Время Гёте. Глава 4. Гёц фон Берлихинген

За три года до появления в печати драмы "Гёц фон Берлихинген", в 1770 году, был написан трактат, на то время известным немецким юристом Юстусом Мёзером "О кулачном праве". Во времена кулачного права, по мнению Мёзера, немецкий народ отличался наиболее развитым чувством чести, физической силой и национальным величием. Мёзер писал, что сила и умение ею пользоваться всегда останется существенным преимуществом, что люди всегда будут прибегать к силе в случае оскорбления. Кулачное право - было право частной войны. Плуг был свят и неприкосновенен, проезжий на большой дороге находился в такой же безопасности, как и крестьянин за своей изгородью, если он только сам не нападал. В те времена никто не смел носить оружие. Враждующие стороны должны были за несколько дней до схватки послать друг другу вызовы и после этого спокойно проехать по большой дороге подобно другим путешественникам, в противном случае могли накликать себе большие неприятности в случае нарушения установленного земского мира. Когда дело доходило до стычки, то исход решался личной силой, мужеством и ловкостью.
     Мёзер пришёл к заключению, что старое кулачное право, несравненно более разумнее современного международного права. Его взгляд довольно распространённый в семидесятых годах 18 века для того передового общества. Взгляд на неиспорченную старину и зарождением идеалистов, их теорий о народности. Мысли, высказанные Мёзером, лежат и в основе "Гёца фон Берлихингена".
     В этот период жизни Гёте в Страсбурге и Франкфурте, им овладело настоящее сочувствие к средним векам, к немецкой старине, к готическому искусству, от которой он окончательно отрешился в лучшие дни Веймарской жизни, во время своего знакомства с Шиллером.
     Зимою в 1771 году, Гёте прочитал автобиографию рыцаря Гёца фон Берлихингена, которая легла в основу его драмы. Это наивные и во многом интересные мемуары рыцаря XVI века, одного из последних могиканов феодализма. Жизнь и идеалы человека, который родился с опозданием, не в своём веку, человек который стремился к задачам, для которых уже давно прошла историческая очередь. Гёц настоящий средневековый рыцарь, который на весь мир смотрит с точки зрения удалых выходок, схваток, драк, для которого частная вражда с соседями - его природная стихия, который свято держит своё слово и ненавидит горожан - представителей нового общественного строя и нового порядка и понятий. Вся его деятельность, несмотря на нравственную высоту его характера, на его феодальное благородство, не принесла пользы ни ему, ни другим. Он хвастается, что со своим единственным кулаком, так как другой у него был отрублен, он шестьдесят лет вёл драки, споры и войны. Это личность, отжившая для своего времени, непонимающая его требований, личность достойная сожаления и ненужная.
      Совершенно иначе, с точки зрения своего времени, взглянул на Гёца Гёте.
Великого поэта в автобиографии Гёца поразило правдивость, благородство, верность слову рыцаря, его поразила самобытность Гёца. В нем Гёте увидел представителя благороднейших нравственных стремлений, погибающего в веке лжи, хитрости и слабодушия. Все симпатии Гёте были на стороне рыцаря. Напротив того - в тот период исторический 16 век, который как бы возвышали новый строй с его новыми общественными отношениями, он видит регресс и упадок, и постепенное падение Германской империи.
      В "Гёц фон Берлихинген" автор представляет целый ряд разнообразных сцен из общественной жизни XVI века. В его драме быстро перемежаются картины домашней обстановки феодалов с изображениями их воинских подвигов вне замка, яркие обрисовки придворного быта князей с эскизами из жизни горожан и крестьян, с эпизодами из крестьянских войн XVI века, а также судопроизводства того времени.
"Я покидаю тебя в развращённом мире", говорит умирающий Гёц своей жене."Настают времена обмана, которому предоставляется полная свобода. Негодяи будут управлять своей хитростью, и доблестный человек попадёт в их сети...Свободы, свободы!"-"Благородный муж", произносит Мария,"горе столетию, которое тебя отвергло. Горе потомству, если оно тебя не оценит".
     Успех "Гёца" в те времена был необыкновенным. С лёгкой руки Гёте вошли в моду драмы и романы из средневекового и рыцарского быта, которые быстро наводнили сцену и литературу того времени. Некоторые предприимчивые издатели предлагали написать с дюжину подобных произведений, предлагая ему очень выгодные гонорары. Гёте, разумеется, отказался от этих предложений, так как его благоприятная материальная обстановка позволила избежать "когтей издателей- эксплуататоров" и незавидного литературного батрака. Понятно, что он  исчерпал в этой драме все, что средневековая жизнь представляла для него интересного. В его голове уже занимали другие темы и задачи.
     В 1774 году "Гёц" был поставлен на берлинской сцене и пьеса шла шесть дней подряд, что для того времени было необычайным успехом.
     Разумеется, "Гёц" пришёлся не к двору Фридриха Великого, а так же не по вкусу приверженцам старых теорий и правил. В то время Фридрих в своих литературных понятиях придерживался взглядов и учений Вольтера. В 1780 году он написал сочинение о немецкой литературе, где, в доказательство того, как слабо развит в Германии литературный вкус. Фридрих приводит в пример успех Шекспира на немецкой сцене:"Отсутствие вкуса и правил у Шекспира, ему можно простить, принимая во внимание грубость нравов в Англии XVI века; но вот в Германии ещё недавно появился "Гёц", отвратительное подражание невыносимых английских пьес, и эта пьеса пользуется самым искренним сочувствием немецкой публики."
     На защиту "Гёца", против нападок прусского короля выступил юрист Юстус Мёзер. В сочинении своём "О немецком языке и литературе", Мёзер высказал свои замечания:"Намерение Гёте было представить нам ряд картин из национального быта наших предков и показать нам, что мы можем создать, бросив чопорных фрейлин и проницательных наперсников старой драмы. Автору ничего бы не стоило при помощи потёртой любовной истории навязать своему произведению все три единства и свести его к одной теме. Но Гёте пожелал остановиться на частностях, и эти частности стоят у него в связи так, как выставленные рядом пейзажи великих художников. И если автора никто не может упрекнуть в том, что он погрешил против колорита и костюма, то его судят совершенно несогласно с его собственным отношением к предмету, когда обвиняют в том, что он не писал для двора и не создал правильного целого. "Гёц" не понравился королю, потому что это- блюдо, которое обожгло ему нёбо и не годится для его стола."