Отцы и дети

— Володя, ну, ты же присмотришь за детьми пока мы с Йосей слетаем в Гагры? — мило хлопала глазками Брик, опять обламывая Маяковского. В его единственный выходной…

— Лиля, твоя подруга тебе поручила за ними смотреть! И вообще у меня уже есть ребёнок! Вот и спрашивается кто в доме хозяин? — Володя бы гавкнул, но лишь отозвался без энтузиазма Владимир Владимирович, жаль не Путин, а-то, как в анекдоте: «–Повысьте зарплату! — Вуаля! — Да не себе!». Поэту вообще заработать на хлеб с маслом и люлями сложно… Зато на люли вполне!

— Это не тот, что в нашем дворе за собакой без штанов гоняется? — спросила Брик с ухмылкой.

— Мальчишки всегда остаются мальчишками! — махнул рукой Владимир.

— Но твоему двадцать пять и он пьяный! — возмутилась Лиличка с видом таким, что: « В твоём спирту крови не обнаружено».

— Ладно. Веди сюда этих мелких спиногрызов… — фыркнул поэт.

— Марфуша, Пелагея и Мигель! Это на весь месяц ваш папа — Володя, скоро, наверное, прийдет мама Сережа. Не скучайте! — поцеловала каждого в лоб и обозначила ориентиры для Володи, Лиля.

И вот пред детями, как гаишник на трассе… Вообщем, перед взором предстал супостат! Махая кастетом из жёлтой пластмассы, стал предъявлять свой семейный диктат.

— Дети, тетя Лиля уходит. Что нужно сказать ей на прощание? — спросил Йося, улыбаясь, будучи довольным, как тысяча евреев, хотя он один… Да и не в количестве дело.

— Слава богу! — выдохнули — Вали отсюда! — изрекли хором дети, на что Лиля только цокнула и поспешила удалиться, чуть не сшибая на лестнице Есенина.

— Кто, в конце концов, глава семьи?! Что мне делать, чтобы добиться своего?! — зло пробубнил Володя, мрачнея и мрачнея из секунды в секунду.

— Начни громко плакать… И почему это я мать?! — возмутился лирик.

— Потому что кто-то должен ей быть. Почему бы не ты? В семье не без гуманитария. Да я их… Агрх! Я ж поэт! Мне убийство простят? — зло прошипел, как старый пылесос, Маяковский.

— Володь, ну, успокойся, у тебя ж есть я! — миролюбиво и вполне резонно заключил Есенин.

Все это может поглотить много времени. Очень много времени. Сколько — знает один бог. А так как Бога нет, то никто не знает… Ужасное положение в нашем маленьком государстве, друзья.

— Ну, да! Свалился мне на голову, что, — он сделал вид, будто пародируя поэта, даже его любимую шляпу с вешалки ловким скачком снял — сначала дом твой затопило по вине женщины из управдома, что называется «Друг человека», потом пожар там случился, а после и сам дом под снос! Тоже мне, нашли крайнего… Нет, я не могу объяснить это нормально! Меня не хватает!

— Ну… — почесал затылок Сергей — Говори слова, а я свяжу? Как хурма… Как тюрьма… Свяжу тебе язык! — произнёс мужчина с придыханием.

— Чем хоть их кормить? — вздохнул тяжко Владимир. На кухню, к слову, его лучше не пускать… Хотел взять яйцо, но немного не повезло
— весь пол в яйце, стены, люстра, внизу соседи на лодке проплывают, оно у него страусинное что ли было… Несчастный интеллигент. Выучился на свою голову, облысел уже весь…

— Что насчёт супа? А на второе гречку. Как-никак — сложный углевод. А потом компот достанем, а они мне своими маленькими рученьками загребущими огурцы соленые из банки вытащат! — радостно предложил Есенин — Решено!

Во время процесса готовки порой чего только не случается, и вот, Володя пытался нападать на Есенина наскоком и с вилкой, а он оборонялся ложкой… Бой был не хуже чем у мушкетеров, ведь в самом деле вопрос не в том, как держать ложку правильно, а в том нападаешь ты или обороняешься!

— Мама Сережа, что это? — спросили дети, зашедшие недовольно на кухню, почти хором. Кто на какой лад, но на то он и хор! После громогласного, как гром среди ясного неба, как Чертов смех громовержца: «А, ну, подошли сюда сейчас же, кумкваты!»

— Луковый суп, — разливал в маленькие тарелочки, почти что ровнёхонько, стопочками, Сережа.

— Ты убил Чиполлино? — спросила удивленно моргая глазами (Ей богу! Ну, не глаза, а опахала!) Мигель.

— Нет, дорогой, это все сеньор помидор… — Сказал лирик, глядя на стоящую под столом банку. Закрывали смородину-уродину красную, банке лет пять, не больше, и она уже не красная какая-то… И вообще кажется опасной для здоровья, как и любой труд.

— Так? — дитё порезалось ножом.

— Что ж, придётся помазать йодом… — без особой эмоциональной окраски произнёс Владимир.

— Не надо мне никакого ёба! — воскликнул мальчик, прыгая от Маяковского, как демон от распятия.

— Весь в мать! — «Весь в мат!» Владимир был явно недоволен. Ведь главная опасность для неокрепшей детской психики — неокрепшая взрослая! Для детей было самое трудное и опасное в их недолгой жизни, так это месяц назад объяснить продавщице, кому покупается водка.

— Да ну! — толкнул Владимира Сергей — Скажешь тоже… — он обратился к Мигелю — Терпи, казак, атаманом будешь!

— Почему коза? — вопросил, заставляя поэта не находить даже слов или жестов выражения мысли по этому поводу. Потому что неприличный жест, что выразит все что угодно, придумают после. Веке в двадцать первом…

— Марфуша, — обратился Маяковский к девочке — вот тебе серебряная ложечка. Будешь класть её в стакан с чаем. Серебро убивает микробов!

— Папа Володя, я не хочу пить чай с дохлыми микробами! — замотала она головой активно.

— Допивай! — Сказал Владимир это так, будто зальёт если не выпьет… — А ты чего делаешь? — спросил Маяковский у Серёжи, что был обмотан мишурой и вокруг валялись осколки, летали неопознанные объекты… Да и вообще мусорные горы, гейзеры вокруг взрывались! Будто он поехал в Гагры, а не Брик.

— Елку наряжаю! — торжественно заявил поэт.

— Свалить и усесться на неё сверху это не значит нарядить! Соберись! — каркнул, будто ворон: «Nevermore», футурист.

— Мама Серёжа! — закричал протяжно Мигель — Можно рубашку не надевать?

— Нельзя, — шикнул Владимир.

— Нельзя надевать? — спросила Пелагея, вторя брату.

— Нельзя не надевать! — грозно пробубнил Маяковский.

— Не надевать? — Марфуша присоединилась к обсуждению сей ситуации.

— Нет, надевать! — заявил футурист.

— Надевать? Нет?! — уже и Серёжа приходил в недоумение от этого действа, на что Владимир лишь припал лбом к стене, наверно воззывая к богу. Читая молитву там…

****

— Детка спит… Она устала, — заключил Сергей, умилительно глядя на Пелагею.

— Хорошo, что она реветь перестала! — поддержал Маяковский.

— Она не перестала, она просто отдыхает, — резонно подметил лирик — Мне кажется она нас подслушивает!

— Кхм, и для чего? Кажется — перекрестись, — посоветовал футурист вполне доброжелательно для того, у кого лицо человека, готового убивать.

— Ну, кроме матерного слова «Заебать» я ничего не знаю, — пожал плечами Есенин неопределенно — Вот помяни мое слово, что на вопрос: «Пелагея, как зовут твою мать?» Она ответит…

— Коза драная! — послышалось со стороны дивана — Кикимора волосатая!

— О чем я тебе и говорил! — глаза закатил поэт безрадостно — Я же говорил, что не спит, а притворяется! — а в словах слышалась житейская мудрость и: «Я встану, песок хоть вытри!»

— У меня чёрный пояс по каратэ! — через несколько секунд кричал Мигель.

— Не ори на мать! У меня красная резинка от трусов по пьянству! — проговорил Есенин, ловя Володин подзатыльник и: «Ты же мать! Сереж, уступи ребёнку!»

— Да какой он ребёнок! — фыркнул поэт — Тебе сколько?

— Скоро будет десять, — пробубнил, насупившись, Мигель.

— А сейчас? — спросил Сергей.

— Четыре… — ребёнок важно добавил — С половиной!

— А как тебя мама обычно называет? — поинтересовался в воспитательных целях Володя.

— Мама моя меня называет «Сын», «Сыночка», «Солнышко мое», а мама Серёжа «Где эта гадина?!». А тебя я люблю! — проговорил мальчик.

— За что? — удивился Володя, чуть не давясь слезами смеха.

— Мне четыре с половиной… Пока что, просто люблю… — проговорил Мигель с видом, будто знает все китайские мудрости. Цензурные.

— Ну и что, что все через жопу, зато от чистого сердца! — заключил Сергей, как окончание китайской мудрости. Уже нецензурной.

— Сходи и купи себе мозги, — отвесил подзатыльник футурист Есенину.

— А волшебное слово? — передразнил его Серёжа.

— Сдача твоя, — махнул рукой Маяковский.

— Папа Володя, почему ты ударил маму Сережу? Бьет, значит любит? — спросила Марфуша тихо.

— Я бью женщин и детей, потому что я могу! Потому что я сильней! — заявил громогласно Володя — Хочешь со мной поспорить?

— Нет, — качнула головой девочка, но Маяковского уже было не остановить:

— У меня есть веский аргумент… Сейчас достану из широких штанин!

— Не хочу, — замотала головой Марфуша, для друзей — просто Марфа Васильевна!

— Сережа, неси кувалду, — не смотря на протесты заключил Маяковский, как тут же дети в ужасе разбежались — Чёртовы дети лейтенанта Шмидта! — но самый стойкий — Мигель остался, дабы задать вопрос, что так сильно колыхает душу каждого ребёнка (в определенный период времени):

— Пап, а откуда дети берутся?! — тихо прошептал ребёнок.

— Откуда я знаю?! Вон, у деревенщ… В смысле, у мамы спроси… — фыркнул Маяковский, думая, что: «Тебя мама захотела, а папу она не спрашивала!»

— Мама Серёжа, а откуда дети берутся? — спросил любопытно Мигель, пока Сергей стоял с выражением лица, выражающим, как ни странно, неподдельный ужас.

Так и хотелось сказать: «Выдыхай, бобер! Выдыхай!!!» А действо… Ни в сказке сказать, ни в налоговой объяснить. Как говорится — В историю трудно войти, но легко вляпаться… Он решил поправить вентиляционное отверстие в ванной (Ну, с кем не бывает), залез деловито на бортик ванной, но, как мы выяснили — он плюс сила притяжения равно друзья навек… Правое полушарие повело чуть в сторону, смачное «Черт побери!», поскользнулся, упал, очнулся, и нет, не закрытый перелом! Падая, сбил головой кран! Струя со всей силы ударила в потолок… И мысль: «Ух ты, первый раз в жизни затопил соседей сверху» и сразу позвонить в службу МЧС.

— Аисты приносят, — пожал плечами лирик, оценивающе глядя на фонтан, теперь и в Петергоф ехать незачем. Все шло хорошо, только мимо…

— А почему сестренку аист принёс, а меня в капусте нашли? — не менее любопытно, спросил мальчик. Эх, жаль, что ветер в голове попутным не бывает.

— Так уронил тебя аист! Твой папа же охотником был! За деньгами! Государственной деньгою, уж будь доволен и одною! — проговорил громко Сергей — Меня вообще кидали, как горячую картошку, напевая матерные песни! И думали, что моими первыми словами будет: «Бля, чего творите?!»

— А давайте поиграем в прятки? — за руку Мигель вёл недовольного Маяковского — Вы прячетесь, а мы ищем!

— Хорошо, прекрасно, замечательно! — прихлопнул радостно Есенин, беря Маяковского под руку — Володя, пошли до кондитерской дойдём, все равно чего с ними в квартире-то случится…

— Пошли… — вздохнул поэт — Хочешь даже в твой любимый кабак зайдём?! И в Табачную!

— Что за акт невиданной щедрости? — спросил настороженно лирик.

— Хоть поедим нормально, — фыркнул Маяковский, диву даваясь, как Сергей мог открывая бутылку, оторвать стеклянное горлышко вместе с пробкой.

— О, и давай купим шалав! — воскликнул радостно Есенин.

 — Хорошо, купим, только это лаваш называется…

****

— Ну и где вы были?! — на пороге квартиры двух ценителей хороших люлей встречал Мариенгоф, какой-то недовольный… Фу, бяка.

— А ты на машине уже? — спросил удивленно имажинист, как бы предостерегая какой-то конфликт.

— Да, на шестнадцатой, — и, ловя непонимание, буркнул — автобус это! Откуда в дровишки?

— Из леса вестимо… — кивнул головой Серёжа — Отца слышишь лупят? А я убежал! «Чижик Пыжик где ты был?»

— На Фонтанке водку пил! — закончил Маяковский, что находился чуть в более ясном сознании и предпочитал откреститься от странных идей их прогулки.

— Мы воровали деньги в фонтанах, — шаркнул ножкой Серёжа.

— И сколько же вы наворовали в фонтанах?! И вообще, два часа уже! — шикнул Анатолий, будто ядом плюнул.

— Да все, что на Фонтанке было… Это тебе не мелочь по карманам тырить! На проезд! А всякий кот Бегемот ни разу контролёру не попался! — поспешил огорошить новыми подробностями Есенин.

— И вас арестовали? — рискнул предположить Мариенгоф.

— Э, нет, — помотал головой и почесал языком Сергей.

— Вы кого-то арестовали? — опять предположил Анатолий, но их грубо прервал Маяковский, толкая надзирателя плечом в попытке протиснуться на свою кухню. Все пространство занял нечистый:

— Возможно!

— Стоять! — гаркнул друг имажиниста — Это все?!

— Ладно! — сдался Есенин — На Сенатской площади коня у Петруши угнали, доволен?! А Ленин на нас с Финского вокзала показывал! Уму непостижимо! И так кричал! Куда, мол, коня повели!

— А вы случаем на Аничкином мосту коней не угнали? — удивленно проговорил Мариенгоф, на удивление, веря. Его товарищ и не на такое способен…

— Даже приумножили, — буркнул Володя, делая вид, что он не при делах вообще, и не его авторства эта авантюра. Есенин продолжил:

— Никто не заметил! Теперь только болгарка нужна…

— Зачем? — выражение лица Мариенгофа приняло такое немыслимое выражение! Будто его искал уголовный розыск и нашёл…

— Коня четвертовать будем, — обыденно, будто такое каждый день происходит проговорил Есенин.

— А где звуки погрома? — неладное первым заметил Владимир — Ни дыма, ни огня, ни танков. Странно… А ты что с детями сделал? Что они не шумят и не носятся тут, как кони тыгыдымские?

— Тыгыдым, тыгыдым, — улыбнулся странно Мариенгоф.

— Тыгыдым, — согласился Маяковский — ну и?

— Я их водкой напоил… — в этот момент у соседей сверху что-то громко и грузно упало — Вообще, —Анатолий обратился к Есенину — если помнишь, то я тебе пятнадцать рублей должен был… А так, как денег у меня нет, то я принёс тебе две бутылки и три рубля я тебе ещё должен, запомни! — он так и кричал: « Ищешь проблему? Я к твоим услугам!»

— И как много ты налил?! — у Владимира дернулся левый глаз.

— Да так… Малость… — пожал плечами непринужденно и отодвинулся от памятника, ой, от Маяковского, Мариенгоф. Всесторонне недоразвитая личность.

— Конкретнее, — попросил Есенин.

— Да так, в кашу по пол стакана плеснул, — быстро протараторил нечленораздельно Анатолий, надеясь, что никто ничего не поймёт.

— Идиот! — хлопнул себе по лбу футурист — Да они вообще не проснутся!

— Спокойно! — внушил уверенность Анатолий товарищам, что уже порывались убить либо его, либо детей — В здоровом теле — здоровый дух! Ведь спорт — это спирт! Чем крепче спят, тем крепче будут!

— Так, а теперь слушай меня! — зло проговорил Есенин — Ты сейчас пойдёшь на рынок…

— Но рынки сейчас не работают! Два часа! — напомнил Мариенгоф, на что Сергей лишь развёл руками.

— Белые ночи, не заблудишься! — похлопал по плечу товарища имажинист — Пётр теперь за тобой не поскочет, как в «Медном Всаднике!», стало быть, бояться тебе нечего? Бегать он не любит, не царское это дело.

— Лишь бы он с Москвы Юрия Долгорукова не вызвал со своим конем… — фыркнул второй имажинист, пальто одевая — А-то они друзья… Будет не «Медный Всадник», а тачанка…

— Мне все равно, — закатил глаза в наслаждении Есенин, злорадствуя — хоть в лепешку расшибись, но найди квашеную капусту и рассол! Соленые огурцы приветствуются!

— А огурцы-то зачем? — спросил тихо Анатолий, уже принявший свою участь.

— Я морально страдал! — друг поддолкнул товарища за плечи из квартиры, как царь выпнул из своего маленького государства, мол, пошёл отсюда вон!

****

На следущий день косяков в квартире обнаружилось, как грибов в лесу — плюнь, так в косяк попадёшь! Научный термин похмелья гласит, что это месть уцелевших нервных клеток за погибших товарищей. Поминки собственно.

— Даже в утюге воды не осталось… Она такая с утра артезианская? — вопросил Серёжа, придерживаясь за буйную голову, да невесело пустым вскрытым утюгом потряхивая.

— Зато теперь есть четкий аргумент, что их точно в капусте нашли, потому что люблят капустный рассол по утрам! — приободрил того Маяковский, что в отличие от милого сердцу похмельем не страдал — Давай мыслить трезво: Легко в веселье, тяжело в похмелье… О! Мигель!

— Чувствую себя, как огурчик, — проговорил тихо мальчик.

— Свеж, крепок и подтянут? — не без издевки поинтересовался Маяковский.

— Нет… Зеленый и весь в пупырышках! — пожаловался ребёнок.

— А почему зелёный? — спросил Сергей.

— Потому что в зелёнке! — буркнул Мигель — а что вчера было?

— Приходили сестрица Паленушка и братец Похмелушка… — заключил Есенин, не радуясь совсем.

— В смысле… Вы поели кашу и заснули! — переиначил Владимир, вернее привёл к божескому виду. Оформил мысль в смысле.

— Да… — согласился имажинист — Вы сегодня получили высокий балл в тестировании!

— Хорошо, а что это был за тест? — спросила Марфа Васильевна.

— Тест на содержание алкоголя в крови… — блякнул и одновременно чертыхнулся лирик.

— Мало мне одного было забулдыги… Теперь ещё и эти спиногрызы, ежели  без вдохновения начнут водку жрать… — фыркнул Владимир недовольно.

— Это водка была, да? Чего-то она слабенькая какая-то... Шампанское под кроватью и то было лучше, — заключила Марфа Васильевна.

И тут Серёжа не без радости понял, что поколение-то ещё не потеряно! Как говорится, был бы за ЗОЖ, да климат негож.