Баба Маня

Мария Сергеевна вышла на крыльцо своего дачного дома. Шесть утра, на востоке румянится восход, на душе черно. Сегодня истекает срок, в который она должна освободить дом и участок, как самострой. Какой же это самострой? Ведь все документы оформлены еще тридцать лет назад. И только теперь, когда после смерти мужа, она пошла, подтверждать свое право собственности, выяснилось, что когда-то чиновники ошиблись, указали не ту категорию земель, в связи, с чем она не имеет никаких прав на этот участок. Пять дней назад к ней явились судебные приставы с предписанием убираться с этой земли. С ее земли, политой ее потом,  из ее Дома, построенного ее мужем, своими руками до последнего гвоздя. Она вспомнила, каким диким и заросшим был этот участок, когда они его купили за не очень большие деньги. Тогда они были молоды, полны сил, и за несколько лет им удалось выкорчевать дикую сливу и шиповник, разбить газон и перестроить старый дом. Они любили эту землю, и она отвечала им тем же. Здесь собирались их друзья, здесь выросли их дети. Однажды, копая яму под очередной можжевельник, Мария нашла настоящую подкову, и она стала символом их семейной удачи и благостности этого места. И вот удача, которая была с ними много лет, покинула их, ведь ничто не длится вечно. Выросли и уехали в столицу дети, потому что дома невозможно было найти работу,  внезапно умер муж, крепкий еще мужчина. Она осталась одна. Сначала она была близка к помешательству, но ответственность перед землей, перед любовно посаженными цветами и деревьями, постепенно вытащила ее из черных лап депрессии. И вот теперь у нее отнимали тот единственный якорь, за который она могла ухватиться. А, самое главное, она не понимала, кому будет лучше от того, что дом опустеет, а сад зарастет сорняками. Она не спала четыре ночи, а на пятую приняла жесткое, страшное решение.  С трудом передвигая ноги, Мария Сергеевна  забралась на чердак. В дальнем углу, в ящике, покрытом старым ковром, лежало дедовское ружье. Конечно, оно нигде не было зарегистрировано, да из него никогда и не стреляли всерьез. Пока был жив муж, он раза два в год доставал винтовку, любовно смазывал ее боевую часть, и снова убирал на место. Он часто шутил, что без оружия в русской деревне не проживешь, к счастью, за всю их долгую жизнь она так и не пригодилась, но видно теперь настал ее час. Женщина, на удивление, легко собрала оружие, ведь в детстве она много раз видела, как это делал ее дед, заправский охотник. Он же учил маленькую Машу стрелять, и у нее неплохо получалось. Она никогда не стреляла по живым мишеням, но запросто могла сбить консервную банку с тридцати шагов. «Конечно, с того времени прошло лет шестьдесят, и зрение уже не то, да оно и не понадобится», - думала Мария Сергеевна, загоняя патроны в двустволку. Она подняла ружье, прицелилась, деревянный полированный приклад уперся ей в плечо, на душе, как-то сразу стало спокойнее. Она спустилась с чердака и присела на ступеньки крыльца, поглаживая ствол, отливающий синеватым глянцем.
Всю жизнь она ощущала поддержку своих предков, и тех, кого знала, и тех, кто умер задолго до ее рождения. Они были простые русские люди, много работавшие, голодавшие, воевавшие. И вот теперь, приняв решение биться за свой маленький клочок земли, она чувствовала их присутствие, и они не осуждали ее за то, что она хотела совершить страшный грех смертоубийства.
Полдня она провела в тягостном ожидании под палящим солнцем, впрочем она не чувствовала ни зноя, ни жажды. Все ее существо было сосредоточено на предстоящем поступке. Наконец раздался стук в ворота, громкий, хамский стук, выведший ее из оцепенения. Она медленно подошла к калитке и приоткрыла ее. На улице стояли приставы. Парень и девушка, какие-то бледно серые, с невыразительными лицами и глазами помойного цвета.  «Боже, какие некрасивые!», - подумала Мария Сергеевна. Пристав начал что-то бубнить, зачитывая постановление, тут женщина вскинула винтовку. Она даже не увидела, а всем существом почувствовала животный страх, охвативший незваных гостей. Палец ее лежал на курке, готовый плавно нажать его. Покрывшись испариной, парень выронил свои бумажонки и бросился бежать,  девица, видимо, впав в ступор, оставалась стоять у ворот. Взгляд Марии Сергеевны зафиксировался на родинке над верхней губой девчонки. «А ведь если ее накрасить и приодеть, будет совсем ничего себе… А ведь она чья-то дочь.. А может быть и мать…», - мысли возникали в голове Марии, вне всякой связи с ситуацией. Наконец, она сказала: «Пошла, вон!». Девушка попятилась и исчезла за углом. Мария Сергеевна захлопнула калитку и выронила ружье. Без сил она привалилась к стене дома. «Ну, соберись, сейчас начнется самое интересное», - сказала она себе. Держась за сердце одной рукой, а за стену дома другой, она как будто насыщалась его энергией. И через двадцать минут, когда на участок влетели бойцы ОМОНа, она встретила их со спокойным достоинством. Не говоря ни слова, она прошла с ними в их бронированный автомобиль. «Сколько чести для одной старухи!», - улыбалась она про себя. Ей предъявили незаконное хранение оружия и нападение на должностных лиц при исполнении обязанностей. Бесплатный адвокат говорил, что в силу возраста и болезней она вполне может рассчитывать на условный срок, нужно только чистосердечно раскаяться. Но Мария Сергеевна тянула с этим. Она не рассчитывала на многолюдный процесс, но к ее удивлению, в зале суда собралось много людей, и это подкрепило ее намерение. Она не раскаивалась в содеянном. Громким хорошо поставленным голосом преподавателя она обвиняла власть в бездушии, в алчности и глупости, в уничтожении культурного наследия и предательстве своего народа. Конечно, ей «впаяли» по полной. Отправляясь в колонию Мария Сергеевна знала, что уже не вернется, да и незачем ей было возвращаться.
Зэчки, узнав от кого-то ее историю, приняли старуху на удивление хорошо, стали звать ее баба Маня. А Мария Сергеевна, лишившись всего, даже свободы, почему-то почувствовала себя абсолютно счастливой, и редкий день она не читала про себя английские стихи, которые на русском звучали так:
«Освободившись от любви к жизни,
Освободившись от надежды и страха,
Мы воздаем краткое благодарение
Богам – какие бы они ни были-
За то, что ничья жизнь не длится вечно,
За то, что мертвые никогда не выходят из могил,
За то, что даже самая усталая река
В конце концов достигает моря»
Ведь все-таки она была никакая ни баба Маня, а Мария Сергеевна Колосова, преподаватель английской литературы, доцент, доктор наук, русская Женщина – храбрая и милосердная.   


Рецензии