Былинные земли. Чаша Грааля в долине Vla A. Ч. 127

(Продолжение)

                "Кто от родной земли отказался, тот и от Бога своего отказался"
                (Федор Достоевский)



НЕМИРО – НЕ В МИЛОСТЬ?

Как и когда Щиты «пристегнулись» к Немирам, доподлинно неизвестно. В обследовании Полоччизны, исполненном для царя Грозного во второй половине XVI века, Немиро-Немировичей нет. А Щит есть. Он упоминается как «Григорья Щитов». «Спрашивали протопопа Феофана да Григория Щитова, зятя его…» - писали Низовцов и Кикин, удостоверяя сведения для царя в 1566 году.

Известный геральдист Бонецкий выделил этот куст отдельно.

Версия такова. Некто Миколай Якобович Щитт во времена Боны занимал должность придворного маршалка (1524-1531 годы) и имел сына Войцеха. Почему-то тот Войцех записывался «иногда» как «Немирович-Щиттович». По мнению Бонецкого, казус кроился в письмоводительстве. Писари переиначили: вместо отчества «Миколаевич» записали «Немирович».

Свой довод Бонецкий изложил в сноске, что, конечно, настораживает – не легковесно ли? Свой «Гербовник», из тринадцати томов, он создавал, когда Польша была в составе Российской империи. А если задаться вопросом: кто во времена Боны заведовал канцелярскими делами?

Современная трактовка такова: Щиты-Щиттовы повелись от «Николая Николаевича», который содержался «в московском плену». Тоже непонятно. Кто и в каком плену, если средневековый «Щитов» был зятем протопопа?

Хотя - не один Гаврила в Полоцке. Ревизия, проведенная в 1552 году, засвидетельствовала Мартина Щита ("Щыт" в тексте), бурмистра, который в черте городского посада имел земельный участок и снимал дань с проживавших там мещан. Его-то и могли взять в плен, чтобы потребовать выкуп.

Во всяком случае, Щиты возникли в период земельной реформы – когда ломались традиционные формы управления, и рождались новые собственники, нацеленные на доход.
 
Бонецкий засвидетельствовал: в 1536 году Войцех жаловался на мать, которая пыталась вместе с новым мужем забрать у него поместье, и судился. Претензия, оцененная в 600 коп литовских, была направлена против Немиро.

Тяжбы, как горная лавина, накатывали вслед за поволочной померой – разобщением княжеского наследия, оставляя неузнаваемым край. Экзекуция над Стародубом – это апофеоз дележа, предвестие большой войны. Стремясь заполучить кусты оброчных деревень и весей, претенденты пускали в ход различные комбинации.

Один из Немировичей – королевский придворный Ян Петрович, был женат на «Сапежанке Богдане Ивановне» (так в исследовании Бонецкого). Второе имя этой женщины Анна, дочь Ивана Сапеги – того самого, что заведовал канцелярией великой княгини московской, и племя которого с неимоверной настырностью овладевало Белой (Бялой) на центральноевропейском озере. «Путем браков и пожалований род Сапег приобрел громадное богатство, давшее ему возможность занять первенствующее после Радзивиллов положение в Литве», - писал в 1900 году авторитетный справочник: словарь Брокгауза и Ефрона.

Междуреченский регион, где издавна властвовали князья, как магнит, притягивал искусителей. Добившись отторжения части побережья (1533 год), Сапеги породили цепь конфликтов – «наездов», которые сопровождались мольбами о помощи, и король направлял комиссарские десанты, чтобы закрепить доставшийся им надел – провести разграничение.

Еще один фигурант, вовлеченный в перестроечный процесс - это Збаражский, зафиксированный как «князь Избарский» грозновскими обследователями в 1563 году.

Мы уже отмечали, что князь Стефан (Степан) Збаражский был богатой персоной и не единожды женился. Когда он умер, то последняя его супруга вышла замуж за Льва Сапегу, и тот стал отчимом малолетней княжны Барбары. Почему-то мать завещала заботу о дочери не Сапеге, а своей подруге - жене Криштофа Радзивилла (Перуна), и наследие «уплыло». Обладателем многочисленных збаражских имений стал Тенчинский – подданный Короны.

Похожая картина повторилась. Одна из Тенчинских была женой Петра Фирлея, воеводы люблинского. Дочь Ядвигу они выдали замуж за Станислава Немиру, опекуном которого до совершеннолетия выступал тесть. Он же, Петр Фирлей, был отцом Анджея, королевского секретаря и сандомирского старосты. Это с ним заключил брачный договор трокский воевода Стефан Збаражский, заботясь о судьбе сына.

Опекунство - как одна сюжетная линия. Неужели она использовалась как инструмент в переделе собственности?

Фирлеи играли важную роль. Их франконское происхождение (по данным польского генеалога Несецкого) указывает, откуда дул ветер. Священная Римская империя стояла за спиной Короны и рассматривала Великое княжество Литовское как плацдарм для осуществления своих намерений.

«После смерти Сигизмунда I имел виды на престол…» Это фраза из авторитетного энциклопедического издания про одного из Фирлеев. Добавим к этому, что отец Петра Фирлея занимал должность гетмана коронного и каштеляна краковского, а сам он ходил в числе советников Сфорцы.

Опекунство над Немирой, как и следовало ожидать, разразилось сварой. Станислав, беря в жены Ядвигу, переписал на нее половину своих поместий, и в 1536 году Петр требовал взыскать 600 литовских коп. Иск был предъявлен «Щитовичу».

Как объяснить «перевоплощение», пока неизвестно. У Станислава с Ядвигой было три сына, назывались Немирами. Про одного более-менее известно: был «ловчим в Подляшье». Ловчий – по-другому сокольничий, ястребник, ведавший придворной охотой. Может быть, в связи с этим герб «Ястржембец», которым пользовался их род. Кто были два других брата, история умалчивает, но в родословной появилась новая фамильная ветвь - с окончанием на «ич»: Немировичи.

Однако в Лепельском крае древняя ветвь сохранилась - продолжилась. И это видно на примере Завидич, которые приобрел «Андрей Немиро». И даже возникло целое поселение, названное в честь летописного рода: Немирово.

(Продолжение следует).

На снимке (из интернета): родовой герб Фирлеев - Леварт.


06.07/21