О книге Николая Якимчука Белый Петербург

Погружение в мир героев пьес книги «Белый Петербург» Николая Якимчука происходит настолько стремительно, что порой теряешься, где происходит действие – в Италии, Африке, пустыне Наска, в Петербурге Андрея Белого и Александра Блока, коммунальной квартире, каюте корабля или купе поезда – особенный авторский стиль переносит из одной пьесы в другую, умножая экзистенциальные вопросы и не давая ни одного ответа.
Здесь и бесконечные разговоры Сэлинджера, Хемингуэя и Беккета о потерянных женщинах, которые оказываются одной-единственной на всех судьбой (Хемингуэй. Сэлинджер. Беккет. Три товарища), и африканские странствия неукротимого авантюриста Артюра Рембо (Последняя Абиссиния), и мистическое появление и исчезновение девушки с виниловыми пластинками, чуть не убившей композитора (Любовь с виниловой пластинкой), и противоречивая дружба Андрея Белого и Александра Блока (Белый Петербург) – сюжеты этих и других пьес построены, главным образом, из непростых эмоциональных диалогов и монологов разнотемпераментных людей с отдельным внутренним миром; экзотические ситуации, в которых они оказываются, делают их поведение и поступки еще более непредсказуемыми.

«Дамир. Смысл жизни – в самой жизни. Во всех ее мгновениях. Плохих и хороших. Грустных и радостных. Бессмысленных и мудрых. Поэтому все, что с нами происходит – грандиозно, прекрасно и неповторимо!
Джо. Это точно! Только так было раньше. Реальные мгновения жизни, которыми мы все жили. А теперь… Я вот представил себе – пройдет лет 50, и в интернете будут миллионы страниц, владельцы которых давно умерли. Этакие интернет-кладбища. И наши внуки смогут зайти и увидеть всю твою жизнь, чтобы понять, какой же их дедушка был идиот и бездарь!
Ольга. Все эти ваши философии хороши, конечно. И в другой раз, на досуге, с бокалом мартини, я с удовольствием присоединюсь к вам, но сейчас хотела бы понять одно – куда сумка-то исчезла?»
(«Отель “Фортуна”»).

Несмотря на активное и нетривиальное развитие событий каждой пьесы, параллельно видимому и вербализированному сюжету чувствуется молчаливое мистическое присутствие судьбы, сновидений, людей из прошлого.

«… Ценой невероятных усилий я создал город о романе. Или роман о городе. Помню, помню, когда точку я ставил черным карандашом, ибо уже дописал, пролетел мимо окон Медный Всадник: напружинились мускулы металлических рук; раздался конский хохот, напоминающий свистки паровоза; пар ноздрей занавесил улицу; прохожие в ужасе прикрыли глаза. Понеслось безостановочное тяжелозвонкое цоканье – дальше - к мостам – на острова. Эта безудержная скачка, стремительно-яркая, длится уже сотни лет. И что на этом грандиозном кипящем фоне - наши бедные страсти. Но мы – дворов петербургских дворяне. Плоть от плоти стен этих: осыпающихся, ветшающих, уходящих под воду, бессмертных». («Белый Петербург»).

Все пьесы яркие и зрелищные, в них нет положительных и отрицательных героев, но есть довольно много поэтических цитат, слегка печального юмора, музыки и даже, как мне кажется, аромата цветов:

«…Ура – цветам! Они вдохновляют нас на жизнь, на торг, на рынок. Среди светил блуждающих цветов, - как сказал поэт. О, цветы, как нежно я понимал их иную жизнь, иное существование в детстве. Я помню люпин, ноготки, незабудки, розмарины, ет сетера. Только эти слабые и удивительно нежные существа смогут спасти человечество».
(«Поверх барьеров»).
Однако задача использования средств театрального воздействия в данном случае состоит не в том, чтобы развлечь или вызвать сочувствие к героям, самая желаемая цель автора – побудить современного зрителя к осмыслению и осознанному действию.
Пьесы переведены на несколько языков, поставлены во многих театрах России и за рубежом.

«Сэлинджер. … Я вот подумал… (Пауза.) Нельзя трижды вступить в одну и ту же реку. Дважды еще туда-сюда. Но трижды… Разве во сне…
Хемингуэй. Не знаю, о каких реках вы тут говорите, Джером. Но. Поймите. Ведь все может завершиться в одну секунду. Вся эта наша катавасия. Остановка, вспышка, и нас нет! Понимаете?
(«Хемингуэй. Сэлинджер. Беккет. Три товарища»).

Наташа Рязанова