4 детективных рассказа

Очень остросюжетный детектив - детский детектив, 6+.

Телефон - стандартный рассказ, 12+ (подробнее о Самохиной Анне можно прочитать в повести "Подо льдом. Часть3".

Дело пьяных медвежат или новые приключения Шарлотты Холмс и доктора Вантуза - абсурдистская пародия 18+.

Бражники - триллер, 18+.


Очень остросюжетный детектив

Светло. Когда же придёт этот дрянной вечер, заволакивающий небо грязным одеялом, как застилает скрипучую кровать горничная грязным бельём в дешёвом мотеле где-нибудь в рабочем посёлке. Делать нечего, придётся пробираться среди бела дня, нет времени ждать. Если накроют, то накроют и так, ни к чему упускать шанс выбраться из этой западни.
«Сэм, ты где?»   окликаю я напарника, он вылезает из укрытия. Чёрт, где же он прятался, я бы и сам его не нашёл. «Да спрячь, убери ствол, нечего светиться. Кто-нибудь может увидеть, я чувствую, что рядом уже кто-то есть!».
Мы выбираемся из здания, поодиночке. Сэм идёт первым, если что, он предупредит. Нельзя отдавать им пакет, должен его доставить или уничтожить, на это у меня есть пара минут и бутылка с растворителем. Что же в нём? Не знаю, но лучше бы там были пленки, они быстро горят, с бумагой придётся попотеть. Вот то ещё занятие, жечь бумагу, когда тебе уже целятся спину из трёх стволов. Но хватит болтать пора идти.
Я выхожу из здания бывшего швейного комбината, здесь уже давно ничего никто не шьёт, разве что могут пришить. Мне в спину кто-то стучится, резко оборачиваюсь. Никого, просто запоздавший клерк пошёл на обед в соседнюю кафешку. Чёрт, а мы с Сэмом уже почти сутки ничего не ели, может, бросить всё и пойти поесть? Нет, голодным умирать веселее, сытый, он же как пьяный, уже расслабился, на всё согласен. Идём вниз по улице, проходим мимо нашей машины. Мы делаем это специально, надо понять, кто за нами следит, они точно будут ждать нас у машины. Не вижу фигуры Сэма, этот щуплый малый так ловко умеет прятаться в толпе.
Странно, возле машины пусто. Я всегда по запаху чую, есть рядом хвост или нет. Но нет, идём дальше. Вот и Сэм, он уже спускается в метро, стоит делает вид, что курит. Вот ты и прокололся, ха-ха! Я же знаю, что ты не куришь! Ну кто так держит сигарету, как мальчик. Так, прохожу мимо него, не смотрим друг на друга. Он уже любезничает с какой-то девкой, не упускает случая поболтать. Не в моём вкусе, слишком маленькая, ещё совсем девочка.
Спускаюсь в метро, прохожу в конец станции, делаю вид, что завязываю шнурки. Вот и поезд, Сэм запрыгивает с девушкой в вагон, я за ним, меня ругают, пытаются вытолкнуть. Небольшой скандал нам не помешает. Я огрызаюсь, извиняюсь, а сам осматриваю пассажиров. Есть, вот он хвост. Два шпика стоят, закрывшись газетами. Идиоты, кто сейчас читает газеты!
Пересадочная. Пассажиры повалили на выход, задумался, что-то изучаю. Вдруг прорываюсь к выходу сквозь толпу входящих в вагон, шпики вылетают из вагона, а я расслабляюсь, новый поток вдавливает меня в противоположную дверь. Смеюсь, они остались на станции. Сэм уже без девушки, она вышла раньше. Едем до конечной, оттуда проще выбраться из города, а там нас никто не найдёт, не посмеют.
Подъезжаем к станции. Плохо, мало людей. Я думал, что нас скроют потоки с электрички, куда же они все подевались? Выходим, больше нет причин скрываться. Вижу шпиков, станция ими нашпигована, как кусок свинины у тетушки Элен на Рождество. Опять думаю об обеде, бесит этот назойливый запах еды, и откуда он всё время просачивается?
Рванули мимо кордона, нас пока не трогают. Вот, повалила электричка, прячемся в этом потоке. Чёрт! Чёрт! Нам закрыли проход, Сэм тоже видит это, он не знает, что делать. Дурак, не смотри на меня, иди вперёд! Он будто бы слышит мои проклятия, идёт за мной. Из служебного помещения выходит какой-то дед, дверь не захлопнулась. Бросаюсь туда, там должны быть запутанные коридоры и вентиляционная шахта, выберемся, по любому выберемся!
Вбегаю, Сэм за мной. Бежим по гулкому коридору, у меня в руке короткий револьвер, Сэм тоже наготове, если что, он закроет тыл. Главное успеть, ещё полчаса и блокаду снимут, надо выстоять. Коридор бесконечный, какие-то двери, стены, крашеные грязной масляной краской.
Мы спускаемся всё ниже, слышу шаги сзади, кто-то уже бежит за нами. Их много, очень много. Не пора ли сжигать пакет, куда бежать дальше? Но мы бежим, уже не стараясь не шуметь. Страшно загрохотало сверху, мы присели, озираясь. Поезд, будь он проклят! Вбегаем в первую попавшуюся дверь. Хорошо, тихо и темно. Сэм бесшумно закрывает на защёлку. Стоим у двери, не дышим. Вот, пробежали мимо, кто-то дёрнул за ручку двери, и пошёл дальше. Сэм шепчет, что знает, там дальше есть выход наружу через служебные помещения. И откуда он всё знает, но ещё ни разу не ошибался. Я осветил комнату фонариком. Много всякого хлама, поваленные стулья, столы, у стен железные шкафы. Пытаемся забаррикадировать дверь.
Они вернулись, видимо, унюхали нас. Всё, прощай Сэм, ты был хорошим другом. Запаливаю конверт, и что всё-таки в нём было? А, теперь уже не важно. Дым дерёт глаза, что-то гадкое капает на пол, жжёт руку. Больно, чёрт возьми!
Нам ломают дверь. Держись Сэм, я почти всё сжёг. Стреляй, не думай, я успею за тебя отомстить! Дверь с треском отворяется, наша жалкая баррикада рассыпается, как дивный песочный замок, который я строил на потеху своей мамочке.
  Так, что это тут творится! – крикнула женщина, входя в детскую. – Вы чего это тут устроили?! Ой, вы что натворили!
Она вырывает из рук забившегося в угол с игрушечным пистолетом мальчика тлеющий буклет лечебной косметики, выполненный в виде загадочного конверта, в другом углу на неё смотрит испуганными глазами второй мальчишка, продолжая стрелять из игрушечного пистолета. От хлопков пороховой ленты и запаха горелого глянца в комнате трудно дышать. Женщина открывает окно настежь, впуская морозный воздух, и властно показывает им на дверь, откуда в комнату просачивается манящий запах запеченного мяса и картофельного пюре. – Семён, прекрати ты жечь пистоны! К нам тётя Лена приехала, а вы тут такое устроили!
Женщина отбирает у мальчика пистолет и убирает его на высокую полку. В дверях появляется другая женщина, очень похожая на маму мальчиков. Она с улыбкой разглядывает комнату, разбросанные по полу подушки, пуфики и стулья, ещё недавно служившие баррикадой мальчишек, напяливших на себя верхнюю одежду, обвязавшись шарфами по макушку, напялив на голову мамины шляпы, сжимающих в маленьких ручках «страшные» пистолеты, Семён вытащил запасной, не мог же он пойти на дело с одним стволом? Она поднимает с пола небольшую книжку, «О-о-чень остросюжетный детектив!», так написано на яркой обложке, где две фигуры  в плащах и широкополых шляпах прячутся от дождя под зонтиком детской песочницы, делая вид, что дождя вовсе нет.
  А вы прочитали мою книжку? – спросила мальчиков тётя Лена, спасая хулиганов от возмездия со стороны матери, готовящейся отодрать их за уши прямо сейчас. Мальчишки радостно закивали, маленький Семён протянул ей свой пистолетик. Она взяла и прицелилась на летящую за окном ворону, пистолетик выстрелил, громко, мальчишки рассмеялись вместе с мамой, не в силах больше играть в строгую мамашу. – Так что было в конверте, а?

02 ноября 2020 г.


Телефон

  Аня, стой! – окликнул следователя капитан полиции, задержав её у выхода из управления.
  Чего тебе? – хмуро спросила она, одёргивая джинсовую куртку. Она уже переоделась, сменив тёмно-синюю форму на светло-синий джинсовый костюм и белые кроссовки, слишком беззаботный вид для её должности. Сзади Анну можно было бы принять за молодую девушку, пока не увидишь её лицо, худое, с проявившимися морщинками у глаз и холодные внимательные чёрные глаза, такие же строгие, как убранные в под кепку чёрные волосы.
  Слушай, зайди ко мне. Это ненадолго, я тебе одно дело покажу,   замялся капитан.
  Опять мне спихнуть хочешь. Знаешь, сколько у меня уже висит? – огрызнулась она, потянувшись к карману куртки, где должны были лежать сигареты и зажигалка, но их там не было, она держала слово, данное сыну и бросила курить, пускай это и давалось ей слишком тяжело, очень хотелось кого-нибудь убить, ну или хотя бы покалечить.
Она пошла вслед за капитаном, совершенно непримечательным, незапоминающимся мужчиной среднего возраста. На столе уже лежало открытое дело, тонкое, Анна даже ухмыльнулась, видимо, её ждали, ничего не делали. Сев за стол, она пролистала заявление, бегло ознакомившись, почитала протокол допроса потерпевшего и недовольно посмотрела на капитана.
  Слушай, Колюня, это же твой профиль. Я гоп-стопами не занимаюсь.
  Да если бы гоп-стоп,   капитан щёлкнул пальцами и ткнул в протокол допроса. – Муть, Ань. Не верю я этому парню, понимаешь. Вот чую что-то, но не могу нащупать. А ещё эта его мамаша, как наседка над птенцом, кудахчет так, что хочется придушить.
  Ладно, завтра займусь. У меня смена. Всё! Я что, должна здесь всю свою жизнь провести?
  Давай завтра, я тебе его утром занесу. Подумай, поговори, если реально просто гоп-стоп, тогда вернёшь,   сказал капитан. – Я проверил, не сходится. Там у метро давно никого уже не грабили. Я думаю, что парень врёт.
  Посмотрим. Всё, мне пора,   она встала и вышла.
Уже в машине, выехав на шоссе, она развернулась и поехала обратно, в другую сторону. Через час она была на стоянке возле того рокового метро. Станция была новая, редкие пассажиры выходили со станции, на парковке кроме её машины стояли ещё три, покрытые мокрой листвой, налетевшей во время дождя, значит, они стояли довольно долго. Место было пустынное, приезжали и уезжали автобусы. Анна вышла и прошлась от метро в сторону микрорайона. Справа был забор, за которым стояли плотно деревья, и ничего не было видно, кроме бетонного забора и колючей проволоки, а слева был небольшой палисадник, за которым виднелись старые кирпичные дома. Она прошла до светофора, за которым уже высился новый ЖК с высоченными башнями. Всё было как на ладони, просматривалось со всех сторон кто-нибудь да должен был видеть момент ограбления, тем более, что на дорогу смотрела одна из камер ЖК, контролируя выезд машин.
На следующий день она забрала дело, но вернулась к нему лишь спустя неделю. В этот день она как раз была в этом районе и решила зайти домой к потерпевшему. Её встретила встревоженная женщина неопределённого возраста, с крашенными в белый цвет волосами, модной стрижкой, но из-за непонятного выражения лица, дробящегося на три части от услужливости, плаксивости и желания власти, причёска скорее старила её. По возрасту она должна была быть моложе Анны, её сын был чуть младше сына Анны Тимура, но она и родила его поздно.
  проходите-проходите, а то мы уже думали, что про наше дело забыли. Димочка до сих пор так переживает. Это же какой шок для нас, для нашего мальчика. Как это могло произойти в наше время! – кудахтала она, провожая гостью на кухню.
Анна специально пришла в форме и не стала надевать бахилы, простучав туфлями по полу, выстеленному мягкими коврами. Странное жилище, и откуда они взяли эти ковры, ей казалось, что эта мода умерла вместе с СССР. На кухне сидел за планшетом сутулый подросток и вяло ел суп. Ему было пятнадцать лет, но выглядел он даже старше. Хилый, высокий, с узкими плечами и длинными руками, он больше напоминал худую обезьяну.
  Димочка, познакомься, это тётя следователь. Она пришла по поводу твоего телефоньчика,   прокудахтала женщина, Анну всю передёрнуло от её слов, захотелось закурить прямо здесь или надавать ей по щекам, чтобы заткнулась.
  Самохина Анна Сергеевна,   представилась она и села на свободное место, отодвинув от себя тарелки, сахарницу и вазочки с печеньем. Она разложила на столе бумаги принялась заполнять протокол, изредка следя за парнем, старавшимся делать вид, что его ничего не волнует. – Молодой человек, вообще-то, положено здороваться со старшими.
  Здрасти,   прожевал парень и уткнулся в планшет, вяло хлебая ложкой суп. Анна заметила, что за этой показной нахальностью скрывается с трудом сдерживаемый страх. Парень стал резче бить пальцами по экрану, поглядывая на следователя.
  Итак, что действительно произошло? – спросила Анна.
  Я же уже говорил. Я шёл домой от метро, меня обокрали,   ответил парень, не поднимая глаз.
  Да-да, на Димочку напали! – засуетилась его мать. – Представляете, мы купили ему новый телефоньчик, он так хорошо сдал прошлый год, хорошо учится на курсах, мы уже готовимся к поступлению в ВУЗ.
  И часто вы покупаете сыну дорогую электронику? – перебила её Анна, разглядывая последний iPad в его руках, который он пытался уже спрятать под стол.
  Нет, что вы! У нас с мужем не такие большие доходы. Димочка сам зарабатывает, у него свой бизнес.
  Что за бизнес? – спросила его Анна.
  В интернете. У него там своя страничка, он у нас программист,   заторопилась его мать.
  Так что за бизнес? – повторила вопрос Анна жестом руки заставляя женщину помолчать. – Ты что-то продаёшь? Планшет этот ты покупал?
  Я покупал. Сам заработал. Я киберспортсмен, делаю ставки сам на себя. Ещё могу покодить, платят не много, но мне хватает, ¬ пробурчал парень.
  Допустим. И что хватает на кино и новый планшет? Это дорогая игрушка.
  Хватает, нормально всё,   буркнул парень.
  А телефон ты себе новый уже купил? – спросила Анна, делая пометки в блокноте.
  Купил, а что? Я должен без телефона ходить? – с вызовом ответил парень.
  Покажи, что за телефон,   тоном, не терпящим возражения, приказала Анна. Парень нехотя встал и ушёл в комнату, вернувшись с новеньким iPhone. – Дорогая штука, ты такой же потерял, верно?
  Да, ¬ ответил парень и, поняв, что она его подловила, затараторил. – У меня его украли. Я же писал заявление, уже сто раз допрашивали. Что вам от меня ещё надо?
  Если надо, то допросим ещё раз. Вызову тебя к себе, и поговорим,   спокойно сказала Анна, взглядом усаживая его на стул.
  Но вы не имеете права, его же и так уже много мучили, а ещё это ограбление. Мальчику надо учиться,   закудахтала его мамаша.
  Право я имею, если надо, то и каждый день буду вызывать,   ответила ей Анна, не сводя глаз с парня. – И всё-таки, Дима, откуда деньги? Ты мне про свой киберспорт не заливай.
  Я киберспортсмен, всё легально,   ответил он, пряча глаза в стол.
  Проверим. Я тебе даю шанс самому всё рассказать.
  Мой Димочка ни в чём не виноват! – грозно воскликнула мамаша, парень с надеждой посмотрел на неё, она тут же бросилась гладить его по головке. – Вы приходите к нам, когда у нас горе, и обвиняете моего сына! Он жертва, его ограбили, а вы!
  Я его ни в чём не обвиняю, пока не обвиняю,   сказала Анна, ей порядком надоела эта семейка. – Дима, посмотри на меня, давай-давай, поднимай голову. Так вот, Дима, я тебе не верю, понял?

Прошло ещё две недели. Пока Анна написала запросы и получила ответы. Дело не горело в её руках, было достаточно и своей работы, а ещё надо заниматься фондом, Мила так всю душу вынула уже вместе с Тимуром. Анна смотрела на них и думала, когда же она залетит от него, успеют они школу закончить или нет? В любом случае она и другие ребята из фонда хорошо прощупали этого Димочку. Никто особо не знал его, как выдающегося киберспортсмена, тем более программиста. Так, играл в контру на нескольких серваках, судя по чатам вёл себя довольно агрессивно, легко ставил много денег и часто проигрывал.
Оператор связи выдал всю информацию об этом абоненте. Анну насмешило, что ни Дима, ни его мамаша не смогли найти дома коробку от дорогого телефона, куда-то всё делось. Оператор связи выдал IMEI телефона, который был зарегистрирован в сети до дня ограбления, новую сим-карту никто не получал для этого номера, а абонент отсутствовал в сети всего полчаса, днём, а не вечером, когда предположительно было ограбление.
Анна собрала перед собой всю полученную информацию, выстраивая несложную схему. Стоило съездить в школу, где учился этот Дима, оператор связи передал локализацию по IMEI, теперь у неё был новый номер, а телефон чаще всего в будние дни с утра до трёх часов дня пинговался со станцией из школы, трафик был мощный, телефоном пользовались каждую секунду. Она быстро собралась, переодевшись в гражданскую форму, и поехала в школу.
На школьном дворе дети дробились по возрасту и интересам. Кто-то сгрудился у турников, выясняя, кто сильнее, малышня носилась по площадке с дикими криками, не обращая внимания на команды учителя, но в основном  старшеклассники, ожидавшие последних уроков, поделились на компании крутых и лузеров, которых было сильно больше. К одной из таких компаний она сразу и пошла, завидев издали, как чернявого парня облепили девчонки, а он хвастал новым телефоном. Девчонки делали сэлфи, сравнивали со своими, сразу видя разницу.
  Привет,   Анна кивнула им и ухмыльнулась парню. – Крутая мобила. Последний, да?
  Да, только-только вышел. Крутая штука,   подтвердил парень и сфотографировал её. – Тоже хочешь такую трубу?
  Да, надо бы поменять, а то у меня уже старый,   она достала свой телефон, потёртый, но вполне ещё живой, ребята из фонда его отлично почистили, и теперь он летал, как новый. Она набрала номер, который ей передал оператор связи. Мобила чернявого зазвонила, он хмуро посмотрел на незнакомый номер и не стал отвечать. – Это я звоню. Пойдём, поговорим. Давай, не ссы.
  Да я не ссу. Я скоро,   парень кивнул девчонкам, и они отошли к дальним лавкам ближе к забору. – Ну, чего хотела? Ты кто вообще, откуда у тебя мой номер?
  Я, предположим, лейтенант полиции,   Анна показала ему удостоверение. ¬ А вот кто ты? Откуда у тебя эта мобила?
  Выиграл, всё по-честному. Мне этот лох, ну Ramse$$$, денег был должен, сам продулся, а долг зажал. Вот я и забрал у него хабар. А мне нормально, сам хотел такую брать,   без стеснения ответил парень.
  Рамзес этот Дима Новиков из 9В?
  Да, он. Он лошара, всё думает, что играть умеет. Лох, короче.
  Ну а ты не лох, да? Какой ник? – спросила с улыбкой Анна, парень не врал, он держался свободно, без страха.
  Lexxx, ну это Леха Харитонов. Это я.
  Я знаю, думаешь, я твой номер не пробила?
  Пробила. Слушай, а ты мобилу по имейке пробила?
  Верно, соображаешь.
  А то, я же не лох. Телефон мой, всё есть, он с коробкой отдал, там талон  и прочая фигня.
  Придётся вернуть, его родители заявление написали. Димку этого, ну, Рамзеса, ограбили, трубу отняли,   ехидно улыбнулась Анна. – Слушай, а откуда у него деньги? Он же не всегда вещи на кон ставит?
  Только бабки, у нас всё строго,   ответил парень. – А бабки известно откуда – он снюсами среди малышни барыжит.
  Снюсами? Интересно, а СПИДами?
   Может и СПИДами, я этой дряни не употребляю, пусть лошары жрут,   парень высокомерно вздёрнул нос. – Это для дебилов, у нас своя наркота.
  Это какая ещё?
  Контра, Дота, я так вообще подсел, а когда эту дрянь принимаешь, так голова не работает, а там думать надо.
  Согласна, голова должна быть чистой. А где он барыжит, в самой школе?
¬ Да ну, тут гоняют. А что, ваши разве не знают? У нас так все знают, кто и чего. Это там в сквере у метро или здесь, на площадке. Там ещё ручей есть, типа канавы, там и ищи. Может сейчас он там, или Гарик, они в паре работают.
  Гарик этот тоже из вашей школы?
  Неа, он уже закончил. Противный такой, как увидишь, сразу поймёшь. Вон, видишь пацаны пошли? ¬ Он показал на трёх мальчишек, уходивших из школы и постоянно озиравшихся. ¬ За снюсом пошли, точно так. Они к ручейку идут, может там найдёшь Димаса.
  Слушай, ты же всё знаешь, почему не рассказал? Ты же понимаешь, что они травят ребят?
  Понимаю, а кому рассказывать? Все знают, мы училке говорили, вон, Ленка так до директора ходила, а ей то что – главное, чтобы не на территории школы. Это же ваша работа, что вы от нас-то хотите? Тут этого говна навалом, одних возьмете, так другие придут.
  Понятно. Ладно, ты не теряйся, созвонимся. Номер запиши.
  Ладно, но телефон не отдам.
  Отдашь, придётся. Он по делу идёт, так что лучше сам отдай, завтра ко мне придёшь, всё опишешь, как положено. Поверь, лучше сбросить эту мобилу. Вечером позвоню, договоримся. Не вздумай юлить, понял?
¬- Да понял я,   вздохнул парень. ¬Чёрт, а мне он так понравился. Надо всё перекачать, а то там куча всего, вам это не надо видеть.
  Обнули и приноси, мне твои секреты и не интересны, чего я там не видела: девки топлес, ваши вялые подкаты, бугагашечки.
  Слушай, ну ты прям мой тел смотрела! - Расхохотался парень.
Она кивнула ему и скорым шагом пошла за мальчишками, которые ещё не успели скрыться из виду. Анна держала хорошую дистанцию, рука тянулась в карман, желая вытащить сигарету, она так и сделала, но не закурила, посасывая горький вкус японского табака.
Мальчишки сгрудились у лавки возле ручья, там дети не играли, судя по всему там чаще сидели алкаши и гастеры, вокруг лавки разбросали подстилку из шелухи от семечек. Место действительно было неплохое, издали не поймёшь, чем здесь занимаются, с одной стороны вид загораживала стройка, справа от лавки уходила узкая дорожка между стройплощадками, по которой можно было быстро скрыться.
  Мало, я же сказал, теперь дороже,   процедил сквозь зубы Дима, забрав жалкие рубли у мальчишек.
  Да ты чё? Оборзел? Какого … подорожало? – возмущался один из мальчишек.
  Будешь болтать, вообще ничего не дам!  Гневно воскликнул Дима, сунул руку в сумку и вытащил три яркие конфеты.
В этот момент его за руку схватила Анна. Никто не увидел, как она подошла. Дима попытался сбросить снюс, но она вывернула его руку, отчего он закричал от боли.
  Киберспортсмен, да? – зло проговорила Анна, держа парня в заломе. Мальчишки, чётко понявшие ситуацию, уже убежали, успев забрать из его кармана свои деньги. Анна вызвала наряд и прождала его пятнадцать минут, держа парня в заломе, из-за чего ему приходилось сидеть, согнувшись, упираясь лицом в лавку.
  Так, давай понятых, а потом поедем к тебе, Дима. Ты же всё дома хранишь, верно? Ну, ты же лох, у тебя всё дома лежит, правда? ¬ Спросила Анна передавая его в руки полицейских, щёлкнули наручники, и Дима совсем сник.
¬- Я всё сдам, всё расскажу. Меня же не посадят, я же несовершеннолетний, ¬ прошептал он, со страхом глядя на Анну.
  Суд решит. Урод ты, Дима, сам-то понимаешь, что детей травишь? – ответила она.
  А я-то что? Их никто не заставляет это жрать! – с вызовом прошипел Дима.
Она врезала ему пощёчину, он упал на землю. Его не спешили поднимать, молодой сержант жестом заставлял парня подняться самому.
  А вы чего их не ловите, ваш же участок? – прикрикнула на сержанта Анна.
  А мы-то что, у нас другие задачи поставлены,   ответил сержант, дёрнул парня с земли и усадил на лавку. К ним уже подходили два полицейских с понятыми. – Заявления никто писать не хочет.
  Заявление,   Анна сплюнула в сторону и закурила. Дым обжёг горло, хотелось затянуться сильнее, голова наполнилась ожиданием кайфа. Она бросила сигарету в урну, туда же полетела и полупустая пачка, которую она прятала от сына на работе. – Везде уроды. Так, Дима, где сейчас твой Гарик? Ну, где он? Говори!
Дима задрожал, закрывая лицо руками, словно ожидая удара, точно прочитав это желание у неё во взгляде. Анна сдержалась, всё же понятые уже подошли, нечего пугать обывателей.

02 ноября 2020 г.


Дело пьяных медвежат или новые приключения Шарлотты Холмс и доктора Вантуза

  Холмс! Холмс! Проснитесь Холмс!
  А, это вы, доктор Вантуз. Что, уже утро?
  Да, уже два часа дня, вы просили разбудить вас пораньше.
  О, благодарю вас, доктор Вантуз. Нас ждут великие дела! Или бордель, что тоже неплохо. Я пока умоюсь, приду в себя,   Холмс налил полный стакан ХО и закурил айкос. Смочив горло половиной бутылки и выкурив два картриджа, Холмс посвежел. – Вантуз, вам бы тоже не мешало умыться, а то вы всё время какой-то чумазый. Я вас просто не узнаю, доктор, вы всегда были очень чистоплотным и аккуратным джентльменом!
  Холмс, хватит меня уже подкалывать по этому поводу. Я негр, вы что, забыли?
  Признаться, забыл. Вам не идёт, Вантуз.
  А что я могу поделать? Новые времена, XXI век, должен обязательно быть какой-нибудь негр. Я же вам не тыкаю постоянно в лицо, что вы женщина?
  Я женщина, правда? – Холмс удивлённо встал с кресла и глянул в зеркало, увидев растрепанную брюнетку с короткой мужской стрижкой и в чёрном белье, комплект ему понравился. – Хм, я вполне неплохо выгляжу, но мне надо одеться. Скажите, Вантуз, а в нашей новой реальности вы, наверное, ещё и гей?
  Не знаю, вроде нет,   пожал плечами доктор Вантуз, он был очень высоким, еле пролезал в дверной проём, с огромными ручищами и кулачищами, и больше напоминал мясника из старомодных рассказов или баскетболиста пережравшего стероидов.
  Странно, мне казалось, что это было бы вполне логично в нашей новой реальности,   сказала Холмс и надела свежий, только что из стирки, выглаженный костюм-тройку с белоснежной сорочкой. Допив коньяк она принялась за виски, вливая в себя стакан за стаканом.
  Ну тогда вы должны быть лесбиянкой,   парировал Вантуз, сев в свободное кресло, жалобно запросившее пощады.
  Вы знаете, я думала об этом, но, как и раньше, я терпеть не могу женщин, впрочем, как и мужчин, ¬ ответила Холмс.
В дверь постучали, и вошёл неряшливый бородатый мужчина в давно нестиранном женском платье и уже посеревшем переднике.
  А, мистер Хадсон! – воскликнула Холмс, – что у нас на завтрак?
  Овсянка мэм с кокосом, как вы любите,   проревел мистер Хадсон. – Вас дожидается мистер Мюллер. Он ждёт внизу уже три дня.
  Так пусть входит. Вантуз, вы не против? – восторженно закричала Холмс.
  Я не против, хочется развлечься,   закивал доктор Вантуз.
  Я сейчас его приглашу, мисс Холмс,   сказал мистер Хадсон и удалился.
Холмс, поигрывая тростью со стальным набалдашником, встала напротив Вантуза и спросила.
  Скажите, Вантуз, а как смотрит миссис Вантуз на то, что вы гей?
  Почему это я гей? – возмутился доктор Вантуз.
  Уже прошёл час, а вы ни разу не хлопнули меня по заднице. Значит, вы гей, доктор Вантуз.
  Я столько лет в браке, что научился не замечать женщин,   устало ответил доктор Вантуз.
  Вот поэтому я не женюсь и замуж не пойду,   сказала Холмс. – Скажите, а как ваша практика?
  О, прекрасно! Мы переживаем ренессанс традиционной медицины, вспоминаем корни, если можно так сказать. За последний месяц я сделал триста кровопусканий и полтысячи клизм, поэтому мне сильно приходится сомневаться о богатом внутреннем мире человека. Вы, кстати, неплохо бы помогли мне в практике. У вас прекрасный удар пяткой, вы могли бы открыть зубной кабинет и начать лечить глаукому.
  Я подумаю над вашим предложением, доктор Вантуз. А сейчас давайте сконцентрируемся на новом деле! А для этого нам надо отключить серые клеточки – они нам точно не понадобятся. За новое дело, Вантуз! – Холмс налила два стакана виски, насыпав из коробки по крутой щепотке белого порошка.
  За новое дело, как в старые добрые времена! – вскочил доктор Вантуз, но Холмс усадила его обратно в кресло.
  Сядьте, я рядом с вами чувствую себя женщиной,  сказала Холмс, и они, чокнувшись выпили до дна.
В комнату нервным шагом вбежал невысокий лысый неприлично располневший мужчина, размахивая руками, перебирая короткими ножками ковёр от электрокамина к бару, опрокидывая каждый раз по рюмке водки, подбегал к окну и грозил кому-то толстенькими пальцами.
  Мисс Холмс, только вы мне можете помочь! Вы понимаете, что речь идёт о безопасности целого государства! Речь о жизни и смерти, и о смерти и жизни! Если вы не поможете, то мы пропали – весь мир пропал! Мы не можем допустить, мы должны спасти мир, мы должны спасти цивилизацию, и только вы, мисс Холмс, сможете помочь! Именно поэтому я пришёл к вам, чтобы просить о помощи! Мы должны немедленно идти, надо искать, надо рыть, надо стрелять, надо лететь!
Когда толстячок умолк, устало упав на свободное кресло, Холмс села к камину и вытянула босые ноги, с интересом рассматривая свои ногти, всё-таки эта маникюрщица творила чудеса.
  Благодарю вас, что вы так подробно ввели нас в курс дела, но позвольте задать несколько уточняющих вопросов.
  Спрашивайте всё, что посчитаете нужным! – воскликнул толстяк, бешено обмахиваясь круглыми ладонями, Холмс прибавила камин, и толстяк поплыл.
  Спасибо, всего несколько вопросов. Итак, уточните, пожалуйста, а что собственно случилось? – спросила Холмс.
  Я так переживаю, что не могу рассказать. Вам надо пойти со мной, и всё поймёте сами!
  Так что же мы сидим? Куда надо ехать? Вантуз, вызывайте убер! – Холмс вскочила и в прыжке надела красные кроссовки.
  Нас ждёт самолёт, он стоит здесь, на парковке! – засуетился мистер Миллер. – Всего десять часов и мы на месте!

Здание очень секретного агентства. По коридорам ходят настороженные люди в длинных плащах и шляпах, закрывающих половину лица, и каждый спрашивает у встречного который час, записывая, тайком, ответы в блокноты.
  Что это такое? – спросила Холмс, ткнув палкой в жужжащую и свистящую серверную стойку.
  Это наши сервера. Их взломали, украли всю переписку! Это настоящая катастрофа, если эти письма попадут не в те руки – миру конец! – вскричал мистер Мюллер, окружавшие его люди в плащах зашуршали в блокнотиках, опасливо озираясь.
  Интересно, как они могли уместиться в этих нелепых ящиках? – удивилась Холмс, вдарив что есть сил по серверной стойке тростью. Стойка рухнула на пол, заискрившись и устало вздохнув. – Вы так дрожите, будто там спрятан рецепт черничного пирога её Величества королевы.
 О, как вы узнали? – восхищённо воскликнули все.
¬- Я не буду вдаваться в подробности своего дедуктивно-хаотического метода, скажу лишь одно, я разделила все версии на части и выбрала самую нелепую и идиотскую.
- «Она просто генийка! И задница ничего»   зашептали вокруг, кто-то уже успел ущипнуть за зад доктора Вантуза, набив его карманы ажурными визиткам. Холмс подошла к поверженной серверной стойке и склонилась над ней.
  Определённо, злоумышленники должны были оставить следы,   она взвесила в руках свою трость и спросила у мистера Мюллера. – Скажите, не найдётся ли у вас хорошего топора?
  О, конечно же, найдётся. Мы немедленно попросим принести его из нашего музея.
  А что он делает в музее? – недоумённо спросил доктор Вантуз.
  Элементарно, Вантуз. Этим топором они рубили головы всем президентам, чтобы они не думали баллотироваться заново,   ответила Холмс. – Торжество настоящей демократии в действии.
  Да, теперь мы более цивилизованные,   заметил мистер Мюллер. – Каждый президент удостаивается чести быть съеденным дикими зверями. Это и гуманно и эко, новая реальность.
Принесли огромный, начищенный до блеска топор. Холмс кивнула доктору Вантузу, и он, взяв в руки грозное оружие, стал в мелкую крошку рубить сервер. Лица в плащах бешено шуршали ручками в блокнотах, перенимая передовой опыт расследования самых запутанных дел. Холмс стояла у окна, делая вид, что всё происходящее её совершенно не интересует.
  Наверное, хватит,   выдохнул доктор Вантуз, опуская уставшие руки с топором. Сервер был уничтожен, посреди комнаты лежала большая куча из серой пыли и черных деталей, чудом оставшихся целыми.
  Посмотрим,   Холмс надела белые перчатки и запустила руку в кучу. Порывшись там некоторое время, она с видом победителя вытащила несколько невзрачных, чудом сохранившихся деталей. – Вот, посмотрите, что здесь написано. «Сделано в Малайзии», а вот ещё «сделано во Вьетнаме»!
  Значит, шпионы пришли оттуда? Немедленно, отправить двадцать авианосцев к берегам Малайзии и Вьетнама. И проутюжить их так, чтобы не осталось половины из половины всего, что там есть! – закричал мистер Мюллер, его подчинённые уже бросились к двери, но их остановил голос Холмс.
  Погодите – это же неверный след. Они специально решили запутать нас и направить по ложному пути. Малайзия и Вьетнам всего лишь прикрытие, а настоящих злоумышленников надо искать в Китае. Вокруг их шпионы, в каждом городе, в каждом доме, сотни, тысячи – миллионы!
  Точно! Так и есть, а мы и не смогли сами додуматься! Спасибо вам, мисс Холмс! – обрадовался мистер Мюллер и тут же сник. – Но как мы пошлём туда наших агентов? Наши самолёты больше не летают в Китай.
  Да-да, я знаю. Их учёные применили секретное биологическое оружие, замаскировав его под какой-то вирус. На самом деле зараза гораздо страшнее: она делает человека уязвимым к адекватности, человек начинает бояться собственной тени, я уже не говорю о том, чтобы кто-то кашлянул в вашем присутствии. Вирус развивается долго, но поверьте, ещё полгода, и за каждый кашель будут вешать на столбах. Таким образом, они смогут сделать так, чтобы на планете остались одни китайцы и…   Холмс сделала паузу.
  И кто? – затаив дыхание спросили все.
  И русские,   спокойно ответила Холмс, отчего все вздрогнули, кто-то стал креститься.
  Холмс, но почему русские не заболеют? Мне, как доктору, странно это слышать,   заметил доктор Вантуз.
  Они и заболеют, только им этот вирус не страшен,   ответила Холмс. – У них другие хромосомы, им, вам будет трудно это понять, но им плевать, да-да, глубоко плевать на любые вирусы. Да что там вирусы, этим русским вообще на всё плевать, а иначе, как бы они выжили в такой огромной стране, где надо сотню километров ехать до нормального сортира? Иммунитет у них сильный, что сказать, звери. Но, нам и не надо в Китай, чтобы найти злоумышленников.
  Почему? – удивлённо воскликнули все.
  Нам надо в Россию,   безапелляционно ответила Холмс. – Там китайцев скоро будет больше, чем в самом Китае. Они думают, что смогут захватить Россию, но они не понимают, что русские им это позволяют только потому, что им плевать на китайцев. Вот они все соберутся  и плюнут в них, а китайцы и перемрут, а те, что выживут, станут русскими.
  Холмс, но как мы будем искать в России? Она же огромная! – воскликнул доктор Вантуз.
  Элементарно, Вантуз. Надо найти русских шпионов, они всегда где-то поблизости. Мистер Мюллер, мне кажется, что у вас здесь есть старый собор с высоким шпилем?
  Холмс! Вы знаете всё! – восхитился мистер Мюллер.
  Тогда немедленно идём туда. Мистер Мюллер, оставьте ваших шпиков дома, не стоит пугать голубей,   распорядилась Холмс.
  Но откуда вы знаете, что эти русские будут там? – не унимался доктор Вантуз.
  Доктор Вантуз, русские шпионы всегда где-то рядом со шпилем. Найдёшь собор, найдёшь и русских. Они будут постоянно фотографироваться на фоне шпиля.
  и всё-таки, Холмс, кого мы будем искать? – спросил доктор Вантуз.
¬- Элементарно, Вантуз. Смотрите, видите на этом куске ржавого пластика нарисован танцующий медведь? – Холмс показала пальцем на танцующего нелепого панду, больше похожего на ребёнка. – Этот пьяный медвежонок приведёт нас к цели!

На площади возле собора было непривычно многолюдно. Доктор Вантуз озирался, ища глазами русских шпионов, а Холмс тянула айкос и смотрела на шпиль. Толпившаяся на площади демонстрация ушла громить соседние кварталы, выкрикивая разноцветные лозунги, что-то там про свободу всех от всех и для всех.
К Холмс подошли два туриста, пьяные вдрызг, и попросили снять их на фоне шпиля собора. Холмс согласилась и отсняла сотню кадров, заодно перекачав себе содержимое телефона. Туристы оказались из Москвы, они долго и упрямо что-то рассказывали по-английски, про какой-то бизнес, что они приехали делать бизнес, что у них в Москве свои клиенты, но ни Холмс, ни доктор Вантуз, привычный к невнятному бормотанию пациентов после пятипинтовой клизмы, не поняли ни одного слова. Холмс достала свою коробочку с белым порошком и натёрла дёсна. Теперь она смогла перейти на их язык, также невнятно задавая вопросы, на которые туристы охотно отвечали. Оказалось, что они ничего не знали, но отвели Холмс и Доктора Вантуза к недорогим шлюхам, которые, по их словам, знали абсолютно всё.
  Что ж, доктор Вантуз, пожалуй нет лучшего места получить информацию и стойко переболеть этим страшным вирусом,   сказала Холмс, оглядывая дешёвый номер притона.
  Но почему они не могут выписать нам липовую справку для этих русских? Я бы написал её в два счёта! – возмущался доктор Вантуз.
  Закон должен быть во всём, даже в самых жалких мелочах. Ничего, время работает на нас. Нам надо заболеть, посидеть две недели, и мы свободны, заветная справка у нас в кармане, а там и чартером до Москвы.
  Холмс, но почему вы думаете, что надо искать в Москве?
  А где? Разве в России есть ещё другие города? – удивилась Холмс.

Прошло две недели.

  Холмс! Проснитесь, Холмс!
  А, что? А, это вы, Вантуз. Какой сегодня день? – спросила Холмс, с трудом поднимая голову с подушки.
  Последний. Нам выдали справку, мы можем лететь,   ответил доктор Вантуз. Он был уже одет, в начищенном до блеска костюме.
- Отлично! Пора в дорогу! – Холмс вскочила с кровати, одетая в свой костюм, но чуть помятый после сна. – Долго я спала?
  Две недели. Вы приняли почти весь порошок и уснули. А я пока опрашивал проституток и собрал важную информацию.
  Интересно, а как смотрит на это миссис Вантуз?
- Она знает, что я всегда верен делу и всё, чтобы я ни делал, необходимо для расследования. Я видел только её, поэтому моя совесть чиста,   запальчиво ответил доктор Вантуз.
  Верю, не волнуйтесь. Жаль, что мы не летим в Лондон, миссис Вантуз придётся немного подождать вашей любви.
  Да, пожалуй,   согласился доктор Вантуз. – Ну и я отдохну немного.
  Так что вы узнали, доктор Вантуз? – Холмс села умываться, вливая в себя стакан за стаканом дешёвый бурбон из местного бара, заботливо принесенный доктором Вантузом.
  На самом деле они мало что знают, пришлось опросить каждую, несколько раз, пока я не нашёл одну девушку из России. Представляете, там есть ещё города, она из какого-то ужасного города Тверь.
  Да, звучит жутко. Ох уж эти русские, всё время хотят чем-нибудь напугать весь мир.
  Она знает, где в Москве есть медведи. Она сказала, что они живут в зоопарке.
  Браво, Вантуз! Вы подаёте надежды. Точно, какое хорошее место, чтобы спрятать там секретную лабораторию кибершпионов. Немедленно отправляемся в путь, нельзя терять ни секунды.

Москва, город-герой, всем врагам назло лучший город Земли.

Холмс и Вантуз вышли из московского метро, помятые и злые. Несмотря на введённый псевдокарантин, метро было забито до отказа, их заставили два раза прокатиться в обе стороны линии до конечной, пока Доктор Вантуз не закрепился у двери, а Холмс не била каждого, кто посмеет приблизиться к ним по морде ногой. Пассажиры не жаловались, только доктор Вантуз и Холмс были в масках, кто-то даже их поблагодарил за сознательность, получив хук слева от Холмс.
В Зоопарке было пусто, одни вольеры с обленившимися животными и крики птиц на пруду.
  Как-то это всё подозрительно. Видите, Вантуз, здесь кроме животных и охранников никого нет,   заметила Холмс.
  Верно, аж дрожь берёт,   кивнул доктор Вантуз, зачем-то держа наготове огромную клизму.
  Подождите, она нам понадобится, но позднее. Сначала нам надо найти логово зверя,   Холмс прочитала план зоопарка на английском, потом махнула рукой, показывая, что это дезинформация, и они пошли в другую сторону от вольера с не спящими медведями.
Пройдя мимо пруда, перейдя мост, Холмс устремилась в обезьянник. Доктор Вантуз ничего не спрашивал, доверяя чутью друга, крепче сжимая огромную клизму в бездонном кармане пальто.
  Вот, мы и на месте. Чуете запах? – спросила Холмс, когда они вошли в обезьянник. В вольерах за стеклом сидели одинокие обезьянки, которые, завидев странных гостей, тут же бросились отстукивать по муляжам деревьев послание, бить тревогу. – Видите, они нас засекли. Тем лучше. Скорее, Вантуз!
Они бросились в конец павильона. Вантуз всё пытался принюхаться, но кроме чистого запаха  гуано, ничего не чувствовал. Все двери были закрыты, некоторые на десяток замков.
  Вряд ли они будут носить с собой столько ключей,   задумалась Холмс. Они их должны где-то прятать.
Она принюхалась к замочным скважинам, скривила лицо и потянула Вантуза в дальнюю дверь, которая была открыта. Это был туалет, в который страшно было зайти. Холмс смело прошла к унитазу, покопалась в бачке, но ничего не нашла.
  Доктор Вантуз, идите сюда. Мне нужна ваша длинная рука,   позвала она его. Доктор Вантуз послушно встал рядом, с тревогой смотря на засранный унитаз, в который никто никогда так и не попал. – Суньте туда руку, там должны быть ключи. Не бойтесь, это безопасно.
Доктор Вантуз нехотя сунул руку в унитаз и вскоре нащупал там огромную связку ключей на длинной цепи, уходящей куда-то глубоко, в тайные подземелья московской канализации.
  Вот они, Вантуз, ¬ улыбалась Холмс. – А вы почти и не испачкались. А нет, на ваших руках просто не видно. Потом вымоете, здесь, определённо, негде.
  Холмс, а как вы догадались, что ключи именно здесь?
  А вот смотрите, видите, в этом говне идёт полоска, она напоминает змею? А теперь посмотрите на цепь.
  Холмс, вы генийка! Этот след есть и в коридоре! – радостно воскликнул доктор Вантуз, желая обнять Холмс, но она ловко увернулась.
  Радоваться будем потом, когда схватим злоумышленников. Я чую, они где-то рядом. Открывайте дверь, доктор Вантуз! – Холмс опасно завертела тростью, намереваясь ударить первого, кого увидит за дверью.
Доктор Вантуз быстро открыл все замки, и они ворвались внутрь. Перед ними открылась страшная картина: на полу сидели сосредоточенные обезьяны, но некоторые и за хорошо оборудованными столами, тыкая бездумно пальцами в клавиатуру. Те, кто сидели на полу, тыкали пальцами в планшеты, изредка давая команды тем, кто сидел за компьютерами, а на другом конце зала суетились три медведя. Из них была только одна панда, остальные два были бурые, но с погонами. Холмс и Вантуз бросились к ним, бурые медведи кинули всё на пол, подняв лапы вверх. Один из них был одет в фартук, другой  в халат. Они месили тесто, это было видно по растекающейся белой жиже с чёрными ягодами на полу. Панда попыталась броситься на Холмс и доктора Вантуза со скалкой, медведь был гораздо больше доктора Вантуза и ему пришлось бы плохо, а хлёсткие удары Холмс вряд ли бы пробили толстую шкуру бешеного зверя, но, увидев в руках огромную клизму, панда сдалась.
¬- Всё, дело раскрыто, Вантуз! Вы сегодня полностью оправдали вашу фамилию! – торжествующе сказала Холмс.
  О, спасибо! Мне очень лестно слышать похвалу от вас, Холмс!
  Они ничего не смогли разобрать в почерке королевы. Это тайный древний шифр английских королей. Секрет в безопасности! – Холмс подошла к столу, где стояли несколько готовых пирогов с черникой, и попробовала один из них. Мгновение, и она поняла, почему здесь такой запах. Не чуя ног, она побежала в туалет, доктор Вантуз побежал за ней, успев укусить уже три пирога, а медведи так и стояли с поднятыми лапами вверх. Доктор Вантуз по дороге в сортир разбил цепью все компьютеры, и обезьяны, лишённые работы, достали карты и щёлкали друг друга колодой пол лбу.

03 ноября 2020 г.


Бражники

Утренний парк ласково шелестел сочной листвой, в кустах копошились маленькие птички, выскакивая под яркие лучи солнца, а в небе было ни облачка, ни намёка на дождь. Парк ждал в гости детей и выхода в свет из погребов семей алкашей, обычно после десяти утра занимавших вахту на оживлённых аллеях, культурно отдыхая с чекушкой и банкой шпрот. Но сейчас было слишком рано, вдали на спортплощадке слышался собачий лай, редко проезжала по дороге машина, и всё вновь стихало, птицы щебетали, листва шелестела.
По узкой дорожке бежал моложавый мужчина. Он был одет в фирменные шорты и футболку, а на ногах отличные кроссовки, стоившие не одну тысячу долларов. Мужчина бежал ровно, следя за дыханием, не обращая внимания ни на что, кроме движения, себя в этом движении. Казалось, что он совсем не устал, дыхание было ровное, ноги легко несли его по аллее, и лишь маленькие капли пота на висках подсказывали, что он бежит довольно долго. Маршрут был каждый день один и тот же, и аллея выводила его к главной дороге, где был припаркован автомобиль. Пробегая мимо лавки, мужчина сверился с фитнес-браслетом: пульс в норме, уровень кислорода тоже, и, довольный собой, решил прибавить. Он не заметил, как вляпался в почерневшую лужу чего-то липкого, запачкав белые кроссовки. Выругавшись, он как мог стряхнул с кроссовок липкую грязь, но не стал трогать руками, лицо исказила уродливая брезгливость, он вот-вот бы вырвал или упал в обморок от омерзения.
 Добежав до машины, он ещё раз попробовал очистить кроссовки от липкой дряни, уже казавшейся тёмно-бордовой. Долго тёр щёткой, но это лишь сильнее размазывало грязь по дорогим кроссовкам. Он сел в машину и уехал, неприятно взвизгивая тормозами при развороте.
Через десять минут он был на въезде в коттеджный посёлок, расположенный на самой границе с новым районом города. Автоматические ворота считали его метку и открылись. Он припарковался у третьего таунхауса, такого же, как и другие, с идеальной лужайкой, типовым двухэтажным домом с открытой террасой на крыше.
– Нет, ну ты представляешь, какая-то сволочь разлила говно на дороге, и я в него угодил! – возмущённо крикнул мужчина, входя в дом. С кухни на него смотрела высокая брюнетка с туго зачёсанными назад тонкими волосами. На вид она была сильнее его, длинные жилистые руки, скорее мужские, чем женские, но главное взгляд серых глаз, бесстрастный, презрительный. – Свет, ну ты представляешь?
– Нет, – коротко ответила она и ушла на кухню.
Она встала к плите и продолжила жарить оладьи, иногда поглядывая на экран телевизора, по которому прыгали разноцветные графики. Она сделала звук громче, желая заглушить фырканье, доносившееся из ванной.
Мужчина вошёл на кухню, кроссовки он оставил в прихожей, и теперь щеголял голый по пояс, любуясь своим отражением в стеклянных фасадах кухни. Женщина у плиты нехорошо усмехнулась и посмотрела на себя. Когда-то она была красива, высокая, тонкая, с чарующим взглядом серых глаз, улыбкой, которую надо было ещё заслужить. Муж сохранился гораздо лучше неё, всё ещё молодой на вид, если бы не седина, которая совсем его не портила, прибавляя шарма, поэтому он и не красился. Молоденькие ординаторки легко велись на его улыбки, незатейливые ухаживания. Сколько у него их уже было? Она сбилась со счёта, он и бегать начал ради них, чтобы быть в тренде, оставаться молодым.
– Опять ты оладьи жаришь! Ты же знаешь, что мне нельзя набирать вес! – вскрикнул он и полез в холодильник. Запихав в блендер немного фруктов, залив всё йогуртом, он сделал себе смузи, бросив напоследок пару чёрных ягод, и с демонстративным видом стал пить, показывая, как ему вкусно.
– Не хочешь, не ешь, – пожала плечами женщина, выкладывая последнюю партию оладий на блюдо. Она села за стол и положила себе полную тарелку, густо измазав их сметаной.
– Вот я сдохну на марафоне, и ты будешь виновата! – истерично вскрикнул он и сел за стол, прямо с блюда хватая ещё горячие оладьи, запивая их смузи.
– Не сдохнешь, до финиша донесут. Алиночка же тоже бежит, да? – бесцветным голосом спросила женщина, не смотря на него, казалось, что её больше интересовали сводки с торгов за океаном.
– Опять ты начала! – закричал он. – Я же тебе сказал, что это было пару раз и всё кончено!
– Не ври, я не хочу тебя слушать, – спокойно сказала она, прибавляя звук на телевизоре.
– Чего завёлся, если всё кончено?
Мужчина схватил две оладьи и вышел из кухни. Зашумела вода в душе,
Женщина дослушала новости, убрала посуду в посудомойку и ушла в свою комнату. Она вышла через пять минут одетая в деловой брючный костюм с минимумом макияжа, выделены были глаза, тонкие губы она не трогала.
– А ты меня не будешь ждать? – возмутился её муж, выходя из ванной в одном полотенце, она даже не взглянула на него.
– Нет, у меня скоро операция, а ты собираешься по часу, – быстро ответила она и вышла.

– Чарли! Чарли! Ты куда побежал, негодник! – весело кричала полная девушка, красная, запыхавшаяся от бега за своим лабрадором, скрывшимся от неё в зарослях кустарника. Они гуляли уже два часа, и собака никак не хотела возвращаться домой. – Чарли, ну иди сюда! Пошли домой, я хочу есть! Мне на работу скоро! Ну, Чарли!
Девушка топнула ножкой, но идти в заросли кустарника ей не хотелось. Она устало села на лавку, посторонившись от странного чёрного пятна, уже засохшего на тёплом солнце. Собака глухо лаяла в кустах, начиная протяжно выть.
– Чарли, ну что ты там нашёл? Опять норку крота? – возмутилась девушка, не глядя на кусты, она сидела к ним спиной. – Давай иди сюда и неси это мне. Вечно ты всякую дрянь находишь!
Кусты зашевелились, и к хозяйке с глухим рычанием выбежал большой лабрадор, лапы были перепачканы в земле и чем-то липком чёрно-бордовом, а в зубах пёс держал за косу голову женщины. Лицо, обезображенное мукой, состарилось на три десятка лет, и скорее напоминало спящую медузу горгону, и если бы голова вдруг открыла бы глаза, то в миг всё вокруг окаменело. Девушка не сразу поняла, что бросил пёс к её ногам, а когда дошло, вскочила на лавку и истошно заорала. Пёс верно понял тревогу и страх хозяйки и завыл ещё громче.

Следователь Бабочников шёл по коридору, намереваясь быстро проскользнуть мимо кабинета полковника и уйти на обед, а там может и с концами. День был прекрасный, вечером он договорился с Лизой погулять, а может и заманить её к себе на ночь. Раздумывая об этой недотроге, не дававшейся вот уже вторую неделю, он не сразу услышал окрик полковника.
– Бабочников! Ты что, оглох?! Зайди ко мне! – полковник стоял в дверях кабинета и тряс огромным кулаком.
«Всё, пропал день», – подумал Бабочников и выстроил на лице покорную серьёзность и сосредоточенность.
Полковник побагровел и за шиворот втащил Бабочникова в кабинет, громко хлопнув дверью. Рухнув на кресло всей 120-килограммовой тушей, полковник стал терзать на столе серые папки, бесцельно бросая их в ящики, доставая новые, выстраивая пирамиды на своём столе. Все знали, что это прелюдия перед жёстким соитием, и Бабочников готовился, как жертва домашнего насилия, убеждая себя, что это надо просто пережить в очередной раз и забыть.
– Сколько у тебя дел?! – заорал полковник, бешено вращая выкатившимися из орбит глазами.
– Двенадцать, три передаю в суд, – чётко отрапортовал следователь, вытянувшись по струнке перед диким ликом начальства.
– Всего три?! – истерично взвизгнул полковник и ударил по столу кулачищами, папки посыпались на пол, и Бабочников стал собирать их.
– Сейчас начнётся, – подумал он, положив последнюю папку на стол. Рука полковника схватила его за шею и с силой уткнула лицом в папки, потом ещё раз и ещё. Собственно папки для этого и были на столе, чтобы подчинённому не ломать носа. В голове зашумело от желания ударить в ответ, но следователь сдерживался, хватаясь за уже видимые перспективы роста. Таков был порядок, и те, кто безропотно следовали ему, достигали неплохих результатов, полковник был щедр на рекомендации.
– Так вот, урод тупой! – заорал ему в лицо полковник, отбросил от стола и швырнул в него ориентировкой. Следователь поднял её с пола и выжидающе посмотрел на полковника. – Сейчас полдень, ты просрал всё время. Можешь сразу ехать в морг на экспертизу, но чтобы к концу следующей недели у меня уже сидел подозреваемый, можешь хоть букет собрать, мне плевать! Но чтобы сидели, понял?! Сверху интересуются – надо в кратчайшие сроки, понял?!
– Так точно, господин полковник! – отрапортовал Бабочников.
– Так точно, – передразнил его полковник и послал на три буквы, что означало: «В добрый путь!».
Через час следователь был в парке, ехать в морг было рано, судмедэксперт ждал его вечером с предварительным отчётом. Место преступления или нет, правильнее сказать, место обнаружения останков жертвы было огорожено жёлтыми и красными лентами, через которые отказывались забегать даже неугомонные собаки, сторонясь хмурых полицейских. Ещё работали эксперты, собирая грунт, прохаживаясь взад и вперёд в поисках чего-нибудь.
Старший коротко рассказал Бабочникову, что жертва определённо погибла не здесь, а убийца или убийцы, ему казалось, что это должны были сделать несколько человек, принёсли сюда голову и разлил на асфальте кровь, уже свернувшуюся. На фотографиях ничего не было: трава, кусты, деревья, влажная после ночного дождя земля, на которой не было никаких отпечатков, а в луже засохшей крови у скамейки были чёткие отпечатки кроссовок.
Больше здесь делать было нечего, получалось, что есть голова и часть крови, анализ, скорее всего, подтвердит, что это кровь жертвы. Бабочников пошёл вперёд, куда вели постепенно исчезавшие следы кроссовок. Это был бегун, касание ступни лёгкое, на носок. Парк кончился, и следователь вышел на широкую улицу, на другой стороне которой был продуктовый магазин, а, значит, камеры. Пока он переходил дорогу, ему пришли по мессенджеру несколько видео от оперативников. На одном из них полная девушка стояла на скамейке и истошно орала, а рядом с ней выла большая белая собака. Бабочникова удивило лицо девушки, перекошенное от страха, но глаза смеялись, блестели от удовольствия. Надо было внимательнее посмотреть это видео на большом экране и поговорить с этой девушкой.
Он вошёл в магазин, управляющий некоторое время мялся, но разрешил просмотреть записи с камер. Они отмотали до раннего утра, вот появился бегун из парка и сел в свою машину. Было видно, что он трёт щёткой  кроссовки. Запись была качественная, и, когда машина развернулась, камера зацепила её номер. Уже что-то, возможный свидетель, а может быть… не стоит загадывать, но и свидетель может немного посидеть в СИЗО, так всем будет спокойнее, результат же есть.
Бабочников вернулся в контору и просидел там до вечера, пока ему не позвонил судмедэксперт. Кое-как по пробкам добравшись до морга, следователь бесстрастно разглядывал отрезанную голову девушки. Теперь было понятно,  что это была девушка, по фотографии головы определили её имя, точнее подтвердит генетический тест. Алина Свиридова, двадцать семь лет, студентка медвуза, точнее уже ординатор. Бабочников смотрел в мёртвое лицо, открытые, полные ужаса глаза, зафиксированные скотчем. Убийца хотел, чтобы жертва всё видела. Ровный срез, эксперт показал ему хирургическую пилу, которой, предположительно, отрезали голову. Всё было сделано профессионально. Так работают хирурги или патологоанатомы, в любом случае, у простого человека рука бы дрогнула, срез был бы кривой.
Жертва работала в новой больнице, как раз в том же районе, где находился парк, в котором её нашли. Бабочников сел за стол, бегло ознакомившись с предварительным отчётом, достал планшет и вновь включил видео с полной девушкой, нашедшей голову. Эксперт с интересом смотрел на девушку, молодая, с приятной полнотой.
– Она не боится, – заметил эксперт.
– И я так думаю, – следователь постучал пальцами по столу. – А ведь она работает с жертвой в одной больнице. Оля Попова, ординатор хирургического отделения. Как думаете, девушка могла бы так ловко отпилить голову?
– Если пила новая, не вижу никаких проблем, – пожал плечами эксперт. – Сложно сказать, кто это сделал конкретно, но судя по характеру среза, жертву пилили на смотровом столе. Может, и на таком же, как у нас.
Бабочников хмуро посмотрел на стол, представляя, как это всё могло быть, от этих мыслей становилось нехорошо. Распрощавшись с экспертом, он поехал домой.
Просидев до полуночи, разбирая показания свидетелей, смотря фотографии, он вспомнил, что так и не разговаривал сегодня с Лизой, не ответил ни на одно её сообщение. Внезапная мысль заставила его вскочить со стула, он больно ударился о кухонный стол. А ведь Лиза тоже год назад перевелась в ординатуру в эту новую клинику. И Лиза, и жертва были иногородними, жили в общежитии медвуза, картина постепенно складывалась, Бабочников осторожно строил версии, возможно Лиза знала жертву, а может и свидетеля. Лиза училась на хирурга и очень интересовалась патологоанатомией. Она все уши ему прожужжала, что у них там какой-то кружок или группа, которую ведёт профессор, что они часто проводят в стенах клиники на кафедре анатомический театр, обычно по ночам, чтобы это не было в ущерб основной работе, тогда и операционные морга всегда свободны, и никто не мешает. Это пугало в Лизе, но Бабочников старался не думать об этом, концентрируясь на девушке, хрупкой на вид, небольшого роста, с короткими, стриженными под мальчика чёрными волосами и большими синими глазами на веснушчатом улыбающемся лице.
И тут позвонила Лиза, от неожиданности, он едва не выронил телефон.
– Привет, чего не позвонил? – спросила она, как всегда, разговаривая с ним учительским тоном.
– Не было времени, новое дело дали, заработался, – стал оправдываться Бабочников.
– А что за дело? Убийство, да? – заинтересовано спросила Лиза.
– Да, ещё какое. Новости видела? В парке нашли голову?
– Ого! Так ты ведёшь это дело?! – восторженно воскликнула Лиза и вдруг замолчала, пауза затянулась, она что-то обдумывала. – Что ж, так даже интереснее.
– Ты о чём? – недоумённо спросил он.
– Да так, ни о чём! – радостно воскликнула она в ответ. – Слушай, я к тебе сейчас приеду, и ты мне всё расскажешь!
– Хорошо, как хочешь.
– Ты там приберись, буду скоро. Пока! – скомандовала она и отменила вызов.
Бабочников привёл свою однушку в порядок, даже застелил на кровати чистое бельё, чем чёрт не шутит. Помыл посуду и полез в душ, из которого его вырвал требовательный звонок домофона. Лиза приехала на удивление быстро.
– О, ты даже помылся! – расхохоталась она, потрепав по мокрым волосам.
Она по-хозяйски прошла на кухню и бросила на стол вкусно пахнущую пиццу. Вечер был тёплый, приятный, от неё пахло ночными цветами и остывающим городом, тонкое белое платье свободно облегало стройную фигуру, скрывая от любопытного взора крепкие ноги. Полы платья шелестели по ламинату, она ступала босыми ногами, будто бы пританцовывая, примеряясь, какой бы кусок схватить первым.
– Давай пиццу есть, – поманила она его к себе.
Он достал из холодильника начатую бутылку белого вина, и они сели за стол есть. Лиза жадно вгрызалась крепкими зубами в пиццу, громко хохоча на его удивлённые взгляды, выпивая бокал за бокалом. Когда вся пицца была съедена, она встала и, сев к нему на колени, сильно сжала его плечи пальцами, у неё оказались крепкие руки с железной хваткой.
– Ну, рассказывай. Кого убили? У нас вся кафедра гудит, вроде кого-то из наших, да?
– Предположительно, Алину Свиридову. Ты её знаешь? – он открыл фотографию найденной головы на смотровом столе в морге, глаза Лизы загорелись, она шумно задышала, но не от страха.
– Точно, это же Алинка! – воскликнула Лиза. – А кто, кто убил то? Маньяк, да?
– Похоже на то. Ты её хорошо знала?
– Так, общались по работе. Она крутила шашни с юристом клиники, может его жена решила отомстить?
– Так, что за юрист, кто жена?
– Юрист-то? Да Эдик, он всё к молоденьким пристаёт. А его жена ведущий хирург, Светлана Юрьевна Кузнецова. Нет, она не могла, она не способна на убийство! – горячо воскликнула Лиза, упершись взглядом в отрезанную голову.
– Ну, это следствие определит, кто способен, а кто нет, – рассудительно произнёс Бабочников, но Лиза его не слышала, погружённая в созерцание.
– А можешь подробнее рассказать о связи Алины с вашим юристом?
– Что? А, ты про Эдика. Так он её бросил, он теперь к Ольке Поповой пристаёт, а ей вообще всё равно, с кем спать, –¬ отмахнулась Лиза и, бросив планшет на стол, дала ему лёгкую пощёчину. – Всё, потом допросишь. Раздень меня!
Она укусила его за губу и слезла, требовательно глядя на него. Он удивился, но, быстро взяв себя в руки, решил действовать, пока она не передумала. Лиза уже топала ногой от нетерпения, он неумело снял с неё платье, под которым не оказалось белья. Она стянула с него футболку и шорты, долго осматривая со всех сторон. Он попытался её поцеловать, но она отстранилась.
– Я не разрешаю, – строго сказала Лиза.
Он разглядывал её, красивую, будто бы выточенную из камня, но без приятных округлостей античных статуй. Лиза была накаченная, без грамма жира на теле, с кубиками пресса на животе и небольшой крепкой грудью.
Она осталась довольна осмотром, села на корточки и, без уговоров или стеснения, стала дразнить его, то делая минет, то бросая, когда он был уже готов взорваться. Сбросив пустую коробку от пиццы на пол, она села на стол, призывно раздвинув ноги.
– Ну, давай же, – недовольно проворчала она, притягивая к себе.
Бабочников задержался на секунду, разглядывая странную татуировку на лобке. Это была  то ли гусеница, то ли змея, больше напоминавшая сфинкса. Мерзкое на вид существо открывало безобразную пасть, тело было рассечено красными и белыми косыми полосами. Лиза впилась в него губами, разрешая себя целовать. Он и не ожидал, что эта недотрога окажется такой страстной. Едва не опрокинув стол на кухне, они хохоча, убежали в комнату. Лиза толкнула его на кровать и победоносно села, он закрыл глаза, не желая видеть эту татуировку, сбивавшую его с нужной волны.
После секса она быстро уснула, отказавшись разговаривать. Он долго смотрел на неё спящую, то прижимавшуюся к нему, что-то шепча во сне, то ложившуюся на спину, тихо посмеиваясь. Он решил, что она просто немного пьяна, и когда Лиза вновь легла на спину, он ушёл на кухню и сделал фотографию татуировки. Он включил фонарик и стал разглядывать, татуировка была временная, видимо, какая-то игра. От его острожных касаний Лиза завелась, не просыпаясь, зовя его по имени, а не по фамилии, как она обычно делала, посмеиваясь. А кто только не смеялся над его фамилией за его недолгие двадцать семь лет. Интересно, Алине тоже было двадцать семь лет, а Лизе уже двадцать девять.

Утром следующего дня Бабочников, взяв с собой опергруппу, нагрянул домой к главному юристу клиники Авдееву Эдуарду Николаевичу. Лиза выдала всех, легко посвятив во все тонкости интриг храма здоровья, кто с кем спит, кто с кем спал, кто на кого зуб имеет и т.д. Она уехала в половине седьмого утра, обещав приехать вечером.
Юрист был дома, его взяли в душе после пробежки. Жены не было, она за десять минут до полиции уехала на работу. Эдуард Николаевич, с ещё не проснувшимися мозгами и перенапряжёнными после бега мышцами, долго не мог понять, что от него хотят, пока во дворе, где стояла его машина, не залилась лаем служебная собака. Кинологи немного опоздали, и овчарка Хилари, названная в честь госсекретаря США за мерзкий характер, набросилась на его «Тигуан», мощными лапами пытаясь продрать крышку багажника.
В машине обнаружили два больших контейнера с уже растаявшим сухим льдом, в которых аккуратно были сложены части человеческого тела, начавшие процесс неизбежного разложения. Юриста скрутили и увезли, он что-то кричал, пытаясь перебить лай собаки, набросившейся на его кроссовки, вымытые до блеска приходящей уборщицей.
Обыск дома ничего особо не дал, обычная жизнь, ничего примечательного. На планшете юриста Бабочников обнаружил множество фотографий девушек, он всё скопировал себе, чтобы разобраться потом. И всё же, пролистав несколько папок, разглядывая голых девушек, охотно позировавших фотографу, он обнаружил фотографии свидетельницы, нашедшей голову Алины Свиридовой. Девушка вульгарно демонстрировала себя, а на гладком лобке была странная татуировка, очень похожая на ту, что была у Лизы. Это была точно гусеница, стоявшая в позе сфинкса, исчерченная красно-белыми полосами по всему телу и рогом на конце, но не такая страшная, как у Лизы, отказавшейся наотрез отказалась рассказывать ему, где она сделала эту татуировку и зачем, пообещав, что когда придёт время, она её смоет, и это будет уже скоро.
Вечером Бабочников поехал в морг, где его ждали. Девушку собрали по частям, разложив на смотровом столе. Так вот можно было сделать из человека пазл, расчленив и разрезав на десятки кусков. Даже неопытному взгляду Бабочникова было понятно, что все срезы были сделаны профессионально хорошим инструментом.
– А где остальное? – поморщился Бабочников, показывая на человеческий пазл, в котором не хватало одной части.
– А вот это вам предстоит узнать, – эксперт похлопал его по плечу. – Я слышал, что вы задержали её любовника, он, вроде, юрист, верно?
– Верно, главный юрист клиники.
– Так вот, я сомневаюсь, что он мог это сделать. Тем более, вот посмотрите сами, видите срезы? Вот, а ещё на ногах? Видите? Знаете, на что это похоже?
– Признаться, нет, – поморщился Бабочников, его подташнивало.
– А я вам скажу, – эксперт поправил очки и вздохнул. – Раньше, в XIX веке, для врачей часто делали скульптуры, как выглядит человеческое тело в разрезе. Не было хороших атласов, тем более качественных фотографий. Поэтому вырезали из дерева, из камня, лепили модели органов и тому подобное. А здесь из этой бедной девушки вырезали стенд, я видел такие, для гинекологов делали, искусно вырезали из дерева. Часть ног, чресла, таз, но там ещё демонстрировалось рождение дитя. Я вам так на пальцах объясняю, но позже пришлю фотографию из музея, она у меня дома в архиве есть.
– Да, мне всё понятно, – ответил побледневший Бабочников и отошёл от стола к кондиционеру подышать. – Скажите, а зачем сейчас это делать? Вот кому может придти в голову это… это же зверство какое-то!
– Хуже, мне кажется, что это больше похоже на какую-то псевдонаучную деятельность. Вы, наверное, знаете, что есть художники, если их можно так назвать, которые режут трупы и выставляют срезы в огромных колбах, заполненных формалином.
– Да-да, они ещё коров режут. Видел, мерзость.
– Мерзость мерзостью, а спрос есть, – заметил эксперт. – Я давно живу на этом свете и за свою практику встречал деятелей от медицины, которые любили собирать всякие уродства, вырезали и заспиртовывали, делая у себя в кабинете эдакую кунсткамеру. По-своему больные люди, но они спасли тысячи жизней. Работа деформирует человека, деформирует его личность. Вот лежит эта бедная девушка, уничтоженная, сшить толком нельзя, чтобы матери показать, а я приду домой, спокойно поиграю с внуком, поужинаю, посмотрю пару серий про королеву Англии и лягу спать. И ведь ничего, ничего в сердце не дрогнет, а девушку правда жаль, красивая была, вижу, что была красивой. Вот вы, молодой человек, ещё не загрубели. Она вам ещё сниться будет, помяните моё слово.
Поздно вечером пришла Лиза, как и обещала. Она приготовила пасту с морепродуктами и принесла домашнее печенье, которое сама есть отказывалась. Она ела по ночам, привычка, выработанная ночными дежурствами. Во время еды Лиза рассматривала фотографии Алины, комментируя каждый кусок её тела, как его могли разрезать, каким инструментом, во многом совпадая с предварительным отчётом эксперта, а Бабочникову кусок в горло не шёл. После ужина Лиза растерзала его в постели, искусав губы до крови, и уснула, обхватив его шею рукой, чтобы он не уходил. Бабочников долго не мог уснуть, странные видения витали над ним, то морг, то дом юриста, его испуганный взгляд, ужас, исказивший лицо, слабые попытки оправдаться, но за что? Бабочников и не думал, что он может быть виноват, слаб и жалок –¬ вот вердикт, но полковник, получив подозреваемого, уже отчитался наверх, а в новостях трубили о стремительном следствии.
Он думал, что такую работу с телом могла сделать его жена, сильная, опытная, но у неё было железное алиби, она в день совершения убийства была на операции, всю ночь, отработав в итоге больше суток. Не сходилось, Алину убили за три дня до того, как нашли голову, и как этот горе-юрист вляпался в лужу замороженной крови. Не сходилось, а дело росло, крепло, его ломали в СИЗО, и он уже готов был подписать всё, что угодно. Бабочникову не было жаль его, он не особо жалел людей, но Алина терзала его. Наконец, засыпая, он увидел её, живую, как она была на фотографиях с её странички на facebook. Она с тревогой смотрела на него и мотала головой, пытаясь ему что-то сказать. Он подошёл к ней и услышал, как сквозь тугой шум, давящий на уши, она просит его, умоляет: «Не верь ей, никому не верь! Бойся, бойся, бойся!».

Он проснулся рано утром, заря только-только зачиналась, и в окно несмело заглядывали тени утренних призраков. Бабочников тихо встал, накрыв Лизу тонким одеялом, всю ночь она мёрзла и жалась к нему, сбрасывая с себя одеяло. Лиза завернулась в него и блаженно вздохнула. Какой она была сейчас милой и ранимой на первый взгляд. Любуясь её лицом, он сначала ощутил тепло в груди от нахлынувшей любви, а потом мертвенный холод. Он боялся Лизу, боялся её странных взглядов, фразы, брошенной неизвестно кому: «Ты нам подходишь». Секс был прекрасный, лучший в его жизни. Он поспешно ушёл на кухню и сел за компьютер.
Пролистывая фотографии девиц из архива юриста, он быстро устал от однообразия, пока не наткнулся на отдельную папку без названия. В ней были фотографии Алины. Девушка немного стыдливо позировала, прикрываясь одеялом, пряча глаза, смеясь, протягивая руку, чтобы закрыть объектив камеры. Девушка ему нравилась, красивые черты лица, добрый взгляд, но было в нём что-то схожее с Лизой, оценка, а может примерка? Наверное, так смотрят на пациента, оценивают его шансы. Наконец, он нашёл то фото, которое ждал. Алина сидела на кровати на пятках, с плотно сдвинутыми ногами, грудь закрывали длинные волосы, она смущённо улыбалась, держа руки на коленях. У неё тоже была татуировка, гусеница не вставала в воинственную позу сфинкса, она лезла по зеленному стеблю вверх, девушка была немного похожа на гусеницу, художнику удалось передать её улыбку.
– Откуда у тебя эти фотки? – с любопытством спросила Лиза, незаметно подкравшись к нему.
– Нашли у вашего юриста. Там ещё много других девок.
– Да, ты не представляешь, какой у нас там шлюшарий. А ведь она  его действительно любила, дурочка, конечно, но я ей немного завидую.
– Почему?
– Она смогла полюбить, – Лиза пожала плечами. – Смогла и полюбила. Он обещал ей жениться, а она, дурочка, в это верила.
– А ты никого не любишь? – спросил он, поняв, что его совершенно не волнует, любит ли она его.
– Ты обиделся? – Лиза погладила его по голове и нежно поцеловала, даже слегка не укусив. – Милый, я тебя никогда не забуду.

Прошла уже половина месяца, как Бабочников взял это дело, и к нему по ночам стала приходить Лиза. Чем больше он думал об этом, тем больше боялся её взглядов, унизительных осмотров, когда он чувствовал себя не то экспонатом, не то стендом. А потом она вдруг пропала, не пришла как-то ночью и перестала отвечать на звонки. Он не особо настаивал, не забрасывал сообщениями, для приличия написав в первые дни разлуки, и всё, успокоился. Бабочников был даже рад, удивляясь себе, что может устать от девушки, не ломавшейся перед сексом.
Его стало ломать через три дня. Он не сразу это понял, просыпаясь среди ночи от странных кошмаров, в которых всегда была Алина, в этом нагромождении образов и ощущений он видел что-то главное, что постоянно упускал, просыпаясь утром мокрым от пота с дрожащими руками и ногами. Собравшись, он понял, чего ему не хватает – печенья, того странного коричневого печенья, которым Лиза регулярно снабжала, принося с собой полные бумажные пакеты из-под хлеба. Откуда она его брала, Лиза не говорила, смеясь в ответ, что ему это полезно, и лучше никогда не знать из чего сделана еда. В одно утро он остановил себя, перерывающего кухню в поисках остатков этого сладко-горького печенья, которое не было особо приятным на вкус, сахар служил плохой маскировкой. Найдя остатки в тарелке, обломки и крошки, он с трудом заставил себя не ссыпать всё это в рот. Собрав в полиэтиленовый пакет, Бабочников отдал его на экспертизу. Обещали сделать, но через полторы недели, как раз к передаче дела в суд.
Полковник торопил его, настаивая, что дело ясное, надо финишировать, сверху рекомендуют, нужен положительный пример, показать обществу, как может быстро работать следственная машина. Бабочников затягивал, как мог, устраивая частые допросы обвиняемого, которые не приносили ничего, кроме понимания, что этот человек не способен на убийство, слишком слаб. К удивлению Бабочникова, адвокат пел в унисон с его начальством, и единственным, кого волновала, пускай и без особого трепета, судьба юриста клиники, был сам Бабочников. Юрист молчал на допросах, изредка сдавленно шепча, что он всё подписал, всё рассказал, пугаясь лишнего движения следователя, инстинктивно защищая лицо руками в наручниках. Это была бледная тень от человека, ещё недавно уверенного в себе, знающего свои права и законы.
Наконец, пришёл полный отчёт о жертве, затянулись токсикологические экспертизы, спасибо опытному судмедэксперту, верно угадавшему, унюхавшему, как он говорил, грустно смеясь. Девушку отравили перед смертью, токсин, блокирующий нервные импульсы, даже и не пытались вывести из организма – она была вся пропитана этой дрянью. Из отчёта следовало, что её, скорее всего, травили несколько недель до этого, а яд, искусно полученный предположительно из экстракта ядовитых растений и яда гремучих змей Австралии, сначала вводил человека в нервозное состояние до тихой истерики, а при большой дозе должен был парализовать. Ужас был в том, что девушку, накаченную ядом, судя по всему, терзали живьём. Эксперт не знал точно, могла ли она чувствовать боль, но то, что не могла пошевелиться или даже издать ни ¬¬¬звука – ¬это было точно. Читая отчёт, Бабочников попытался вспомнить, где он познакомился с Лизой, и не смог. Волна панических атак захлестнула его, он судорожно стал жевать печенье, купленное в магазине, заполняя этим приторно-сладким эрзацом давлеющую над ним ломку.
Он открыл план допросов, все были допрошены без особой пользы. Коллеги Алины по работе говорили одно и то же, как и Лиза, добавляя от себя пикантных подробностей, в общежитии об Алине отзывались хорошо, аккуратная и неконфликтная. Разговаривая с этими людьми и часто рассматривая фотографии Алины, он постепенно влюбился в бедную девушку, не понимая себя, этой странной любви к мёртвому человеку, но она была для него живее Лизы, грубой и похотливой, которую он воспринимал скорее как тренажёр, и она отвечала ему тем же. Из списка оставалась одна свидетельница, которую ему так и не удалось допросить. Это была куратор и организатор курса по истории медицины и патологоанатомии для избранных. Надежда Петровна Корф, доктор медицинских наук, профессор, никак не давалась ему в руки, пропадая то на занятиях, то улетая на пару дней в Европу на семинары. Все его требования по принудительному вызову её в управление возвращались обратно к нему на стол с жёсткой резолюцией начальства: «Отказать!».
Зазвонил телефон, и дежурный сообщил, что к нему пришла Светлана Юрьевна. Он не вызывал её, вопросов к жене обвиняемого у него больше не было, она имела железное алиби, подтверждённое живыми свидетелями и бездушной системой видеонаблюдения.
Она вошла в кабинет тихо, но без робости, со спокойной уверенностью. Бледная, с чёрными кругами под опухшими глазами, она и не скрывала того, что постоянно плакала. Он встал и жестом предложил сесть, обычно он никогда не вставал, только перед начальством. Светлана Юрьевна села и поймала его взгляд, усадив за стол.
– Я знаю, что у вас всё готово для суда. Мне сказал об этом адвокат, – она вздохнула, лицо исказилось в презрении. Он кивнул в знак согласия, невольно отобразив своё отношение к адвокату, женщина слабо улыбнулась, кивнув в ответ. – Я просто хотела сказать, я уже не раз это говорила, что Эдуард не способен на убийство. Он слабый, но не злой, да, трусливый, но не убийца. Нет-нет, он никак не мог. Я недавно вспомнила, как он упал в обморок, когда решил почистить рыбу, такой человек не способен на такое зверство, поверьте мне, я достаточно повидала людей, способных на это. Особенно много их среди моих коллег, но это  не значит, что они убийцы.
– Хм, а вы способны?
– Я способна, но не буду этого делать. Поймите правильно, способность резать тело человека, делать операцию, удалять конечности и подобное – нетождественно желанию калечить человека. Это ремесло, твёрдость психики и крепость руки, если хотите.
– Как вы считаете, это сделал маньяк? Вы же знакомы с материалами, видели фотографии, не так ли?
– Видела, не буду отрицать. Я не могу вам однозначно ответить на этот вопрос. То, что мне удалось увидеть, говорит, скорее, не о работе маньяка, простите, я не знаю, как это по-другому назвать. Так, подобное мог сделать профессионал и он знал, что делал. Это предположение, но, возможно, ваши эксперты уже определили это, так вот, я предполагаю, что жертву, Алину, – она тяжело сглотнула, а на глазах выступили слёзы. Это очень его удивило, он не ожидал увидеть в ней сочувствие к судьбе любовницы его мужа. – Её изучали, как на стенде. Это означает, что поддерживали в ней жизнь, я уверена, что вы нашли в её тканях следы препаратов, возможно, нейротоксинов, наркотиков. Вы удивлены? Вы думали, что я буду радоваться смерти Алины?
– Не радоваться, нет, конечно же. Но вы сильно переживаете, почему?
– Я вам расскажу, я бы и раньше рассказала, но меня никто не спрашивал об этом. Мы с Алиной были знакомы. Уже не важно, как это получилось, но я узнала о ней. Мой муж не впервые изменял мне, но это было первый раз, когда я готова была его отпустить к ней, к Алине. Она хорошая, добрая, я не понимаю, как она могла вступить в этот клуб, не понимаю. Она забеременела от Эдуарда, а он обещал, что разведётся со мной. У нас с мужем нет детей, не сложилось, а тут ребёнок. Честное слово, я уже подала заявление на развод, мы даже сдружились с Алиной, он не знал об этом. Возможно, это странно, но я сама захотела передать его в руки Алины, ей доверяла, а она его любила, искренне. Но он её бросил, поддонок. Испугался ответственности, совал ей деньги, чтобы она сделала аборт. Алина прибегала ко мне в отделение, ловила у операционной. Мы решили, смешно звучит, неправда ли? Так вот мы решили, я и Алина, что она родит ребёнка, а я ей помогу. Надежды на родственников нет, они уже прокляли её, узнав о беременности. Я уже и квартиру подобрала для них, её и ребёнка. Вот так, можете мне не верить, но это правда.
– У меня нет оснований вам не верить. Скажите, а на каком она была сроке?
– А вы не знаете? – она сильно удивилась, заплаканные глаза широко раскрылись. – А-а, вы меня проверяете. Срок без малого пять месяцев.
– Хм, понятно. Вы знаете, что у Алины была татуировка?
– Да, на лобке. Она временная, Алина хотела после родов убрать её.
– Вот как? А что на ней изображено?
– Гусеница бражника, большой ночной бабочки. Вас, наверное, удивляет такой выбор? Обычно рисуют красивых бабочек, цветы или ещё что-то, я за свою практику такого насмотрелась, но это неважно, – она задумалась. – Знаете, вот вы спросили, а ведь я об этом и не подумала. Послушайте и решите сами, но мне кажется, что надо искать там. Эти гусеницы не просто так – это такой знак, не особо тайный, вы можете его увидеть даже на странице патологоанатомического клуба профессора Корф. Вы, кстати не говорили с ней? Алина входила в этот клуб. Она училась на отоларинголога-хирурга, Корф сама пригласила её в клуб.
– Нет, профессор Корф отказывается приходить на допрос, – ответил следователь, пожав плечами.
– Понимаю, у неё высокие покровители, собственно, и это не секрет, клинику постороили для её кафедры. Все члены её клуба носят подобные татуировки, у каждого – своя. Потом, когда гусеница вырастает, они рисуют бабочку. Мерзкая, довольно бабочка, посмотрите в интернете. У Корф тоже есть эта татуировка, я её видела однажды, когда у нас был тимбилдинг в пансионате, а в сауне нет секретов. У нею большой бражник на животе, такие обитают на Мадагаскаре, у них хоботок 20 см, очень мерзкая на вид. Не пытайтесь даже искать в этом какую-либо логику, всё гораздо проще. Профессор Корф помешана на этих бабочках, и каждый её студент, член клуба, должен съездить за экватор и привести ей гусеницу или бабочку в подарок, такой вступительный взнос. У неё весь кабинет в этих бабочках и гусеницах.
– И чем они занимаются в этом клубе? – поморщился Бабочников, отыскав в интернете фотографии бражников. На одной он сразу же узнал гусеницу Лизы, стоявшую в позе сфинкса, раздув голову, отчего она напоминала небольшую змею.
– Исследуют человеческое тело. Если коротко, то основная идея клуба в том, чтобы научить будущих врачей не бояться смерти, понимать, как она наступает и почему. Справедливости ради, я признаю, что все выпускники её клуба действительно прекрасные хирурги, причём она не готовит кого-то отдельного, нет специализации. Специализацию они изучают на своих кафедрах, а на курсе профессора Корф они изучают человека, сложно объяснить, но это работает.
– Спасибо за информацию, – следователь застучал по клавишам, делая заметки. – Жаль, что я не узнал об этом раньше, особенно, о беременности Алины. Мы же не знаем точно об этом, эксперты нашли следы в крови, точнее сказать нельзя, не хватает многих фрагментов.
Он сказал об этом вскользь, как бы случайно, внимательно следя за её реакцией. Светлана Юрьевна в ужасе схватилась за лицо, не то закрывая его, не то пытаясь расцарапать. Сквозь хрип, вырывавшийся из её груди, он сумел расслышать: «Это они! Это они сделали это с Алиночкой!».
Он встал, налил ей воды из кулера и стоял рядом, пока она пила. Светлана Юрьевна подавляла в себе что-то, трясла головой, будто бы не веря самой себе.
– Вы думаете, что смерть Алины могла быть связана с этим клубом? – спросил он, она слабо кивнула. – Понимаю, у вас нет доказательств. Проверим. Как вы думаете, каким образом могли оказаться останки Алины в машине вашего мужа?
– Это Оля, Попова Оля! – неожиданно резко вскрикнула Светлана Юрьевна. – Как же я раньше не подумала об этом?! Мой муж любил давать покататься своим любовницам, у него были для них запасные комплекты ключей. Я даже как-то находила у него в багажнике их чемоданы и сумки.
– Плохо, что вы раньше об этом не сказали, – хмуро проговорил следователь.
Составив протокол, он отпустил её, и тут же побежал с этой бумагой к полковнику, сунув ему под нос постановление об обыске квартиры профессора Корф, кафедры и всей клиники. Его обругали, выматерив по полной. Полковник испугался, и Бабочников это увидел. Выходя из кабинета, ему внезапно позвонила сама профессор Корф, пригласив приехать к ней на кафедру. У неё как раз было окно, и она готова ответить на любые вопросы.
Он выбежал из управления, уже в машине вспомнив, что не взял с собой оружия. Но не будут же они его убивать? Мысль об этом вонзилась ему в мозг, ломка накрыла со страшной силой, и он едва не врезался на всём ходу в припаркованный самосвал, в последний момент успев вырулить на притормозившую полосу, испуганную его манёврами. Было поздно, скоро стемнело, когда он вошёл в опустевшую клинику. На охране ему выдали разовый пропуск, пластиковую карточку. Он заметил, что камеры были сняты, охранник лишь развёл руками, дескать модернизация, будут новую систему вешать.
Кафедра профессора Корф находилась на минус втором этаже, рядом с моргом. Профессор встретила его у входа в морг и повела по запутанным коридорам к себе. Это была симпатичная женщина, с густыми длинными чёрными волосами, ласковой снисходительной улыбкой и умными карими глазами. Он знал, что ей было уже далеко за пятьдесят лет, а выглядела она гораздо младше. Лёгкими прикосновениями, короткими изучающими взглядами, она кокетничала с ним, постепенно располагая к себе.
Она повела его к себе в кабинет, выполненный в дореволюционном стиле, с массивными шкафами, заставленными старыми книгами, тяжёлой деревянной мебелью с потемневшим от старости деревом, с лепниной на потолке и мгромоздкой люстрой. Только пол был современный, гладкий и блестящий, как и на других этажах. Всё свободное место на стенах было занято дипломами и рамками с бабочками и гусеницами, под каждой рамкой была табличка с именем.
– Хотите чаю? – предложила она, поставив на стол вазочку с конфетами и печеньем. – А то я не обедала и ужинатьпо забыла. Составите мне компанию?
– Да, спасибо, – Бабочников увидел это печенье, то же, что и приносила Лиза. Рука сама схватила его, и он съел, не заметив, как улыбнулась профессор, следя за ним.
Пока она наливала чай, долго стоя спиной к нему у столика с приборами, он уже успел съесть всё печенье, и ему хотелось ещё и ещё. Она странно улыбалась, ставя перед ним чашку с блюдцем, фарфор был тонкий, красивый. Он бережно взял чашку и стал медленно пить крепкий чай. Голова закружилась, он поднял голову, и люстра поплыла. Собрав силы, он взглянул на профессора. Она стояла напротив и следила за его реакцией. Её чашка была пуста, она ничего не пила.
– Что вы со мной сделали?! – закричал он, но вместо крика, из его груди вырвался сдавленный шепот.
– Вы же хотели узнать, что произошло с Алиной? Вы всё узнаете, я вам даже покажу её, – она неприятно улыбнулась и достала из стола лист бумаги – это была копия протокола допроса Светланы Юрьевны. – Это ничтожество догадалась. Что ж, ей никто, всё равно, не поверит. А Алина была слаба, я в ней ошиблась. Она стала угрозой для нас, точнее сказать, для людей. Поверьте, мы не убийцы. Знали бы вы, сколько жизней спасли выпускники моего курса, тогда бы совсем иначе смотрели бы на всё. Не надо так пучить глаза, не пытайтесь кричать, вас всё равно никто не услышит. У нас мало времени, а я вам хотела показать Алину.
Она позвонила, и через несколько минут в кабинет вошли трое мужчин. Они посадили Бабочникова в кресло. Он всё видел и слышал, но уже почти не мог шевелиться, с трудом моргая. Один из мужчин, они были немногим старше его, с крепкими жилистыми руками, зафиксировал его веки скотчем.
Замелькали тени, вспышки ламп. Голова кружилась, его стало тошнить, а коридор не кончался. На одном повороте он попытался встать и выпал из кресла, слабо сопротивляясь. Его усадили обратно, и на этом силы его кончились. Он мог лишь наблюдать за тем, что ему показывали, а внутри пылал ужас.
Его ввезли в большую комнату со стеллажами, на которых в ярком свете зловеще смотрели на него препараты, человеческие останки, органы, куски тканей, навеки заключенные в прозрачные сосуды, стеклянные аквариумы. Взгляд выхватывал ноги в разрезе, руки, позвоночник с остатками мышечной ткани, мозг человека с толстым жгутом нервных окончаний.
– Поставьте его у Алины, – приказала профессор. Его поставили напротив дальнего стеллажа, придвинули ближе и включили подсветку. Бабочникова затрясло в судороге, он хотел вскочить, ещё бился позвоночник, стараясь не то встать, не то оглушить его, упасть на кафельный пол, чтобы успеть разбить голову. В большом цилиндрическом аквариуме, в невесомости был препарат, часть женщины с искусно сделанным сечением на 120 градусов, открывая всю внутреннюю полость и, главное, плод. Он не хотел на это смотреть, и не мог оторвать взгляда, гусеница уже не улыбалась, как на фотографии, она смотрела свирепо, кровожадно. – Красиво, не правда ли? Поверьте, это очень большой труд, и он поможет лучше познать человека, помочь будущим матерям. Вы, наверное, не знаете, но вся медицина, все её достижения, знания – всё это результат чей-то боли, тысячей смертей. Не будь настоящих учёных, изучавших человека живьём, не стеснённых рамками морали или гуманности, не было бы и современной медицины. Десятки, пускай даже сотни жизней, не спорю, замученных в страшных муках, дали новую жизнь миллионам людей. Я говорю об этом с полной достоверностью. Вас должно радовать, что ваша жизнь  не пройдёт даром. Вы и ваше тело дадут жизнь другим, и если есть рай на небе, то вы обязательно туда попадёте. Но его нет, разочарую вас.
Она воткнула ему в шею шприц, Бабочникова перестала бить судорога.
– Собирайте всех, а этого помойте и на стол, – приказала она. – У нас мало времени, а надо принять ещё шесть экзаменов.
На последних словах он потерял сознание. Очнулся от слепящего света. Он лежал голый на холодном столе. Попытался пошевелиться, но тело не слушалось, зато он чувствовал всё, каждое дуновение воздуха из кондиционера. Вокруг него стали собираться люди, периферическим зрением он улавливал их облик, все в синих костюмах, шапочках и масках. К нему подошла невысокая девушка, она улыбалась через маску, и он узнал эти горящие от нетерпения синие глаза.
– Привет! – громко прошептала она. – Не бойся, я быстро всё сделаю. А вот остальные, ну, не знаю, они будут долго сдавать. Не переживай, всё когда-нибудь заканчивается.
Она пробежалась горячими пальцами по его груди и животу, громко расхохотавшись. Кто-то шикнул на неё, но вскоре операционная задрожала от дружного смеха.

Прошло две недели.

– Муравьёв! Иди сюда, куда пошёл! – полковник схватил за шиворот следователя и втащил его себе в кабинет.
– Слушаю вас, господин полковник.
– У тебя сколько открытых дел, а? Двадцать? Я знаю, а когда закрывать будешь? Молчи, не нужны мне твои оправдания. Вот, возьмёшь это дело, – полковник хлопнул по столу тонкой папкой. – Надо этого Бабочникова найти, куда делся, не понятно.
– А его ещё не нашли?
– А ты чё, самый умный?! – заревел полковник. – Не нашли. Как две недели назад вышел из этой клиники, так и след простыл. Короче, надо найти, живого или мёртвого. Начальство сверху требует, понял? Сделаешь, помогу с твоими делами. А ещё поищешь эту хирургушу, жену того юриста, что девку на части порубил. Тоже исчезла, все, что ли, в одну яму провалились.
– Понял, – Муравьёв взял папку  бегло пробежался. – Хм, так его никто не видел в тот вечер.
– Да как это никто не видел? Система пропуск приняла, значит, вышел из здания, – язвительно сказал полковник.
– Это надо проверить, мало ли кто мог пропуск в валидатор кинуть. И с хирургом этим тоже непонятно, машина осталась на парковке клиники, а сама исчезла. Что-то не сходится, надо проверить, куда делась машина Бабочникова.
– Вот и проверь, иди, работай.
– Ещё вопрос, а что это за отчёт? Тут про какие-то нейротоксины говорится, печенье какое-то.
– Это наш Бабочников дал работы экспертам. Принёс какие-то крошки, небось сам наркотой баловался, решил проверить, что за дрянь такая. Давай, разбирайся сам. Этот Бабочников может и наркоман, ходил, как под ломкой. Сам-то не употребляешь?
– Нет, и не пью.
– Вот и не пей, а как найдёшь, лично тебе налью. Всё, давай, надо найти, – скомандовал полковник, прокричав следователю вдогонку. –  И дверь закрой! Что за отдел, одни насекомые!
Муравьёв хлопнул массивной дверью кабинета, на которой гордо висела медная табличка: «Червяков Н. Г.».

02 января 2021 г.