Зазеркалье, гл. 23. День рождения жизни и любви

     Выйдя из дверей госпиталя, Андрей на минутку остановился у крыльца, и с наслаждением подставил лицо легкому ветерку. После операционной пропитанной болью, страданием и запахами лекарств, свежий осенний воздух казался ему необыкновенно чистым и приятным.
     – Ну что, коллеги, теперь нужно бы нам событие это как следует отметить, – оглянулся он на вышедших вслед за ним Бориса и Валерию. – Не каждый день так подфартит – добыть из тела пациента гранату на боевом взводе и при этом остаться в живых! Боря, давай-ка заедем в магазин, наберем того-сего. Лера, ты ведь не против?
     – Зачем противиться приятному? – устало улыбнулась она, – я не против. 
     – Это лишнее, Андрюха.  Дмитрий с Алексеем избавили нас от этих хлопот и обо всем уже позаботились. А наше дело барское – благополучно прибыть на место, как следует искупаться в почестях и славословиях, напиться, наесться, и, наконец, отоспаться, – рассмеялся Борис. – Кстати, у меня созрело дельное предложение: чур, я за рулем и едем на моей машине. А твой «броневичок» пригонит водитель начальника госпиталя. Я договорился, – поднял он ладонь, увидев кислую гримасу на лице друга. – Ты Андрюха слишком уж любишь на джипе своем гонять, только сегодня тебе лучше отдохнуть. Да и мы целей будем, – хохотнул он, и, предваряя недовольную реплику готовую сорваться с губ Андрея, повернулся к Лере, – я шучу, конечно. Андрюха у нас высококлассный водитель. Мастерство маневра и вождения шлифовал не где-нибудь, а на поле боя под пулями да снарядами. А там пошустрей надо. Вот и вошло в привычку. К тому же, всем в одной машине и ехать приятнее будет. А?
     – Да согласен я уже, что ты меня уговариваешь, Боря!
     Когда автомобиль, проехав по лесной дороге, наконец, остановился у Центра, их встретили радостными возгласами и объятиями высыпавшие во двор Илья, Алексей, Дмитрий, Анна, Павел и дед Серега. Грач и Фугас внесли и свою лепту во всеобщее ликование, поминутно путаясь у всех под ногами.
     – Знакомьтесь, это Лера, – представил Андрей Валерию, – без нее мы вряд ли смогли бы справиться.
     – Кто... Вера? – не расслышав, ахнула про себя Анна, изумленно глядя на красивую женщину со спокойным и доброжелательным лицом, – но как же... Ведь Вера погибла. Или...
     – Лера, или Валерия, – как вам больше нравится, – улыбнувшись, произнесла женщина мягким низким голосом и протянула руку Павлу, затем Илье и деду Сереге, после чего направилась к Анне стоявшей чуть поодаль.
     – Так вот в чем дело... – думала Анна, глядя во все глаза на приближающуюся женщину. Все что происходило в последнее время между ней и Андреем, теперь сложилось в отчетливую картину. Анна не знала как выглядела Вера, но сейчас увидев перед собой Валерию, она вдруг поняла, что и своим именем, и профессией, и возможно даже внешностью, Валерия могла живо напомнить Андрею безвозвратно утраченную им Веру. Единственную женщину, которая продолжает жить в его сердце столько лет.
     – Бог мой, как же он смотрит на нее... На меня так не смотрел даже Петр... Во взгляде Петра были и тепло, и забота, и нежность, однако всегда присутствовал покровительственный оттенок. Да это и понятно. Он ведь был старше, ему в детстве всегда приходилось защищать меня, «мелкую».
Она попыталась вспомнить, а что же было в глазах Андрея, когда он смотрел на нее и... ничего, кроме понимания и обычного человеческого тепла не вспомнила. Невольно она перевела взгляд на Дмитрия. В его взгляде устремленном на нее было столько нежности и любви, что по телу ее снова пробежала легкая дрожь, как тогда у родника.
     – Анна, я рада, что оказалась не единственной женщиной в этом суровом мужском коллективе, – вернул ее к действительности голос Валерии. – На «ты»? – она протянула Анне руку.
     – Я тоже рада, – улыбнувшись, ответила рукопожатием Анна. – Конечно, на «ты»! Еще больше рада, что вы все живы. И парень тот жив.
    – Да уж, испытание было на грани, – покачала головой Лера, – но мы справились. Так вот это и есть, как сказал мне Андрей, его детище? – оглядела она особняк.
     – Пока что – да, – грустно улыбнулась Анна.
     – Пока что?
     – Это длинная история...
     – Братцы, пощадите! Задушите в объятиях, –  взмолился Андрей со смехом. – Герои отощали совсем, подкормить бы их не мешало!
     – И подпоить! – хохотнул Борис,         
     – Так все давно готово для чествования новоиспеченных саперов! – в свою очередь рассмеялся и Павел.
     С шуточками, радостными возгласами и поздравлениями, Андрея, Бориса и Валерию повели к главному корпусу.
     – А почему сюда? – удивился Андрей.
     – Случай важный, негоже нам праздновать это дело в столовой хозблока, – приобнял Андрея за плечи дед Серега.
     – Вот именно! У вас троих считай второй день рождения сегодня! И еще кое у кого, – понизив голос, покосился на идущих немного позади Анну и Валерию Дмитрий.
     – Поясни, – удивленно взглянул на него Андрей.
     – У Анны.
     – День рождения у Анны? Откуда ты знаешь? Мне она не говорила...
     – А ты когда с ней последний раз виделся и разговаривал, а? – не удержался от колкости Дмитрий. – Мне она тоже не говорила. А я сам  – взял да и разведал! Из-за всех этих событий просто не успел тебе сказать.
     – Тогда надо же что-то...
     – Не беспокойся, Андрюха. Мы уже купили огромный букет роз – он будет от нас всех.  За столом и поздравим, а пока – ты ничего не знаешь, – приложил Дмитрий палец к губам.
     У входа Валерия обратила внимание на табличку:
     – «ВЕРА. Реабилитационный центр для детей пострадавших от военных действий», – прочла она вслух и задумчиво произнесла: – Какое хорошее название для такого центра – «Вера»! А почему так назвали? Вера в выздоровление? Или название как-то связано с религией?
     – Думаю, тебе Андрей об этом лучше расскажет.
     Анна была поражена – Валерия слово в слово повторила сказанное ею самой еще в тот день, когда Андрей впервые привез ее в Центр.
     Пройдя по коридору, все вошли в ту большую комнату, где стояло пианино Анны. Дмитрий, Алексей и дед Серега заранее накрыли в ней стол и к приезду Андрея, Бориса и Леры все было готово. С гомоном и шутками все расселись за столом, хлопнула пробка, полилось шампанское в бокалы.
     – Ну что? За жизнь, друзья! – поднялся с места Илья.
     – За жизнь! За ваш второй день рождения! – зазвучали вразнобой голоса, зазвенели бокалы.
     В самый разгар веселья неожиданно звякнул мобильный Бориса.
     – Минутку, здесь шумно, – сказал он невидимому собеседнику и быстро вышел. Возвратившись через пару минут, он обвел глазами сидящих за столом и произнес загадочно улыбаясь:
     – Мне нужно отъехать по делу, вернусь к ужину. С сюрпризом!
     – Куда это? – удивился Андрей, – с каким еще сюрпризом?
     – А увидите! С приятным! – Борис поспешно вышел.
     – Что ж, тогда продолжим без него. Андрюха, Лера, за ваш и Борькин второй день рождения мы выпили. Но у нас есть еще один повод наполнить бокалы. Наливайте, я сейчас! – Дмитрий скрылся за дверью, через мгновение появился с огромной охапкой белых роз и направился к донельзя смущенной Анне.
     – С днем рождения, Аня! Это от всех нас!
     Все бросились обнимать и поздравлять Анну, зазвучали вразнобой возгласы, смех, шутки, снова раздался звон бокалов.
     Внезапно Дмитрий  поднялся из-за стола и, остановив общее веселье движением руки, направился к пианино. Склонившись к инструменту, он откинул крышку над клавиатурой, немного постоял, устремив  невидящий взгляд за окно. Наконец,  видимо собравшись с духом, он пристально и нежно взглянул на Анну, опустился на стул перед инструментом и застыл в молчании, опустив голову.
     Все затихли в ожидании, никто не понимал, что происходит.
     Через мгновение Дмитрий выпрямился, еще раз взглянул на Анну, легким движением коснулся клавиш и словно бы в раздумье, прикрыв глаза, стал тихо перебирать их. И вдруг из под его пальцев полилась настолько трепетная и невыразимо прекрасная мелодия,* что у всех сидящих за столом перехватило дыхание – никто не ожидал ничего подобного от казалось бы давно знакомого, всегда улыбчивого Димки. Запоздалое осознание того, что не знали они о своем друге самого главного – какую невероятную силу духа, нежность и способность любить смог сохранить он в себе пройдя через кровь и боль войны, поразило их.
     Внезапно лицо Дмитрия резко изменилось, по нему пробежала горькая гримаса, глаза широко открылись и он с силой ударил по клавишам, резко сменив тональность. Мощные звуки наполнили комнату, сметая трепетную нежность предыдущей мелодии  –  так  война сметает все людские упования, так сметает она самую жизнь. Столько было в этом исполнении страсти, любви, трагического предчувствия, будто музыка эта не была создана когда-то великим Шопеном,** а рождалась под пальцами Дмитрия здесь и сейчас.
Сменяя друг друга, яростные  волны звуков то нарастали, то отступали в изнеможении и снова взлетали с неумолимой неистовой силой, увлекая всех за собой, разбивая сердца.
     Павел, сжав губы, глядел куда-то сквозь пространство и видел свой разрушенный обстрелами дом в который не суждено больше вернуться никогда, видел  мать, с которой так и не успел проститься...
     У Валерии на глазах выступили слезы, и она даже не пыталась их скрыть.
     – Боже мой, – глядя на Дмитрия, сокрушался Андрей – сколько же страсти, надежды, отчаяния в его сердце, и как хочет он жить... – А в памяти вспыхивало: операционный стол и его, Андрея, крик: «Разряд! Еще разряд!». И виделась та проклятая прямая линия на мониторе, которую он все же смог, смог победить.
     Дед Серега, старый шахтер из маленького поселка никогда не слыхавший музыки Шопена – где он, а где Шопен – впервые не прятал слез. Перед его внутренним взором мелькали трагические картины наполненной тяжким трудом жизни. Утраченный родной дом, одиночество, старая груша в чужом саду, на ветке которой, ступив за грань отчаяния, глубокой ночью ладил он себе петлю...
     Внезапно на самом взлете, когда всем уже казалось, что человеческое сердце не способно больше выдерживать этот яростный напор звуков, Дмитрий резко оборвал музыку и закрыл лицо руками.
     В комнате повисла напряженная тишина, нарушаемая лишь шорохом ветра за окном да легким постукиванием приоткрытой створки окна.    
Опустив руки, Дмитрий медленно встал. Бледное лицо его было серьезным и отрешенным. Казалось, он только что видел то, о чем могла рассказать только музыка, то, что невозможно выразить никакими словами.
     – Музыка... – тихо произнес он. – Это ее пыталась отнять у меня война, но ей не удалось это. Сколько же ошибок успел я совершить... Изменил своему призванию, по глупости попал на войну... Меня убивали. Я убивал. – Он обвел невидящим взглядом присутствующих и повторил с отвращением, – Да, я... я убивал. – Горькая гримаса искривила его рот. – Знаете, на войне многие становились верующими. Священник говорил нам, что грех за убийство лежит на тех, кто затеял войну, не от солдат она зависит. И убивать противника – это все равно что исполнять послушание выполняя команды. – Закусив губу, он отрицательно покачал головой. – Слабое оправдание. Как по мне. – Дмитрий замолчал, опустив голову.
     – Вы мои друзья, – продолжил он после паузы, – мы все здесь как одна семья. Не знаю, сколько дней мне еще отпущено. Мое последнее ранение таково, что уйти я могу в любой момент. И случиться это может мгновенно, в одночасье. Не так ли, Андрюха?
     Андрей опустил голову, не проронив ни слова.
     – Да, так, – Дмитрий утвердительно кивнул головой, глядя на друга. – Ты трижды возвращал меня с того света, ты подарил мне жизнь. Такими подарками не разбрасываются. И теперь, каждый подаренный мне день – это радость. А еще – счастье, – он взглянул в глаза Анне, и по-детски застенчивая улыбка озарила его лицо, – счастье встречи с тобой, Аня. С моими ранениями я вряд ли протяну долго, но, сколько будет моей жизни – буду рядом  и всегда буду твоей опорой и защитой. Близко ли, далеко ли – это как позволишь. Даже если ты скажешь мне «нет». Даже тогда. – Он замолчал, устремив на Анну взгляд полный любви и затаенной боли.
     Повинуясь властному, непонятному даже ей самой чувству, она медленно встала. Несколько долгих мгновений, показавшихся вечностью, они с Дмитрием пристально вглядывались в глаза друг другу. В это мгновение Анна вдруг почти физически ощутила, как между ними будто натянулась прочная невидимая нить. Не в силах противиться ее непреодолимому притяжению, она двинулась к Дмитрию. А он стоял и ждал, опустив руки, неотрывно глядя ей в глаза. Наконец, она подошла, глубоко вздохнула, пытаясь хотя бы немного унять нервную дрожь, и тихо произнесла одно-единственное слово:
     – Да.
По комнате пронесся тихий вздох, словно до этого все на время перестали дышать.
     Дмитрий не произнес ни слова. Он взял ее руки в свои большие ладони и замер, прижавшись к ним лицом.
     В благоговейной тишине возвратились они к столу. Глядя на Анну и Дмитрия, все потрясенно молчали – то, что произошло сейчас у них на глазах, не нуждалось в словах.
     – Ну, вы... Вот это да... – нарушил наконец общее молчание Илья и поднявшись с места наполнил всем бокалы.
     – За вас! – тихо сказал он.
     – За вас, – так же тихо под мелодичный звон бокалов произнесли собравшиеся.
     Один лишь Андрей сидел низко опустив голову. А в ушах его все звучали слова друга: «...уйти я могу в любой момент. . И случиться это может мгновенно, в одночасье. Не так ли, Андрюха?».
     – Так, Дима, так... – с горечью думал он, – и я ничего не могу с этим поделать... Ничего.
     Он поднял увлажнившиеся глаза на Дмитрия и тихо произнес, слегка изменив пушкинские строки***:
     – Друг Дима, эти слезы... Не замечай их. Продолжай, спеши еще наполнить звуками мне душу...
__________
Продолжение http://proza.ru/2021/07/05/1027
Предыдущая глава http://proza.ru/2021/07/05/589
* Рахманинов Мелодия  https://www.youtube.com/watch?v=sTUxrPJfpqk
** Шопен. Этюд N24, до-минор    https://www.youtube.com/watch?v=zEDP42xG_58 
*** Пушкин. Моцарт и Сальери.