Работа неизвестного автора. Глава 11

Глава 11

Тамара Артемовна уволилась в конце учебного года. Об этом дети узнали, вернувшись «домой» на летние каникулы. Новый директор. Новые порядки.

Подъем – по разрешению. В туалет – по расписанию. За нарушение режима – телесное наказание.

Разлитое молоко теперь, вытирая тряпкой, выжимали обратно в стакан…


Лето выдалось дождливым. И не просто дождливо-обыкновенным, а ливневым.

Ветта сидела в детской, уткнувшись носом в стекло, и разглядывала сбегавшие вниз струйки воды, из-за чего зрачки ее глаз сдвинулись к переносице. Когда струек уже практически не было видно, девочка отстранялась и протирала ладонью запотевший от дыхания кружок, снова прижималась к стеклу. Ветта очень надеялась на то, что выдастся хотя бы один ясный теплый денек без дождя. И ее надежды оправдались. Даже в семикратном размере: август подарил целую солнечную неделю.

Ветта тщательно выбирала подходящий момент и, когда задуманное стало возможным к осуществлению, пробралась сквозь кусты желтой акации, приподняла сетку ограды и бросилась через дорогу за ближайшие многоэтажные дома, откуда через дворы можно было попасть на широкую главную улицу, по которой потом добраться до рынка. Таким необычным способом девочка решила почтить память своей лучшей подруги.



Ветта спряталась от дождя под крышей над крыльцом одного из подъездов. Она промокла насквозь и озябла. За шиворот с волос ручьями лилась холодная вода. Ворованный пирожок с повидлом превратился из теплого аппетитного лакомства в противно-невкусную размокшую мякоть, которую она все-таки съела.

«Гадкий дождь! тебя не должно было быть! И откуда ты только взялась? – Ветта злобно взглянула на огромную тучу, нависшую над улицей. – С утра ни одной тучи не было. И вчера, и позавчера. Почему именно сегодня, вот прямо сейчас?» Ветта заломала на груди руки, оперлась голым плечом о кирпичную стену дома.

Стоять под крышей оказалось холоднее, чем бежать под дождем. Из стоптанных туфель вода вытекла, но остатки все равно хлюпали, когда Ветта переминалась с ноги на ногу. Джинсовые выцветшие шорты впитали воду и стали тяжелыми; мокрая майка неприятно липла к телу, вырисовывая еще только начинавшую оформляться грудь, на спине торчали тощие лопатки и вниз просматривалась лесенка ребер. Сбитые локти, ссадины и, казалось, еще больше посиневшие от холода синяки на коленках выдавали активную деятельность в области подвижных игр, но мальчик, только что забежавший под крышу, где спряталась Ветта, этого не знал. Девочка не заметила его. Она смотрела, как из водосточной трубы вода хлопала по камням, по асфальту, а мальчик с ужасом разглядывал ее синяки и худобу.

-- На, возьми, - услышала Ветта и повернула голову.

Мальчик протягивал ей бутерброд с колбасой. Ветта недоверчиво покосилась сначала на бутерброд, потом на мальчика.

-- Бери.

Ветта взяла угощение, робко сказала «спасибо», принялась есть. Мальчик поставил свой школьный рюкзачок на крыльцо, прислонив к двери подъезда. Ранец был темного серо-зеленого цвета с сетчатыми кармашками по бокам и троицей черепашек ниндзя в качестве тематической картинки. Лямки и тканевая поверхность на углах и боковых швах уже поистерлась. На мальчике была легкая летняя коричневая куртка, которую он снял и так же, как и бутерброд, на вытянутой руке, сохраняя дистанцию, протянул Ветте.

-- Надень, тебе ведь холодно.

Ветта неловко взяла куртку, надела ее и сразу же почувствовала себя лучше: она действительно очень замерзла.

-- Как тебя зовут? – спросила она, доедая бутерброд с колбасой.
-- Артем. Тёма. А тебя?
-- Ветта.
-- В смысле, Света?  - не понял мальчик.
-- Нет, в смысле, Виолетта, но Ветта – короче и проще. Меня все так называют.
-- Какое странное имя. Зачем тебя так сложно назвали?
-- Не знаю, - пожала плечами девочка, - им, наверное, надоело: Оля, Маша, Наташа – скучно! У нас в группе – одни сплошные Оли, а у младших – четыре Лены. Вот они и выдумали другое имя.
-- Они?.. Это кто?
-- Воспитатели.
-- Какие воспитатели? – снова не понял мальчик.
-- Самые обыкновенные.
-- В лагере которые? Вожатые! – наконец догадался мальчик, но потом удивился еще больше. – Они вам имена дают?

Теперь не поняла Ветта.

-- Что еще за вожатые? В каком лагере?
-- Ну, ты же говоришь: вас две группы…
-- Не две нас группы, и мы не лагерь. В детском доме.
-- А-а… - протянул мальчик. - И чего… как там, в детском доме? Плохо, да?
-- … Вот у тебя мама, наверное, есть, папа, бутерброды с колбасой…
-- Это только по праздникам, - перебил Тёма.
-- Ну и что. Ты вот сейчас гуляешь, а потом пойдешь домой ужинать…
-- Вовсе я не гуляю и ужинать домой не пойду, - резко и раздраженно оборвал Тёма. - Я ушел из дома, - уверенно добавил он.
-- Ну и дурак.
-- Но ты же ничего не знаешь! – Тёма вдруг жутко разозлился, но Ветта не обратила на это внимание.
-- Ты сам ушел из дома, - продолжала она, - конечно, ты дурак. Тут и знать нечего.

Тёма не ответил. Он насупился, уселся на корточки, обхватил руками коленки, и было слышно только, как он шумно дышит. От злости, от обиды… вот только Ветта не знала, что не на нее…

Небо посветлело, расчистилось, дождь бросал на землю свои последние капли, мягкое теплое солнце показало свой желто-оранжевый бок; его лучи метко пронзали свисавшие с крыши одиночные капли, превращая их в золотые сияющие звездочки, которые друг за дружкой срывались вниз и разбивались о ступеньки крыльца.

Ветта сказала, что ей пора, сняла куртку и попыталась вернуть ее владельцу, но Тёма покачал головой:

-- Оставь себе.

У Ветты округлились глаза.

-- Это же твоя куртка.
-- А будет твоя.
-- Ты мне ее насовсем отдаешь, что ли?
-- Ну, да.
-- У тебя их что, много?
-- Нет, но она мне уже мала, и дядя Миша на этих выходных хочет купить мне новую.
-- Что за дядя Миша?
-- Ну… мамин муж.
-- Ладно…- Ветта недоуменно приняла более чем щедрый подарок, хотя из последнего словосочетания ничего не поняла. – Я пошла! – сказала она и выскочила на черный после дождя асфальт, зашлепала по лужам вдоль по тротуару к рынку.

Дождь разогнал всех покупателей, кроме того, рабочий день подходил к концу, и продавцы уже начали упаковывать неразобранный товар. Все это означало, что остаться не замеченной в воровстве для Ветты сейчас было невозможно. Следовательно, попытка «добычи» второго пирожка на сегодня отменялась. Но изначальный план был выполнен: первый пирожок, размокший под ливневым дождем, пока Ветта искала, куда бы спрятаться, оказался с яблочным повидлом, поминки были справлены, и можно было уделить время своему собственному любопытству.

Ветта отправилась исследовать окрестности. Из сухой одежды на ней оставалась только счастливо приобретенная коричневая куртка. Но солнце ближе к вечеру грело каким-то особым, насыщенным теплом. И хотелось ловить на себе его лучи, впитывать их кожей, питаться этим солнечным нектаром.

Через узорчатую чугунную ограду Ветта перелезла в тихий и уютный парк. С огромным прудом, в котором «водились самые настоящие лебеди»! Девочка уселась на край скамьи, вцепилась пальцами в мокрое дощатое сиденье. По водяной глади плавало всего два лебедя, но для Ветты и этого было больше, чем достаточно. И она смотрела, смотрела на грациозных белых птиц, гордо изогнувших свои длинные шеи… Девочка с удивлением подумала, что больше не собирается искать свою маму или беременную женщину, чтобы сбылось заветное желание, потому что все это глупости.

Она просидела в парке весь вечер. Постепенно собирались люди, в основном, молодежные компании. Ветта настороженно их разглядывала. Когда совсем стемнело, девочка решила, что пора возвращаться. Но, выйдя из парка, она неожиданно для себя обнаружила, что не знает, где находится. Ветта растерянно стояла у ворот парка, перед ней лежала широкая незнакомая улица, и мимо проносились зажженные фары автомобилей. Она вспомнила, как перелезала через ограду где-то на другом конце парка, но понимала, что не сможет узнать это место в темноте. А дневного света уже не было. И фонарей в парке горело слишком мало, чтобы отважиться пойти обратно. Оставалась еще одна возможность – обойти парк, попробовать найти «точку отсчета», а потом – плутать в темноте в поисках знакомой улицы. 

Спрашивать дорогу у прохожих оказалось бесполезно. Либо они действительно не знали, где в округе может находиться детский дом, либо Ветта ушла слишком далеко… Людей на улицах становилось все меньше, автомобили на проезжей части тоже постепенно исчезали. И от этого с каждой минутой страх, уже давно поселившийся внутри, усиливался. Он все нарастал, переходя от сдавленной паники к приглушенному ужасу, бегал по спине, въедался в кожу, прилипал к костям. Страх смерти…

 За эти последние двенадцать часов девочка вымоталась, выдохлась, все ее тело гудело, ноги болели, туфли натерли пятки и пальцы. Знакомые улицы не попадались.

Вот, еще одна попытка: узкий переулок во двор. В голове крутилось только одно: «сделать привал, передохнуть…». Утопая туфлями в мокрой грязной траве, Ветта прошлепала по газону. Но до лавочки у подъезда она добраться не смогла, и обхватила обеими руками сетчатую ограду, с трех сторон обступившую огромные мусорные баки. Они были доверху заполнены, и пространство вокруг них тоже было завалено хламом и пищевыми отходами. У Ветты больше не осталось сил, у нее закружилась голова: баки, сливаясь друг с другом, поплыли в сторону, ноги подкосились. Ветта мельком увидела кусок черного неба с мерцающей на нем кучкой звезд, упала на бок, лицом в помои, и от домов эхом отлетел ее пронзительный вопль, потому что в правую голень воткнулся толстый железный прут. Последнее, что увидела Ветта перед тем, как потеряла сознание, были на миг болью вспыхнувшие крупные зеленые буквы «МУСОР НЕ ЖЕЧЬ».


Рецензии