Дерево, металл и нейлон

Человек в темно-синем, в едва заметную клетку, отглаженном так, что казалось будто он стоит колом, костюме, шел по привычному маршруту в привычное время. Солнце отражалось в острых носах его перечищенных туфлей. Весь он выглядел будто модель с обложки журнала и так и хотелось оглядеться, чтобы убедиться, что за ним не следуют профессиональные фотографы. Хотя, здесь в сити, было предостаточно этаких офисных дэнди. Она заметила его несколько месяцев назад. В одно и то же время он шел в одну и ту же сторону, с одним и тем же отсутствующим выражением сосредоточенности на лице. Доходя до нее он всегда останавливался и стоял некоторое время. Смотрел он не на ее лицо и даже не на руки, перебирающие струны гитары. Смотрел он всегда куда-то вниз, туда где у нее стоял открытый для денег футляр. Постояв так некоторое время, слегка покачиваясь с пятки на носок, он делал утвердительный кивок головой и шел дальше, не взглянув на нее. Она начинала привыкать к этому щёголю и даже стала испытывать чувство голода при его появлении, потому что проходил он всегда около полудня, видимо на ланч в один из близлежащих ресторанчиков. “Я прям как собака Павлова с рефлексом слюноотделения”, - усмехалась она про себя. Его странная манера слушать ее игру не сбивала ее и не доставляла неудобства. Жизнь уличного музыканта полна встреч со странными и порою нелепыми людьми. Она лишь ниже припадала к грифу и продолжала жить своей жизнью.

Сегодня он почему-то остался стоять дольше чем обычно. Она уже закончила играть, встряхнула головой, убирая упавшие на лицо длинные волосы, бережно отставила в сторону своего Мартина* (производитель гитар*), отпила из бутылки с водой, а он все еще продолжал стоять. Она подняла лицо и неожиданно встретилась с ним взглядом.

-- Привет, - улыбнулась она.

-- Здравствуйте, - официально отозвался он.

Она скрестила руки на груди и, слегка склонив голову на бок, с лёгкой усмешкой смотрела на него, облокотившись о кирпичную стену дома, стоя на одной ноге и поджав левую в колене. Он тоже некоторое время смотрел на нее, прищурившись, зацепив большие пальцы рук за карманы брюк, будто что-то обдумывая. Наконец, решившись, он выдал:

-- Вы хотите есть?

-- Хочу, - согласилась она.

-- Тут неподалеку чистое кафе с приличной едой. Хотя... - он осторожно оглядел ее с ног до головы. Её растрепанные волосы, рваные джинсы и видавший виды футляр резко контрастировали с его глянцевостью.

-- Ничего, не переживай, меня пустят. Мы живем в либеральном обществе, -- ее сарказм был им незамечен, он лишь продолжал молча смотреть на неё.


Она выгребла из футляра немногочисленную мелочь и несколько смятых купюр, рассовала их по карманам и стала бережно укладывать гитару.

-- Хорошая у вас гитара,  - похвалил он.

-- Еще бы, - хмыкнула она, бросив на него быстрый взгляд и погладив свою светло-коричневую с темной вставкой любимицу.

-- Дорогая... - задумчиво протянул он.

-- Разбираешься в гитарах? - удивилась она.

Он ничего не ответил, просто кивнул.


* * *


В кафе в этот час было достаточно оживленно. Офисный люд заполнил зал, но их проводили за дальний столик у окна, который только что освободился. Официантка проворно собрала остатки чужой трапезы, вытерла столешню и оставив им два меню в твердых коричневых обложках, пообещала моментально вернуться.

Он не стал смотреть в меню, отложив его в сторону. Она бегло пробежала глазами, исподволь разглядывая его через верхний край.

-- Салат из авокадо с креветками и минеральную воду без газа, - сказал он подошедшей официантке, не глядя на нее и продолжая смотреть прямо на сидящую перед ним девушку.

Она еще некоторое время раздумывала, изучая меню, но почувствовав нетерпение официантки быстро решилась и захлопнув книжечку заказала:

-- Сэндвич с ветчиной и кока-колу.

Он неодобрительно передернулся, но ничего не сказал.

-- Ты, значит, богема? - с сомнением в голосе, как будто не веря, что он сидит рядом с ней и разговаривает, спросил он.

-- А ты, значит, офисный планктон? - парировала она. Ей была забавна вся эта ситуация и она была расслаблена и наслаждалась моментом. Он же был напряжен и насторожен. Хотя это могло быть и не связано с ней и просто его обычный стиль.

-- Не совсем, - ответил он, - ну да ладно.

-- Как тебя хоть зовут-то? - спросила она.

-- Эдгар.

-- Кали, - она протянула ему через стол руку, бренчащую браслетами. Он осторожно пожал ее за пальцы.

-- Твой стиль игры меня заинтересовал, есть что-то необычное в твоем звучании. Что-то напоминающее Элизабет Коттен.

-- О, браво, мистер, за эрудицию, - уважительно посмотрела на него Кали.

Он не обратил внимания на комплимент и продолжал развивать тему:

-- Хотя, конечно, твоя гитара и не перевернута.

Она подперла подбородок руками и широко улыбаясь уставилась прямо ему в лицо:

-- Можешь считать, что у меня голова перевернута, если тебе так легче.

Он продолжал говорить, погрузившись в себя:

-- Хотя мне, честно говоря, больше по душе Андрес Сеговия.

Она как-то странно на него посмотрела и задумчиво произнесла:

-- Ну кто бы сомневался, что это будет твой любимый гитарист. -- А как тебе Таррега?

-- Не знаю, - пожал плечами он, -- техничности не хватает.

-- Ну конечно, - снова с ноткой легкой иронии произнесла она.

Принесли их заказы и они некоторое время молча ели. Наконец он посмотрел на часы и сказал:

-- Мне нужно возвращаться. Было приятно пообщаться. Позволь мне оплатить ланч, поскольку я тебя пригласил.

Он церемонно встал, достал из кожанного бумажника несколько купюр, аккуратно отсчитал их, засунул под блюдце и, слегка чопорно кивнув головой, удалился. Она продолжала некоторое время сидеть, потягивая кока-колу, не в силах перестать улыбаться.


* * *

На другой день он снова остановился напротив нее и подождав пока она закончит играть, снова позвал ее с собой.

-- Сегодня плачу я, - сказала Кали, выгребая бумажки из футляра, -- удачный день.

На этот раз им достался не очень удобный столик на проходе, где их толкали и потому разговора не получилось.

-- Слушай, ты что, все время ходишь в одно и то же кафе? Это же скучно. В следующий раз пойдем в другое место.

Он неуютно поежился, но согласился.

Они продолжали встречаться и разговаривать. Кали почти каждый раз заставляла его менять локацию. Видно было как некомфортна была ему смена рутины, но он мужественно соглашался.

Через, примерно, неделю таких спонтанно-запланированных встреч, он как всегда остановился возле нее с еще некоторым количеством слушателей. Музыка кончилась, зрители жиденько похлопали и разошлись, побросав кто мелочь, кто бумажки в футляр на земле. Вдруг неожиданно он наклонился и положил что-то. Она удивленно посмотрела: никогда до этого раньше он не давал ей денег. Сверху кучки бумажек аккуратно лежали пять новеньких стодолларовых купюр.

-- Что это? - оторопела она.

Он спокойно распрямился и слегка раздраженно произнес:

-- Тебе необходимо привести себя в порядок. Парикмахерская там, я не знаю... - новая одежда, что еще женщины делают?

Кали медленно-медленно, считая до десяти и делая глубокие вдохи подняла купюры из кейса и держа их на уровне груди не отрываясь смотрела на них:

-- О, я не знаю что там еще делают женщины, откуда мне знать?! - она подняла голову и встретилась с ним полным холодной ярости взглядом.

Эдгар почувствовал, что что-то не так, хотя и не мог понять что. Он запаниковал.

-- Неужели тебе не хочется ощущать себя женщиной?

-- А я по-твоему кем себя ощущаю  - енотом?

Он совершенно растерялся. Кали с силой сунула ему купюры в руки, проворчав под нос: "Пигмалион хренов", быстро сложила гитару и ушла.

Он оторопело смотрел ей вслед, вертя в руках деньги.


* * *


Несколько дней она не появлялась на привычном месте и он не знал где ее искать. На третий день на ее месте играл на скрипке какой-то бородач и Эдгар решился спросить у него про Кали.

-- О, мэн, - пробасил скрипач, - я не знаю где она, и никогда не занял бы ее место, но ее нет уже два дня и я подумал.... Заболела может опять?

На четвертый день она появилась. Бледная, со сжатыми губами, она быстро перебирала струны, качая в такт головой. Эдгар почувствовал, что он все это время как будто не выдыхал и наконец смог выдохнуть. Облегчение его было столь очевидно, что он даже заулыбался.

-- Пошли, - она решительно сложила гитару, повесила ее на плечо и не оборачиваясь зашагала в сторону облюбованного Эдгаром кафе. Они снова сели в углу у окна. Она аккуратно прислонила футляр к стене и только тогда наконец посмотрела ему в глаза:

-- Никогда. Больше. Так. Не делай, - тихо сказала она, пристально глядя ему в лицо.

Он недоуменно дернул плечом, списывая это на чудачества богемы.

-- Я не хочу знать, почему ты это сделал, мне не очень интересно вникать во внутренний мир других людей по причине осознания мною того, что это невозможно. Я в свой не пускаю. Почему же я думаю что другие меня пустят? Поэтому я даже не буду пытаться. Я в порядке, они в порядке. Каждому должно быть хорошо с самим собой.

-- Но я думал, мы с тобой достаточно подружились, чтобы ты могла принять от меня критику, - сухо заметил он, выправляя манжеты светлой рубашки из-под рукавов серого, на сей раз, костюма.

-- Да ну? - усмехнулась она. -- Подружились?

-- Ну да, - уверенно сказал он.

Кали по своей привычке оперлась подбородком на скрещенные пальцы рук и слегка прищурившись сказала:

-- Ты хотел радугу в мешок поймать и посадить у своих ног. А я не даюсь. Мне так хорошо. У меня нет друзей.

-- Кхм... у меня тоже, - он грустно посмотрел на неё. -- Почему так?

Кали на секунду задумалась:

-- Ты понимаешь, большинство людей совершенно ужасны и тебе не подходят, и тебе с ними не по пути и никогда-никогда они не поймут тебя. У них в голове будет Оливье и “уверенные бабы продолжают учить”, а ты им будешь казаться чокнутым, а они тебе казаться не будут, но ты будешь знать, что они эдакая серая биомасса, наполняющая складки и трещины планеты. Но если эта биомасса вылазит из щелей как каша из переварившегося котелка и начинает расползаться  - она чувствует себя комфортно, ползая по земле и затопляя собой все. Загнать эту кашу обратно в ржавый котелок очень сложно. Она налипает и проваривает все вокруг. И ты в ней тонешь. Но никто не слышит, потому что биомасса уже поглотила всех.

Эдгар помолчал, аккуратно сложил на столе ухоженные ладони лодочкой перед собой и выверенно заговорил:

-- Я не знаю что о тебе думать. Мне непонятно. Ты не похожа на людей, с которыми я работаю или иногда встречаюсь. Они живут по привычным шаблонам, говорят на безопасные темы.
Это как ехать по привычной дороге – можно отвлечься и думать о своем, всё само собой произойдет. С тобой так не получается. Мне трудно. Ты хоть какие-то принципы имеешь? Что-то за что я мог бы зацепиться? И перестань уже есть джанк фуд! - воскликнул он в сердцах в ответ на ее заказ бургера и кока-колы.

-- Ох, как все запущено... - покачала головой Кали. Хорошо, я откроюсь тебе немного, хотя для чего я это делаю - мне пока непонятно.
Понимаешь, я не верю ни одной установке. Я не верю в хороших девочек. Женщины, которым ни разу не хотелось сделать что-то безумное, не существуют. Я не следую ни одному стереотипу. Я следую только своим ощущениям и интуиции. Я живу глубоко внутри себя. Прорывающиеся наружу мелкие всполохи - лишь тень от свечи. Свой внутренний мир нужно беречь. И я не говорю сейчас о мире как о среде обитания, а о мире как противоположности суете. Я не верю в установки, что все мужики - гулящие козлы, как долго не убеждали бы меня в этом престарелые разочаровавшиеся кумушки. Я не верю в то, что нельзя доверять подругам. Я не верю в то, что мы должны всем нравиться и быть со всеми обходительными и вежливыми. Я не верю в то, что нужно расти и взрослеть и вести себя в соответствии возрасту. Какому возрасту? Я и веду себя в соответствии с тем как я себя ощущаю.

-- Ты очень интересная, неординарная творческая личность, - высокопарно промолвил Эдгар.

-- Послушай, перестань уже разговаривать заготовленными шаблонными фразами и клише. А то я себя трафаретом каким-то чувствую. Тошно же, правда. Ешь вон лучше свое авокадо, пока оно не почернело.

-- Ты сама пишешь свои песни?

-- Большинство - да.

-- Ага, значит в них ты раскрываешься! - обрадовался Эдгар, будто бы подловил ее на какой-то лжи. -- Зря ты так откровенничаешь с незнакомцами. Счастье любит тишину, - претенциозно заявил он и победно оглядел ее как поверженного врага.

-- Ааа! Опять ты со своим трафаретом. Убери уже его куда-нибудь. Засунь куда подальше!
Счастье неизвестно что любит и у всех оно разное. Кому-то счастье с козочкой в деревне жить, кому-то брильянты на яхте перебирать и посылать дворецкого нырять за жемчугом, а кому-то быть крутым мачо-гангстером которого боится все южное Рио.

Кали отложила в сторону недоеденный бургер и утомленно произнесла:

-- Я устала уставать от людей. И если уж уставать все равно придётся, я лучше сделаю это в одиночестве. - Она быстро встала и не попрощавшись ушла.


* * *

На следующей неделе резко похолодало и несмотря на август подул холодный ветер. Эдгар как всегда стоял и ждал ее:

-- Неужели тебе не холодно? - с легким недоумением и даже отвращением спросил он, оглядев ее привычный наряд.

-- А почему ты спрашиваешь? Зачем люди вообще такое спрашивают? Допустим, я скажу да, мне холодно? Что ты сделаешь? Снимешь своё пальто и отдашь мне? Сочувственно поцокаешь языком? Дашь мне «ценный» совет о том как нужно одеваться в будущем? Тешишь своё эго, что ты не такой идиот, который одевается не по погоде, или просто поддерживаешь бессмысленный разговор?

-- Знаешь, ты не делаешь мои попытки сблизиться с тобой легче, - огорченно произнес Эдвард.

-- Не делаю, - согласилась она и опять как-то странно на него посмотрела. Он все чаще ловил на себе эти ее непонятные взгляды.

-- Могла бы уже побольше рассказать о себе, поделиться проблемами...

Кали перебила его:

-- Проблемами? Тебе зачем? Никто не хочет выслушивать проблемы посторонних людей. Поэтому психологи и берут за это такие большие деньги, чтобы как-то компенсировать отвращение.

-- Ну, как знаешь, - равнодушно пожал плечами Эдгар. -- Я хотел сказать, что уезжаю на несколько недель. Отпуск, - он как-то неуверенно посмотрел на нее словно ожидая возражений, но Кали ничего не сказала, лишь одарила его одним из своих взглядов.

* * *

Эдгар вернулся в конце августа. Снова настала солнечная погода, словно лето решило, что оно еще не всё сказало.

Кали не было на ее месте и Эдгар сначала спокойно ждал. Через несколько дней он заметил на ее месте группу уличных музыкантов. Сначала он не придал этому значения. Но когда и спустя неделю они все еще выступали на том же углу, он решился спросить.

-- Кали? -- гитарист нервно обернулся на его вопрос. -- А ты, случайно, не Эдгар? - он оглядел безупречно выглядящего мужчину. -- Она именно так тебя и описывала.

-- Да, да, это я. Где она? - нетерпеливо отозвался Эдгар.

Гитарист огорченно почесал себя под шляпой:

-- Ты ничего не знаешь, да?

Эдгар ничего не ответил, лишь продолжал требовательно смотреть на чужого музыканта.

-- Она давно уже была больна. Она что, тебе не говорила? Она знала, что умирает, поэтому и жила как хотела в последние дни. В хосписе - она скончалась две недели назад. Хорошо, что ты пришел. Она просила передать тебе кое-что.

Музыкант порылся в груде сваленных в углу кейсов из-под инструментов и извлек знакомый Эдгару футляр.

-- На, возьми, она хотела, чтобы это осталось у тебя. -- Музыкант сочувственно хлопнул Эдгара по плечу, еще раз вздохнул и протянув ему гитару отвернулся по своим делам.

Эдгар привычно-машинально побрел в знакомое кафе. Сел за столик в углу у окна, прислонил футляр к стене и попросил кока-колу.  Ему принесли высокий запотевший стакан со льдом. Он сидел, вычерчивая онемелыми пальцами бессмысленные узоры на мокром стекле. Капли стекали на стол, образуя маленькую лужицу.