Сергей Филиппович, слесарь

                Давно не видан дом заброшенный
                Живу как все; сейчас и тут
                Но неизбывно и непрошенно
                Слова из прошлого растут


Георгий, он же Гоша, он же Гога, он же артист Баталов женился на Вере Алентовой и тем самым улучшил свое благосостояние и заставил Москву поверить слезам. А вот слесарь Сергей Филиппович Румянцев кличек не имел. Все всегда обращались к нему по имени-отчеству.

Тотемным зверем Сергея Филипповича был бобер, неважно, знал кто об этом или нет. Он, не бобер, а Сергей Филиппович, был чуть полноватым мужчиной среднего роста с зачесанными назад редкими серыми волосами и неприметным лицом. И ходил на работе всегда в аккуратно подогнанном сером халате, хотя всем, невзирая на должность, выдавали линючие синие.

На первый взгляд казалось, что у Сергея Филипповича крайностей было как у футбольного мяча. Нельзя сказать, что он никогда не ругался - ему случалось выматериться, но для этого что-то должно было его сильно рассердить. Нельзя сказать, что он не пил - по нечастому случаю мог выпить несколько рюмок, но никто никогда не видел его пьяным. Если вдуматься, уже это сильно выделяло его в насквозь пропитой команде экспериментально-технической станции института. Но были у него и другие исключительные особенности.

У Сергея Филипповича был свой собственный набор высококлассных инструментов, которые он держал под замком и никому не давал. Зато на посиделках он щедро делился своими знаменитыми бутербродами.

Это много позже появится в Америке и распространится по миру закусочная сеть Subway. Бутерброды Сергея Филипповича относились к худосочному американскому ширпотребу как Леонардо да Винчи к среднему выпускнику художественно-промышленного училища. Как сибирский кедр к чахлой мексиканской агаве. И делались они так;

Брался батон мягчайшего белого хлеба за восемнадцать копеек и разрезался вдоль. Половинки тоненько промазывалось качественным сливочным маслом. Затем слоями укладывались кусочки сочной нежирной ветчины, колечки бочковых соленых огурчиков, кружочки тающей во рту сырокопченой колбасы, листья салата, ломтики вареной колбасы, помидорная нарезка, полупрозрачные срезы копченого сала и мелко наструганная замаринованная морковка. Затем половинки соединялись со всем великолепием внутри и бутерброд был готов.

За исключением молодежи и совсем уж отпетых алкоголиков, сотрудники станции были мужиками тертыми и закуску на посиделки обеспечивали приличную. Но когда жратва выкладывалась на общий стол, все инстинктивно поглядывали в сторону Сергея Филипповича. И он никогда не подводил.

Не подводил он и в работе. Сергей Филиппович не был привилегирован ни в каком смысле этого слова. Он не выбирал заданий и исполнял все, что требовали начальник или инженеры. Просто со всякой фигнёй подходить к нему стеснялись. А получив задание Сергей Филиппович давал понять, что все сделает как надо, особенно если никто не будет заглядывать ему через плечо.

Раз Саша Сафонов попросил Сергея Филипповича изготовить вставку со впаянными охлаждающими трубками. Сергей Филиппович вставку изготовил быстрее чем требовалось, но продолжал колдовать над ней пытаясь вместить больше трубок в ограниченный объем.

- Не надо, Сергей Филиппович, и так сойдёт, - сказал ему Саша
- Для тебя может быть и сойдёт. Для меня, нет.
- Но здесь уже невозможно ничего улучшить.
- Так ты говоришь.
- Если получится больше трубок, бутылка с меня.

Бутылку Саша не поставил. Взамен он пошел на скандал, требуя, чтобы именно Сергею Филипповичу выписали максимальную годовую премию. Того же требовал Вася Федюнин для Кошелька, который ремонтировал его "Запорожец". В конце, начальник Володя Головня уступил и выписал две максимальные. Но отношения между Федюниным и Сафоновым успели на время испортиться. Естественно, ничего не осталось в тайне.

- Зачем ты это, мне этого не надо, - с какой-то тоской в голосе сказал Саше Сергей Филиппович.

А Киздиволос сказал Саше, что он сильно ошибся, не принеся водки, а поднимая шум из-за премии:

- Сергей Филиппович с тобой пару рюмок выпить хотел. Вот это было бы в масть. А деньги ему пофиг.

Потом Саша часто думал, что хотя бы в этот раз Киздиволос был прав, и долго ждал случая, чтобы поставить Сергею Филипповичу бутылку так, чтобы это вышло естественно. Случай так и не подвернулся, а спустя где-то год Сергей Филиппович объявил, что выходит на пенсию. Когда возраст подошел, а сердце прихватывает, уже не до работы.

Отходная вечеринка была скромной. Пили водку, говорили добрые слова. Сергей Филиппович бутербродов не принес, но раздарил часть своих знаменитых инструментов. Виталий Тулупов посоветовал ему было инструменты сохранить:

- Ты бы оставил их все, Сергей Филиппович, - сказал он, - глядишь, подержанную машину сможешь когда купить. Если сильно неновая, то и недорого обойдется. Будешь копаться помаленьку в свое удовольствие.

Ответ Сергея Филипповича оставил всех в сильном недоумении:

- Машину, - сказал он с горечью, - этого вам всем больше всего хочется. “Волга”, мечта у вас у всех такая. Я, если захочу, смогу сегодня восемь “Волг” купить. Только мне этого даром не надо.

Через несколько недель после его ухода кто-то рассказал, что жена Сергея Филипповича работала директором крупнейшего московского комиссионного магазина. А, значит, и вправду могла  бы купить мужу столько “Волг”, сколько он захотел.

А еще через месяц кто-то другой случайно встретил Сергея Филипповича. Тот шел по улице Горького в недоступном простому народу новеньком замшевом пиджаке. Медленно так шел, осторожными шажками, не глядя по сторонам и тихо разговаривая сам с собой.