Учитель 9

  Егорыч относился к той разновидности человека разумного, представителей которой в современное время остается всё меньше и меньше. Человек – решительный. И не просто решительный, а ещё, что стало совсем редкостью, деятельный. Как решил, так и сделал. Учителя жили в двухквартирном доме, стайки, если можно так сказать, тоже были двухквартирными. Одно здание, примерно посередине перегороженное дощатой перегородкой. Перегородку убрали.
  - Зачем она вам, - изрёк Егорыч. И при помощи грубой силы, обухом топора, всего за пару минут объединил две половинки в одно целое. – Ну, вот, из двух игрушечных стаечек получилась одна почти нормальная. Кроликам, на первое время сойдет.  Ну, а как до сотни голов размножите, тогда надо будет нормальный сарай ставить.
  - Егорыч! Какая сотня? – взмолился Витя.
  - Африканыч, да я же не для тебя. Ты на Михаила посмотри. Светится парень весь, глаза горят. Это про таких, как он говорят: мужик, хозяин. Ты, Африканыч, только не обижайся, а крестьянской жилки не имеешь. Вот у доски стоять, это твоё. На ринге опять же могешь. А крестьянина из тебя ни когда не получится. Не твоё это. И это хорошо, это правильно. Человек – животинка стадная, а в стаде каждый за своё отвечать должен. Кто вожак, кто охраняет, кто молодняк обучает – каждому своё. А Михаил он крестьянин, ХО-ЗЯ-ИН! Ему землю топтать мало, ему надо на ней твёрдо стоять. Корни пустить. Врасти в эту землю. Вот и батя у него такой же.  От землицы оторвался и, вишь, чего вышло. Нельзя им без земли то, предназначение это их!
  - Философ…
  - Алкоголик, - Егорыч поднял указательный палец вверх.
  - Это, вроде как, почётное звание? – спросил Витя. – Ни когда не думал, что болезнь, можно воспринимать как достоинство.
  - Болезнь! Тут ведь как к вопросу подходить. Черчилль, тоже был из наших, из алкоголиков. Пей, но меру разумей! Вот, Мишкин батя – запойный, тут ни чего доброго не жди! А я до пьяна себе ни когда не позволяю. Так, только, для настроения и просветления мысли.
  - Допинг? Так тоже не спортивно.
  - А я рекордов и не ставлю.

  Пока Витя жил один протоптанной во дворе была только одна тропинка, до туалета. Сейчас двор расчистили целиком. Остатки хлипкого заборчика, делившего некогда двор на две половины, тоже убрали. Во дворе стояло ещё одно зданьице, Витя думал – сарай. Оказалось – летняя кухня. Во второй половине двора, соседской, в зеркальном отражении, стояла вторая летняя кухня. Витиной не пользовались лет десять и она всё таки превратилась в сарай. Егорыч вместе с Михаилом разобрали там остатки печки и водрузили ещё несколько клеток. Соседи своей кухней пользовались тоже не часто, но, тем ни менее в порядок привели. Сейчас в ней властвовал Михаил. Варил для кроликов «варево». Пахло невероятно вкусно. Зерно, картошка и, даже, опилки. Но какой аромат!

  Кухонька оказалась довольно тёплой, и всех удивил дядя Витя. Привёз из города две стойки по четыре клетки для перепелов. По восемь курочек в каждой. В двух клетках были ещё и по два петушка. Поставил клетки на летней кухне.
   - Чего тепло пропадать будет? В доме не поставишь, запах не очень. Вернее очень. А здесь нормально. Им, что бы нестись, петушки не нужны, но птенцов из таких яиц не будет.
   - Так ты ещё и птенцов развести собираешься? - всплеснула руками Галина Сергеевна.
   - А то! – гордо ответил дядя Витя.
   - Это что за недокурицы? – спросил Егорыч, когда увидел, а через неделю признал. – Слушай урожайные! Яйца мелкие, но очень много. И на вкус тоже ни чего. А мясо как?
   - Вкусное. И яйца очень полезные. В Японии детей, от лучевой болезни пострадавших, ими выкармливали, здоровье восстанавливали.
   - Ну, давай, разводи. Глядишь, и я себе таких заведу.
   - Тут, Егорыч, твоя помощь нужна.
   - Какая? Яйца высиживать?
   - Почти. Инкубатор починить.
   - Ты и инкубатор привёз? Давай посмотрю.

  Через пару месяцев юные перепелята самозабвенно скакали в специально для них сооружённом загончике для молодняка.

  - Ты смотри, прыгучие какие, - изумился Егорыч.

  Молодняком занимались Лиза и Света.

  Отец детей, кстати, Фёдор Михайлович, стал заходить регулярно. Между запоями. Трезвый. Мытый – бритый. Если бы не опухшее лицо, так и не скажешь, что человек из запоя. Помогал сыну по хозяйству и сам оживал. Видать прав был Егорыч, нельзя им без Земли.

   В один прекрасный день, после обеда, Елизавета уселась на колени к отцу. Обняла за шею и, глядя в глаза, очень серьёзно сказала:
   - Пап, ты хороший, когда не пьёшь. Я тебя, даже люблю.

  Нет таких слов, что бы описать лицо отца в эту минуту!

следующая глава http://proza.ru/2021/07/11/171