Время Гёте. Глава 7. Прометей. Годы в Веймаре

     Знакомство Гёте с Лафатером и Якоби и изучение Спинозы навели на занятия религиозными темами, особенно интересуют его вопросы о происхождении религиозных учений и эти занятия отразились в его произведениях того времени. Он пишет сатирические шутки, в которых критически относится к распространённым в то время как ему кажется неправильным религиозным представлениям. В этот же период своего творчества, Гёте планирует написать драмы Магомет и эпопеи Вечный Жид, но планы не были осуществлены, а были написаны только отрывки.
     Многие поэты нового времени любили возвращаться к мифам античного мира, особенно к греческому сказанию о Прометее. Их представлениям об индивидуализме, о могучей силе человеческой личности, о безграничных стремлениях и задачах человеческого духа говорил греческий миф  о титане Прометее, потомок древнего рода богов, который похитил у Зевса божественный огонь и передал этот огонь людям на их благо и был за это прикован Гефестом к скале по приказанию громовержца. Прометей для новых поэтов является самоотверженным борцом за человечество и его цивилизацию, его сопротивление Зевсу представляется им благородной, святой дерзостью и отвагой. В литературе конца XVIII и начала XIX века Прометей был так же популярен, как и всякие другие образы протестантов, созданные поэтическими сказаниями прошлого. "Я восторгался Прометеем Эсхила, ещё будучи мальчиком", пишет Байрон к Мюррею;- "это была одна из тех греческих драм, которую мы читали трижды в год; в самом деле Прометей, Медея  да ещё Семь против Фив были теми греческими пьесами, которые мне всегда очень нравились. Прометей не выходил у меня из головы, и я допускаю его влияние на все, что я когда либо писал." Прометею Байрон посвятил прекрасное стихотворение, в котором он обращается к нему, как к представителю самых благородных и возвышенных стремлений человеческого духа. Другой одарённый английский поэт Шелли, рано погибший приятель Байрона, написал на эту тему целую лирическую драму, в которой греческий герой является сродни самым смелым и отважным отрицателем нового времени.
    Прометей в фрагменте Гёте также самобытный, дерзкий титан, который с помощью Минервы, независимо от Зевса, творит людей и помогает им устроиться на земле. Грозно звучит его заключительный монолог против Зевса: "Мне, почитать тебя? За что это? Облегчил ли ты кому-нибудь страдания, осушил ли ты когда-либо слёзы скорбящего? А меня не сотворило ли мужем всемогущее время и вечная судьба- мои и твои владыки? - Или ты воображал, что я возненавижу жизнь и убегу в пустыню оттого , что не осуществляются все радужные сновидения? - Здесь сижу я, создаю людей по моему образу, - поколение, которое подобно мне будет страдать и плакать, наслаждаться жизнью и радоваться, которое подобно мне не будет чтить тебя".
Во фрагменте Гёте, проникнутом неукротимым титаном, сквозит влияние Спинозы.
Прометей не подчиняется богам, потому что он признаёт высшую силу, высшее начало, которой повинуется и от которой зависит все существующее. Когда Меркурий упрекает его в неповиновении богам, Прометей говорит ему о них: "вы - бесконечные? Вы всемогущие? А что можете вы? Можете вы все небо и всю землю сжать мне в кулак? Или разлучить меня с самим собой, или расширить меня в целый мир?" Он склоняется перед необходимыми мировыми законами, которых не может изменить ни он сам, ни Зевс, которых вечное течение не может быть нарушено прихотливой волей какого-нибудь Меркурия.
     Прометей Гёте показан ещё с одной стороны как художник, который наслаждается
процессом своего творчества, формами, он погружён в художественное воспроизведение своего подобия, своих идей. И эта сторона обозначена в нем резче, чем в аналогичных ему произведениях, этой стороной он ещё ближе подходит к самому Гёте, который сам объясняет происхождение "Прометея" отчасти тем страстным желанием творить.  Во втором действии фрагмента "Прометей", следует указать на то, как вплетены модные в то время идеи об естественном быте человека и вопрос о личной собственности. Устами Прометея Гёте признает принцип личной собственности. Один из первобытных людей, созданных Прометеем, по его указаниям строит себе хижину и потом спрашивает у своего творца, все ли его братья имеют право в ней жить. Нет, отвечает Прометей, ты её выстроил для себя, и она твоя. Ты можешь разделить её с кем хочешь. Кто хочет обитать под кровом - пусть строит сам для себя. Та же мысль получает дальнейшее развитие в следующей сцене.
     "Прометей" Гёте был написан осенью 1774 года, незадолго после свидания его с Якоби и на первых порах его изучения пантеизма Спинозы. В Спинозе Гёте находил самого себя, его философия способствовала во многом душевному успокоению, она дала готовые формы для философских воззрений Гёте.
     Осенью 1775 года Гёте принимает приглашение герцога Саксен-Веймарского и переселяется в Веймар, который с этих пор становится его постоянным местопребыванием. С этого времени начинают стихать юношеские порывы Гёте, правда ещё впереди остаются несколько бурных лет веймарской жизни, где он предаётся вместе с молодым герцогом необузданным выходкам и шуткам дикого гения. Отступает меланхолическая сентиментальность, которая присутствовала и временами находила на  него в 1772-1773 году, проходит та "вертеровская" лихорадка, которая в то время подчас наводила его даже на мысль о самоубийстве.
     Веймар в конце XVIII и начале XIX века слыл немецкими Афинами. Это был самый крупный литературный центр того времени. Веймарский двор был магнитом около которого в последних годах XVIII века сошлись все литературные светила того времени: Гёте, Шиллер, Виланд, Гердер и многие другие писатели менее известные. Со стороны тамошнего герцога находили благосклонный приём художники, учёные и разные другие литературные известности, которые посещали Веймар.
    В первое время жизни Гёте в Веймаре, этот город сделался как бы резиденцией всех бурных гениев, которые стекались к своему лидеру - Гёте и к его высокопоставленному покровителю - Карлу Августу, который также был увлечён новомодным течением и предавался с молодым поэтом диким шалостям. Первое время Гёте, охваченный новой обстановкой, кружился в вихре бурных, шумных развлечений. Организовывал придворные торжества и руководил всякими празднествами, играл в любительском театре, участвовал в маскарадах, придумывал весёлые экскурсии по окрестностям и увлекал за собой вместе с герцогом всех окружающих в свои затеи и гениальные выходки. Гёте пьёт жадными глотками чару жизни. Как истинный поэт, он должен сам с собою познакомиться с его сложными и разносторонними явлениями.
    "Эта пестрота, этот круговорот бытия доставляет мне истинное наслаждение. Досады, надежда, любовь, труд, нужда, приключения, скука, ненависть, дурачества, глупости, радости, неожиданности и нечаянности, мелочи и глубина, притом - как попало, вперемежку с праздниками, танцами, погремушками, шёлком и блёстками, - все это презанятная вещь!" К этому присоединяется новая страсть и самая продолжительная страсть Гёте, его любовь к мадам de Stein...
    Но бурное препровождение времени не мешает Гёте обобщать пережитое и анализировать свои впечатления. Его увлекают не столько сами увлечения, сколько постоянная смена ощущений, образы этих бурных сцен в которых он принимает участие.
    Эти бурные порывы понемногу улеглись, Гёте успокоился, а между тем полученные за это время впечатления отливались постепенно в художественные образы. Гёте уже освободился от вертеровской меланхолии, и в этом помогло ему изучение Спинозы. Наступило время веймарской жизни, когда Гёте вообще прощается с своей юностью. Он перебесился и с формировался как зрелый мужчина, окончательно утихают его мучительные колебания и душевный разлад. Естественно, его не покидают глубокие сомнения, которые глубоко сидели во всем мировоззрении той эпохи. Для Гёте настают годы полной зрелости.
   
     Веймар служил Гёте местопребыванием с 1775 до 1832 года, до самой его смерти.
     В истории обычно встречаются литературные центры, которые совпадают с центрами политической и общественной жизни. Это естественный порядок вещей. Литературное движение может успешно развиваться там, где общественные силы имеют наибольшее значение, где сталкиваются различные общие интересы, где сама жизнь представляет наибольшее разнообразие в своих направлениях, наибольшее богатство в своих формах. Возникновение литературных произведений, художественных полотен подчиняется закону спроса и предложения. Там где сосредотачиваются силы нации, где концентрируются и кипят их культурные элементы, там находит и поэт материалы, необходимые для своих творений и вместе с тем потребителей для своего товара. Публику, которая нарасхват разбирает продукт литературного рынка. Такова была роль Афин в V веке, роль Рима во времена Августа, роль Парижа для Франции в течение трёх столетий начиная с XVII века. В Германии конца XVIII и начала  XIX века не имела не только политической жизни, но и вообще лишена была политического центра, развитой общественной жизни и интересов.
     Нация раздроблена на мелкие политические территории и разобщена. Поэтому это способствовало  развитию искусственных литературных центров под покровительством отдельных дворов и не имеющих тесных связей с жизнью всей нации.
     Таким искусственным литературным очагом оказался Веймар. Сюда стекались во всем изобилии литературные силы того времени, привлекаемые дилетантизмом двора, личностью нового немецкого мецената - Карла Августа. В небольшом городке, не имевшем ни политической жизни, ни торговли, ни даже университета, столпились великие таланты того времени.
     Меценат-герцог обладающий своими очень незначительными средствами, старался обеспечивать материальное положение веймарских писателей, которые таким образом имели гарантию не свалится на самое дно. У них был досуг и уединение, - последнее сколько душе угодно. Подобный образ жизни подходит для кабинетного учёного, математика или естествоиспытателя и конечно такая мирная веймарская обстановка не благотворно влияла на "учёные" занятия Гёте. Для поэта нужно кое-что другое, чего не давал Веймар. Он должен изучать жизнь своего народа, общества. Необходимы самые разнообразные столкновения с реальностью, жизненной действительностью. Этого не мог дать Веймар, город который предлагал только жалкие реалии провинциального быта и исключительно нравы небольшого немецкого двора. Постоянное прозябание в одних и тех же замкнутых кружках, пребывание в тесных сферах местной придворной обстановки ограничивало кругозор писателя. Против своей воли, был втянут в мелочи, дрязги и сплетни провинциального захолустья. Приучался смотреть на весь мир через душную атмосферу немецкого городка и становился близоруким по отношению к большим, масштабным историческим задачам своего времени. Такое же печальное положение сильно ощущали и Шиллер, и сам Гёте. Шиллер пишет в 1804 году после того, как он побывал в Берлине: "Я чувствую потребность пожить для большого круга; мои драматические сочинения должны действовать на мир, а здесь я нахожусь в таких узких и тесных отношениях, что представляется каким то чудом даже и то, что я ещё могу творить что-нибудь для мира.". "В сущности, в нашей Германии ведём мы жалкую изолированную жизнь", говорил Гёте. Он завидует французам, у которых есть Париж, куда съезжаются в одно место лучшие умы большого государства и упражняют свои силы в постоянной взаимной конкуренции. Где выставлено все лучшее из всех областей искусства, где каждый мост и каждая площадь напоминают великие события и каждая улица связана с каким-нибудь моментом из истории. Париж, где в течение трёх поколений такими личностями, как Мольер, Дидро, Вольтер, было выпущено в обращение столько остроумия, сколько не найдётся не в одном центре существующего на тот момент мира.
    Веймарские писатели группировались около провинциального двора, имели определённые должности при дворе и получали от него субсидии. Поневоле эта ситуация ставила их зависимость от тесной связи с двором. Есть у Карамзина Н.М. такие строки в "Письма русского путешественника", которые явно показывают его досаду: "Наёмный слуга немедленно был отправлен мною к Виланду, спросить, дома ли он. - Нет, он во дворце. - Дома ли Гердер? - Нет, он во дворце. - Дома ли Гёте? - Нет, он во дворце". Большинство произведений веймарских писателей написано, можно сказать не для общества и публики, а для придворного литературного кружка, который был их основным критиком и потребителем.
     Веймарский театр, в котором ставились пьесы Гёте и Шиллера, посещался в основном избранной публикой которые  и являлись зрителями, то есть теми же придворными литераторами. Единственными освежающим, живым зрителем в этой театральной публике были студенты, приходившие иногда из Йена. Йен небольшой университетский город, знаменит своим университетом , открытый ещё в 1558 году.
Шиллер был в высшей степени удивлён, когда после представления его "Мессинской невесты" при выходе из театра столпившаяся публика приветствовала его восторженными криками. Но это не были жители Веймара, а те же йенские студенты, молодые люди, ещё не опошлившиеся в филистерской будничной обстановке бюргерского быта. Здесь в Веймаре светила первой величины - Гёте и Шиллер, давили остальных   силой своих дарований этим самым не давали хода другим менее самобытным деятелям литературы. Веймарская эпоха жизни Гёте, длилась 57 лет, и этот период является главным образом редактором своих впечатлений, мыслителем, теоретиком. Очень важно, что он стал учёным, естествоиспытателем. Естественные науки оживляют его теоретическую деятельность. На научную деятельность Гёте, его пребывание в Веймаре имело положительно благотворное влияние. Оно доставляло ему необходимый для этого досуг, уединение. В то же время имели дополнительные средства - встречи и обсуждения с учёными, пользоваться необходимыми инструментами - были для него доступны как для высокопоставленного деятеля. С другой стороны эта жизнь и пребывание на Рейне, поставила его в придворное окружение и отдалило его от живого непосредственное общение с разносторонними общественными людьми. Эта жизнь заразила его неприступностью и важностью государственного человека...
     Несмотря на это, можно только восхищаться удивительным природным дарованиям Гёте и Шиллера, которые дали им возможность, учитывая их окружающую неблагоприятную атмосферу, создавать такие великие произведения. Эти произведения для Германии стали общим национальным достоянием и сблизили между собой в литературной области политически разобщённые слои немецкого народа.