солнца играет со мной и провоцирует. Он нашептывает: «Посмотри на себя, ты еще не старая, вон волосы выкрасила в малиновый цвет и сойдешь за хиппи без возраста. Ты же сама вся переливаешься, в тебе еще не все цвета и даже оттенки радуги угасли. Отыщи в себе радость!»

Но я не слушаю наглеца, с переполненными сумками загружаюсь в автобус. Плюхаюсь на сиденье, натягиваю голубую маску и с ненавистью смотрю на подростков, которые садятся очень близко от меня. Их голоса стучат по голове, отвратительный звук напоминает мне бычье ярмо язычников-скандинавов, готовивших смертельную жертву. Те красавчики ударяли жертву по башке, выбивали мозг, вытягивали вену и сливали кровушку, чтобы окрасить себе волосы. Это вам не миролюбивые хиппи!

Но вот одичалые тинэйджеры выпрыгнули из автобуса, осадили поджидавшую их тачку. Мотор взревел, и она понеслась, как драккар под алым парусом. Алым от крови, прошу заметить!

По дороге обдумываю где-то вычитанную мысль о нашей генетической памяти. Страхи наших родителей прекрасно перешли к нам по наследству. Вот почему жертв войны намного больше, ведь будущие дети будут обречены нести родительский груз в своем подсознании.
 
С прошлым шутки плохи. Может поэтому язычники пытались откупиться кровью?
Читаю перед сном про их обычаи и засыпаю легко, чтобы утром нестись на всех своих радужных парусах по тропе на дорогу. Вижу приближающуюся машину коллеги по имени Синикка (похоже на слово «синичка», правда?) и напяливая шапку покорности сладеньким голосом здороваюсь.
 
Кстати,  в школе цыганенок* в этот день нарисовал динозавра и подписал работу «Синица». И он прав, потому что птицы – потомки вымерших динозавров, разве вы не знали?

*в Финляндии, конечно, все финны. Шапку покорности я надеваю как старуха Шапокляк, из вредности, чтобы подчеркнуть свое нефинское происхождение.