Наскальная живопись

Решил сделать сестричке сюрприз. Света уже заканчивала школу, а я только учился выводить буквы. Но рисовать-то умел! У нас в зале стояла деревянная мебельная стенка с секретером, за которым Света делала уроки. Когда никого не было дома, я на полированной доске секретера лезвием вытесал её лик. И сбоку треугольно начертал: "Света". Так, чтобы ей приятно было, чтобы каждый раз, садясь заниматься, добрым словом вспоминала братишку. Наряду с ластиком, лезвие от бритвы в ту пору было неотъемлемой частью канцелярского набора. Им счищали верхний слой бумаги вместе с чернилами, если надо было что-то подправить. Оценку, например.

Очень острой железкой на полировке сложно написать круглую голову, поэтому чело у сестрёнки вышло девятиугольной неправильной формы и подбородок немного съехал влево вниз. Мне удалось сбалансировать изображение диагонально симметричной подбородку скулой - она скользнула вправо вверх. Каждый из глаз по-своему удался, один в горизонтальной плоскости, второй - как у кошки. Когда в достаточной степени овладеваешь искусством черт и рез, нос рисуется за полсекунды: просто надо провести палку от верхнего края головы до нижнего.

Уши были набросаны щедрыми глубокими мазками, но лучше всего вышли все три волосины. Я отстранился, оценивая застывшую в дереве поэзию. Чего-то не хватало. Рта! Рот я задумал как улыбающийся, но для него уже не оставалось места, потому что мешал нос и подбородок. Второй нижний подбородок добавлять не хотелось - сестра бы не оценила, а может, даже, и обиделась бы. Пришлось втискивать ненужные, лишние в общем-то, уста в имеющееся пространство. Рот я организовал из одной причудливо выгнутой губы. В середине он пересёкся с носом, а справа немного вылез за контур лица.

Время поджимало: скоро сестра должна вернуться из школы, а у меня готов только портрет! Преступная медлительность! Пришлось ускоряться, благо - рука была уже набита. Маховыми движениями я обозначил шею, длинную, как полторы головы аристократичную шею. Снизу к ней приделал пузико, по бокам - руки с вениками пальцев. Количество перстов от конечности к конечности разнилось. Если деснице оказалось достаточно трёх-четырёх, то на шуйце контингент хваталок был более изобилен, и доходил до восьми. Не страшно, - подумал я, - лишние пальцы вымарать, конечно, не получится, но их в любой момент можно исключить методом перечёркивания.

Завершающими штрихами были пуп и ноги. Пуп удался на славу. Забегая вперёд, скажу, что это единственная часть тела, которая с неизменной реалистичностью, свойственной только мне и Альбрехту Дюреру, присутствовала на всех моих будущих полотнах. А ноги вышли куцеваты, потому что секретер закончился. Я уже, было, нацелился перевернуть доску и продлить культи с другой стороны, но пришла Света. Я успел только сдуть стружку с поверхности.

Ей, конечно, сходу очень, очень очень сильно понравилась фреска. Родители, придя вечером с работы, тоже остались довольны петроглифом. Они сразу купили мне килограмм мороженого и велосипед. Три дня жопа от ремня болела. До сих пор не понимаю, что не так-то?

С тех пор я полюбил работать с деревом.