Малый Иерусалим. Текие дервишей. Танец смерти

Решение ехать в Евпаторию созрело в одну минуту. В шесть часов крымского летнего утра светло и жарко, как днём. В двенадцать, естественно, начинается пекло. До прямой электрички Джанкой-Евпатория почти два с половиной часа, так что времени валом, чтобы придумать план передвижения по Гезлеву. Моя мечта побывать в текие дервишей должна исполниться сегодня.

Электричка делает резкий поворот в Остряково и меняет курс на запад полуострова. От нашего Биюка до Евпатории ехать час двадцать. В прохладе кондиционеров время проходит быстро. Мои любимые пляжи: Прибрежное, Солнышко, Новый почти застроены, как говорится, «под завязку». Остовы многоэтажных корпусов и смешных треугольных домиков, напоминающих палатки, превратили просторы в муравейники. Слева от железки роются экскаваторы, перерабатывая благословенную крымскую землю в горы стройматериала.

Я выхожу на пустынную платформу и отправляюсь в комнаты отдыха, узнать, что по чём. Если не успею на поезд, то придётся заночевать. В этом году койко-место на вокзале с удобствами в конце коридора, с душем за отдельную плату, с раздолбанным замком, обшарпанным полом и расхлябанными тумбочками стоит 400 р. Море далековато, ехать на трамвае несколько остановок. На перроне с трудом отыскиваю хотя бы кого-нибудь, чтобы расспросить, как мне попасть в текие. Милая женщина с метлой в руке обстоятельно описывает путь до него. В киоске я покупаю карту города и иду в указанном направлении.

Шагаю к своей мечте по улице Интернациональной, поражаясь убожеству отдельных домов. По всему видно, что они не видели ремонта с позапрошлого века. Воистину, старина, так сказать, неподдельная. Мне встречается диковинный телефон-автомат с надписью: «Звонки бесплатно». Поднимаю трубку. В узком окошке засвечиваются три слова «Только карты кредит». Это мне поднимает настроение. Все признаки того, что я по-прежнему на родной земле, где ничего не изменилось, где странности не поддаются логике, где восток со своей непосредственностью и аляповатостью прёт через край, где старьё и развалины радуют сердце (лично моё).

Дохожу до текие. Железные ворота закрыты, под торговым навесом сидит сердитая чёрная тётка, которой задавать вопросы небезопасно для нервной системы. Поэтому я звоню по телефону, указанному в рекламном плакате. Оказывается, музыкальная часть экскурсии проводится не каждый день. Сегодня день как раз тот самый. Начало в 16, то есть через 6 часов. Есть время, чтобы разгуляться. Перейдя через две зебры, подхожу к Гезлевским воротам. К нему ведёт целый ряд татарских чайных, похожих на рестораны в восточном стиле. Диваны с парчовыми подушками, столики с кружевными скатертями. Всё в газовых занавесках, создающих приглушённую интимную обстановку.

Гезлевские ворота – это каменная громада высотой с пятиэтажный дом со сводчатым длинным проходом посередине – всё, что осталось от городской стены, длина которой прежде была 3 километра. Её высота составляла 9 метров, а толщина – от 3 до 5. Увы, в прошлом веке она была разрушена в один день по приказу вандалов коммунистов, которые решили, что, историческое заграждение мешает движению машин. Но сохранились эти ворота (и ещё где-то двое, их первоначально было 5). Они имеют такую толщину, что проём напоминает тоннель. По обе стороны каменного коридора располагаются сувенирные лавки. Повсюду распространяется аромат кофе. Иду на запах и попадаю во дворик с кофейней, лавчонками и развилками улиц. Справа расположен какой-то старинный дом с нарисованными дверями. Спрашиваю у зевающих продавщиц: «Что это?» Отвечают: «Купеческая синагога». Найти в неё вход мне не удалось.

Подхожу к стенду, где в подробностях описывается посещение Николая II с семьёй города Гезлева 16 (29) мая 1916 года. Его встречал цвет городского общества. Государь с супругой и детьми сначала посетил Свято-Николаевский собор, где прошло богослужение. Потом царская семья направилась к мечети Хан-Джами (Джума-Джами), расположенной поблизости. На Соборной площади её встречали татары и караимы на прекрасных лошадях и одетые в яркие национальные костюмы. Отдав дань всем конфессиям Евпатории, Император направился к цели своего приезда – Приморскому санаторию-лазарету. Это была его последняя поездка в Крым.

Я направляюсь на поиски караимских кенас. Интуиция мне подсказывает, что они находятся на улице Караимской. Прохожие сказали, что нужно идти всё время прямо, хотя в лабиринтах Гезлева нет прямых улиц. Кенасы, которые являются действующим культовым сооружением, бесплатно посетить нельзя. Даже вход во дворик стоит 250 р. Меня это огорошило, потому что во все церкви, мечети и синагоги я всегда заходила свободно. У меня сразу отпадает желание посещать сей духовный объект, поскольку возникают сомнения относительно его духовности.

Направляясь в обратную сторону. Некоторое время брожу по улочкам и выясняю, что в них легко потеряться. На моём пути встречается синагога «Егия Капай», куда я захожу абсолютно бесплатно. Её закладной камень был установлен в 911-м году, а уже в 912 –м синагога обрела стены. И случилось это за две сотни лет до появления на Руси христианства. Ажурные ворота распахнуты настежь, вверх ведут ступени. Я попадаю в миниатюрный дворик, в котором находится такая же миниатюрная Стена плача. Смысл её в том, чтобы принимать в свою пористую и щелястую поверхность записки рабов Б-га. Тут же, рядом с коробочкой для пожертвований лежат крошечные клочки бумаги. Над головой монитор, который беспрерывно транслирует трёхминутный ролик, повествующий о дальнейшей судьбе записок. Их каждый год изымают, ссыпают в коробку и отправляют в Иерусалим. С каждым разом коробка в размерах увеличивается. Интересно, какова она была в год возникновения бананофикуса?

Захожу внутрь синагоги и вижу одиноко сидящего человека за чтением Торы. Здесь, как в костёле – лавки и столы. Помещение прямоугольное, двухъярусное, с ровным потолком. Второй этаж ограничен перилами, есть комнаты (их видно при взгляде снизу верх). Стена первого этажа заставлена книжными стеллажами с многотомной Торой, русско-еврейскими словарями, историей еврейского народа и пр. Вижу на верхней полке фолиант под названием «Книга памяти воинов-евреев, павших в боях с нацизмом в 41-45 годах». По периметру стенды с цитатами из Торы. Впечатляет одна: «Если ты лишился денег, поблагодари Б-га за то, что Он взял деньгами». Никакой помпезности. Изображения хануки, шестиконечных звёзд, во главе синагоги – маленький столик для Святого Писания. У входа на дверном косяке знак – перечёркнутый фотоаппарат.

Выхожу во дворик. Здесь встречаю огромного деревянного кота цвета солнца. Одновременно он выполняет роль и лавочки, и копилки для пожертвований. Широченная щель, в которую можно легко просунуть ладонь намекает на широту души дарителя. На спине усатого надпись: «На добрые дела». Во дворике синагоги расположен ресторан национальной кухни «Ёськин кот». Звучит музыка не духовного содержания. Она больше похожа на шансон, который традиционно сопутствует питейным заведениям. Здесь же маленький домик – прибежище для нуждающихся. Прохожу вдоль столиков и попадаю на другую улицу. Немного побродив, натыкаюсь на турецкие бани – одну из ярких достопримечательностей Евпатории. Ворота закрыты. Сегодня «не банный день». Иду вдоль высоченной стены и выхожу на мечеть Джума-Джами или Хан-Джами.
Здесь бесплатная экскурсия проводится каждый час. На территории мечети много молодёжи и детей. Посещение строго в одеждах, укрывающих тело почти полностью. Это для женщин. Для мужчин тоже есть некоторые незначительные строгости. Мечеть очень красивая, из белого камня, высокая, с двумя минаретами, куполом, арками и стройными колоннами. Перед входом каменный цветник, на котором растёт какая-то скудная травка. Старинный фонтан в центре двора льёт тонкие струйки воды, подчёркивая её ценность в маловодных землях Крыма. Хан-Джами была построена при Османах в 16-м веке и являлась самой крупной мечетью во всём Крыму. Здесь ханы, прибывшие из Константинополя, получали посвящение на владение регионами полуострова.

К двум дня прибывает экскурсионная группа, выходит тонкий, как свеча, молодой голубоглазый и горбоносый служитель мечети, читает вводный инструктаж (что можно, что нельзя) и ведёт нас к Хан-Джами. Здесь, слегка картавя, он рассказывает об истории святого места в контексте правления Османской империи и ханов Гиреев. Внутри все снимают обувь и садятся на маленькие табуретки. Пол устлан ковром, за определённую черту которого заходить нельзя. Напротив, у киблы молится мусульманин, справа под колоннами девушка-мусульманка учит мальчишек Корану. Они галдят, заглушая экскурсовода. Он подходит к ним и делает замечание, но тщетно. Служитель рассказывает о мусульманстве, об уважении мусульманами всех религиозных конфессий и всех пророков. Но. Если возникает пророк новый (таким является Мухаммед), то истины предыдущих отменяются. Тем не менее мусульманство и христианство – религии однокоренные.

После экскурсии разрешается делать фото, но не селфи. Внутри всё скромно. Выбеленные стены, никаких лишних атрибутов, никаких изображений. Святая простота. Справа лесенка ведёт к маленькому возвышению, на котором мулла читает проповеди (это минбар). Два яруса. На втором, обычно, располагаются женщины. Но экскурсовод сказал, что второй этаж для большей вместимости. Арки, колонны, необыкновенная остроконечная деревянная люстра, купол, как в любом храме. По периметру второго этажа скромные витражи, символизирующие времена года. Ото всюду льётся свет. Кроме витражей есть окна на первом этаже в два яруса, арочные и круглые, как иллюминаторы, витражные окна на втором этаже и, что самое удивительное, окошки по кругу на куполе в количестве 15-ти. Я спрашиваю разрешения обойти мечеть и получаю его. Справа во дворе вижу захоронения священных особ с арабской вязью на каменных столбах. На одном – каменный тюрбан. Это свидетельствует о совершении покойным хаджа.

В двух шагах от мечети стоит Свято-Николаевский собор. Купола и крыши фасада неожиданно бирюзового цвета. После мусульманской непритязательности православие буквально ослепляет помпезностью. Внутреннее убранство всё облеплено золотом. По периметру и на куполе изображены сценки из библейской жизни. Над головами прихожан не одна, а несколько люстр, и все горят, а главная (центральная,) поражает воображение. Густо посаженные свечи сияют огненными островками. Здесь, конечно, никто не проводит экскурсий. Обстановка немного суетливая, как на вокзале. Я ставлю две свечки – за здравие и за упокой всех близких и сродников.  Сажусь на лавку под стеной, но мне не сидится. Выхожу на свежий воздух и обхожу достопримечательность вокруг. Здесь вижу захоронения служителей церкви и среди них могилу Якова Чепурина, строителя и настоятеля храма, умершего в 1898 году.
 
Так как время приближается к четырём, отправляюсь обратно. По пути захожу в татарское кафе, чтобы проглотить восточную сладость. Парчовые подушки остались мною нетронуты. Белоснежная ажурная скатерть тоже. Сажусь на край диванчика и съедаю вкусную выпечку, держа её над блюдцем. После этого отправляюсь в текие, навстречу своей мечте. Я сразу же настроила себя на то, что часть экскурсии придётся сократить, чтобы не опоздать на электричку.

Толпа экскурсантов вносит меня на территорию мечети Шукурулла-эфенди. Это храм дервишей суфийского ордена «Мевлеви». Здесь же находится музей этнографии и освящённый источник. Мечеть – одна из трёх действующих в городе. Она являет собой простоту прямо-таки пещерную. Оно и не удивительно, ведь дервиши, которые пребывали здесь время от времени, стремились только к одному – познать Бога в самом себе и услышать Его голос в душе. При этом всякие там красоты и удобства жизни считались даже неприличными. Здание мечети построено тем же зодчим, который создал мечеть Хан-Джами. В архитектурный комплекс входят медресе и текие (кельи) из ракушечника. Строение уникально, во всём мире таких текие только три: в Сирии, Турции и Евпатории.
 
Мечеть довольно высокая. Фасад не оштукатурен, благодаря чему создаётся впечатление первозданной старины. Есть минарет, на который сравнительно недавно поднимался муэдзин, чтобы пропеть короткое воззвание к Аллаху. Верхние каменные кольца минарета пришлось снять, потому что его удивительная каменная кладка без раствора угрожала рухнуть. Кольца лежат в маленьком дворике, занимая половину территории. К стенам приставлены надгробия, которые извлекли из земли в процессе ремонтных работ. Среди них надгробие с чалмой. Экскурсовод в шёлковом оранжевом халате и в серой высокой войлочной шапке рассказывает об архитектуре мечети, реставрационных работах, традициях дервишей.
 
Потом он ведёт нас по узким проходам. Мы гуськом следуем друг за другом мимо незастеклённого строения. Через проём окна я запечатлеваю стулья и столешницы. Рядом находится колодец интересной конструкции. Под стенами текие высокое надгробие, принадлежащее святому лицу. Обогнув угол, мы проходим между двумя стенами к входным проёмам мечети. Их размеры невольно заставляют поклониться святыне, прежде чем проникнуть внутрь. Минуем клетушку с голубым ковриком и травами на стене, в точности как показал интернет и попадаем в мечеть с высоким куполом, освещённую через высоко расположенные арочные проёмы. Здесь по периметру находятся тёмные узкие, как пинал, кельи с крошечными окошками. Они совершенно пустые, на каменном полу нет даже подстилки. Внутри архитектурного сооружения отсутствует какой-либо декор, стены совершенно голые, серые, покрытые штукатуркой. Удивительно, что внутри здание круглое, хотя снаружи оно имеет прямоугольный вид. Для зрителей в несколько рядов стоят длинные деревянные лавки. По бокам тоже по паре лав. Я сажусь на боковую. Вслушиваюсь в повествование о том, как дервиш начинает свой путь к просветлению и постижению тайн магического суфизма, о том, как переходит на новые этапы развития и испытаний. Как он, подойдя к последнему порогу своего внутреннего «Я», облачается в белые, цвета савана, одежды и входит в текие для священного танца, который называется танцем смерти.

Постепенно начиная вращаться против часовой стрелки, что неестественно для организма человека, дервиш постепенно, согласно музыке, ускоряет танец. Правая рука согнута в локте и поднята вверх, левая отставлена в сторону и опущена вниз. Такая позиция рук символизирует связь в человеке божественного и земного. Голова слегка повёрнута влево и наклонена к правому плечу, глаза смотрят на указательный палец левой руки. Вращение длится от двух до семи часов, после чего наступает асфиксия головного мозга. Из этого состояния у дервиша два выхода. Либо он вступит в контакт со Всевышним, либо умрёт. После окончания вращения дервиши уединяются в кельях и, умиротворённо лёжа на полу, стараются услышать внутри себя голос Бога. Рассказ экскурсовода поражает меня в самое сердце. Я не знала, что вращение приводит дервишей к смерти.

Показ действия начинается. Сначала из кельи выходят двое музыкантов в белом. Один играет на гобое, другой на перкуссии. Протяжная печальная музыка завораживает. Затем появляется дервиш также в белом халате и серой высокой войлочной шапке со сложенными крест-накрест руками. Он медленно кланяется и начинает вращение, постепенно размыкая руки. Движение его со временем ускоряется, фалды халата раздуваются парусом, струятся волнами, поднимают вокруг ветер. Раньше, для утяжеления подола дервиши вшивали в него песок и мелкие камешки. Сейчас их функцию выполняют тяжёлые полоски ткани.

Без пятнадцати пять я убираюсь восвояси. Эти пятнадцать самых сладких минут будут долго меня глодать.  Не полностью утолённая жажда познания жизни дервишей и истории древнего города Гезлева когда-то снова забросит меня в эти места.

1.07.2021