Праща

Сегодня будет необычная тема для обсуждения. Я, спустя месяц, хочу пролить свет на нашумевшую столичную историю. Написать статью стоит только потому, что я обладаю некими информационными ресурсами, проще говоря, здесь это кто-то да прочтет. На этом предисловие заканчивается, и мы переходим к содержанию, а от него к сокрушительному выводу, давно рыщущем в верхних уровнях нынешнего мироздания.

Речь пойдет о новости, когда в мусорном баке в центре крупнейшего города в мире был найден мертвый и крайне изувеченный молодой священник. Обычно подобное вызывает сильный, но кратковременный ажиотаж, однако я чувствовал, что во всем произошедшем однозначно сокрыто большее чем убийство, большее чем человеческая жестокость, и даже большее чем возможная неопровержимая улика, выводящая на губителя.

Каждому известно, что представляет церковь в наши дни, то же самое, что и всегда в общем-то, но окончательно потеряв набожный лик. Это отступление не для отстраненного циничного вывода, но важная деталь. Покойник наш был единственным монахом в монастыре. Единственным, по крайней мере, воспринимавшим свой выбор не как фикцию насколько это только возможно.
Здесь же служат и многие его одногруппники времен духовной семинарии и рассказанное ими, не поверите, просто обнажает суть вообще всего происходящего в мире.

Герой повествования не отличался абсолютно ничем от своих соседей в университетское время. Характеристику ему дают совершенно непримечательную, с теми только замечаниями, что при постоянных сравнениях пути клоуна и пути священнослужителя он молчал, а во всяких бытовых ситуациях, бывало, неуместно говорил какие-то неоднозначные «мудрости». Задаваясь, например, вопросом о том как сохранять бога внутри храма, бесконечно обдаваемого выхлопными газами и звуками сирен и сигнализаций.

Тем не менее все изменилось за неделю до его смерти. Все как один говорят, что он практически перестал есть, начал заучивать огромное количество молитв, и во время их чтения будто бы делал это серьезно, каждый раз сбиваясь на половине и жутко нервничая из-за этого. Дальше усопший в своей келье на полу принимал форму распятого на кресте, и пролежав так несколько минут с досадой вставал, стоило прийти уведомлению на телефон. В пятницу же, за два дня до обнаружения тела, убитый заявил всем, о пришедшей поре, об усталости от жизни без жертвы, и бессилия её принести, о том, что раздаёт свое тело нуждающимся.
И действительно, в мученическом порыве наш герой, кажется, хотел раздать части своего тела больным и просто попал не туда. А может его продали за тридцать серебряников, все же мы понимаем чей путь хотел повторить бедный юноша, с которым судьба сыграла в такую абсурдную игру, бросив в мусорный ящик одного из немногих оставшихся людей, пытавшихся противостоять.

И все же этот собирательный образ, пришедший, нам в виде князя Мышкина (а может и раньше), увы, теперь невозможно повторить. Каждый может возразить якобы никогда невозможно было, и я сразу найду для вас ответ. Понимаете, в средневековье, во все эти бесконечные мировые войны, в предательстве и чрезмерной жестокости человеку противостояли муки, место было и ударам хлыста, и потере всего самого ценного внутри, а какой вызов бросает нам наша эпоха? Время нескончаемой лжи и равнодушия, что мутируют в слабость и хандру, деформируются в непрерывные экраны с рекламой и денежные "вооруженные конфликты", объединяясь, порождают не просто посредственность – третьесортность! И, конечно, опустошающую, невиданную ранее безысходность и тщету. Чем же это не смутное время? Какая разница обесценена жизнь человека в обществе, или каждый ценит ее только на бумаге, давно потеряв цену себе и собственному достоинству.

Пусть уж этот путь на Голгофу и ограничен неделей, человек существует и до нее, а юность каждого, да и жизнь в целом порочна, однако же в это необходимо верить, ведь стезя, неоспоримо, осязаема. И что доводится лицезреть? В этом безумном мире человек на это просто неспособен. Гефсиманский сад завял, сокрушаться больше некому и никогда никому, увы, не надлежит.

А если кто и попробует, то пусть помнит - Апокалипсис давно наступил, печати сорваны, и о горящей почве под подошвами нам, время от времени, напоминают только подобные инфернальные всплески жестокости, вспыхивая и клокоча то там, то тут.