О зёрнах поэтического бытия С. А. Борчикова

Поэтический сборник Сергея Борчикова «Зёрна бытия» производит приятное впечатление. Это действительно «зёрна», отобранные тщательно и с любовью.

Несколько приложений в конце дают исчерпывающее представление об авторе и позволяют совершать путешествие от стихов к людям, судьбам, встречам, событиям, черпая неисчерпаемые впечатления и эмоции. Не знаю, насколько вообще этично для автора и верно для поэзии столь много и подробно, детально комментировать, столь глубоко и сложно теоретизировать… В трудном пути к пониманию авторской позиции, продираясь сквозь дебри пояснений и ссылок, чаще всего в сердце просилось (стучалось!) главное условие античного искусства: ясность. Но в путанице мыслей и чувств (нарочитой, или «горе от ума»?) ясности мало.

На первый взгляд авторские комментарии и приложения показались даже какими-то вычурными излишествами, едва ли не пиаром, а на второй взгляд оказалось, что они действительно многое объясняют и раскрывают, затягивают на орбиту понимания, подсказывают, подталкивают к сопереживанию и сотворчеству, помогают схватывать авторский катарсис. Всё оказалось «неслиянно и нераздельно», уместно и оправданно. Перечитывая сборник, я уже не увидела за станицами книги ни позы, ни тщеславия (хотя любой поэт гордыни не лишён…), а лишь искреннее желание автора донести своё кредо, зёрна своей истины.

В предисловии автор объективно оценивает свою поэзию, и после такой оценки читатель, ищущий действительно поэзию, может смело отложить книгу. Пожалуй, предисловие – самое сильное место во всей книге. Так просто сказать о сложном более нигде автору не удалось.

Но книга прочитана. Я возвращаюсь к ней через долгое время, с остывшей головой, надеясь на объективность суждений, хотя, безусловно, как сама поэзия, так и слово читателя о ней – субъективно.

Для меня поэзия Сергея Борчикова определённо сложна. Сам автор определяет собственное стихотворчество как «частицу своего философского познания и эстетического самопознания». Многие его стихотворения заполнены до краев философской терминологией. Пожалуй, обывателю будет нелегко выклёвывать тут «зерна» истины.

В стихах много индивидуального, некая самозацикленность (что и характеризует экзистенциальную философию), но… хотелось бы объективности, полёта, оторванности от частностей и сиюминутных настроений… и обобщений, обобщений, обобщений!
Я, читатель (даже хуже – читательница), ищу у поэта целостности бытия, мне в моей расколотой жизни хватает собственных его осколков, но вместо обещанных «зёрен» я нахожу обменянные на жену берёзки, любовниц с облаками и бесконечные потенции с забытым зонтиком (хорошо, что не сломанным).

Конечно же двойственность бытия, диалектику «Я» и «Не-Я» (Анненский этим баловался, но вот ведь как-то у него получалось это и содержательно, и изящно, и поэтически оправданно) следовало бы прочитывать через философскую лупу. Но и через призму среднечеловеческого понимания сия тонкость миропереживания видится едва ли не расщиплением сознания, а Поэт – едва ли не душевнобольным («Любимая! / Я от себя к тебе хочу бежать. / И всё ж позволь себя с собою взять, / Ведь я не сам своей любовью правлю: / Как жить, когда тебя с чужим собой оставлю?»
Возможно, раскол сознания вполне характеризует современника расколотой эпохи, возможно, это внутренний поиск сложного человека, Поэта, жажда быть в центре тучи, в эпицентре грозы…, уверенного, что «Стихия – призванье моё, и я в ней пловец…». Хорошо бы! Но искатель «зёрен бытия», тем не менее, оказывается на диване, пригретый котом, и даже кошка в поиске кошачьих радостей показывается в более выгодном свете (всё-таки она место себе ищет, и находит, как найдёт после сна крупицы «Вискаса» – своего кошачьего бытия и счастья).

Конечно, мне хотелось бы проследить жизненную (гражданскую…) позицию автора, но… Поэт, конечно, налицо, а гражданина не увидела.

Впечатляет первое стихотворение («Клятва») – сильный запев, заявка перехлёстывающего через край юношеского максимализма… Но спустя годы – где же патриотизм, куда улетучился? Только на с. 64 («Русь») обозначился гражданин, тут же вновь растворившийся в мире Оль и Ларис. Гражданская позиция выражена до обидного мелко: «И страну, где не сжата полоска, / Заменили мне лес и река».
А ведь в России живем, да ещё и в «интересное время». Удивительно, насколько время «откорректировало» Программу автора («Программа (через 34 года после Клятвы»): поэт – «спутник и вассал» мира, созерцающий обгоняющие пятки более шустрых, неспешно «доклёвывающий» корм на празднике жизни…

Однако в книге немало удач и творческих находок. В основном они касаются любовной лирики, и подогревают исчерпывающими комментариями совершенно нездоровое женское любопытство. Автор – великий путаник судеб, и путаницы было бы гораздо больше, если бы город был открытый. Впрочем, для маэстро границ не существует, и его увлечениям нет предела…

Совершенно потрясающе «Облако лазурное» (томленья полное, покоя полное, свободы полное, но невозмутимое, прозрачное, кроткое, нежное, дивное, способное таиться, грустить, светиться, сиять и мечтать!). Это стихотворение напомнило мне соловьёвское «неподвижно лишь солнце любви» и умную и прекрасную Софью П. Хитрово, которой посвящены строки. Ведь она и была тем неподвижным солнцем мятущейся соловьёвской галактики…  Вот и «Облако лазурное» в эпицентре грозы…
Вероятно, 1978 год был годом максимальной полноты бытия, обусловившим появление совершенного и  в поэтическом, и в философском отношении стихотворения «Я мир! Во мне горит звезда…». Это классика.

Прекрасно рядом стоящее стихотворение «Новый идеал» (пронзительны по чувству строки: «И, до безумства доходя, жалею / О юности, подаренной не Вам»).
…даже попытка «взирать на свой труп, вдыхать испаренья гниющего тела» не видится крамольной, поскольку служит благому намерению смирения самолюбия.
Ещё одна находка – как в передаче сложного чувства, так и в плане формотворчества: «Нет сил любви прикосновенье терпеть…».

А «Осень. Желтый тополь…»? Поистине – «В сложном больше жизни…».

Удачливый год для автора!

Хороши стихотворения в прозе. Все четыре…

«Любовь», «Только Ты» – это всё о Ней, о Софии… «Ты, ради которой я» (насколько же лучше Оль и Ларис!)

Стихотворение без названия: «Я жажду с трамплина судьбы, на который карабкаюсь вниз по инерции жизни, нырнуть в безотказность объятий твоих и там умереть. / Но… лишь бы не возвращаться туда, где клещами хватают за сердце и душу трясут, словно пыль из неё выбивают, где в одиночной камере с рупором, в ухо орущим, мозг не способен мыслить и не видно ни зги…». Сильно!

Из этих же бытийно-экзистенциальных дум – замечательно «…Мелкими шажками…». В резонанс – «… в этом затхлом, зловонном пруду / Задохнусь…» (Наталии Комаровой).
Автору достаточно держать планку ТАКОЙ поэтической прозы, и не скатываться к сомнительного качества поэтической образности. Это к тому, что многие стихи Борчикова отличает насыщенность образами, порой чрезмерная, идущая в ущерб естественности поэтической речи, а порою и здравому смыслу: «Любимая! Твой образ, словно мёд, прилип ко мне…». Хочется продолжать, например: «И я в нём – ложка дёгтя…» Или: «По следу глаз моих ко мне войди…». Продолжать не хочется; ведь это ещё и уметь надо так ходить… А «жало тли» («Рыжий лучик»)? – Нарочно не придумаешь!

Из рефлексий на мысли поэтов прекрасны: «Я ж с детства угол не любил…» (воистину хватило нам идеологических углов!), «А главное – женский смех…»…
Ещё один шедевр – и по чувству, и по формотворчеству – «Разгорелся огонь и погас…». Но вот удивительно: никаких примечаний и комментариев в шедевру нет. Видимо, шедевры в комментариях не нуждаются!

Да и так ли уж нужны все эти примечания?

Всё равно концентрация чувств и рассудочная невозможность породят истину, ту самую, о которой поэт скажет:  «Истина хотимости неотвратимо ложится на бумагу» («у открытого окна»), то прозрение, которое утверждается в бессмертии не просто поэтическим символом, но той кульминацией бытия, которая перейдёт в небытие как единственный наш вечный двигатель – экзистенциал возможности (в месиве возможностей мира…) – «Буду!» («Как я устал…»). Автор являет нам то самое своё знание, переплавленное в понимание.

Что можно пожелать автору в творчестве и судьбе? А что можем вообще пожелать мы, не разбирающиеся в собственном творчестве и собственной судьбе?

Не писать стихов вообще, если они не стоят на первом месте? – как желают маститые поэты. Но ведь это – бред, да и мы – не маститые. На мой взгляд, в идеале было бы хорошо, если стихи писали бы все, потому что это занятие не делает человека хуже, более того, помогает каждому отрефлексировать главные повороты собственного пути.

P.S. Конечно, говорить о других, да не вспомнить про себя – это тоже выше моих сил.
Стихотворение «Одиночество» передает очень понятное состояние. Нечто похожее пыталась записать и я:

                *   *   *
Ничего, ничего! Как-нибудь проживём…
Разве канет земля? Или свергнется небо?
В живоносном колодце воды наберём,
А в растрёпанных книгах – насущного хлеба.

Не влачу труд чужой, крест чужой не несу,
Отчего же усталость так давит на плечи?
Никому не должна я? А как же Иисус
Взял людские грехи, чтобы нам было легче?

Стёрлась тропка моя среди пыльных дорог,
Тихой тёплой молитвы не слышно сквозь песни…
Поддержи, Матерь Божья! Услышь меня, Бог!
Помогите раскаяться мне, и воскреснуть!

Я и в храме мешаю, и в доме чужом
Помолчать меня просят по-доброму люди…
Но себя осеняя покорно крестом,
Я шепчу: «Боже правый! Любовь да пребудет…»

А какая любовь, если сердце – зола,
Если душу терзали, сожгли, растоптали…
Разве я не сама её не сберегла,
Чтоб теперь сокрушаться в слезах и печали?

Ничего, ничего! Я лампадку зажгу:
Многим жить я умею, и думать о многом.
И пусть редко, но с помощью Божьей могу
Говорить своим собственным вызревшим слогом.

И пусть редко, но всё ж в мои двери стучат,
И звонит телефон, и находятся письма,
И в автобусе место уступить норовят,
И пустую суму донесут до жилища.

Ничего, ничего! Как-нибудь проживем!
Будет снег в декабре, а в апреле – капели…
Частым стуком родным в мой дверной окоём
Постучат птицы певчие…
Чу! Прилетели…

И оттают глаза…
И разжав кулаки,
Усажу я гостей за столом небогатым…
…пусть всё так же у окон
Блажат мужики
О проблемах вселенских
Забористым матом.

Опубликовано : Т.Н. Марьина. О зёрнах поэтического бытия С.А. Борчикова // Борчиков  С.А. Философия в малых формах. Екатеринбург : «СВ-96», 2019. – Т. 7. – С. 127 – 131.