На краю света. Школа радости 3. Театр

(из серии заметок  «Подруги юности моей»)

Школьным театром руководила  Н.Н. – директор школы, учитель литературы.  Да что говорить – всем в нашей школе руководила  Наталья Николаевна Петрова, выпускница ПетрГУ, ставшая директором школы в 22 года.

Она была тем факелом, что освещала путь всем.

Идеи её били ключом, которые с удовольствием подхватывали окружающие,  как дети, так и коллеги.

Коренная горожанка, выросшая в интеллигентной семье, она добровольно после окончания университета согласилась работать в сельской школе.
Я спрашивала её: «Почему?».

Она полушутливо – полусерьёзно отвечала:

- Чем быть в городе последним человеком, лучше на селе стать первым.
«Стать первым», думаю, она видела так: быть директором самой передовой школы.
Она была амбициозным человеком: ей нужна была творческая свобода, чтобы никто не диктовал, не запрещал – не мешал творить.

А друзьями должны быть только единомышленники.

Более творческого человека я не встречала ни в одной школе: ни до, ни после Сумозера.

Она была и внешне очень индивидуальна.  Высокая, сухощавая, стремительная в походке. Лицо…  Лицо её было один в один – лицо Анны Ахматовой в молодости.  Утончённое, тонкий нос с горбинкой, легкий прищур глаз; лицо, обрамлённое стрижкой густых чёрных волос с «ахматовской» чёлкой до глаз.
Я много раз пыталась нарисовать её портрет. Казалось, «нос с горбинкой» даст сходство без усилий, но …  Но не давался мне этот портрет…  Чего-то главного я не улавливала в её лице.

Н.Н. знала литературу, любила поэзию. Знала много наизусть, особенно потрясающе читала Маяковского, очень проникновенно звучали стихи Ахматовой в её исполнении.
Сама писала стихи, некоторые отсылала в газеты.

В нашей школе, кроме общего руководства, создала драмкружок и была пионервожатой (о пионерской работе я напишу позже, в отдельном очерке).

- Театр должен быть везде! – серьёзно заявляла Н. Н. – Дети не виноваты, что они родились не в Москве.

Театр создавался постепенно.

На своих уроках, где только позволял литературный материал, она устраивала чтение в лицах, конкурсное инсценирование.  Учила ребят красиво читать стихи.  В школе регулярно  проходили конкурсы на лучшего чтеца.

Сама великолепно читала детям на уроке.

Как-то я сидела у неё на уроке в 7 классе.   Она приступала к «Ревизору».
Прочитала эпиграф «Неча на зеркало пенять, коли рожа крива». И сделала большую паузу.  Ребята «открыли рот» : Дальше!

А я чуть под парту не залезла – так мне хотелось расхохотаться.
Затем она стала читать список действующих лиц и велела ребятам выбрать персонаж, слова которого они хотели бы читать.  «На следующем уроке читать пьесу будете вы», - предупредила она.  И начала читать 1 действие.

И начался театр!

На новогоднюю ёлку ребята приходили в маскарадных костюмах.  Часто это были «делегации» с программой.  Дети в условиях праздника «лицедействовали».  Особенно поражали выдумкой 7-8 классы, по возрасту это были 14-15 – летние подростки.
Наблюдая такой интерес  «к сцене», Н.Н. наконец решила открыть свой театр.
Первым серьёзным спектаклем стала пьеса Алексея Арбузова «Дальняя дорога».  Мне тогда показался немного странным её выбор.

Конечно, пьесы драматурга тогда уже шли на сценах театров.  Я лично видела два спектакля в Ярославле: «Иркутская история» и «Таня».  Но это же спектакли для взрослых!    Мне казалось, что и эта комедия Арбузова для взрослых.

Но наш «главреж» захотела поставить именно эту пьесу, а мне как школьному художнику (по совместительству) поручалось подумать о декорациях, написать красочные афиши и т. д., что потребуется по ходу спектакля.
Утверждённые «актёры» на репетициях трудились вдохновенно, слова были выучены назубок.

И после двух месяцев репетиций было решено выйти на сцену поселкового клуба.
Однако встретилась масса, казалось бы, неразрешимых проблем: сцена маленькая, с одним выходом, почти без кулис, освещение только общее с зрительным залом – словом, сцена не театральная.

Думали, обсуждали  все участники спектакля.  Но нужное решение нашла опять же Н.Н.
Подмостками для игры стала не только сцена, но и часть зрительного зала.
И это придало новизну спектаклю и оригинальность. 

Я со своей командой готовила оформление сцены. Мои помощники были очень смекалисты в делах: соорудить, прибить, приклеить, даже свет дополнительный провели.  Во многих бытовых вопросах наши юные жители таёжных условий были для нас учителями. И эта смена ролей по-товарищески сближала нас.

За два дня до спектакля у клуба появилась красочная афиша.  В ней, кроме названия, были перечислены все действующие лица и их исполнители.  Таких афиш в истории посёлка ещё не было.

Родители, увидев фамилии своих детей, спешили на спектакль.  Да что там…  Народ валом валил в клуб.

День был праздничный – 2 мая, и мы беспокоились за порядок. Ведь если в городе выпивший человек никогда не пойдёт в театр, то в посёлке – он именно туда и пойдёт, то есть –в клуб.

Однако всё обошлось благополучно, так как основными зрителями были наши родители. Контроль за порядком возникал сам собою, но были у входа и «дружинники».
Во время спектакля, уже в последнем акте, погас свет.  Но актёры так увлеклись, а зрители так хотели узнать, чем закончится, что игру не прервали.  Н.Н. вышла на авансцену и карманным фонариком освещала лицо говорящего героя.  А зрители решили, что так и надо, и всё задумано с самого начала. И этот момент придал спектаклю ещё больший эффект.

Успех был заслуженный. Ребята светились от радости. Учителя и ученики поздравляли друг друга.

Участники этого спектакля – Альгис Петружис, Саша Мамай, Саша Грань, Зиночка Мошкарёва, Надя Иванова и другие ребята вряд ли забыли этот спектакль.
Знаю, что Саша Мамай, оказавшись на учёбе в Петрозаводске, продолжил своё детское увлечение в известном республиканском ансамбле «Руна» и был на гастролях за рубежом.
Жаль, что у меня не оказалось записей о другом спектакле по Пушкину «Цыганы» и в памяти осталась только сценка с Зиной Мошкарёвой в образе цыганки, её последняя фраза: «Умру, любя», которая вызвала у юных зрителей не слёзы, а улыбки.
Н. Н, всегда выбирала классику для постановок. Она сама в студенческие годы играла в любительских спектаклях.

Хочется рассказать немногое о её семье (со слов самой Н.Н.)
Отец её Николай Николаевич Петров был до войны театральным режиссёром.
С войны он вернулся в звании подполковника с немецким трофейным «опелем» и беременной женой, которая в мае 1944 года разрешилась нашей героиней.
Маленькая Наташа в детстве жила у бабушки в Ленинграде, летом собирая белые грибы в гатчинском парке.

 Отец, демобилизовавшись, преподавал драматургию и режиссуру в культпросвет училище. Один мой знакомый А. Ж., закончивший в те годы это училище, с восторгом отзывался о его работе со студентами училища.

Почти всё детство Наташа жила с бабушкой в Ленинграде. Мама её нигде не работала, она воспитывала детей: кроме Наташи, их было ещё трое.
Бабушка её тоже была не простая бабушка.  Коренная ленинградка, она долго жила и много знала.
Однажды на каникулах мне довелось погостить с Н.Н. у её бабушки на улице Марата, 8 в большой комнате коммунальной квартиры старинного дома.
Со слов бабушки, до революции весь этаж этого дома принадлежал её сестре, которая была замужем за банкиром Ершовым.

В советское время она тщательно скрывала факт этого родства, несколько раз меняя фамилию в  очередном браке.

Всё это нам рассказала Наташина бабушка в шестидесятые годы.

Я очень сожалею, что в то время не записала её рассказы, постеснялась её расспросить о других подробностях.  Да и вообще, мы как-то слишком активно жили настоящим и не очень интересовались прошлым.

Но некоторые её высказывания «так между прочим, к слову» я всё же запомнила.
О революции в Петрограде она говорила так:

«Никакой революции не было, не было взятия Зимнего.  Жители города 25 октября жили обычной жизнью: простые люди трудились, богатые сидели в ресторанах.»

Про начало советской власти вспоминала:

«Слушали в театре «Евгения Онегина».  Гремин поёт: «Кто там в малиновом берете с послом испанским говорит?»  А на голове Татьяны вместо малинового берета – красная косынка.»

Пережила она и блокаду. И об этом вспоминала так:

«Выживали только те, кто мог что-то обменять. Мы с сестрой за кусок хлеба и горстку крупы обменяли все свои драгоценности, картины. Только одну картину, на которой была надпись: жена банкира Ершова, она оставила при себе, спрятав в дальний угол чулана.»

В преклонном возрасте бабушка приехала к внучке в Сумозеро и долго жила с ней.
Она не осуждала внучку за то, что та уехала работать в такую глушь.

Она боялась лишь только одного, чтобы её внучка не вышла замуж за вербованного.   И не зря…

Продолжение следует.

Фото Ирина Деньгуб,Сумозерою