Гримасы рыночной любви. Вынужденное переселение

Вынужденное переселение
Чтобы не раздражать Оксану, поселил детей отдельно, в своей квартире, которая освободилась. Я перенёс с ними часть мебели, а самое необходимое у них было, о чём тоже позаботился. Детей постоянно контролировал, смотрел, чтобы в квартире были чистота и порядок.
Было начало августа. Казалось, что Оксана немного успокоилась. Но так только казалось. Грозовые тучи надвигались незаметно, и основные скандалы были ещё впереди. Но я об этом не думал. Хотела Оксана или нет, но для меня теперь на первом плане были дети, хотя я и не всегда в полной мере мог уделить им внимание.
Много проблем у меня было с дочерью. Она очень многое, к сожалению, взяла от матери и поначалу была лентяйкой и неряхой. Я заставлял и учил её готовить. Для неё это было сущим наказанием, и я всегда говорил, что выйдешь замуж, и муж каждый день будет надевать тебе казаны на голову. Люда как-то так умудрялась готовить, что её блюда чаще всего были невкусными. Что бы она ни готовила, оно или сбегало, или подгорало. Помыть посуду тоже было для неё сущим наказанием. А однажды я вынес мусорное ведро. Высыпая мусор в контейнер, увидел в нём грязные ложки и вилки. Люда их просто выбросила, лишь бы не мыть. Много посуды нерадивая дочка умудрилась и побить. Когда она мыла её, то складывала горкой. Горка наклонялась, начинала съезжать и оказывалась на полу. Битую посуду Люда отфутболивала под ванную и снова слаживала посуду горкой.
Несколько раз находил у Люды под подушкой куски хлеба. Я не понимал, почему она так делает, но вскоре до меня дошло – про запас, так как у мамочки она не доедала. Я сам в армии первое время носил хлеб с сахаром в кармане, так как не наедался, и очень завидовал двухметровым парням, которым за отдельным столом давали двойную порцию. Поэтому наряд на кухню был для меня наибольшим счастьем.
Природного газа тогда в городе ещё не было. Готовили еду мы на баллоном газе или на электроплитке. Даже что-либо подогреть для моей Дикой Розы было большой проблемой. У неё или не тушились спички и прогорала клеёнка на подоконнике, или загоралось полотенце, которым она снимала миску с едой с огня. А однажды у Люды взорвался маленький кипятильник, так как она забыла в чашку налить воды. Я промолчал и, скрепя сердце, купил новый. Во второй раз Люда сделала ещё лучше: она вместо вилки электроплитки всунула в розетку вилку кипятильника. Результат не заставил себя ждать: и этот кипятильник взорвался и прожёг кухонный стол. Больше кипятильники я не рисковал покупать. Следующей могла быть квартира.
Вадим был более серьёзным парнем. Он, если что-либо делал, то делал это основательно. Учился хорошо, правда, приносил и двойки.
У Люды были проблемы и с психикой. Иногда она рассказывала, как воспитывала её мать с помощью рукоприкладства, приговаривая: «Терпи и молчи. Партизаны тоже терпели, когда их били фашисты». Люда почему-то себе внушила, что она некрасивая и ей тяжело будет выйти замуж. Пришлось бороться с её заниженной самооценкой. Я повёл её к психологу. Несколько раз Люда ходила к нему без меня, взяв с собой и подружку. Меня психолог выгнал, сказав, что у меня всё хорошо, и я по головам пройдусь, но добьюсь своего. С Людой ему пришлось повозиться. Напоследок психолог немного погадал Людмиле, и, что самое удивительное, всё сбылось так, как он сказал.
Я уже говорил, что Оля, мать Люды, была помешана на таблетках. При любом недомогании она знала лучше врачей, какая таблетка нужна. Наверное, это тоже передалось и Людмиле. Она часто пропадала в больнице, постоянно на что-то жалуясь. То у неё болит желудок. Кислое, солёное, жареное, перчёное ей нельзя. То у неё кружится голова, и она чуть ли не падает в обморок. То у неё по женской части проблемы. Приходилось быть и папой, и мамой, и врачом, и уборщиком.
Вообще же дети жили мирно, хотя Вадим и недолюбливал сестру. Сказывалось их длительное раздельное воспитание, как и отсутствие всякого воспитания. С Дикой Розой я больше намучался, чем с сыном, однако всегда старался добиваться своего.
Оксана не очень интересовалась жизнью моих детей. Она часто повторяла, родные есть родные, а эти вырастут и спасибо не скажут. У неё на первом месте были собачки, попугайчики и многочисленные друзья. Я же никогда не ждал от детей благодарности. Я считал, что должен их поднять на ноги, потому что это мой долг. Потом такой же долг у них будет перед своими детьми.