У реки два берега. Глава 17

   

                Радость и печаль всегда рядом...


     В областной больнице Андрея уже ждали. Хирург отвёл нас в сторону и сообщил, что состояние пострадавшей критическое. Но есть шанс спасти её. Шанс мизерный... Однако всегда надо надеяться на лучшее... И ещё... Больная не согласна на операцию, пока не поговорит с мужем или с кем-то из родственников...

     -- Можно, мы вдвоём зайдём к... Наташе? -- спросил Ольшанский, подписав все необходимые бумаги, -- хоть на минуту...

    -- Хорошо, -- принял решение хирург, -- так ей будет спокойнее. А то она мечется в ожидании, что хоть кто-то приедет...

    В палате на кровати, окружённая приборами, лежала женщина с забинтованной головой, ногой в гипсе... Она была в сознании и тревожно смотрела на двери, словно ожидая кого-то.

    Увидев входящих, она вроде бы с облегчением вздохнула и расслабилась, закрыв глаза. Медсестра быстро подошла и проверила приборы, потом кивнула нам, разрешая подойти. Андрей присел рядом на стул и взял жену за руку...

    -- Спасибо, что пришёл, -- с тяжёлым вздохом прошептала она. -- Видишь, как получилось. Я ведь не думала, что может случиться так... У меня дома остался сын, он один там... Соседка смотрит, я просила не отдавать сразу его опеке... вдруг ты приедешь... Возьми его себе, у него нет больше никого. Не отдавай в детский дом...

    -- Ну что ты, Наташа, -- Андрей погладил её руку, -- я был дураком, я думал, что ты вернёшься... не искал  тебя... Но теперь всё будет хорошо... Тебе сделают операцию, и мы поедем ко мне...

    -- Андрей, я прошу тебя, не бросай сына, поклянись мне, -- шептала она, не слушая мужа, я видела, что ей очень важно услышать о судьбе ребёнка, а не утешение, что всё будет хорошо...

    -- Наташа, не волнуйтесь, мы сейчас же заберём вашего сына с собой. О нём не волнуйтесь, я позабочусь, чтобы ему было хорошо... я обещаю...

    Глаза больной переметнулись на меня, она застонала от видимого усилия, потом сконцентрировала зрение и прошептала:

     -- Я вас знаю, ваша карточка была в книжке... Вы обещаете, что не бросите мальчика?..

     -- Я клянусь вам, что бы ни случилось, с ребёнком всё будет хорошо. Не волнуйтесь, лечитесь, сколько бы не потребовалось времени... Мы за ним присмотрим...

     -- А если...

     -- Никаких если. Он будет с нами...

     Больная опять как-то расслабилась. Медсестра быстро выставила нас из палаты, отдала её телефон и записную книжку...

     Нам сказали, чтобы мы ждали в холле, к нам выйдут...

     Операция длилась долго. Ольшанский уже раз десять выскочил на улицу покурить.

     Права старая поговорка, что ждать да догонять -- самое тяжёлое дело.
Наконец вышел наш хирург. Он выглядел вымотанным и каким-то опустошённым. На часах был первый час нового дня...

    -- Доктор, ну что? -- поспешил с нему Ольшанский.

    -- Операция прошла успешно, всё пока благополучно. Ваша жена в реанимации...
 
    -- Спасибо за всё...

     -- Не за что, мы сделали всё, что в наших силах. Возвращайтесь домой. После обеда позвоните и узнаете о состоянии больной.



    Мы вышли из здания больницы.

    -- Куда теперь? -- спросила я.

    -- Домой, -- вздохнул Ольшанский, -- операция прошла нормально. Я боялся, что с Наташей... -- тут он замолчал.

    -- Нет, поедем к ней домой, я позвонила  соседке, узнала адрес. Неудобно оставлять ребёнка на попечении постороннего человека. Пока мать будет в больнице, пусть поживёт у нас...

    -- У кого это у нас? -- вдруг зло посмотрел на меня Ольшанский. -- Ты считаешь, что я смогу справиться с чужим ребёнком, один?

     -- Успокойся, я за ним присмотрю. Поехали.

    Соседка, женщина лет семидесяти, довольно живая и словоохотливая, тут же забросала нас вопросами, как Наташа, кто мы ей, что будет с мальчиком, потом потребовала наши документы. Ольшанский достал из кармана безрукавки паспорт, в котором был и штамп о том, что Наташа является его женой...

    После этого она впустила нас в квартиру. Мальчик лет пяти-шести, довольно заметно похожий на Ольшанского, несмотря на столь позднее время сидел перед телевизором и смотрел мультики.

    Я объяснила ему, что мама заболела и ей придётся ещё некоторое время провести в больнице, потому она разрешила мне забрать его на какое-то время в деревню, к речке. Я так увлекательно расписывала ему, как у меня будет хорошо, а  мальчик всё это время внимательно смотрел на Ольшанского, потом он подошёл к нему и спросил:

    -- Дядя, ты мой папа?

    Ольшанский аж дёрнулся от неожиданности:

    -- Почему ты так решил?

    -- У мамы фотка твоя есть. Она сказала, что ты мой папа... А к тебе можно будет?

     -- Можно, -- со вздохом ответил Ольшанский. И непонятно было, то ли он рад этому вопросу, то ли просто не знает, что ответить.

     С соседкой мы договорились, что  позвоним в детский сад и оповестим воспитателей, что мальчик побудет на время болезни матери у нас в Кудеярове, у отца. А когда сообщат, что можно навестить Наташу, мы приедем...



     Ночь выдалась суматошная... Малыш плакал. Ему было страшно в чужом, незнакомом доме, с незнакомыми людьми... Я достала из сумки телефон Наташи, дала ему поиграть. Мать, видимо, разрешала ребёнку пользоваться им, потому что он быстро нашёл то, что ему было нужно. В комнате зазвучал женский голос, тихий и умиротворённый. Кажется, она читала какую-то сказку... Под звуки голоса матери он и уснул...

    Утром прибыли с гостевым визитом обе мои дочери при новоиспечённых мужьях. Я с одной стороны была им несказанно рада, а с другой стороны, понимала, что вот и наступило их взросление... теперь у каждой своя семья. И с каждым разом они будут всё дальше уходить от меня и от того времени, когда они по каждому мало-мальски значимому поводу бежали ко мне или звонили, чтобы посоветоваться или просто поговорить... Теперь у них началась своя, взрослая жизнь, со своими проблемами, радостями и заботами... Я была этому рада и одновременно опечалена... Не хотелось, чтобы они повторили мою судьбу...

    Но дочери о моих мыслях не знали. Приехали познакомиться с мальчиком, о котором им сказали, что он сын Ольшанского. Привезли игрушки, коробки с конструктором лего.

    Полина тут же нашла с ребёнком общий язык, растормошила его. Стала знакомить с остальными. Мальчик оказался довольно общительным. С Щегловыми поздоровался как и подобает мужчине за руку и на вопрос, как его зовут, ответил:

     -- Андрей Андреевич... Так мама зовёт меня... Она мне обещала велосипед купить после садика, а сама не приехала, меня бабушка Таня забрала... А мама не пришла...

     Тут Полина вспомнила, что детские велосипеды их с сестрой всё ещё висят, как в былые годы, на стене сарая, схватила за руку Ромку и потащила за собой... Вскоре они вернулись, ведя за руль велосипед...

     -- Ну что, Андрей Андреевич, подойдёт тебе такой?

     У мальчика засияли глаза от восторга. Велосипед был не новый, но вполне удовлетворяющий потребностям ребёнка. Андрей хотел сразу же сесть за руль, но Дима сказал ему, что прежде чем садиться на любое средство передвижения, предварительно его надо проверить. Короче, они отвлекли ребёнка от горестных дум, расстелив на дорожке старое покрывало и занявшись обследованием велосипеда. Со стороны было смешно смотреть, как двое взрослых и один ребёнок смазывают и прокручивают колёса, проверяют, хорошо ли надуты...

      -- Как дети, честное слово, -- фыркнула Полина, когда её спровадили на террасу, чтобы не мешалась.
 
     Потом Дима показывал Андрею, как правильно держать руль, чтобы сохранить равновесие. И вот уже при поддержке взрослых малыш уверенно завертел педалями и покатил по дорожке в сторону огорода.

    Потом на террасе мы устроили чаепитие. Валентина не утерпела, пришла вслед за сыновьями.

    -- Прости, Ир, не усидела дома... Вроде бы как и не должна я сюда приходить... -- начала она оправдываться.

    -- С чего бы это? -- удивилась я.

    -- Ну, вроде бы я же свекровь...

    -- Валь, брось ты все эти древности. Раньше были другие порядки... Всё меняется...

     -- А где же мои ребята? -- спросила несколько обеспокоенно.

     -- Да вон, сына Ольшанского на велосипеде кататься учат, -- тут же откликнулась Полина, показав рукой в сторону сада.

     Алёна сегодня была какая-то молчаливая. Она может быть и раньше была не столь разговорчива, как сестра, но сегодня была явно не в духе. Я отвела её в сторонку, поинтересовалась, что случилось.

    -- Нет, всё в порядке, мам, только Дима ушёл один играть с мальчиком, а меня не позвал...

    -- Алён, доча, он теперь всегда с тобой, дай ему возможность проявлять самостоятельность. Сейчас ему интересно вместе с братом вспомнить своё детство... Зато потом он тебе всё в лицах расскажет, тебе одной... Не придумывай на пустом месте того, чего не может быть... И не дуйся... Учись у своей свекрови... Как она живёт с Анатолием Ильичом... Душа в душу все эти годы...

    -- Спасибо, мам...

    -- За что? -- удивилась я.

    -- Успокоила ты меня...

    Тут как раз Полина позвала пить чай. Она с Валентиной уже накрыла стол, и даже самовар поспел. Мы только сели почаёвничать, как из сада вернулись наши велосипедисты... Мальчик  держался за руку Димы и что-то радостно рассказывал ему, а Рома вёл велосипед...

    -- Надо подремонтировать его немного, -- объяснил он нам и поставил к стене.

    Валентина тоже принесла ребёнку  подарок -- мяч, кожаный, надувной. Мечта  многих поколений мальчишек. У взрослых мальчишек глаза загорелись: надо его накачать и попинать, как в детстве...

    За столом только и было разговоров о таком недалёком детстве, об играх, о том, как проводили праздники...



     ...Жена Ольшанского умерла через несколько дней. Её уже перевели из реанимации в палату, и я даже успела съездить к ней вместе с мальчиком. Андрюшка так обрадовался, увидев маму, что не отпускал её руку всё время свидания. А она старалась казаться здоровой и весёлой, расспрашивала сына, чем он занимается, как ему живётся. Мальчик с непосредственностью ребёнка рассказывал, что ему подарили аж два велосипеда. Что приходил папа и один отремонтировал хорошо. А ещё тётя Валя принесла ему мячик.

    -- Мама, ты представляешь, он сшитый из кусочков и его можно надувать насосом, и он так высоко подскакивает. Ни у кого в садике такого нет, -- делился он своими впечатлениями о подарках, -- а тётя Алёна, тётя Полина, дядя Дима и дядя Рома принесли мне столько разных наборов лего. Мы с тётей Ирой вечером их собираем, собираем, а пока всё не собрали...

    Мальчик был счастлив рядом с матерью, рассказывал  ей о том, как ему живётся, что он ждёт, когда маму выпишут из больницы и она приедет в тот город, где он сейчас живёт...

    Я тактично отошла к окну, присела на стул и загляделась на панораму улицы. Понимала, что Наташе хотелось поговорить с мальчиком о многом, но она сама попросила не выходить из палаты, а то медсестра решит, что свидание окончено и выпроводит и ребёнка...

    -- Спасибо вам, Ира, -- неожиданно произнесла она, обняв сына.

    -- За что? -- удивилась я.

    -- За Андрюшу. Отец его, я так понимаю, не очень хочет с ним общаться, -- вздохнув, произнесла она негромко, пока её сын отвлёкся на телефон.

    -- Наташа, да не за что. В конце концов, Андрюша младший брат моего Костика, так что мне он не чужой... И я ведь обещала вам, что позабочусь о нём... Не волнуйтесь... А что до Ольшанского, то я считаю, что он не понимает и боится детей. Ему проще со взрослыми, которые ему понятны и с которыми он может общаться на равных... А дети... Они для него как инопланетяне... Он не знает, о чём с ними говорить... ему непонятны их капризы и проказы... Думаю, со временем он привыкнет. И чем старше будет становиться Андрюша, тем он отцу станет ближе и понятнее... А вы поправляйтесь. О сыне не беспокойтесь, я пригляжу за ним.

    -- Спасибо... -- она на мгновение запнулась, потом тихо произнесла, -- вы уж не бросайте их, если что со мной...

    -- Глупости говорите, Наташа, врачи дают хороший прогноз на выздоровление. Выпишут, приедете к нам, думаю, Ольшанский теперь не отпустит вас никуда...

    -- Да, он каждый день бывает у меня. Поддерживает, тоже говорит, что увезёт к себе...

    -- Вот видите, Наташа. И к сыну привыкнет. Всё будет хорошо...

    Мы пробыли ещё немного, пока не пришла медсестра делать процедуры. Тепло распрощались с Наташей. Я заверила, что ей не стоит беспокоиться о сыне.

    -- Я это вижу, -- печально сказала она напоследок, -- сынок такой спокойный стал... Вы уж поберегите его, Ира... -- попросила она, вдруг сжав мою руку... Потом обняла Андрюшу, поцеловала и попрощалась. Я напомнила ей, что через несколько дней мы опять наведаемся... Она понимающе кивнула головой...



     ...Ночью мне не спалось. Было душно и как-то тягостно на душе. На улице, несмотря на конец августа стояла июльская жара, и было ощущение приближающейся грозы. Я на всякий случай отключила в доме все электроприборы. Вышла на террасу, пристроилась на старом диване. Ко мне тут же  пришёл лабрадор Бонифаций. Он не чистокровный, скорее метис двух, а может быть и трёх пород. Прибился на нашу улицу года три назад по весне... Судя по всему, бывшие хозяева его бросили, когда увидели, что щенок оказался не чистопородным... Лето пёс прожил на улице. Попрошайничал, бегал на речку попить воды и искупаться. И каждому жителю улицы, выносившему ему поесть, просяще заглядывал в глаза в надежде, что его пригласят в дом... Но было лето, на улице тепло, и ни у кого не возникло вопросов, а как же он будет зимовать. Правда, о потеряшке несколько раз давали объявление и в газете, и в интернете... Приходили раза два люди, но не взяли... Не их собака была... Так он и обитал на улице... А когда захолодало, и выпал снег, однажды Полина привела его к нам во двор. С тех пор и живёт у нас...

     Бонифаций, а по-домашнему, Боня остро чувствует настроение людей. Вот и теперь, подошёл ко мне, просунул свою голову мне под локоть, поставил свои передние лапы на колени и подтолкнул мою руку, мол, давай, гладь меня... Судя по тому, что в душную ночь забрался на террасу, тоже опасается грозы... Так мы и сидели некоторое время вдвоём, думая каждый о своём...

     Я, наверно, задремала, потому что разбудил меня стук в калитку. Подскочила от неожиданности. Боня удивлённо посмотрел на меня. Потом нехотя направился к калитке и деликатно гавкнул два раза. Значит, с той стороны кто-то свой.

     -- Кто там? -- спросила на всякий случай. Хотя у нас и не балуют ночами, но всё же приходится на ночь запирать вход.

     -- Открой, Ира, это я, -- послышался какой-то безжизненный голос Ольшанского.

     Я торопливо спустилась с крыльца и отперла замок, пропустила ночного гостя во двор.

     -- Что случилось? Ночь на дворе, что за торопливость, не мог до утра подождать? -- недовольно выговорила ему, надеясь, что ребёнок не проснулся от шума.

    -- Наташа умерла... Я из больницы... Был там... Всё было нормально, говорили с ней, потом меня отправили домой. Я пошёл в её квартиру передохнуть. Что-то неспокойно было на душе... Потом позвонил в больницу... а медсестра говорит, что Наташа умерла... просто сердце остановилось... Что теперь делать, как жить? Я уже свыкся с мыслью, что заберу её сюда...  А теперь...

     -- Заходи в дом, пойдём на кухню, попьём чаю. Что-то мне не по себе стало...

     -- Если есть что покрепче, плесни мне, -- попросил Ольшанский, присев на стул. Я глянула на него и поняла, что он вымотан не только всеми предыдущими событиями, но и этим известием, свалившимся на него неожиданно, когда  казалось бы все тревоги уже позади...

     Достала початую бутылку текилы, оставшуюся ещё со свадьбы, плеснула ему в стакан. Он молча отобрал её у меня и налил до краёв. Потом мощным глотком влил в себя, зажмурился и зажал рот и нос рукавом куртки. Меня передёрнуло. Я пробовала этот напиток на свадьбе, и он мне не понравился. В моём понимании -- мерзость. А Андрей жахнул не закусывая. Отказался от лимона... Потом продышался...

     -- Прости, приходилось и не такую дрянь пить. Не берёт, зараза... Не могу... Душа болит... вот здесь... За что мне всё это?..

     Тут он рухнул головой на стол и задрожал в сдерживаемых рыданиях... Я села рядом, обняла его за плечи... Никогда не видела, чтобы он плакал. При мне никогда... И слов утешения у меня не было... Так мы и сидели рядом и молчали...

    И вдруг незашторенное окно осветила мгновенная ослепительная вспышка, потом какое-то шипение, а следом раздался громовой удар такой силы, что мне показалось, что стены дома содрогнулись. Следом опять вспышка с шипением и удар... Боня с визгом ворвался в дом и бросился в мою спальню под кровать, где обычно прячется при грозе. Я кинулась в детскую, где теперь спал Андрюша. Он разметался от жары, скинул покрывало... но не проснулся.

     Ольшанский, пошатываясь, вышел на террасу, на улице хлестали тугие струи ливня, то и дело вспышки молний освещали темноту ночи. После очередной молнии с шипением, вспыхнул старый деревянный столб телефонной линии на соседней улице... Ольшанский стоял у входа, его окатывало струями дождя, он прижался к опорному столбу крыльца и плакал. Я это видела, но не стала его тревожить. Ему надо было излить своё горе... И вместе с ним плакала гроза, небо грохотало, вспыхивало извивами молний, швыряло волны града, который дробно и гулко стучал по крыше...



     ...Похоронил Ольшанский жену на родовом погосте рядом со своими родителями. Но сына у меня не забрал. Не знаю, что им двигало, но оставил у меня. Правда, в последнее время мы с ним как-то сблизились, стали друг друга понимать... Он всё больше проводил времени в моём доме, пока ещё не умея играть с сыном, но что-то мастерил для него. Оформил все необходимые документы на Андрюшу...

     И всё же ребёнок больше тянулся ко мне. Мне кажется, он искал во мне защиту  и то спокойствие, которое даёт мать...

    Однажды, когда мы с ним возвращались вечером после прогулки к реке, он спросил меня:

     -- Тётя Ира, а мама больше никогда к нам не вернётся?

     -- К сожалению, уже никогда...

     -- Я так скучаю по маме...

     Я обняла ребёнка. Чем его утешить? Он пока не понимает, что самый близкий ему человек уже никогда не придёт и не приласкает его...

     -- Твоя мама теперь очень далеко.  Но она всё время помнит о тебе. Посмотри на небо. Видишь, сколько звёзд... Это всё души ушедших на небо людей. Среди них и твоя мама. Посмотри внимательнее, и ты увидишь ту звёздочку, которая тебе подмигивает. Это твоя мама показывает тебе, что она тебя видит, она тебя помнит и она тебя любит... И всегда, когда ты взглянешь вечером в небо, ты будешь видеть звёздочку, которая мигает тебе, напоминая, что мама о тебе помнит...

     -- Тётя Ира, я вижу... Вон та звёздочка мне мигает... там моя мама...

     -- Да, малыш, она посылает тебе свою любовь...

     Юхнов,  декабрь 2018г.