Песня саймона

Облаченные в тонкое белье, мы идем на бал,
Где мы пируем с друзьями, которых радостно встречаем,
И мы упиваемся вином и вкусностями.
Середина цветов и музыка, такая ланг'руски сладкая;
Но скоро, пока мы медлим с банкетом
В этих наших надоедливых телах.
[63]
Затем в ступоре мы спим, в то время как наши души взлетают
К местам неизвестным в удивительном сне,
И мы падаем с башни в ужасном испуге.,
Где мы задыхаемся и тонем в глубоком катящемся потоке;
Ибо наши души могут воспарить в одиночестве к высоким башням.,
Но они падают вместе с нашими телами.
У нас есть вера, надежда и немного милосердия,
Мы верим в нашего проповедника, или старейшину, или папу,
И насколько нам известно, это самое лучшее, что можно сделать.,
Но падение поколебало нашу веру и мы почти потеряли надежду
Когда мы думаем о могиле и пожирающем ее черве,
Эти наши надоедливые тела.
И все же трудно долго оставаться погруженным в сон
Когда человек так беспокойен телом и умом,
Поэтому мы боремся и барахтаемся в воде
Проснуться в холодном липком поту, и мы обнаружим, что
Что вся беда в банкете с музыкой и цветами
В этих наших надоедливых телах.
[64]
Он пел ее так, словно она излучала его остроумие.,
И танцоры обрадовались, когда он закончил.
Даже опасность больше не могла удержать их от сна.,
Что было судорожно для одних, в то время как для других это было глубоко,
Но они покинули не ту комнату, где кругами сгруппировались,
Или они развалились в креслах, как во сне.
Они устали, о! так устал, и со всеми так огорчен,

Буря утихала, дождь прекратился.,
Страшный рев на время утих.,
Танцоры наконец задумались и замолчали.,
И, возможно, надеялся, что худшее уже позади.,
Когда, ужас! Снова раздался крик отчаяния.,
Затем громче и дольше он висел в воздухе.;
“О, кто-то тонет”, - кричали они в полете.
Через холл и дверной проем—так уверен, что это было правдой.—
И там, в темноте, без луны, чтобы видеть.,
Они обнаружили, что собака воет самым жалобным образом.
Этот зловещий звук был для них символом смерти.;
Они вернулись в дом и, не сказав ни слова, вернулись в дом.
(Их чувства слишком благоговейны для слова или слез.),
Сидеть там в тишине и дрожать от страха,
Пока кто-то тихо не заговорил о Дэне и его судьбе.;
Потом Малинди занервничала—напряжение было слишком велико.—
Она поднялась на ноги, неуверенно пошатываясь.,
И крутилась, пока холостяк не поймал ее.,
- Какой ужас! - вздохнула она, падая в обморок.,
- Слышать собачий вой без луны!”

Потом была неразбериха—стол опрокинулся.
И точно так же стулья—но холостой любовник
Крепко держалась за Малинди, как и положено всем влюбленным.;
Малинди лежала тихо—но это понятно.—
Витлинг бегал по поручениям и вел себя очень мило.,
Пока Неома терлась, все давали советы,
Или все, кроме Циника, который ухмыльнулся вокруг,
Пока Малинди не пришла в себя и не спрятала свое милое личико
В объятиях холостяка, где они оставили ее одну.,
“Уходите! - воскликнул Циник. - наконец-то она победила!”
Больше не было танцев в течение всей темной ночи.,
Так напряженно они ждали прихода света,
Ибо опасность и тьма ужасно сочетаются
Когда опасность приближается туда, где ждала темнота.
Они слышали, как дикая река громко смеется и издевается!
Он издевался над их страхами, когда приближался;
Затем они сбились в кучки, как это делают существа в клетке.,
Когда они услышали безумное чудовище, которое ревело и бушевало—
Он приближался, приближался, они знали это по звуку.,
Он сметет дом с акра земли.
[68]
На рассвете вода в сарае стояла высоко.
Они перевезли всех лошадей, скот и зерно.
Около дома, и там тоже сложили сено.
Так прошли утренние часы с предчувствиями,
Со многими упреками и горькими жалобами,
Что никто не пришел на помощь—и два или три обморока.
Если в темноте они жаждали прихода света,
(Сожалея о своей глупости, они думали о своем тяжелом положении),
И все же опасность, которую принес полдень, казалась еще большей.,
Но даже это было сопряжено с новой опасностью.
Ибо река все еще поднималась вверх а лошади и скот поднимались вверх
Стоял в воде по колено; это была нешуточная битва
На всю жизнь, на всю огромную кучу сена
То что сложили танцоры теперь уплыло,
И вся кукуруза исчезла, не оставив ничего съедобного.—
Скоту было трудно стоять на ногах.
Кто-то воскликнул: “О! посмотри вон туда—сарай на плаву!”
И угрюм и черен, как залитое водой судно.,
Они видели, как он опустился до самой крыши во время прилива.
Туда, куда в безопасности забрался огромный пес, чтобы ехать верхом.