Маньяк

Мы с отцом возвращались в город, домой. Я сидел на заднем сидении нашей «восьмерки», посередине, и изо всех сил старался держаться прямо, чтобы не уснуть, опирался на спинки передних сидений, высовывал лицо вперед и задавал отцу всякие глупые вопросы.

Ехали мы из областного аула, где гостили по случаю рождения ребенка у дальнего родственника мамы. Она была вынуждена остаться в городе с заболевшим братиком, а нас с отцом отрядила в деревню, чтобы от имени семьи выказать уважение и поздравить родичей. Впрочем, ни я, ни отец, не были против смотаться на той, всего то по пятьдесят километров туда и обратно. Отца смущал только тот факт, что он вынужден крутить баранку и на обратном пути, вместо того, чтобы хорошенько выпить и завалиться спать вместе с прочими многочисленными гостями. Но, все-таки, обильные угощения, горы мяса и литры добротного чая со сладостями сделали свое дело – отец был сыт и доволен. Я тоже замечательно провел день среди малознакомых деревенских ребятишек и взрослых, которые чуть не протерли плешь на моей голове, постоянно поглаживая и объявляя «как же я вырос, а ведь помнят меня еще розовым карапузом».
 
Из колонок задорно звучал Олег Газманов, когда мы увидели яркие огни заправки вдоль глухой степной трассы. Отец завернул туда, остановил машину у колонки. Я попросился сходить с ним вместе, пока бак заполнялся бензином. Он купил себе орешков, а мне банку «фанты».

«Восьмерка» машина модная, почти спортивная, двухдверная. Мне, восьмилетнему худосочному мальчишке, не составляло никакого труда дергать ручку и наклонять сидение вперед, чтобы проворно юркнуть на заднее сидение. Но, вот уже второй раз в жизни я совершил одну и ту же ошибку. Правой рукой я держался за короб автомобиля, а левой дернул дверь и откинулся всем телом на сидение, но не успел убрать правую руку. Так, пальцы мои были придавлены захлопнутой дверью. Я взвыл, глаза выкатились из орбит, успел испугаться, запаниковать и только когда отец благополучно высвободил мою руку, я зарыдал. Перепугался и отец, но, собравшись с мыслями, решил везти меня в круглосуточный районный медпункт, как посоветовал ему продавец на заправке. 
 
По пути в город был еще один населенный пункт, облепивший трассу с двух сторон, как основную свою жизненную артерию. Там мы и обнаружили широкий одноэтажный дом, возле которого, к фонарному столбу была прибита табличка с надписью «Медпункт». Я шел, выставив руку со скрюченными пальцами впереди себя, как знамя. Отец держал меня сзади за воротник, оглядывался в поисках собак и, не обнаружив их, уверенно, заколотил в дверь.

Света в окнах не было совсем, не было и машин на трассе, поселок спал, и только над входом в медпункт неровно горела лампочка, а всякая мошкара плясала вокруг света. Вскоре послышался шорох и дверь со скрипом отворилась наружу, отец попятился, но успел ухватиться за ручку. Перед нами предстал худой старик, голый по пояс, со злобным неприветливым лицом. Его ребра торчали отчетливым скелетом. Старческая кожа висела на нем мешком, как неродная.

- Врач тут есть? Травматолог или кто!? – рыкнул отец, в отличие от меня, ничуть не испуганный видом хозяина, который мне уже казался ожившим мертвецом.
Лицо старика сразу распрямилось, кожа натянулась в улыбке. Он жестом пригласил нас войти и повел за собой по темному коридору. Деревянный пол издавал звуки, вроде свиста дудки в неумелых губах. Старик щелкнул выключатель, и мы вошли в комнату, полностью обклеенную пожелтевшим кафелем. Теперь мне показалось, что света слишком много, лампа горела настолько люто, что даже жужжала. Неприятно, пугающе пахло больницей.

Меня усадили на каталку, а старик повел отца в другую комнату, чтобы оформить какие-то бумаги. Проскрипели звуки шагов в коридоре, щелкнул выключатель, открылась и затворилась дверь. Я остался один в светлом кабинете.
Тогда я спиной почувствовал, что меня всасывает назад, потом в обратную сторону дунуло ветром. Я обернулся и увидел в открытой двери на улицу его… Страшного окровавленного человека из фильмов ужасов. На его белом фартуке бурели красные пятна, а в грязной руке блестел окровавленный нож, с которого на кафель капала липкая жижа. Глаза его были неестественно расширены, раскрытый рот зиял черной дырой. Он угрожающе замахал ножом вверх-вниз, справа-налево, а я неловко спрыгнул с каталки и заорал что было мочи.

В комнату забежали отец и старик, уже одетый в белый халат. Папа, увидев кровавого страшилу, выругался и загородил меня собой.

«Ойбай, шайтан!» - вскрикнул в свою очередь старик.
 
Я закрыл глаза, прижал их ладошками, для верности, а в голове замелькали сцены кровавой поножовщины, где, как мне представлялось, отцу пришлось бы противостоять маньяку, а может, и странному старику, норовящему подло ударить его в спину. Мне пришлось открыть глаза, чтобы иметь возможность помешать такому развитию событий.

Дальше последовала поспешная тарабарщина старика-врача. Он говорил с забавным акцентом, быстро-быстро, активно жестикулировал руками, как бы успокаивая всех присутствующих. Я глядел на него из-за широкой отцовской ноги, и старик уже не казался опасным. Он скорее напоминал добродушного дедушку, говорившего на непонятном языке.   

Из его слов следовало, что кровавый страшила - это его сын, который не меньше моего испугался, когда увидел незнакомого мальчика с неестественно скрюченными пальцами в их доме. Оказалось, что он зарезал барашка на заднем своем дворике, когда отец постучал в дверь. Этим объяснялся его пугающий внешний вид.

Пока старик занимался моими пальцами, я узнал, что в деревне, а тем более пришоссейной, предприимчивые люди нередко устраивают в своих домах рабочие половины, а на вторых живут всей семьей. Также, пришлось сделать вывод о том, что просмотр фильмов ужасов следует ограничить.