День независимости

     Утро разгоралось с торжественной неторопливостью парадного полонеза: вначале слоистые облака в восточном секторе обозримого горизонта налились нежно-алым тонким светом, накалились, наполнились яростной желтизной, лопнули и разошлись как половины театрального занавеса, из-за которого на авансцену выкатил золотистый солнечный шар. Небосвод стал определяться в цвете: его безлико-серый дорассветный купол с бледной луной сплошь в некрасивых оспинах налился аристократической голубой кровью, луна выцвела, исчезла, а вместо неё на юной небесной синеве проступила розоватая полоса высоких перистых облаков. Краски мира стремительно определялись: просторное зеркало водохранилища отразило небесный свет и стало синим, камыши на противоположной стороне воды стояли сплошной зелёной стеной, кроны деревьев, умытые коротким ночным дождём, воспрянули, обрели  ухоженный ботанический вид. И вся эта великолепная картина вполне соответствовала дате значительной – Дню независимости США.
     Сергей Андреевич, расположившийся в шезлонге на плоской крыше своей дачи, принимал утренние воздушные ванны  и непосредственного отношения к торжественной дате не имел. Во Вьетнаме не воевал, джаз не любил, машину имел японскую, Макдональд  не посещал принципиально, по-английски знал лишь несколько слов и в США никогда на бывал, предпочитая им дачный посёлок на берегу Варваровского водохранилища. Однако при всём том отмечать этот день планировал, ждал гостей и даже облачился в бордовую майку с белоголовым американским орлом на груди.
    Странные эти планы также возникли странно и совершенно случайно.

Прошедшим днём послеобеденный сон Сергей Андреевича  был самым варварским образом разрушен каким–то истеричным кудахтаньем под аккомпанемент  пескоструйного аппарата. «Дружки подкатили», – с двойственным чувством раздражения и радостного удивления понял он. Действительно, нехорошие эти звуки издавала видавшая виды «семёрка» Карагодина, оснащённая итальянским спецсигналом. («Подарок знакомой феи», – неопределённо объяснил он появление этого технического средства своим друзьям пару месяцев назад). Неприятные звуки прекратились. Из машины, разминая члены и потягиваясь, выползли Карагодин,  голова которого была повязана алой «банданой», и Владимир Маркович Глонти, известный в сферах как Валдомиро, облачённый в нарядные шорты и каскетку полиции города Торонто.

Мы парни бравые, бравые, бравые! –
задорно запел Валдомиро, опереточно выбрасывая руки от себя в сторону Карагодина, который с готовностью подхватил песенный реликт военных лет:

Но, чтоб не сглазили подруги нас кудрявые…

       Они прихватили друг друга за талии и двинулись на ещё не пришедшего в себя после сна Сергея Андреевича короткими разгильдяйскими галсами, нестройно распевая:

Мы перед вылетом ещё
Их поцелуем горячо
И трижды сплюнем через левое плечо,
Ча-ча-ча!

Приехали, потому что так распорядилась судьба. Бензин был. Карта легла. Душа потребовала. Искупаться захотелось. Да, наконец, просто так, от нечего делать.

Остаток дня, который Сергей Андреевич планировал посвятить хозяйственным делам (обустройству освещения над костровым местом, ревизии запасов вишнёвых чурок для коптилки, поливу немногочисленных гряд), а также нравоучительной прогулке с проказливым внуком Стасом  по периферии озера, с приездом «дружков» пошёл  по совершенно иному сценарию. Запасы дефицитных вишнёвых чурок пошли на организацию какого–то безалаберного костра. Пара порядочных бройлеров, привезённая гостями, была насажена на шампура и подвергнута пытке живым пламенем. Не хотелось ждать, пока прогорят дрова, к тому же Валдомиро был очень убедителен, объяснив, что и так можно. В ожидании жарко;го с какой-то необъяснимой жадностью пили вина. Трёхлитровый пакет «Мерло»  – также подарок знакомой феи Карагодина – прикончили ещё до завершения цыплячьего аутодафе. Транзитом принялись за запасы хозяина. Опомнились, когда один их бройлеров вдруг запылал ярким олимпийским огнём, подожжённый  собственным жиром, обильно стекающим в костёр. Восприняли это как знак готовности. Обугленных страшных птиц погрузили на жостовский поднос, который был торжественно переправлен вмиг посерьёзневшим Сергей Андреевич на круглую дубовую столешницу, укреплённую на мощном пне.
Из дверного проёма показался внучок Стас, разбуженный звуками загадочной деятельности. Подошёл к столу, потёр ещё сонные глаза тыльной стороной ладони. Опасливо спросил:
– Вы что, это есть будете?
– Ещё как будем, – уверенно сказал Валдомиро, – А вот кто здороваться будет? Пушкин?
– Здрасс… – Стас с недоверием посмотрел на Сергея Андреевича  и от стола отошёл, ожидая развития событий.
Валдомиро, вооружённый хлебным ножом, примерился и вонзил длинный клинок в грудь цыплака. Из открывшейся раны хлынула розовая птичья кровь.
– Кровь! – крикнул Стас.
Карагодин и Сергей Андреевич обескуражено молчали. Наконец Карагодин сказал:
– Устами младенца глаголет истина.
        – Какая истина, – обиделся Валдомиро, ответственный за технологию приготовления, – вы вначале попробуйте, а после критикуйте. Вы, вообще-то, слышали про бифштекс с кровью?
       – Режь, – хирургическим голосом сказал Карагодин и стал наполнять стаканы  «ркацетели».
       Истекающий кровью цыплак тянулся как резина. К тому же оказалось, что впопыхах птицу забыли посолить.
       Валдомиро и тут предложил свои мощные аргументы. Оказалось, что «ркацетели» с данной технологией не сочетается, – сочетается красное. Что же до соли, – это моветон, просто нужен  приличный соус – лучше, конечно, ткемали. Сергей Андреевич поскрёб по сусекам. Запасы качественной домашней «изабеллы» урожая прошлого года трогать не стал. Приволок случайную бутылку «Бычьей крови» и остатки томатного соуса «Краснодарский». Данное сочетание немедленно проверили. Действительно, оно оказалось несравненно более удачным. Далее пошло по нарастающей. Соус быстро закончился, но оказалось, что и без него, исключительно лишь с красным вином, блюдо оказалось хоть куда.
– Молодец, Валдомиро, – мычал Карагодин, выдирая из зубов цыплячьи
 жилы. – Никакой мороки, а какая вкуснота получилась!
На огонёк забежали соседи, жгучая брюнетка Валя с закрытом купальнике, едва сдерживающем напор серьёзных форм, и супруг Миша, со свежими розовыми ожогами на плечах и животе («Заснул на пляже, чёрт бы меня побрал!»). Принесли 200 грамм медицинского спирта в бутылочке из–под детского питания с выпуклыми делениями.
– Не буду я на него добро изводить, – сообщила моторная Валя.
Сергей Андреич, у тебя сметаны не найдётся?
– Стас, посмотри в холодильнике сметану. Должна быть. В стеклянной
 поллитровке, наверху.
Стали крушить второго бройлера. По  рекомендации многоопытного Валдомиро спирт смешали с «Бычьей кровью» и получили коктейль с совершенно замечательными качествами. Типа «пьёшь и не пьянеешь». Цыплак летел на ура. Говорили возбуждённо, перебивая друг друга, ни с того ни с сего Сергей Андреевич произнёс тост за знойную соседку в контексте старинной и нежной с ней дружбы.
– За любовь! – провозгласил Миша, расплёскивая смесь на доски стола.
Материализовался Стас с банкой в руках.
– Дай-кось я тебя обработаю, – хохотала Валентина, размазывая по плечам супруга белую массу. Тот ежился и хихикал.
 Карагодин потянул носом и спросил:
        – Странный какой-то запах. Очень знакомый, а вспомнить не могу.
Валя поднесла измазанную белым длань к лицу и негромко сообщила:
        – ПВА… Это же клей, это не сметана.
        – Стас, ты где взял банку?
– На холодильнике. Ты сам сказал – наверху.
– Не «на», а «в», – я сказал: в холодильнике!
– Ты сказал наверху, – нудил Стас, – я и взял наверху.
Михаила мыли сообща, поливая из лейки и доверив обтирать болезненные ожоги супруге. Отмытый Михаил оказался совершенно трезвым Михаилом, осмотрел гоп-компанию критическим взглядом и подвёл неожиданный итог:
– Ну, ладно, – погуляли, и будет. – Пора и честь знать.
И увёл боевитую супругу через тайную калитку в ограде на свою территорию.
Однако компании их уход не разрушил. Костёр догорел, и образовались роскошные, просто хрестоматийные угли. Чтобы не тратить их ровный мощный жар зазря, на шампуры надели бледные куриные сосиски, несколько ранних помидорчиков и пару пламенных болгарских перцев.
В дело пошли остатки «Ркацетели». Сергей Андреевич, который до недавней поры был связан с Валдомиро помимо дружеских ещё и деловыми отношениями, затеял ставший за последнее время традиционным анализ своих финансовых неудач по причине неких характерологических особенностей своего экс-партнёра, упрекая его в безответственности и необязательности. Валдомиро вяло отбрёхивался. Карагодин смотрел на фантомные огоньки, которые легко порхали по умирающим углям, и выглядел отстранённо.
– Ну что, пора и в дорогу, – неожиданно сказал он.
        – Господь с тобой, какая дорога!.. – так хорошо сидим, – в голосе Сергея Андреевича звучали нотки незаслуженно обиженного человека.
        – Никак не получится, – Карагодин без лишних подробностей, но чётко, ситуацию объяснил. Обещал некой Лилиане поучаствовать в инспекционной поездке в пойму, на раковое озеро, владелицей которого она является. Короче – дела.   
     И тут Валдомиро очень серьёзным тоном произнес:
– Завтра никаких дел быть не может, – завтра праздник.
– Вот я и говорю, какие дела, – завтра же праздник! А какой праздник?
Сергей Андреевич обратил вопрошающий взор к Валдомиро.
– День независимости США, – тот сделал красивую паузу, и
продолжал, – а насчёт Лилианы я скажу вот что: никуда её озеро не денется, а отгулять День независимости, это я тебе доложу…
     – Большое дело сделать! – Идея «отгулять» не очень понятный, а оттого ещё более экзотический, американский праздник вдруг показалась Сергею Андреевичу такой своевременной, такой оригинальной, требующей непременной реализации.
      – Послушай, – Сергей Андреевич нервно отхлебнул из стакана, – Валдомиро абсолютно прав, – какое там озеро, какие такие дела: ты эту Лилиану бери с собой, если уж обещал, и подтягивайтесь ко мне!
       – Ну, положим, она сама кого хочешь «возьмёт», хотя, конечно, почему бы и не подтянуться…
       – Я буду с Ниагарой, или она меня отравит крысиным порошком. Злится, что я её в приличные компании не беру, – а вот и возьму, – запальчиво сказал Валдомиро и, посчитав дело решённым, принялся тезисно излагать предложения по организации диковинного праздника. Карагодин машинально прихлебнул из своего стакана и оказался мгновенно в планы вовлечённым. Позвонить, отменить, прикупить, Валдомиро с Ниагарой у кукольного театра подхватить и т.д.
– Я тоже с дамой буду, – вдруг сообщил Карагодин.
– Ну, ты же сказал – с Лилианой, – уточнял Сергей Андреевич. – Какое
странное у неё имя.
– Нет, Лилиана будет с Павликом.
– Не понял, – Валдомиро смотрел на Карагодина с интересом, – что ещё за дама? Знакомая фея?
Карагодин смеялся и от прямого ответа уходил.
Стали обсуждать детали. Вскоре Сергей Андреевич осознал, что помимо своих «соратников по жизни», подружки Валдомиро Ниагары и старого знакомца полковника Листопада, который через Карагодина уже был знаком с таинственной Лилианой и также должен был ехать с инспекцией, многих участников предстоящего праздника он не знает.
     Как ни странно это только разожгло его энтузиазм, и он почувствовал, как по телу загуляли молодые упругие пульсы. «Есть ещё порох в пороховницах», – подумал с удовлетворением. Проводил друзей в сгущающиеся сумерки, стал укладываться с тем, чтобы спозаранку привести фазенду в надлежащий порядок.

     Ночь не задалась. Когда возбуждение спало, Сергей Андреевич вдруг различил среди таинственных ночных звуков – страстного пения цикад, осторожной кошачьей поступи по чуткой крыше, комариной арии  мадам Баттерфляй, долетавшей из бесконечно далёкой радиоточки, быть может, из самой Японии – трогательно–детское посапывание Стаса, сына его дочери, а, следовательно, его собственного внука. С которым он приехал на дачу, имея в планах прогуливаться с ним по живописному окоёму водохранилища, делиться своими наблюдениями об устройстве этого мира, возможно, дать полезный житейский совет. Ему вдруг стало стыдно перед спящим маленьким человеком. Он уже предвидел развитие событий, негодовал на Валдомиро, на его дурацкую идею. На то, что из-за необязательного своего партнёра, у него образовался неожиданно чудовищный долг банку, где брался кредит под закупку риса, в результате чего он оброс финансовыми проблемами, потерял весьма приличную квартиру в хорошем доме и живёт теперь в однокомнатной «хрущёвке». Впрочем, уже отремонтированной и обставленной с определённой претензией. Ему стало тоскливо в этой душной ночи, где уже прохаживался нервными порывами залетевший из степи ветер. Он вспомнил себя совсем маленьким мальчиком, тёмный страшный кабинет флюорографии, куда их первый класс привели для медосмотра, и как его худенькие бока трогает какой-то чужой дядька в толстых резиновых перчатках. Ощущение полнейшей беззащитности. Как давно это было! Сергей Андреевич сложил руки на груди, ощупал свои порядочные бицепсы. Почему-то вспомнил, что главных грех – уныние, мысль эта его успокоила, полетели воспоминания недавних, удачливых, денежных и безалаберно-весёлых лет. Проказы в компании Валдомиро, Карагодина, а порой и солиднейшего Листопада, разнообразных юниц и – но лишь изредка – дам вполне зрелых, обильные столы, уважительные взгляды официантов. Подумал, что между ним и «соратниками» лежит порядочная межа более чем в десяток лет, но никому это и в голову не приходит. Ни по внешности, ни по манере себя вести эта возрастная межа не определялась. Разве что причёска требует некоторых хлопот, и волосы приходится подбирать с затылка для маскировки голого темени. Эту слабость он себе прощал, полагая, как медик по образованию, что хорошая лысина признак настоящего мужчины. С этими мыслями он заснул покойно и крепко. И не услышал шума короткого, плотного дождя, который случился под самое утро.

     Дачная улочка под названием Живописная просматривалась с крыши великолепно. Первой показалась белая «семёрка» Карагодина. Сергей Андреевич, выпрямился в шезлонге, словно молодой пойнтер, поднял к глазам полевой бинокль, которым предусмотрительно вооружился, покрутил окуляры. За пыльноватым ветровым стеклом пойманные неустойчивым фокусом окуляров обозначились незнакомые, но чудные черты, – вытянутый овал лица, странно белого, с высокими скуловыми косточками, ленивые полные губы в алой помаде, разрез глаз – словно на венецианской маске. Сергею Андреевичу припомнилась медсестрица из больницы водников, где он некогда заправлял стоматологическим кабинетом, её удачно отлитое природой лицо, странная, вызывающая приливы чувственных волн тупость. «Как похожа!..» – изумился он. И увидел, как вслед за «жигулём» с трассы на Живописную свернул сверкающий хромированными трубами защитной решётки на радиаторе джип. «Паджеро» – немедленно определил Сергей Андреевич. И тут же сообразил, что джип следует за «семёркой» совсем не случайно,  что публика в джипе – тоже едет к нему. Не теряя времени, он определил бинокль в потёртый футляр и стал спускаться по ещё не крашенной наружной лестнице вниз – встречать гостей.
Народы выгрузились из авто, и Сергей Андреевич, исправляя обязанности радушного хозяина, расчеломкался с дружками и Листопадом и провёл пёструю компанию по любовно выложенной бетонными квадратами дорожке на территорию: для знакомства и прочих приятных формальностей.
Блондинка, которую Сергей Андреевич изучал с крыши через бинокль, была одета в длинное платье светло-бежевого крепдешина сплошь в складках и рюшечках, то есть совсем не по-дачному. Карагодин, словно в торжественном полонезе, первой провел её за тонкие пальчики к ещё влажной от дождя песчаной площадке у кострового места. Она медленно огляделась вокруг внимательным, каким-то изучающим взглядом, и, наконец, остановила его на Сергее Андреевиче, который улыбался и ждал, когда будет можно начать представляться.
– Ну вот, – вдруг сказало странное создание. – Вот мы и приехали. А у вас здесь всё цветёт. Совсем как в раю. Всё вокруг влажное, – она неожиданно протянула ему длинную руку, которую тот машинально пожал, – Белла Залежная. А как мне вас называть?
– Сергей, – несколько обескуражено сказал тот.
– Нет-нет-нет, только не Сергей. – Я буду звать вас Серго. Некоторое время назад у меня был возлюбленный. Он был грузин. Театральный художник. Его звали Серго. Я тоже буду называть вас Серго.
– Чудесно, – согласился Сергей Андреевич, – мне нравится.
Ниагара, в недалёком прошлом звезда городской гандбольной команды, а ныне работница подиума из Академии моды Марины Адмираловой, чмокнула с высоты своего завидного роста Сергея Андреевича в маковку – (Осторожнее! – внутренне крикнул он).
– Андреич, у тебя тоник есть? Пить хочу – умираю, дай тонику, я знаю, у тебя всегда тоник есть, – выпалила она.
– Пошли, пошли, я тебя напою, – Валдомиро легонько шлёпнул холудину ладошкой по упругому задку и словно пастушок погнал её по направлению к даче.
На авансцену выплыли новые персонажи, – довольно пышная брюнетка в легких развевающихся шелках, источающая всем своим обликом доброжелательную независимость от любых ситуаций, и эклектичный молодой человек с высоким пробором в тёмных плотных волосах, что делало его отдалённо похожим на приказчика из пьесы Островского. Он был одет, как манекен из витринного окна магазина «Рибок», в спортивный костюм прогрессивных тонов и майку с одноимённым клеймом. На ногах белой кожей сияли неприлично новые кроссовки той же фирмы.
«Лилиана» – догадался Сергей Андреевич. И Карагодин, немедленно выступивший на авансцену, его догадку тут же подтвердил.
– Вот, Лилёк, этот самый негодяй, – он подтолкнул Сергея Андреевича в спину, – поприветствуй даму, хозяин.
– Приветствую, – сказал Сергей Андреевич.
Все добродушно посмеялись.
– Как же это вы, Сергей Андреич, мне все рабочие планы порушили?
– Умышленно, – с готовностью поддержал игру Сергей Андреевич. – Сегодня – никаких дел. Суббота, шаббад. Праздник.
– Знаю, знаю, – День независимости. Мне Валдомиро всё рассказал. Как вы тут американские праздники отмечаете. – («Что этот умалишённый ей наплёл!?») – Конечно, своих–то не хватает. Мне даже завидно стало. Вот и рискнула. – Она оглядела Сергея Андреевича, как некое диковинное существо. – Первый раз вижу такого энтузиаста, – и после короткой паузы:
– Паша, это Сергей Андреевич. А это Паша, мой муж.
Сергей Андреевич внутренне ойкнул и пожал юноше ухоженную руку.
– Ну, я приступлю? – нетерпеливо спросил Паша супругу.
        – Фас! – эта странная команда, привела Пашу в действие. Волчьим намётом он бросился к джипу и через минуту уже тащил красивую спортивную сумку, («Опять «Рибок»! Надо ж, какой последовательный хлопец», – внутренне усмехнулся Сергей Андреевич), из которой торчала связка блестящих металлических трубок).
Валдомиро, вернувшийся с водопоя, с места в карьер начал также отдавать действенные приказы. Карагодин и Листопад подтаскивали  кули с разнообразной снедью  и напитками, Ниагара с маловразумительным кудахтаньем выгребала содержимое кулей на кухонный стол, предусмотрительно выставленный Сергеем Андреевичем из дома на улицу, и сортировала продукты по мискам и блюдам. Пара банок бобов в томате совершенно неожиданно вдохновили Беллу Залежную:
– Я хочу приготовить лобио, – решительно заявила она и огляделась вокруг, словно в ожидании аплодисментов.
Не дождавшись нужной реакции от общества, она своё заявление персонифицировала:
– Я хочу приготовить лобио, – обратилась она к Сергею Андреевичу.
– Чудесная мысль, – поощрил тот инициативу гостьи.
        – Но мне нужна мужская помощь. – Белла зацепила взглядом Листопада, который тащил  из  багажника Карагодинской машины кастрюлю с парной свининой, сделала левую руку коброй, ткнула сложенными пальчиками с его сторону: – Вот этот мужчина. Пусть он мне поможет. Как его зовут?
        – Анатолий Сергеевич, – включилась Лилиана, – а почему именно он?
        – Я предчувствую, у него это получится. Некоторое время назад у меня был возлюбленный…
        – Ну да, грузин, – я слышала. Серго.
        – Серго здесь абсолютно не причём. Хотя он тоже любил лобио. Но сам его никогда не готовил. Но у него был друг…
        – Тоже грузин, – невинно предположила Лилиана.
        – Нет, Лексо был не грузин, он был армянский репатриант, («Свят-свят!» – Сергей Андреевич едва сдержал приступ смеха), – так тот по лобио был просто профессор. Мой учитель по кавказской кухне.
        – Он что, повар был? – поинтересовалась Лилиана.
        – Нет, он был не повар, – он был театральный художник.
        – А причём здесь Листопад? – не понимала Лилиана. – Он же не художник.
        – Какой Листопад? – озадачилась Белла.
        – Анатолий Сергеевич.
        – А кто же он? – удивилась Белла.
       – Полковник авиации, – с удовольствием сообщила Лилиана. – Правда, в отставке.
       – Странно… – сказала Белла. – Так похож на Лексо. А сам – полковник. Да ещё Листопад.
       Листопад, который деловито направлялся за новой порцией провизии, обернулся на звук своей фамилии, и вдруг тормознул, прикованный магнетическим взглядом Беллы.
 – Что-то не так? – обеспокоено спросил он.
Белла выбросила странно прямую руку вперёд. Кисть была двойственно расслаблена, приглашая к рукопожатию и поцелую одновременно.
– Белла Залежная,  – с какой-то драматической модуляцией сказала она.
Полковник оторопело посмотрел на протянутую руку, на саму Беллу, что-то там сообразил, пальчики подхватил, неловко помял их в своих здоровенных лапах.
– Анатолий Листопад. С этой суматохой… Очень приятно.
        – Вы Анатолий Сергеевич Листопад. Какая странная у вас фамилия… Вы полковник авиации. Вы в отставке. Я всё про вас знаю.
       Листопад стоял как школьник у доски, не понимая, как реагировать на происходящее.
– Я буду готовить лобио. А вы кое в чём мне поможете,  полковник. Это будет несложная, но очень мужская работа.
С этими словами Белла взяла Листопада под руку, развернула вполне по-хозяйски  и повела назад к столу, где, чёртыхаясь, шуровала Ниагара.
– Пропал полковник, – засмеялась Лилиана. – Белла Залежная, – надо ж такое придумать! С такой не соскучишься. Узнаю Карагодина – он у нас большой любитель экзотики.
– А кто она, эта Белла? – осторожно спросил Сергей Андреевич.
        – Карагодин говорит актриса, а там кто его знает. Но, судя по всему,  не врёт.
Лилиана тряхнула рукой, поправляя крошечные часики на запястье.
– Десять тридцать. Пора бы и появиться.
        – Кому? – автоматически спросил Сергей Андреевич и почувствовал, что допустил бестактность.
        Лилиана посмотрела недоумевающе.
– Николаю. Он раков должен привезти. Киндер-сюрприз. Вы что – не в курсе? – Сергей Андреевич хлопал красивыми молодыми ресницами. – Ну, ясно, что не в курсе. Вот, негодяи, – поставили солидную даму в неловкое положение, – рассмеялась она и ситуацию разъяснила.
Впрочем, часть ситуации Сергею Андреевичу была известна. Планировалась поездка на раковое озеро. Инспектировать деятельность Николая, бывшего мужа Лилианы и совладельца этого озера на паях с Лилианой. (А, кроме того, разгильдяя, который ради своих сомнительных дружков готов завалить любое хорошее дело). Закоптили сомика. Карагодин был действительно приглашён для обсуждения бизнес-проектов, и вообще как человек умеющий затеять веселье. Но вчера поздно вечером, он позвонил ей с предложением инспекцию перенести на неопределённый срок, а сомика и прочее, чтоб не пропало, взять с собой на роскошную дачу, на его, Сергея Андреевича, дачу, где ежегодно с массой разнообразных затей и даже с фейерверком празднуется День независимости США. И куда их ждут во что бы то ни стало, ждут – и хозяин поместья, и его родовитые друзья, и прочий люд: поэты, художники, актёры и т.п. Художники Лилиану заинтересовали. Потому как она планировала заказать поясной портрет своего юного мужа Павла, как попутно выяснилось, студента платного отделения Высшей школы менеджеров.
     Карагодин, будучи в курсе рабочих проблем Лилианы, мгновенно сориентировался и пообещал также присутствие дизайнера, который сможет оформить выставочный зал её склада «Кэш-энд-кэри», что по-русски обозначает «Плати и уноси», на самом что ни на есть европейском уровне. Николая решили не обижать и пригласили строгой и срочной телеграммой на адрес председателя хозяйства, у которого было откуплено озеро, и который любую просьбу Лилианы воспринимал как военный приказ, потому что тоже от озера кормился.  В телеграмме дали указания по материальному обеспечению и маршруту следования. И вот они здесь. А Николай приедет и раков привезёт.
     Посмеялись над фантазёром Карагодиным, посмеялись над Валдомиро, без идейного руководства которого ничего бы не произошло.
     – Жарко, – сказала Лилиана и без всякого жеманства добавила: – Не отказалась бы от стаканчика холодного винца.
   Сергея Андреевича охватило внезапное и сильное желание как-то  соответствовать романтически-богемному образу, созданному причудливой фантазией дружков.
     – Вина, вы хотите вина... – он закатил глаза, как бы перебирая в уме
 содержимое своего винного погреба, – пробормотал: – Божоле, Божоле… – повёл задумчивым взором окрест.
     Народец увлечённо готовил трапезу, выглядел вполне обыкновенно и никак не мог поспоспешествовать задуманному Сергеем Андреевичем имиджу. Неожиданное облегчение снизошло на Сергея Андреевича, когда его взор остановился на Белле.   
    Она стояла с закрытыми глазами, подставив алебастровую маску лица потоку солнечных корпускул и картинно раскинув красивые бледные руки, словно распятая на невидимом кресте. Её полные губы лениво двигались.  В бессмыслице каких-то загадочных мантр, обозначились родные русские слова: – Мой верный Листопад… Если женщина просит…
     На лице Карагодина, стоящего неподалёку, обозначилось неприятное удивление.
   Полковник располагался прямо перед Беллой за кухонным столом и, не отрывая от неё заворожённого взгляда, самозабвенно крушил здоровенным ножом пучки кинзы и сельдерея.
    Неожиданно Беллу прошил разряд электрического тока. Она затряслась и стала похожей на очередную «бессмертную» из сериала «Горец». Минута одержимости так же внезапно миновала, глаза на белом её лице распахнулись и оказались не просто большими – огромными глазами пронзительного ультрамарина!
      
       – За барона выйти замуж
      И за графа – не хочу!

– очень искренне прокламировала Белла.
   Возникло гробовое молчание: даже нахальные воробьи в вервях черешневого дерева прекратили свою воробьиную склоку. И в этой мертвящей тишине, красивыми периодами, набирая ненатуральную, но прекрасную силу, звучал голос Беллы Залежной:
    
     Не хочу за фазендейро!
     И хвалебным Теодоре
     Не хочу внимать стихам!

    Мне гвоздик и роз не надо;
    Бриллиантов блеск не тешит
    Затуманившийся взор!
    Только он один мне нужен,
    Император с бородой!

Белла свела филигранно выщипанные брови к переносице, повернулась к Карагодину и обратилась к нему требовательно и конкретно:

     Ты меня, мой брат, послушай,
     Дон Антонио, мой брат!
     Если лишь меня отвергнет
     Император, мой сеньор,
     От любви неутоленной
     Я умру здесь, в гамаке…

    – И откуда, скажите на милость, вы такая взялись в нашем индустриальном городе? – Ниагара выступила на авансцену прямо из-за разделочного стола и с ножиком руке, который поставил неосознанный, но уместный акцент в роли записной антагонистки, так естественно принятой бывшей спортсменкой. – Интересно, кто вы такая?
- Я? – невинно переспросила Белла. – Я – сама жизнь. Я – надежда и любовь, прошлое и будущее. Я – всё вокруг:  крик журавлей улетающих прочь, колокольный звон… Смех ребёнка и глухое стенание старухи над гробом. Я роза и левкой, сухой ковыль и песня пересмешника, я утренний бриз и грозовое облако на дальнем горизонте. Я – это ты.
- Что она такое несёт?! – Ниагара, подавленная выразительной и для неё
малопонятной тирадой, сделала шаг назад.
    «Господи, в самом деле. Что это с ней?!» – не на шутку обеспокоился Карагодин и вдруг увидел след белесой лунной пыли под носом у застывшей в очередном трансе Беллы. Сумочку актрисы, в которой уютно располагалась перламутровая пудреница с белым порошком, Карагодин, зная о страстишке своей новой подруги и по предварительной с ней договорённости, предусмотрительно повесил на ржавый гвоздь в дверном косяке дачи, на видном месте. Повесил вполне умышленно: чтобы контролировать  несанкционированный доступ к зелью. Карагодин бросил быстрый взгляд назад. Сумочка обреталась на положенном месте.
       – Браво! – неожиданно рявкнул полковник, деревянными шагами подошёл к Белле, подцепил лапой безвольные пальчики, поцеловал. А когда распрямился, Карагодин увидел знакомый налёт под солидным полковничьим носом.
    «Владыка пресветлый, что здесь происходит?!» – пролетело в голове Карагодина. И тут же всё стало на свои места: на запястье Беллы, среди прочей бижутерии, матовым неземным светом сияла «ампула», как называла Белла крошечную ониксовую амфорку с притёртой пробочкой, в которой хранился аварийный запас волшебного порошка. Тут же припомнил недолгое уединение Беллы и полковника на грядках с зеленью, уважительно отметил в уме достойные размеры полковничьего носа и… успокоился, с полным основанием предположив, что тайный запас наверняка исчерпан.
– Артистка, – усмехнулась Лилиана.
     – Это несомненно, – спохватившись, Сергей Андреевич с нарочитой небрежностью хлопнул пару раз в ладоши: – Это у нас запросто… Чем бы дитя не тешилось. С отечески–режиссёрской интонацией добавил: – Талантливая девочка. – Почувствовал себя неловко, так как видел «талантливую девочку» первый раз в жизни, и решительно предложил:
– Ну, что – поднимемся?
– Куда, поднимемся? –  не поняла Лилиана.
     –  Дело в том, – Сергей Андреевич тонко улыбнулся, – что согласно традиции моего дома («Господи, что я несу?!») каждый  новый гость – а вы и есть тот самый гость – первый бокал вина выпивает… на крыше!
– Что, и все остальные на крышу полезут? – изумилась Лилиана.
     Сергей Андреевич стушевался, потерял нить своей роли и сказал простодушно:
   – Да нет, всем – не обязательно. Просто с крыши отличный вид. Я почему–то подумал – вам понравится.
   Лилина рассмеялась.
   – Не могу отказаться  от такого соблазнительного предложения, – и негромко позвала: – Паша.
   Паша, деловито возившийся с блестящими никелированными трубками в значительном отдалении, этот зов таинственным образом услышал, сделал стойку.
  – Ты крути, крути, – поощрила его Лилиана. – Мы с Сергей Андреичем на крышу полезем. Ты не волнуйся, крути.
    – Только осторожно, – строго велел Паша и снова склонился над непокорными железками.    
   На крыше Сергей Андреевич усадил гостью в шезлонг, сымпровизировал  из пластмассового пивного ящика и фанерки столик, на который водрузил прихваченную из холодильника бутылку «Хванчкары» и пару стаканов тонкого стекла, пристроился рядом на Стасовой табуретке.
– Воля,– окидывая взглядом открывшийся горизонт, сказал он.
– Воля, – согласилась Лилиана. – Ну что, за приятное знакомство?
      Они выпили по полстакана прохладного и очень приличного вина. Помолчали, наблюдая разнообразные перемещения утреннего мира: дрейф рыбачка на здоровенной чёрной камере по светлой поверхности Варваровки, головокружительные пике крикливых чаек, шевеление кроны грушевого дерева на соседнем участке через дорогу  и загорелого до черноты пацанчика, карабкающегося по неведомым надобностям к его опасной верхушке.
    Допили без тоста сладковатое винцо, разговорились. И досужая эта беседа была Сергею Андреевичу легка и приятна. Способность говорить с новым человеком без премудростей и открыто показалась ему такой волнующе чудесной, что вскоре он говорил один, но всё равно получался диалог, – так уместно, значимо и заинтересовано было каждое мимическое движение гостьи, каждый её жест. Он вспоминал довольно ветреную свою юность, первый недолгий брак, успешную стоматологическую деятельность, как соблазнённый успехами Валдомиро – случайными, случайными! – занялся с ним бизнесом, оптовыми закупками риса, сахара,  как всё вначале удачно складывалось, и как благодаря тому же необязательному Валдомиро успешно развалилось. Неожиданно для себя рассказал о Людмиле, своей последней любви, которая оказалась свиньёй и предательницей, но, бог ей судья! Посетовал, что мало времени уделяет внуку Стасу, – при слове «внук» брови Лилины поползли вверх, – который «совсем взрослый мальчик»… И вообще нужно же для кого жить и пр. и пр.
     Изредка Лилиана задавала ему какие–то простые вопросы: какие у Стаса увлечения, как учится, много ли работы по даче, вспоминает ли он предательницу Людмилу сейчас.

    – Хороший ты человек, Сергей Андреевич, – резюмировала она его откровения. Просто, приятный сюрприз для старой нигилистки.
   Она на секунду задумалась, вгляделась в сторону трассы, что-то там разглядела и вдруг сказала:
– Впрочем, возможно, у меня для тебя тоже сюрприз будет.
– Хороший? – поинтересовался Сергей Андреевич.
     – Плохих не держим, – задорно сказала Лилиана, с шезлонга легко поднялась, сняла с шеи шелковый платок с Эйфелевой башней и клеймом “Paris” и замахала им в сторону чёрного БМВ с затемнёнными  стёклами. Сигналы Лилианы в машине заметили, и воздух разодрал троекратный рёв клаксона.
– Это – сюрприз? – с недоверием спросил Сергей Андреевич.
– Нет, – рассмеялась Лилиана. –  Это Коля приехал. Раков привёз.
   Машина тормознула у ограды, и из неё появились: ладный спортивного вида Коля и… здоровенный африканец! «Роскошные зубы у хлопца», – профессионально отметил Сергей Андреевич.
– Это сюрприз? – не удержался Сергей Андреевич.
– Опять мимо,  – это не сюрприз, это негр. А зовут негра Рашид.
    –  Птица моя! – Коля воздел руки в сторону крыши. – Вот и мы! Приди в мои объятья, богоподобная!
   – Дурак, – с теплотой в голосе сказала Лилиана. – Ну, что – пора и нам спуститься на грешную землю, как думаешь, Сергей Андреевич?
– Да уж, – согласился тот и, заботливо поддерживав Лилиану под
локоток, попытался направить её к лестнице.
     Но попытка не удалась. Взгляд «богоподобной» был направлен  за ограду дачного участка, и на её лице плавала довольная и даже торжествующая улыбка. Сергей Андреевич  обернулся, и увидел, как кафр, послав приветственные салюты Лилиане и Сергею Андреевичу, подошёл к задней двери пыльного авто и, убедительно эксплуатируя киношный образ вышколенного дворецкого,  открыл её с миной всемерного почтения.
– Вот черти, так я и знала, задурили-таки девушке голову, – довольно
сказала Лилиана, – И правильно сделали, негодяи!
    Из машины вышла женщина в лёгком пиджачке цвета бледной бирюзы, в белых джинсах. Каштановые волосы были небрежно схвачены синей лентой…
      Она развела руки в стороны, как бы говоря, –  как же это так получилось, – ничего не понимаю… 
      Сергею Андреевичу показалось, что это лицо он уже где-то видел.
     – Очень знакомое лицо… – Кто это?
– А вот это действительно сюрприз, – довольно сказала Лилиана, – я же
обещала. – Давай спускаться, Сергей Андреевич. 

    Появление экзотической троицы, оттянуло внимание от эпатажной Беллы, и атмосферу разрядило.
     Раскованный Коля мгновенно перетянул одеяло общественного внимания на себя. Он двигался как паяц на шарнирах и был необыкновенно динамичен.
   – Шолом, проказники! – приветствовал он  Валдомиро и Ниагару, пугливо жмущуюся к нему, словно лодка к надёжному причалу.
   – Салям алейкум, полковник, как дела на фронтах империи? А что это за прелестное создание рядом с вами?
   Листопад зажмурился, довольно замурчал. Белла живо встрепенулась, подняла высокомерную бровь. Соображала: как бы поострее ответить. Коля ждать не пожелал.
   – Наше персональное почтение дорогому родственнику. Пашуля, ты что – не рад меня видеть?
   – Привет, – сухо ответил Паша и продолжил манипуляции со сложным каркасом.
   Коля повернулся к наружной лестнице, по которой с крыши медленно как пава спускалась Лилиана. Сергей Андреевич, опережая её на пару ступенек, давал опору для царственно вытянутой левой руки, – гарантировал  безопасность этого плавного движения. Но сказать ничего не успел.
     – Ты бы лучше людей представил, – укорила Лилиана бывшего супруга.
     Коля немедленно заграбастал руку дамы–сюрприза, картинно повернул её к присутствующим,  завыл:
     – Неподражаемая и неповторимая…
   Лилиана инициативу перехватила:
      – Просто, чу;дной души человек, моя ближайшая подруга…
      – Всех времён и народов, – не удержался вклеить Коля, –  Елена Васильевна Маркова! Город Москва. Как я понимаю, только что с поезда. Прошу любить и жаловать.
– Браво, – рявкнул Листопад.
– Мило, – вторила Белла.
     Елена слегка порозовела, хотела что-то благодарственное ответить, но неуёмный Николай продолжал.
– Негр Рашид, наследный принц королевства Нигерии, выпускник
Педагогической академии, мой первый и единственный заместитель по маркетингу.
–   Есть такое дело, – согласился Рашид, – хотя мог бы просто сказать «совершенно согласен».
– Тпру, болтун! – заорал, Коля.
– При чём здесь тпру!!   
– А при том, – раков тащи!
– Есть такое дело, – радостно согласился кафр.
   
     – Сергей Андреевич – сказала Лилина, – это Николай, мой, так сказать, коллега по бизнесу. Будь ласков, выдай ему, пожалуйста, всё необходимое.
     Николай по-свойски прихватил Сергей Андреевич под руку, отвёл в сторону, изложил несложные запросы. Вместе двинулись за дом и приволокли оцинкованную детскую ванночку, реликт библейских времён, и эмалированный бак.
     Вернулся Рашид, поставил наземь мокрый мешок, в котором с тихим  хрустом происходило осторожное движение.   
    – Не нужно ждать милостей от природы, взять их у неё наша задача! –  объявил невозможный Коля и скомандовал кафру: – Вали!
   Рашид перевернул мешок, поставил его на попа и потянул вверх за углы. В корыто посыпались здоровенные чёрно-зелёные раки. Они очумело топырили в стороны клёшни и пучили невыразительные слепые глаза. Несколько штук перевалили через борт и резво поползли в траву.
   – Мама р;дная! – тихо крикнула Белла и, стоя на месте, стала перебирать ногами, как это бывает в ночном кошмаре, когда хочешь бежать и даже совершаешь все положенные для этого движения, но с места не двигаешься.
   Полковник бросился под ноги перепуганной Белле, сгрёб беглецов мощными лапами и вернул в корыто, куда расторопный Карагодин уже направлял  из поливочного шланга мощную струю. 
   Вскоре вода в ванночке очистилась, Николай перехватил шланг из рук Карагодина, профессиональным движением провернул его конец по дну. Через борт вывалились остатки водорослей, несколько оторванных клешней.
     – Готово, – резюмировал Николай и обратился в сторону Паши:
– Сынок, помогай, – давай раков загрузим.
     –    Николай Cтепаныч, неужели не надоело? У меня, кажется, имя есть.
     –    Это какое ещё имя?
     –    Вы совершенно очевидно не хотите нормальных человеческих отношений!
     –   Человеческие отношения не могут быть нормальными! – парировал Николай.
     –   Отчётливо замечено, – как бы про себя констатировал Карагодин. – Что значит человек из народа.
     – Отношения должны быть страстными!
     – Что-то я вас не понимаю... – сдавался благонамеренный Паша.
     – Чего уж тут непонятного: ты спишь с мой женой и ещё хочешь нормальных отношений. – Николай очень натурально скрипнул зубами. – Я как представлю себе как вы…
Народ заинтересованно притих: Коля моментально организовал себе чуткую аудиторию. Валдомиро и Карагодин, уже знакомые с Колей по визиту на раковое озеро, обменялись понимающими взглядами.
– Колька, какого чёрты ты к мальчику привязался! – не выдержала Лилиана. – Тащи своих раков, вода кипит.
– Лиля, меня защищать не нужно, – каким-то юнкерским тенорком сообщил Паша: – Я сам за себя постою. Я твой муж. Официальный.
Паша картинно повернулся к Николаю.
– А вы, Николай Степанович, мужем бы-ли. Лилиана с вами официально развелась. Ваши отношения себя исчерпали, – гладкость речи чудно гармонировала пафосу и возбуждала новые его волны. Паша принял выразительную греко-римскую позу, т.е. выставил левую ногу вперёд и протянул руку в сторону Николая, словно предлагая ему яблоко: – Вы – прошлое.
– Страсть не имеет прошедшего времени, – не задумываясь, отрубил Николай. – Во всяком случае – моя страсть.
Валдомиро одобрительно хрюкнул, наклонился к уху Карагодина:
– Вот тебе и бывший браконьер. Куда с добром! Это не браконьер, это просто вития Пилосский!
Растерянный Паша после такого наглого заявления пафос потерял и повернулся к Лилиане. В его глазах стояла мольба. 
– Колька, ещё раз тебе говорю, займись раками. Видишь же, всё готово: вода выкипает.
– Сей минут, незабудка. – Коля легко поднялся и с довольной ухмылкой направился к ванночке с раками.
– И, пожалуйста, отстань от Павла. Ему твои дурацкие шутки неприятны.
Коля крутнулся на пятке, врезался посветлевшими, какими–то кислотными глазами в Лилиану:
– Это не шутки, – сипло выдохнул он. – Это святая…
– Правда, – подсказал Валдомиро.
И тут Николай сдался. Глаза поголубели и кислотность потеряли. Большой его рот растянулся в озорной улыбке. Все облегчённо засмеялись.
– Всё, больше не буду. Паша, друже, не обижайся на старого клоуна, извини бога ради, заносит.
– Он что, – разыгрывал нас что ли? – спросила Ниагара.
– Типа того, – подтвердил её догадку Валдомиро.
        – Что-то не очень похоже… Такие мужики любовью не шутят.

     – Представляешь, Сергей Андреич, – сказала Лилиана, и я этого клоуна когда-то любила, – сказала Лилиана. – Ты можешь себе такое представить?

     – Это точно, – засмеялась она, подвела Сергея Андреевича к московской
гостье, – вот, Леночка, хочу представить тебе достойного человека, Сергей Андреич… хозяин дачи и ответственный… за всё. Говорит, что где-то тебя видел.
     – С приездом, – сказал тот, – наблюдая светлые лучики в уголках Елениных глаз. – Возможно, и не видел. Но… очень рад.
     – Взаимно, – улыбнулась она.

    –  Андреич, – позвал Карагодин, – твой выход.
    – Это ненадолго, – извинился тот перед подругами. – Дела мастера боится.
     Сергей Андреевич давал очередной мастер класс по шашлыку: специальным блестящим ножичком вдохновенно посёк на калиброванные куски свиную шейку, посыпал таинственными травами, сбрызнул белым винцом, выжал пол-лимона, раздавил красный помидор, ткнул пальцем в кастрюлю, попробовал на вкус, раздавил помидор жёлтый. Велел Карагодину: – Через десять минут на шампура и – на мангал.
     И вернулся к дамам.
     Сергей Андреевич не признавал глупых замачиваний, но, имея в жилах четверть армянской крови, верил интуиции и откалиброванному поколениями вкусу предков. И никогда не ошибался.
     – Да вы просто маэстро, – похвалила Лилиана. – Я тут покомандую, а вы
покажите Леночке своё хозяйство, ей будет интересно. 
     Сергей Андреевич с трудом преодолел искушение немедленно затащить гостью на крышу и угостить вином и начал с чинной экскурсии по участку. Показал компактный, но прекрасно организованный виноградник.
     – «Ягдо;на», «Шафранный», «Мадлен», «Изабелла», – с гордостью называл он аккуратно подвязанные лозы с хорошими плотными завязями. Продемонстрировал чету персиковых деревьев сплошь в миниатюрных мохнатеньких плодах. Разросшуюся черешню с остатками урожая. Ухоженные кусты чёрной смородины.
– Благословенный климат, – позавидовала Елена. – Всё-то у вас
вызревает.
     Прошли мимо показательных гряд с кинзой, реганом и сельдереем. Вышли к цветочной клумбе, где рядом с фиолетовыми ирисами, росли несколько розовых кустов. Периметр клумбы был обозначен иссиня-красными низкорослыми растениями.
     – А это что? –  озадаченно спросила Елена, – никогда не видела.
     –  Капуста, –  засмеялся он, –  только декоративная. Карагодин из Голландии привёз. Марсианский цвет,  правда?

     Экскурсия по поместью Елене явно пришлась по душе.  Прошли в дом. Гостиная на первом этаже поразила Елену странным сооружением напротив телевизора.
– Это спецкресло… для медитации, –  легко фантазировал Сергей
 Андреевич. («Спецкресло» получилось из старого стоматологического кресла, у которого он отвинтил все ненужные навесные детали. Сидя в нём было очень комфортно смотреть бесконечные мексиканские сериалы).
     – Какая милая вещица, – Елена осторожно потрогала пальчиком
терракотового толстячка, стоявшего на телевизоре. – Будда?
     – Смеющийся Будда, – уточнил Сергей Андреевич. – Приносит счастье и
благополучие. Ну, это так, дачный вариант. У меня дома бронзовый есть, настоящая индийская работа.
     – Интересно у вас, – сказала Елена. – Сергей Андреич…
     – Ради бога, просто Сергей, а ещё лучше – Серёжа.
     – Конечно, конечно… – готовно откликнулась та. – Серёжа, а кто вы
по-профессии?
    «Бизнесмен», – чуть не ляпнул он, но во время спохватился, глянул на «спецкресло» и сказал:
    –  Вообще-то я врач, стоматолог. – Вот планирую клинику запустить. Ну, это, попозже, к осени… («А почему бы и нет, чёрт возьми!»)

     Наконец приготовления к пиру были закончены. Роскошные шашлыки, едва уместившиеся на мангале, пустили сок, оросили красивые угли первыми каплями молодого жирка, в воздухе поплыл томительный «кавказский» аромат. Из бака, установленного над костром, пучились здоровенные красные раки.
     Компания разместилась на табуретках и пеньках вокруг круглого стола, сплошь уставленного тарелками, мисочками и пиалами с разнообразной закусочной снедью. Гармонию дачной пасторали несколько нарушал приставленный к столу-пню полированный журнальный столик, на котором стояли напитки, разномастные бокалы, стаканы и стопки.
     Тонко чувствуя момент, мужчины, не сговариваясь, поухаживали за дамами, налили себе.
     Лилиана, восседавшая на чудо-кресле, наконец-таки собранном Павлом, окинула присутствующих довольным взглядом, фиксировала его на Сергее Андреевиче:
     – Итак, первый тост.
     Сергей Андреевич неожиданно потерялся, тут же нашёлся, умело перевёл стрелки:
     – По праву… э-э, вдохновителя и э-э, ну да, вдохновителя нашего праздника первый тост произнесёт… Валдомиро.
    Словно ожидавший такого поворота событий Валдомиро легко поднялся:
    – Друзья! А за этим столом действительно сидят друзья, – он обвёл стопкой компанию. – В 1776 году, спустя два дня после решения второго Континентального конгресса в Филадельфии об отделении Америки от Великобритании 12 североамериканских колоний приняли Декларацию независимости, авторами которой был Томас Джефферсон и Гамильтон. Декларация провозгласила образование нового государства – США, созданного на принципах демократии и равенства граждан. Америка далеко от Варваровки, где мы сейчас собрались. Вряд ли кто там вообще знает, что на свете есть такое благословенное местечко. Но это не лишает нас права выпить за идеи равенства, свободы и демократии, которые все сидящие за этим роскошным столом, несомненно, разделяют. Поэтому 4 июля – это и наш праздник. Итак, за День независимости.
     –  Ура! – рявкнул Листопад.
– За равенство! – отозвался кафр Рашид. – Чёрный и белый – близнецы братья!
– Вот это мило, – пропела Белла.
     – Просто, браво! – засмеялась Лилиана, – давно не слышала ничего подобного. 
     «Не подвёл, стервец,  молодчина», – подумал Сергей Андреевич и стопку опрокинул.
     Впрочем, опрокинули все, сделали это дружно, но молча. Добавить к такому тосту было нечего. Им официальная часть была полностью исчерпана, и началось чудное дачное застолье, полностью олицетворявшее и свободу и независимость.
      Пили за прекрасных дам и за любовь, за раковое озеро, за внука Стаса, вернувшегося с пляжа с каким–то рыжим Толиком, который тут же потребовал шашлыку, за сам на славу уродившийся шашлык.
      Особый тост сказала Лилиана, – за свою лучшую подругу Елену, Елену  Васильевну, которая, как оказалось, из Москвы приехала на свадьбу племянницы. «Где-то я её уже видел, – снова и снова тужился вспомнить Сергей Андреевич, – такое знакомое лицо. Всё-таки очень… милая».
 
     Наконец подоспели раки, их выложили на жостовский поднос и  водрузили на стол-пень. Стали наливать «под раков».

– Адреич, а, Андреич, – прозвучало в кратком, но и обоснованном
моменте тишины, –  А у тебя гости.
     За невысокой изгородью из сетки «рабица», разделяющей участки, стояла соседка Сергея Андреевича баба Нюра.
     – Есть такое дело, – автоматически  ответил тот. – Народ с интересом повернулся к изгороди.
– Ну, я ж и говорю, – гости. Чего гуляете?
– День независимости гуляем.
– Независимости? – с недоверием повторила бабулька. – А я вам
карасиков принесла. Дед с утра наловил, а я вам принесла.
     – Господи, боже мой, умница, баба Нюра, какая там независимость без карасиков!
     Многоопытный в отношениях с соседкой Сергей Андреевич немедленно и щедро наполнил севастопольскую стопку водкой «Парламент», пробормотал: «Прошу пардону», – и стол покинул.
      Баба Нюра передала соседу пакет с пятком снулых рыбёшек, бережно приняла из его рук стопку, зажмурилась, стопку опрокинула, и лицо её сморщилось.
– Горькая? – участливо спросил он. – Бабулька помахала ладошкой у рта.
– Что ты, Адреич, сладкая. Просто зуб болит.
– Покажи. – Бабулька с готовностью открыла рот, ткнула в него пальцем
и  снова сморщилась.  Тот профессионально посерьёзнел, длинным ногтем
мизинца протестировал зуб. – Рвать надо, он у тебя никакой.
      – Рви, милый,  рви! – потребовала на глазах хмелеющая бабулька.

    –  Стас, – позвал Сергей Андреевич в сторону дома, где Стас с рыжим другом наскучив обществом резались в карты, – принеси бинт.
     Из дверного проёма веранды высунулась рожица Стаса. – Нет бинта, мы ж его вчера истратили. Мы им клей с дяди Миши вытирали.
    – Ну, найди там какой–нибудь… платочек.
    – Платочек есть у меня, – что и естественно, – Белла Залежная тряхнула в воздухе рукой, и в ней обозначился батистовый платок с картой Австралии.
Карагодин этот географический платок подхватил и в три шага передал его другу.
– Что-то будет, – пропела Ниагара. 
     Сергей Андреевич сделал пальцы гузкой, гузку накрыл платком, крепко взял соседку за шею левой рукой, правую сунул в рот, что-то нащупал, покачал и уверенным и точным движением, вывернул зуб.
     Бабулька, пребывающая в тенетах магии «Парламента», отреагировала вялым «ой».
     Сергей Андреевич внимательно оглядел трофей,  сказал самому себе: «Точно не жилец» и протянул корявый зуб бабе Нюре.
     – Это он, гад, – баба Нюра смотрела на зуб с нежной ненавистью, – нашлась и на тебя проруха, сволочь.
    –   Гений, – рявкнул Листопад. – Не могу себе представить, как это – пальцами вырвать зуб?..  Сергей Андреевич, ты полон загадок и тайн.  Дай–ка я тебя поцелую, брат. – И немедленно это сделал.
      
     Нужно отметить, что в жизни Сергея Андреевича, столь на первый взгляд прозрачной и открытой любому заинтересованному, а порой и просто досужему взгляду, тайны имелись, но по большей части – тайны ерундовые. Впрочем, была одна серьёзная, но и странная тайна, а именно, возраст, который во все времена Серёге, Сергею, Сержу, а позднее и Сергею Андреевичу приходилось скрывать, – как-то так получалось. В юности скрывал – потому что подруги были девушками постарше, так было престижно; в зрелом возрасте страшно тянуло к молоденьким – опять приходилось скрывать; в решительном возрасте тянуло уже к нимфеткам – скрывал, чтобы не испугать девчушек древностью цифр. За прочее не боялся: бог наградил завидной мужской статью.

     В дополнение к просто тайне имелась и тайная страсть. Сергей Андреевич  любил блеснуть в компании неожиданным вокальным номером. Это были итальянские песенки, звучавшие некогда в каждом доме, – «Воляре», «Ке-ля-ля», «Чао, рагацци, сорри» и т.д. В молодые годы знакомый паренёк, певец из ресторана «Интурист», где Сергей Андреевич был завсегдатаем и регулярным спонсором музыкантов, подарил ему книжечку, где русскими буквами были написаны красивые итальянские, слова, которые даже при скромных музыкальных способностях, что у Сергея Андреевича несомненно имелись, волшебным образом превращались в чудные итальянские песни. Усвоенный в молодости вокальный репертуар не раз споспешествовал успеху и славе Сергея Андреевича в девичьих кругах.
    С годами память начинала сдавать. Порой в самом апогее застолья алкогольная амнезия блокировала неродные итальянские слова, и Сергей Андреевич ничтоже сумняшеся переключался на русский.

     Листопад, энтузиаст и поклонник всего изящного, к тому же знающий о талантах Сергея Андреевича, поухаживал за дамами и затребовал песню своей юности – «Марина». Артист для приличия поотнекивался. Неожиданно страшно захотелось понравиться московской гостье. Запел, чистым молодым голосом:
     – Аморе мио…
      Вдруг понял, что это вовсе не «Марина», а итальянские слова для «Марины» куда-то исчезли. Но мгновенная тень сочувствия в глазах Елены включила тайные ресурсы, и ловко микшировав незадачу с итальянским текстом универсальной вставкой «Ча-ча-ча!», певец, как ни в чём не бывало, продолжил:   

     Однажды шёл я мимо магазина,
     Там девушка стояла у витрины,
     Спросил я: – Как зовут тебя? – Марина.
     Марина – это очень хорошо!..

– Что–то очень знакомое…– участливо морщила лобик Ниагара. – Только вспомнить не могу.

– Марина, Марина, Марина, –

самозабвенно выводил певец, и все, за исключением Ниагары и Паши, подхватывали:
– Прекрасное имя друзья! 

     Под дружные аплодисменты певец отёр светлые капельки пота с красиво очерченного лба и сел на свой пенёк.
    – Нормальный мужик, – резюмировала Ниагара.
    –  Ну, какой же он мужик, – с лукавой укоризной сказал Валдомиро.
    –   А кто ж он? – не поняла она и уставилась на хозяина дачи.
    –   Парень, – определил Валдомиро. – Таких парней ещё поискать надо.
     Сергей Андреевич поймал заинтересованный взгляд молодицы и автоматически послал ей дежурный мимический призыв в форме одобрительной улыбки, а также сияния карих глаз, очень выразительных и словно подведённых театральным гримом.
     – Ну, я и говорю – парень. Надо их с Ладкой познакомить…
Валдомиро неопределённо хмыкнул. – У неё ж папа дипломат, а Серж парень простой, – мезальянс получиться может.
     Ниагара иронии не поняла.
     – Слушай, а песня-то знакомая. Только вспомнить не могу, кто поёт.
     – Утёсов поёт.
     – Какой ещё Утёсов?
     – Леонид, естественно.
     Ниагара недоверчиво посмотрела на кавалера.
     – Не надо ля-ля, – она упёрлась взглядом в землю между колен, словно ища в ней силы для своего умственного усилия, и вдруг её осенило: – Киркоров!
     – Кстати, – Ниагара посмотрела кавалера подозрительным глазком, – ты же Саша, Санёк. – Почему тогда – Валдомиро?
– Это из книжки. Имя одного персонажа.
– Что ещё за книжка такая?
– Ты всё равно не читала.
– А ты скажи. Я прочитаю.
–  «Донна Флор и два её мужа». Жоржи Амаду.
Ниагара радостно заверещала.
– Два мужа?! Развратница! И ты… развратник! Я так и знала! («Слава богу, наконец-то нашла, что хотела», – прослушивалось в обертонах).
– Надежды девушек питают… А у него другие интересы, – рефлекторно произнёс соседствующий Карагодин, наблюдая, как Валдомиро словно невзначай наполняет стопку.      

     Елена водила по саду-огороду Лилиану, показывала виноградные лозы, что-то объясняла. Долго стояли у клумбы, любовались ирисами и диковинной капустой. Лилиана отломила капустный листочек, пожевала и скривилась. Листочек оказался невкусным. О чем-то посовещались. Елена жестом позвала хозяина. Сергей Андреевич с готовностью подошёл. Оказалось, дамы решили сходить на Варваровку, искупаться.
    – Чудесно, – обрадовался Сергей Андреевич, – я вас провожу.
    – Ни-ни-ни, сказала Лилиана. – Не хотим лишать общество вашей заботы. Пусть нас Стас проводит.
     – Тогда… одну минуточку.
    Сергей Андреевич резвым шагом направился к дому и очень скоро вернулся со Стасом, который тащил здоровенный пластиковый пакет, и  рыжим Толиком. Мальчишки были явно довольны ответственной миссией.
     – Тут полный комплект, – пояснил СА, – полотенца, попонка…
     – Фактор двадцать, – сказал Стас.
     – Ну да, защитный крем, – Сергей Андреевич посмотрел на Елену, – а то вы у нас совсем э–э… белая.
     – Вот это сервис, – засмеялась та.
– Мне с вами? – спросил неожиданно возникший Паша.
– Ни-ни, у нас тут кавалеры помоложе, – Лилиана потрепала Стаса по стриженой голове. – Ну, ребятки, где тут у вас приличный пляж? 

Никакой заботы общество от Сергея Андреевича не требовало и
развлекалось вполне самостийно.
     Неожиданно воспрянувший Карагодин заявил свои права первооткрывателя на Беллу, демонстративно расположился напротив неё и принялся читать стихи, перемежая популярную классику с виршами собственного производства. В цезурах слышалось неизменное  и почти ритмическое «браво!» Листопада, – то вполголоса, то почти шёпотом, то в форме возгласа восторга, сдержать который не было решительно никакой возможности. На глазах происходило создание жанра, – для полноты картины не хватало пары деревянных ложек и, быть может, какой-нибудь простодушной трещотки.
     Белла переводила взор с Карагодина на полковника, – наконец, наскучив затянувшимся действом, предложила: – Господа, а, давайте-ка, я вам погадаю.
– Мне, мне погадай, – тянула собранную горсткой словно для подаяния
ладошку Ниагара. – На исполнение желаний, погадай!
Валдомиро поглаживал литой круп подружки и довольно жмурился.   
     Николай с Рашидом рассказывали Сергею Андреевичу смешные истории. Как много лет назад они познакомились в бане на Богунской. Как Николай брал Рашидку, невидимого в темноте, на браконьерские вылазки, – снасти проверять. Как тот выиграл ящик водки у браконьеров, отмыв на спор руки волжской водицей с песочком.
     – Смотри, – Рашид протянул Сергею Андреевичу бледно–розовые ладони, – правда, почти белые? 

     Солнце валилось за горизонт. С Варваровки в сопровождении верного Стаса, вернулись купальщицы. Рыжий обязанностями кавалера пренебрёг и остался на пляже. Подрумяненные вечерним солнышком, дамы ерошили ещё влажные волосы, и вид имели благостный. 
    Снова сгруппировались у стола. Сергей Андреевич выставил четверть домашней «изабеллы», которую немедленно разлили для дегустации.
   Елена, которая, как казалось, уже вполне освоилась в новой компании, похлопала в ладони, требуя внимания. Но слишком уж деликатно похлопала.      
     – Господа, господа, попрошу тишины, – призвал Листопад.
     – Завтра у моей племянницы свадьба, собственно на неё и ехала. А попала на День независимости! Да ещё как попала: с поезда похитили. – Коля и Рашид довольно хрюкнули в унисон. – Все планы нарушены, но я ничуть об этом не жалею.
     – Вот уж точно: не в планах счастье, – вставил Карагодин.
     – Давно не помню, что мне было так … легко, что ли, – продолжала Елена.
Не берусь соревноваться с предыдущими спикерами, но мне кажется, что один и очень важный тост не прозвучал.
     – За любовь! – не удержался Листопад.
     – За любовь мы уже пили, – сказала Елена. – А вот за нашего хозяина – нет. 
     Она подняла стакан с «изабеллой»: – За вас, Серёжа.
     – Вот те на, – краска смущения пробила плотный загар Сергея Андреевича, – ну, я-то тут причём...
     – При том, при том! –  загалдели все. – За хозяина, за твоё гостеприимство, Андреич.

     Елена наклонилась к Лилиане, о чём-то посовещалась. Та кивала головой и смеялась.
      – Небольшое дополнение, – продолжила Елена. –  Очень хочу пригласить
всех вас на свадебный банкет моей племянницы. И ради Бога, не надо никаких подарков. Просто – приходите.
     – Приглашение принято! – немедленно откликнулся Валдомиро.
     – Да с удовольствием! – баритонил Листопад. – Девочка вышла замуж, как
тут не прийти! (Приятное удивление в голосе  Листопада было чуточку театральным, в нём был отзвук озорного лукавства, так как презентабельный и харизматический полковник уже как неделю был ангажирован Лилианой для участия в торжестве в качестве тамады).
     – У меня завтра спектакль, – ни к кому не обращаясь сообщила Белла.
     Ниагара наморщила лоб, что-то просчитала, неожиданно задала вопрос в лоб:
     – А можно, я подругу возьму? Ну, лучшую подругу.
     Елена на секунду опешила.
     – Даже нужно, –  пришла ей на помощь Лилиана, – но только если лучшую.
     Ниагара облегчённо вздохнула, тоном хорошо воспитанной девочки сказала:
    – Вот спасибо, а то мы с ней уже договорились… это… встретиться.
    Елена вопросительно посмотрела на Сергея Андреевича.
     – Господи, боже мой, – весь его вид говорил: как тут можно сомневаться! – Девочка вышла замуж. Ещё как буду! 
     Впрочем, возможность продолжить праздник таким неожиданным образом оказалась не у всех: Коля с кафром принимали на озере закупщика из Тюмени. Паша готовился сдавать какие-то хвосты и тоже не мог.    
     Лилиана дала необходимые указания, где и когда состоится торжество.
     Ниагара бочком подошла к Сергею Андреевичу, отвела в сторону. Заговорщицки сказала: – Андреич, я тебе точно говорю, – ты таких не видел.
    – Каких таких? – не понял он.
    – Ну, таких… как Лада.
    – А, – рассмеялся тот, – лучшая подруга, понятно.
    – Она классная. И ты классный. Ты всё понял, Андреич? – строго сказала Ниагара. И ретировалась к Валдомиро.
     Трапезу завершили чинным чаепитием с клубничным вареньем. Паша чая не пил, умело собрал сумки-котомки, сложил замечательное кресло, и через полчаса коротенькая кавалькада авто тронулась в сгущающихся сумерках в город.

     Банкетный зал, располагался в цокольном этаже Музея–панорамы. Место странное, но действительно уютное и отлично оборудованное.
     Сергей Андреевич и Карагодин, сговорившиеся прийти вместе, в силу ряда мелких житейских форс-мажоров конечно же к началу торжества опоздали  чуть не на полчаса, столь полезного для изучения расклада действа: кто присутствует, кто где сидит, когда делать подарки и т.п. Цветов купить не успели. Приобретённую от безысходности у случайной бабки метёлку пожухлых гвоздик стыдливо выбросили в урну при входе в здание.
     Сергей Андреевич, ощупал в кармане бронзовую фигурку Смеющегося Будды, которую прихватил с книжной полки, уже выбегая из дома, подумал: «Елене наверняка понравится. Настоящая индийская работа как-никак».
    Едва вошли в зал, увидели пальчик Лилианы, сидящей во главе выстроенного в виде буквы «П» стола, который указывал на пару свободных стульев на периферии, уселись. И тет-а-тет, на другом крыле стола увидели Валдомиро, Ниагару, и… довольно призывную молодицу. «Лада», – неожиданно понял он. Ниагара помахала ладошкой, повернулась к гипотетической Ладе, ткнула в неё пальцем, перевела его на Сергея Андреевича и снова ткнула, но уже в Сергея Андреевича, как бы осуществляя таинственную связь между ними. Тот отдал под козырёк, как делал всегда, когда что делать не знал. Лада через пятиметровый разгон столов взглядом лизнула Сергея Андреевича по диагонали, что-то сказала Ниагаре. Та поплыла какой–то топлёной улыбкой. Визуальное знакомство состоялось.

    Первых тостов – за молодых, за родных – опоздавшие не слышали. Сами молодые показались Сергей Андреевичу совсем детьми. Девочка с наивными голубыми глазищами на пол–лица  и подросток с песочными усиками сидели между пожилой дамой и каким-то тоже очень молодым человеком, похожим на юного мужа. «Папа новобрачного»,  – вдруг понял он, – боже, детский сад какой-то». Рядом с «папой» сидели пара – свидетели, полная противоположность молодожёнам. Прыткий чёрнявый молодец и до невозможности гламурная девица.
    
     С некоторых пор многие казались Сергею Андреевичу несолидно молодыми, не соответствующими роли, общественному положению, статусу. Незрелыми, что ли. Особенно его удивляла и подспудно раздражала неприличная юность ведущих новостных телепрограмм.
     А пожилая интеллигентного вида дама рядом с невестой – не раздражала. «Бабушка, – догадался СА. – Не густо у них с родственниками. Впрочем, – не пропадут».
    Елена, Лилиана и полковник занимали левый фланг главного стола. «Как и не расставались», – внутренне усмехнулся Сергей Андреевич.
     Елена в свободной персиковой блузе олицетворяла образ светлого ангела, в то время как сверкавшая роскошными металлизированными тканями Лилиана была похожа на грозную Шамаханскую царицу. Листопад в нарядной шёлковой рубашке–апаш сплошь в яхтах, пенных волнах и облаках по–хозяйски оглядывал зал, что-то чиркал на обороте винной карты, совещался с Лилианой и снова чиркал. Было очевидно, что ответственная и почётная роль тамады ему чрезвычайно приятна.
     – Виктор, – поухаживай за молодыми людьми, а то они никак не освоятся, – сказала сидящая напротив Валдомиро моложавая женщина. – Меня Надя зовут.
– Саша, Сергей – представились «молодые люди».
     Виктор, судя по всему супруг сердобольной женщины, с готовностью поднял бутылку «Посольской», – я правильно понимаю? –  спросил он.
     – Совершенно так, – сказал Валдомиро. – Огромное вам спасибо. А то мы действительно никак не освоимся.
     – Вы с чьей стороны будете? – поинтересовалась Надя.
     – Пардон? – не понял Валдомиро.
     – Вы со стороны Антона? Или Верочки?
     – Мы со стороны  Лилианы Николаевны, – не особо раздумывая ляпнул он.
     Надя выглядела озадаченно.
     – Нас Елена Васильевна пригласила, – поправил Сергей Андреевич.
     – Понятно... – сказал Виктор. – Москвичи. Ну, давайте ребятки, – за молодых.
     Локально выпили и стали закусывать.
     – Только мы не москвичи, – пояснил Сергей Андреевич. – Мы местные. Просто старые друзья семьи.
     – Господи, – рассмеялась Надя, – а похожи на москвичей. Вы закусывайте,
закусывайте. А то мы вас совсем заболтали.

     Листопад поднялся во весь свой прекрасный рост и объявил: – Танец молодых! Желающие могут присоединиться.
     Неизвестно откуда полилась музыка. Молодых вытолкали в пространство между столов, и они начали бестолково топтаться, стараясь попасть в ритм забытого танго «Серебряная гитара». Немедленно подтянулась пара свидетелей, принялась изображать картинные испанские па.
– Пошли, пошли, – Надя потащила Виктора из-за стола, – Да поставь ты эту рюмку на место. Успеешь.

     Кто-то легонько похлопал Сергей Андреевич по плечу. Тот удивлённо обернулся.
     – Белый танец, – сказала Лада. – Извините за смелость.
     – Вот те на! – стушевался тот, отодвинул стул, встал.
     Лада по-хозяйски взяла Сергея Андреевича под руку и повела на танц–плац.
В ритм попали не примериваясь.
     – Ну, как вам всё это? – спросила она.
     – Отличная атмосфера, – с готовностью отвечал он. – Давно не был в молодёжной компании.
     – Ну уж, молодёжная. Но вообще ничего… забавно. Прямо-таки свадебный бал.
     – Во дни веселий и желаний я был от балов без ума, –  автоматом ответил Сергей Андреевич.
     –  Это ваши стихи?
     Он напрягся, пытаясь сообразить, где подхватил это ловкую строчку, не припомнил, ответил неопределённо:
     – Да какая разница чьи, главное – был без ума.
     Лада прилегла на мужественное плечо партнёра, каким–то влажным голосом пропела прямо в ухо:
      – Ну, уж ладно, был, – неожиданно перешла на «ты»: – Слушай, у тебя из уха волосы растут.
«Господи, надо ж рассмотрела», – Сергею Андреевичу стало неловко.
Лада потянула носом. «Господи, чего она там вынюхивает?» – уже с явным беспокойством подумал он.
 – Табак.
Не понял, – сказал Сергей Андреевич, а про себя подумал: «Что она там нанюхала, какой ещё «табак» – в ухе–то?»
Лада снова потянула носиком, и, словно в трансе, заворковала.
– Ты классный. Мне Ниагара так и сказала: он солидный и классный. Все классные мужики душатся «Табаком». Я вообще дешёвую парфюмерию презираю. И дешёвое бельё – тоже презираю. У меня отец – дипломат. Он душится исключительно «Табаком», а всё остальное – пре-зи-ра-ет.
– Надо же.
– Надо, надо, – она плотно, вполне по-хозяйски прихватила Сергея Андреевича. – Я действительно тебе нравлюсь? Я нравлюсь тебе как женщина? Только честно…
– Очень, – с неожиданной для себя лёгкостью сказал тот.
– И ты мне – очень. Ниагара точно сказала: он тебе понравится.
Последовала романтическая пауза, в течение которой они осторожно топтались на месте, пытаясь попасть в такт чувственному саксофонному соло.
– Кстати, мне не все мужики нравятся.
– Вот те на, – сорвалось у Сергея Андреевича.
       Лада невольную шутку не заметила.
– Бывают такие колхозные мужики – ты себе не представляешь. Я таких мужиков презираю.
«Далось ей это «презираю», – покритиковал он в душе партнёршу, но снисходительно покритиковал. «Ладно, все не без греха. Просто слово–паразит. Бывает. Зато девочка приятная. И какая смелая! Надо же – нравлюсь я ей! А, может, и правда нравлюсь, почему бы нет?»
Лада слегка ослабила хватку, что дало партнёру возможность  хореографической вольности. Он старомодно, но вполне уверенно развернул неожиданно податливую молодицу вокруг оси, ловко подхватил за талию, довольный удавшимся па оглядел народ и… почувствовал неловкость. Елена  наблюдала его этюды внимательными умными глазами, и было видно, что она этими этюдами озадачена. Поймав его взгляд, она спохватилась, взяла салфетку, помяла её в руках, положила рядом с тарелкой и повернулась к Лилиане. О чём-то с ней заговорила.
Отзвучал финальный аккорд. Сергей Андреевич с неловкой суетливостью проводил Ладу к весёлой парочке. Ниагара только что треснула рюмку спиртового напитка «Протос», который в народе высокопарно именовался «греческим коньяком», и, давясь смехом, ярко–алыми губами пыталась снять дольку лимона с вилки, которой Валдомиро поводил у самого её рта словно удочкой. Ниагара вызвала у Сергея Андреевича странно-двойственную ассоциацию: рыскающие движения ниагариной головы с вытянутыми вперёд губами, ослепительная кофточка, сплошь расшитая металлической чешуей, придавали ей сходство с большой рыбиной, в то время как сложная упряжь из цепей, цепочек,  ремешков, бус и разнообразных фенечек делали её похожей на цирковую лошадь. Улучив момент, когда Валдомиро отвлёкся на подошедших, она сорвала лимонную дольку с вилки, едва не пропоров верхнюю губу.
–  Да вы просто роскошная пара, – похвалил Валдомиро. – Глаз радуется.
Ниагара жеманно перегрузила недожёванную лимонную корку на вилку, устроила неэстетичную массу на край тарелки, закуковала:
– А я что говорила, а я что говорила!
Лада расплылась в самодовольной улыбке.
– А меня Валдомиро в казино пригласил! – без перехода сообщила Ниагара.
Сергей Андреевич галантно отодвинул стул, усадил Ладу на место. Неопределённо пробормотал:
– Ну, вот…
– Ничего не «ну вот», – давайте за наше знакомство выпьем, – Ниагара мгновенно наполнила рюмки спиртовым напитком, пошарила взглядом по столу, четвёртой рюмки не нашла, и бухнула порядочную порцию в фужер.
       – Это тебе, Андреич.
       – Да куда мне столько!.. – запротестовал тот.
       – Настоящий мужчина даме не отказывает, – Лада развернулась в пол–оборота к кавалеру, томно посмотрела на него снизу вверх.
– За дам, – Валдомиро встал, вывел локоток на уровень плеча, мгновенным глотком рюмку опорожнил.
Сергей Андреевич вздохнул, подумал «этак и напиться не долго», сделал скромный глоток и вознамерился было поставить фужер на стол.
– Настоящие мужчины «за дам» пьют до дна, – со странной жёсткостью сказала Лада.
– Серж, – укоризненно пропел Валдомиро, – я тебя не узнаю. За «дам», ведь!
Золотые протуберанцы полыхнули в опалённом спиртовой смесью мозгу Сергея Андреевича, мгновенные слёзы выступили на его глазах  и так же мгновенно высохли.
– Браво, – сказала Лада. – Лично я это оценила. А то бывают такие мужики… И вообще, неприятно в людях ошибаться.
 С ощущением хорошо сделанного и нужного дела Сергей Андреевич вернул фужер на место.
– Слушай, как бы тебя к нам пересадить, – Ниагара озабоченно порыскала выпуклыми глазами окрест и свободных пространств не обнаружила.  – Подождём, когда народ рассосётся…
– Опаздывать не надо было, – сказал Валдомиро. – Сели бы вместе, как люди. Ну да ладно – проехали…
– Ты там не особо засиживайся, Серж, – я девушка молодая, потанцевать всегда не против, – Лада положила тёплую ладошку на его руку, лежащую на спинке её стула, и слегка эту руку пожала.

     Сергей Андреевич в приятном возбуждении вернулся на место.
     – Ну и день, просто пряник медовый! – сказал он.
     Карагодин скептически хмыкнул.
     – Ты бы закусил, казанова.
     – Да ладно, – самодовольно хохотнул тот, – она мне в дочери годится.
     – Ну, это, положим, для тебя не аргумент. Ты бы о деле лучше думал, чем с юницами «Протос» трескать. Как, кстати, тебе Елена, произвела впечатление?
        – Слушай, такая интересная женщина! Такая, я тебе доложу, умница! Мы с ней так хорошо вчера пообщались. И главное, представляешь, я с ней говорю и чувствую, как будто она всю мою жизнь знает.
«А то, – внутренне усмехнулся Карагодин. – Чуть не час исповедовался вчера Лилиане на крыше,  – а она психолог о-го-го, – и ещё чему-то удивляется. Лильке кого-нибудь сосватать – слаще мёда. Тем более, лучшую подругу».
– Внимание, господа, – Листопад встал во весь свой прекрасный рост. – Наша московская гостья хочет сказать ещё один тост. Кавалеры ухаживают за дамами.
Карагодин толкнул друга в бок.
– Слушай, «твоя» говорить будет.
Елена поднялась с бокалом красного вина в сложенных гнёздышком ладонях.
– Ну, какая ж я гостья, я здесь родилась, школу закончила. Город этот мне родной. Хотя не была здесь … целую бездну лет. Но город делают люди. И вот, что я хочу сказать. Мне здесь, с вами очень хорошо. Столько добрых, красивых людей за нашим столом. Пусть у всех вас будет всё всегда хорошо. Я рада за Верочку, за Антона, за то, что их жизнь… – она на секунду замялась, – будет согрета вашей дружбой. И любовью. За всех вас. За всех нас!..
Слушали Елену очень внимательно, с очевидным удовольствием и выпили дружно.
– Умница, – подытожил Карагодин, – говорит, как пишет, – потянулся за сёмгой.
– Совершенно другой уровень, – радостно согласился Сергей Андреевич. – Это ж чувствуется.
Звучали тосты прочие. И если рот Сергея Андреевича не был занят ветчиной или же тарталеткой с грибной начинкой, или же маринованным огурчиком, он эти тосты азартно подвергал уничижительной критике.
– Не умеешь нормально мысль сформулировать, не лезь с тостами. И главное, все хотят острить. А не получается. Нормального, душевного слова сказать не могут.
– Сам и скажи, – предложил Карагодин.
– Господи, да как же я скажу. Я ведь никого толком не знаю. Не за Ниагару же сумасшедшую тосты говорить.
 – За Елену скажи.
–  Да что ж я скажу-то?! – испугался Сергей Андреевич.
– Да скажи что думаешь. Не чужой человек. Всю твою жизнь знает, – сам говорил.
– Ну, хватит ерунду пороть, – обижался тот.
– Тогда за меня скажи. А, впрочем, я и без тоста.
Карагодин наполнил стопки «Посольской».
– Хотя нет, давай за то выпьем, чтобы у вас с Еленой… получилось. Хватит, Сергуня, нагулялся. Пора тебе нормальную жизнь организовать. Я к вам в гости ездить буду. Надоело у Шерами кантоваться. А у неё всё-таки трёхкомнатная квартира.
– Не надо, – заржал Сергей Андреевич, – не надо к нам в трёхкомнатную! Мне бы от вас всех здесь отдохнуть.
– Ну, тогда я в Никольском жить буду.
– Где это – в Никольском?
– На даче у Елены. А вы ко мне приезжать будете. Чаи гонять.
– У неё ещё и дача есть? С чего это ты взял, что у неё дача?
– Лилька сказала. А почему бы и не быть, всё-таки старший юрист Мосдумы. У неё всё есть. Кроме… – Карагодин подмигнул другу лукавым глазком, – простого человеческого счастья.
– У меня у самого дача, чёрт бы её побрал, – сегодня еле встал, голова просто раскалывалась.
– А там не будет раскалываться, – там чаи с липовым цветом гонять будем.
– А может, ты и прав, – согласился Сергей Андреевич. – Когда-то ж надо нормальную жизнь наладить.
Выпили с сосредоточенными постными минами.
Валдомиро сигнализировал с другого крыла стола, приглашая к объединению. Ниагара пищала что-то маловразумительное. Лада смотрела волооко, магнетически, но как бы несколько мимо, в какую-то ей одной видимую даль.
«Похоже, набралась «дочка», – подумал Сергей Андреевич. – А вообще, хороша, чертовка. Жаль только, что глупенькая».
Листопад снова объявил музыкальный антракт. Народы оживились, поползли из-за столов.
– В бой идут одни старики, – скомандовал Карагодин. – Не ударь  в грязь лицом. Мне тоже размяться нужно.
Сергей Андреевич поднялся, но уже тяжеловато, – в крови бродили лишние промили алкоголя. На ватных ногах двинулся в сторону главного стола. Лилиана заметила его инициативу и радостно замахала полной рукой. Бранзулетки  на запястье разбрасывали новогодние радужные искры. Елена поощрительно, но с каким–то  научным интересом наблюдала за плавным дрейфом Сергея Андреевича в сторону этого блестящего маячка.
– Вот и он, вот и он, моего сердца чемпион! – веселилась Лилиана. – Присаживайся, пока место свободно, развлеки дам.
– Ни-ни,  никаких присаживаний! Я человек дисциплинированный. Полковник сказал – музыкальный антракт. Значит… – он попытался соорудить какую-нибудь достойную словесную фигуру, затруднился, и перешёл к делу, – двумя пальцами взял запястье Елены Васильевны, и она, чутко поддаваясь этому осторожному касанию, встала и поощрительно улыбнулась:
– Вы меня на танец пригласить хотите?
– Именно на танец, – опять Сергею Андреевичу захотелось выдать что–то очень ловкое, опять затея не удалась, и он просто сказал: – Очень хочу.
     – На танец пригласить! – поправила Лилиана и засмеялась. – Ты, Андреич, оказывается, такой у нас смелый.

    Сергей Андреевич вел Елену по залу, лавируя между прочими парами, и ему казалось, что они по залу «плывут», а все прочие топчутся. Справедливости ради нужно сказать, что обширный ресторанный опыт немолодого плейбоя включал набор хорошо отработанных танцевальных па, неизменно производивших впечатление на слабый пол. Престижная партнёрша мобилизовала подзабытые навыки, и дело шло на славу. Он сделал очередной очень эффектный поворот и чуть было не столкнулся с Валдомиро, вполне по-хозяйски обнимавшего в странно статичном танце томную Ладу.
 «Губа не дура», – с неожиданной завистью к другу подумал Сергей Андреевич.
Лада, разбуженная опасно-близким манёвром, провожала неотрывным взглядом отступающего мелкими галсами и словно защищающегося телом партнёрши своего недавнего кавалера.
– Приятный запах, – сказала Елена.
Сергей Андреевич сконцентрировался, понял, о чём речь, пояснил:
– «Табак». Французский одеколон.
Неожиданно увидел, как Лада из-за спины Валдомиро показала ему кулак. Сергей Андреевич ответил на шпанский этот жест укоризненной улыбкой. Почувствовал, что дурацкая выходка Лады ему неожиданно приятна.
– Я вообще дешёвую парфюмерию, э… презираю.
Елена вздрогнула своим чутким телом и отстранилась, уставившись на него округлившимися глазами.
«Господи, что я несу?» – ужаснулся Сергей Андреевич и деревянным голосом сказал: – Шутка. Разве можно презирать парфюмерию.
Она прыснула в ладошку, но тут же собралась и Сергея Андреевича ободрила:
– Ну, если вы человек сильных чувств, то можно.
     Через плечо он увидел нехорошую парочку, совершающую боевой разворот в их сторону. Валдомиро что-то говорил Ладе, и на её лице плавала странная ухмылка.
     – Ну вот, – сказала Елена, – вот и Верочка определилась… Думаю, ей с
Антоном повезло.
     Проказливая парочка также попали в сектор её зрения, она поиграла в воздухе пальчиками и послала им мимический привет. Валдомиро расцвёл улыбкой, Лада наморщила лобик, и – тоже улыбнулась.
     – Молодец ваш друг, такой спич ребятам закатил. Жаль, не слышали. Просто высший пилотаж. И всё это с таким чувством… 
     – Опыт, – отредактировал Сергей Андреевич. – Но и талант тоже... А Верочка и Антон,  давно они… ээ… знакомы? 
     – Со школы, – Антон ещё на выпускном сказал Верочке, – вот увидишь, мы с тобой поженимся.
     – Надо ж как бывает… – в его голосе прозвучала неожиданная нотка зависти. – А может так и правильно.
     – Вчера весь вечер вспоминали с Лилей День независимости.
     – Можно повторить, – с готовностью предложил Сергей Андреевич. – А что, программа отлажена.
     – Было бы здорово. Да не получится. Завтра уезжаю, служба.
     – Как уезжаете? – Сергей Андреевич вмиг протрезвел и почувствовал какую-то пустоту под сердцем. – А я думал, вы в отпуске.
     – Отпуск у меня в августе.
«Чёрт, чёрт, чёрт, – искренне досадовал Сергей Андреевич. – Раз в жизни встретишь хорошего человека, а человек – уезжает…»
     – Вы поездом?
     – Она кивнула.
     – Можно я вас провожу?
     – Только рада буду. Вагон 11. Да вы нас сразу увидите, ну уж Лилю во всяком случае.
     Сергей Андреевич засмеялся:
      – Это несомненно, – Лилиану не заметить сложно. («Цветы, пару шампанского», – параллельным и привычным курсом летело в голове. – А в августе… скорей бы август!»)

     – Молодца, – похвалил друга Карагодин, когда тот, усадив Елену, вернулся на место, – узнаю стиль. Чудесно смотрелись. Ну, что?
     – Что, что… Уезжает завтра. Поеду провожать!
     – Не проводить такую женщину было просто преступлением.
     – Против человечества! – закончил СА. – Ну что,  сольёмся с коллективом?

     Праздник перевалил апогей, потерял структуру и постепенно превращался в дружескую гулянку. Разогретый тостами и танцами народ мигрировал по залу, подсаживаясь к друзьям и знакомым. Кое-кто уже двигался на выход. Пользуясь этим, деятельный Валдомиро узурпировал пару стульев, и боевая пятёрка уселась вместе.
     – Ну что, наобжимался, предатель, – сказала Лада, и все заржали. – Бросил, бедную девушку.
     – Никого я не бросал, – добродушно парировал Сергей Андреевич. – И вообще, танцы дело тонкое, интимное… требует внимания к партнёрше.
     Закончив свою миссию, подгрёб Листопад. Поинтересовался, – что почём, какие планы.
     – Погуляли, пора и честь знать, – сказал Валдомиро – у меня заряжен стол в казино. Как раз на шесть персон.
     «Не пойду, – боролся с собой Сергей Андреевич, – знаю я, чем это кончается». А вслух сказал, – на чём поедем?
    – Минут через двадцать будет машина, – сообщил Валдомиро.      
     Девушки галдели: «Казино! Казино!»
    Сергей Андреевич прикидывал: банкет на исходе… пригласить Елену с собой… полная дичь. Она, естественно, сегодня останется с родственниками. В конце концов – завтра увидимся.
    – Уйдём по-английски, – сказал Листопад, – а то это дело растянется…
    «Верная мысль», – согласился Сергей Андреевич, – наблюдая, как Елена оживлённо воркует с новой роднёй. – Не до меня ей, хотя конечно…»   
     К главному столу подошла тётка в форменном ресторанном кителе, – метрдотель – догадался он. Елена и Лилиана поднялись и ушли с ней в служебные кулуары.

    – Давайте на посошок, – предложил Сергей Андреевич, оттягивая неизбежное решение.
     – Гуманная мысль, – поддержал Валдомиро.         
     Глоток «Протоса» Сергея Андреевича не успокоил. Он искал взглядом Елену, Лилиану, но… не находил.
     – Я в казино не пойду, – неожиданно сообщил Карагодин. – У меня встреча.
     – С Беллой? – подозрительно спросил Листопад.
     – С Беллой, с Беллой! – запищала Ниагара. – С кем же ещё! 
      Карагодин улыбнулся и развёл руками: ничего, мол, от вас не скроешь.
     Сергей Андреевич провёл повторную и бесплодную инспекцию, – но было похоже, что девушки появятся не скоро.
     «По-английски, оно конечно, хорошо, – колебался он, – но, всё-таки, как-то… неудобно».
     – Удобно, удобно, – насмешливо сказала Лада, глядя в растерянные глаза Сергея Андреевича, – я тебе точно говорю.
     «Господи, – внутренне поразился он, – что она – мысли читает?!»
     И тут же с юной ведьмой согласился: чего ж тут неудобного?
     К Валдомиро подошёл какой-то дядька, – спросил:
      – Вы такси заказывали? Ждёт.

*****

    На раскалённой платформе происходило медленное движение. Распрощавшись у дверей вагона с близкими, провожающие высматривали и находили их, уже стоящих в вагонном коридоре, и жестами продолжали бесконечный и бессмысленный прощальный диалог.
    Племянница Вера с юным усатеньким супругом, который как будто и не снимал свадебного костюма, Лилиана в развевающихся палевых шелках  кричали Елене какие-то прощальные пожелания,  но пыльное стекло вагонного окна звуков не пропускало. Прочих знакомых лиц не наблюдалось.
«Идиотизм какой-то, – раздраженно подумала Елена Васильевна, – лето, ведь, – чего они нас закупорили?» Поезд тронулся, стал набирать ход. Молодожёны быстро потерялись в толпе. Габаритная Лилиана просматривалась ещё некоторое время, затем и она  исчезла. За стеклом побежали грязные вагоны на параллельных путях, чахлые деревца, серые  окраины незнакомого, чужого города.
Елена Васильевна вернулась в купе. Солидный дядька в спортивном костюме доброжелательно пробасил:
        –  Ну, слава тебе, господи тронулись. Давайте знакомиться –                Павел Петрович.
Елена Васильевна представилась равнодушным, усталым голосом, присела на своё место. Вынула из сумочки потрёпанную книжицу Виктории Токаревой.
Дядька поскрипел полкой, заулыбался и вдруг спросил:
– А знаете, на кого вы похожи?
Елена подняла на него глаза и уже хотела сказать «знаю», но тот её опередил:
– Вылитая Ия Савина в молодости.
– Спасибо. (И про себя дополнила: «За то, что «в молодости», спасибо»).
– Ну, вы тут располагайтесь, а я пойду, покурю. Дома жена за этим делом такой контроль учинила…
Елена Васильевна переоделась, выставила на столик пластмассовую бутыль местной минералки, выложила пакетики с деликатесами, которыми её снабдила заботливая Лилиана, улеглась и открыла книжку.
Павел Петрович появился с проводницей и кипой местных газет.
Произвели вагонные процедуры: билетики, «чай будете?» и пр.
Елене Васильевне не читалось. Она положила раскрытую книгу на живот и стала смотреть на столбы, бегущие в зеркале купейной двери. Павел Петрович пошелестел газетами, побурчал что-то очень по-домашнему. Спросил:
– Не возражаете, если я радио включу? Так, на самую малость.
– Ради, бога. Всё равно не читается.
Павел Петрович слегка повернул коричневую бобышку регулятора громкости.
Противный голос закончил перечисление «станций на пути следования», зашипела магнитофонная лента.
«Концерт по заявкам», – тоскливо подумала Елена Васильевна и зарыла глаза.
Шип прекратился, и она стала проваливаться в вязкий вагонный сон. И тогда, совсем неожиданно, всенародный голос запел:
               
                – Мой голубь сизокрылый
                В окно ко мне не бьётся…

Елена Васильев улыбнулась, не открывая глаз, и эта грустная улыбка сделала её действительно очень похожей на известную киноактрису, повернулась к стенке купе, свернулась калачиком и стала думать о Москве, о том, что нужно делать ремонт, что всё как-то не так складывается, а кто в этом виноват неизвестно…
               
*****

     Сергей Андреевич метался по влажным от нездорового пота простыням и всё не мог покинуть пагубного капкана тягостного сновидения.
    По роскошным паркетам дворца неслись в бесконечной кадрили размалёванные куклы в неопрятных париках и всё толкали его, одетого в докторский халат, не давая пройти.
    На возвышении появился некто в чёрном бархатном халате до пят, расшитом золотой вязью, в круглой чёрной шапочке сплошь в золотых же завитках. Зал вскипел аплодисментом. Некто приветственно поднял руки, широченные рукава распустились, словно крылья огромной птицы, и Сергей Андреевич с испугом узнал… Валдомиро Глонти!
– Господа, – обратился он к притихшей толпе. – Только что вернулся из Узбекистана. Встречался с премьер-министром. Подписал роскошный контракт на поставку… риса! – Зал взорвался новым рукоплесканием. – Повсюду слышалось: « Рис!… рис!.. контракт!» – При слове «рис» Сергея Андреевича одолел приступ дурноты. – А это, – Валдомиро повёл рукавами-крыльями и повернулся кругом, словно записной манекенщик, – этот роскошный национальный наряд – его мне подарок! – Послышалось восхищённое шипенье: «Шикарно!.. кашемир!.. шика дам…» – И тут же:   «Стихи! Дворянское собрание ждёт стихов!»
Валдомиро самодовольно ухмыльнулся, прочистил горло и чистым юношеским голосом объявил:
– «Тангейзер и Венера», немецкая народная баллада!
Зал притих.

      Вам о Тангейзере рассказ
      Послушать бы не худо,
      О том, как с ним произошло
      Невиданное чудо… –

начал было декламатор, но сразу стал путаться, пропускать строки, пороть какую-то отсебятину. Сердобольные слушатели помогали ему громким шёпотом, пока он снова не нащупал нить повествования:

     – Ах, жизнь загублена моя, –

самозабвенно подвывал он, –

     В проклятом этом гроте.
     Молю вас: дайте мне уйти
     От вашей жадной плоти!

     – Тангейзер, вы в своём уме ль?
      Оставьте эти речи!
     Взгляните, брачная постель
     Зовёт к любовной встрече.

Тут Валдомиро декламацию решительно прекратил, отёр со лба капельки пота и обвёл зал победным взором.
     – Чёрт с ней, с брачной встречей! Перейдём от слов к делу. Беру на себя приятную обязанность объявить о том, что сейчас присутствующий здесь камер-юнкер двора его императорского величества Сергей Андреевич Азнавуров продемонстрирует  сеанс мануальной экстракции больных зубов! Организуемся, господа!
    И мгновенно Сергей Андреевич стал эпицентром событий: рядом с ним образовалась почтительная пустота, возник никелированный тазик на треноге, парики образовали спиральную очередь, и началось Великое Делание. Сергей Андреевич работал быстро и вдохновенно. Он брал голову очередника растопыренными пальцами с боков, ориентировал удобным образом, заглядывал в рот,  прихватывал порочный зуб через батистовый платочек, которые ему подавала неизвестно откуда взявшаяся Лилиана в наряде Организации Красного креста, покачивал его, примериваясь, а затем сильным и эффектным движением выворачивал его прочь.
     «Ой!» – вскрикивал излечённый. – «Ах!» – ахали члены собрания. – «Маг! Гений! Золотая голова!»
     – Приём окончен! – объявила Лилиана и полный окровавленных зубов таз куда-то унесла. 
     Затем покатила полная чушь. Вертелось колесо рулетки. Кто–то истошным голосом орал:
     –  Джек пот! Джек пот, блин!
Карагодин оттаскивал от рулеточного стола пьяную Ниагару, которая твердила, как бормотограф, одно и то же:
     – Дай мне фишку, я тебя умоляю, – дай мне фишку!
     Подходил официант с бутылкой вьетнамской водки на подносе. За мутным стеклом просматривалась скукоженная змейка.
     – Я эту гадость пить не буду! – визжала Ниагара. – Я буду пить «Кизляр», и только «Кизляр»!
      – Глупая, – увещевал Карагодин, ты только попробуй! Ты себе не представляешь, какая это вкуснотища!
      – Дай мне фишку, десятый раз тебе говорю! – долбила Ниагара.
      – Вы же сами заказывали, – обиженно нудил официант.
     Валдомиро, волшебным образом сменивший парадную чёрно-золотую робу на партикулярный пиджачок, раскрасневшийся, с галстуком, приспущенным, словно сине-белый андреевский флаг, с розовой сигаретой «Собрание» на нижней губе, вдруг крикнул:
     – Карте место! – сорвал экзотическую бутылку со стола и свернул винтовую пробку. – Это же эликсир, умалишённая!
     После эликсира Сергея Андреевича настигло опустошение.
     – Ну, как она себя чувствует? – приставал Карагодин.
     – Кто «она»? – не понимал тот.
     Все ржали как сумасшедшие.
     – Не кто, а что! Как твоя печёнка поживает, ковбой?
     Чья-то душистая рука с нефритовым браслетиком на запястье обняла его сзади за шею, и вдруг сжала горло с нечеловеческой силой.
     – Пусти!.. – сипел Сергей Андреевич, вцепившись в эту страшную руку и пытаясь от неё освободиться. – Пусти!..

– Пусти! – ударил ему в ухо чей–то испуганный визг.
Сергей Андреевич пробудился мгновенно, словно ошпаренный кипятком. Его мощные лапы и в самом деле стискивали железной хваткой красивую дамскую руку. После короткого ступора он проследовав взглядом плавную геометрию конечности и уткнулся в серые детские глаза, полные неподдельного испуга.
     – Что, не узнаешь? – Лада восставала из пепла как птица-феникс. – Руку бы отпустил, неврастеник.
    Сергей Андреевич с трудом разжал окоченевшие от напряжения пальцы.
     – Не узнаёшь, не узнаешь. Лада меня зовут. Как уж тут узнать. Весь макияж ночью слизал, маньяк противный. А теперь не узнает!
     – Лада… – машинально сказал Сергей Андреевич.
     – Не Лада, а Ладушка!
Она залилась каким-то квохтающим смехом, порхнула со взбитых простыней, прошлась по комнате, демонстрируя завидные формы и собирая свои разбросанные по ковру аксессуары. И исчезла в направлении ванной комнаты.
Сергей Андреевич, закрыл глаза, сосредоточился, и фрагменты странных картин вчерашнего дня вдруг сложились в  больной его голове в мрачное эпическое полотно, в центре которого располагалась фигура подруги Лилианы, старшего юриста Московской городской думы Елены Васильевны Марковой. «Боже, какой же я идиот! Такая женщина!.. Боже, как стыдно-то», чуть не застонал он.
Лада, намарафеченная и облачённая в шёлковое кимоно хозяина квартиры появилась в дверном проёме, толкая перед собой столик на деревянных колёсиках. На нем, в окружении разнообразных закусок, стояла бутылка вьетнамской водки со змейкой внутри.
– Ну что, болеешь, кавалер. Сейчас лечиться будем.
– Это ещё откуда? – не очень дружелюбно спросил он, уставившись на водку.
– Из казино, откуда ж ещё. – Ну, ты даёшь, ковбой. Ничего не помнишь. Ты хоть помнишь, сколько вчера продул?
– Не помню, – честно признался тот.
– Ты вообще всё, что было, продул.
– А это… откуда?
– Оттуда! У бармена в долг взял, вот откуда. Ты, вообще у него целый пакет алкоголя набрал. Сегодня деньги обещал вернуть, дурында.
«Вещий сон, – по спине пополз холодок. – То есть, наоборот… а что, наоборот? Я, что ли, вещий, получается?»
– Кстати, спасибо за подарок, – Лада поиграла в воздухе бронзовой статуэткой «Смеющегося Будды». – Чтоб нам так жить, гуляка. 
Она заботливо придвинула столик к изголовью больного, налила змеиной настойки.
– Не болит голова у дятла, – ни к селу, ни к городу сказала она.
Исполняя обычаи гостеприимства, Сергей Андреевич заставил себя чокнуться с Ладой, как ни в чём не бывало свежей и словно умытой росой, и тут же понял, что сделал неверный шаг. Поморщился.
– Слушай, а пива там нет?
– Там всё есть, – отрапортовала она. – Сейчас принесу, алкоголик.
Лада появилась с банкой «Туборга», рванула колечко, словно чеку гранаты, слизнула горку поднявшейся пены, театрально протянула банку в направлении Сергея Андреевича и пошла на него, раскачивая добротными бёдрами и до неприличия фальшиво напевая:
       
Мой голубь сизокрылый
Забыл про день вчерашний.
Мой голубь сизокрылый,
А был почти домашний!