Дуб у шляху

 Как идти по шляху Белоусовскому на Сокиряны слева на краю леска стоит дуб, с расчепленой верхушкой. Сколько помят старики  он всегда такой. Снизу под дубом торчат его корни.  Месс о глиняное и женщины села чтоб далеко не идти сем рекомендуют, кому надо на печку глина:
      - Иди Параско до шляху, там, у Леска, под  дубом вековым глина файна. Я помазала печку, так вона файна, то есть красива по  местному. Марийка вышла из дому и почапала в Мистечко, за керосином. Далеко. А что сделаешь, если в лампе нет керосина, а в село не привезли опять. Так что еще месяц придется ждать. пока Лисандро Вычура привезет на своей машине. Она не его эта машина но, колхозная. Просто местные привыкли так говорить. Шла и смотрела вокруг дороги, как бы ища что-то. Смотрела в землю. Так и хочется спросить:
    - Марийко! Чего ищешь?  И слышится в ответ:
    -Та ничего бадю Петро.  Так просто дывусь. Вот и лесопосадка колхозная, Говорят от ветров, защищает посадки. А чего их защищать? Это ж не дитя, а пышыница или кукуруза. Любят лесопосадку зайцы. Она в основном из молодых лип. А это дерево они, зайцы срывают кору по зиме. Когда исты им нечего. Вот и республиканская дорога, шлях. По ней ездят иногда машин или подводы. Хоть на чем, поехать. Лишь бы не пешком.  Дванадцать километров, не один, до села. А вот и машина. Марийка не успела присесть на камне  шляху. Замахала руками. «Дядько остановитесь!» –закричала. Так он из-за гудение машины, не слышит мабудь. Или нет? Слышит. Нет, не слышит раз проехал. А вот из села показалась подвода. Кто-то едет. И куда?  Достала соняшника  семечки и стала лузгать.  Зубы  есть, чего не лузгать? Думать не хотелось, да и думай не думай, а керосин просто так не появиться у лампе. Та цеж старый Прокоп едет за кирпичами.
Кто-то старому печнику заказал  печь отремонтировать или по-новому отстроить. Марийка от досады присела на камень, «Здоров, будь товаришом. Ты сидишь, и я на тебя сяду. Та ж пробач».Молчит камень.
Дед согласился подвести до поезда. Поезд не настоящий, а электрический, Гонит электричество в мистечко. А возле его с покон веков глину брали и на этом месте колхоз миллионер Колбочинский, построил кирпичный завод.
Теперь там брать глину запретили. Поэтому глину в районе  берут у их под селом в Леску.
 Если идти пешком то, через три  часа придешь. А на подводе с хорошими лошадьми и за полтора часа доедешь.
Хлопци на коне за минут сорок доскакал бы. Марийка успела до обеда, купила  канитстру керосина и связку бубликов, захотелось чего то. Не забеременела ты горлинка? Мыкола приедет с грабарки, убьет. Три  месяца отсутствует. Выехал в конце апреля и сейчас начало июля месяца. В сентябре на картошку обещал приехать. Помочь выкопать. У них двадцать три сотки ее. Подумаешь, три раза повстречалась с Михаилом и все. А с Мыколом свадьбу сыграли и уже три года живем, а забеременеть не смогла. А тут три раза побыла в Лесочку с  Мишком, и все. Поймала. Быстрее бы приехал, да прикрыл бы грех.  Шла на остановку, толпу увидела. Подошла, люди обступили калику. Тот играл на цымбалах и что-то напевал. А калика то кацап.
                Приходит Василий Буслаевич
                Ко своей государыне матушке:
                Как вьюн около нее увивается,
Как ко мне увивался Михась, ты дывы к про мен былина.
                Просит благословеньице велико:
                Идти мне, Василько
( а мне слышится – Михалко), в Ерусалим-град,
                Со своею дружиною храброю
                Мне ко господу помолитися,
                Святой Святыне приложитися,
                Во Ердане реке искупатися…
Народные былины о Василие Буслаевиче говорили, что Василий, пережив первую молодость в удальстве, вспоминает проказаченную буйную жизнь, много грехов у него на душе, надо было ему отмолить.
Значит и мне придется поститься да молится. А  наше село исповедоваться  нашему батюшке  нельзя. Все село будет знать. Придется идти в мистечковую церковь, исповедаться. (Это с комментариями о героине взято автором из романа первой книге М. А. Филиппова «Патриарх Никон»). Так и живем. То грешим, то молимся исповедавшись.
                2.
    - Чего-то наши грабари Марийка не едут. Загуляли что ли? Татьяне не дождется, видимо хочется. Если бы знала подруга, как своего Мыколу ожидает Марийка.
   - Заработались  Танька, вот и не спешат
   - А может там молодаек повстречали.
  - Та ни. Выпить то они два друга, так еще на дурняк, они молодцы, а по другим баба они не пойдут.
  - Твои та слова Богу в уши. – Татьяна вздохнула.
  - Едут! Едут! Вскричала детвора позалезавшая на высокие тополя. Выглядывая у, околице села. Зная. Отвечают. Грабари и их не забудут и угостят. Та и бабы соскучившие о своих мужиков малышню отблагодарят. Только напомни. А они, ожидая грабарев, слышали, о чем говорили молодайки. О своих коханых мужей.
 Молодайки знают законы семейной жизни. Учили их матери, а у кого матери не было, крестная научила. Мужей, как бы ты не соскучилась бы, жена встречает у раскрытой входной двери на крыльце.
 Марийка стояла у ворот Видела как  Мыкола со своей подводой свернул на нашу дорогу. Наша улица в полтора подводы. Только если прижаться впритык к заплоту, можно двум хозяинам разминуться. Хорошо Мыкола сделал. Ворота открываются вовнутрь. Заехав,  распряг коней, подошел к Марийке, они расцеловались. У Марички от его запаха показались слезы. Мыкола глядя на Марийкины очи, подумал: «Надо же, как соскучилась родная, аж слезы появились в очах». Он от нахлынувших чувств, крепче прижал  груди. От прикосновения ее груди к его, он как при первой встречи и поцелуе, покраснел как молодой. А сосед  Дед Христян, наблюдая их встречу подумал:  «Ты дывы. Дивка не краснеет. Он, не спавший часто по ночам от военных ранений еще первой мировой, столетний дед наблюдал такую же встречу, молодайки с молодым мужиком. А чоловик думает, мабудь, што его жинка, честно ждала. Вот такие они сейчас молодь. Не то, что они раньше. Та это не его же дило». Он отошел от окна, вышел на улицу. Присел на скамью, что приделал ему тот же Микола, достал люльку, набив табаком своего изготовления. Достал еще его молодого кресало и выщербав огонь прижег табак в люльке. Причмокая, распалил огонь люльки, затянулся и выпуская одноразово из носа дым смачно крякнул. Его кряк услышал Микола и подошев к диду,  достал люльку подаренную дедом Христяном.
  - Диду! Подай огню, а то люлька не горыть, и табака нет. Дед, квохча от смеха, сказал:
    - О-хо-хо-хо! Микола ото, сказав! Та шо тоби треба? Огню? Табаку? Или воды? О-хо-хо! На, табаку, и говори як работалось?
    - Диду, ты же наешь этих ляхив! Они любят наблюдать как другие робят. И подсказывать как надо робыть, а сами лопату в руках не держали.
    - А ты чо не привиз гумелясу?
    - А зачем он мне? Самогону не пью. Бражку, которую ставят те, что работали на лесоповале, и в Сибири ставят, не ставлю. Зачем мне эта патока, чи бис, как ты по старинке говоришь – гумеляс? Сахар у меня есть. Если надо будет выгнать для дела самогон и сахара мне хватит. По дороге продал две бочки его. Деньги коплю на машину. Еще пару сотен тысяч и своя машина будет. Хочу пикап купить, что можно было на ней возить для дома чего нибудь.
    - А как ты, в машине будешь, скажем, возить те же дрова? – Дед, когда хочет, чисто говорит на русском языке. Рассказывал, что с русскими воевал против австрияков.
    - Деду пикап с малым кузовом сзади кабины. Как грузовая или малогаборитная машина ГАЗ. Он хлопци из Грубно коров на рынок возят.
  - Ты дывы, до чего дожились, коров на рынок возят. Разхлябаны стали. Цэ-цэцэ! Причмокнув дид в удивлении.
 Покурив еще, они разошлись.  Микола до жинки, соскучилась же. Дед до печки, греть кости. Кому, чё.
Продолжение следует.