Жизнь, похожая на мою. Отрочество. Воспитание
Две её дочери и родной племянник с племянницей вышли замуж и, соответственно, женившись, имели каждый по двое детей, итого нас родных, двоюродных и троюродных братьев и сестер было 8 человек, примерно одного возраста, и держались мы очень близко. Так нас воспитывали.
Революция, гражданская война, вторая мировая война оставили от больших семей осколки, те кто не погиб, были разбросаны по миру.
Некоторые не имели детей, а некоторые жили так далеко, что, зная о друг друге и переписываясь, просто десятилетиями не видели друг друга и уже не были так близки, как в былые годы.
Это касается и семьи моего папы, в своей основе крестьянско – купеческой, а в дальнейшем служащих, и семьи мамы, в основе буржуазно -коммерческой и, в дальнейшем, тоже служащих.
У моих прадедов было 7 - 9 детей. У дедов было 2 - 4 детей. У родителей по 2. У нас детей от 1 до 2, с некоторыми отступлениями, типа вторых браков. Ну, это к настоящему моменту истории пока отношения не имеет.
Бабушка Соня, как мы с братом её называли, папа называл её Софи, а мама, соответственно, обращалась «мама», приезжала к нам десять лет из центра города на СХИ (Аэропорт) с ночевкой, со среды по четверг, и вела хозяйство и наше воспитание в соответствии со своими взглядами на жизнь.
С субботы до воскресения нас с братом отвозили к бабушке Елизавете Назаровне и дедушке Виктору Дмитриевичу в наш деревянный особнячок на улице Мичурина, где мы получали воспитание по обычаям купеческой семьи на границе 19 и 20 веков.
Что интересно, обе бабушки и дедушка были в приятельских отношениях и основные принципы жизни, быта, семьи и воспитания понимали одинаково.
Родители наши с молоду и до самого последнего времени любили светский образ жизни: ходить в гости, принимать гостей, ходить в театр и на концерты, и у них на это было два свободных от детей дня в неделю: среда и суббота.
Соня понимала толк в мужчинах, и два дня ее присутствия я воспринимал как наказание господнее в начальных классах. Во-первых, мыть руки тщательно с щёткой, особенно под ногтями. Ходить с прямой спиной, для этой цели мне было предписано брать палку, закладывать ее за спину и пропускать через локти и так часами. Ходить твердой походкой, не вихляться. Есть за столом с прямой спиной и поднятой головой и, разумеется, с вилкой в левой руке и ножом в правой, причем всё, и рыбу, и птицу. Одеваться аккуратно, в костюм, а не бегать, как вахлак. Иногда она говорила мне, что-то на немецком и английском, проверяя, что у меня в голове осталось от наших предыдущих разговоров. Видимо оставалось не так много, судя по ее взгляду. Она садилась в кресло, брала сигарету, прикуривала, манерно, как в молодости, в яхтклубе, выпускала струйку дыма, говорила: «Повторяй за мной» и далее какую-нибудь поговорку на немецком. Достаточно часто она собирала нас, детей, вместе и проводила с нами целый день.
Как-то осенью 1964 года мама привезла меня в дом брата Шуры.
Мы вышли из трамвая на ул. Кутякова и Горького, и я сразу увидел Шуру, он сидел на заборе, обхватив руками каменный шар на столбе от грузовых ворот двора, хлопал по шару руками и кричал во весь голос: «Лысая башка просит пирожка», вертел головой, обращаясь попеременно к прохожим на улице и зрителям со стороны двора.
Только что сняли Хрущева Никиту, и все так весело шутили. Потом он спустился с этой высоты, и мы все вместе зашли в дом попить чая.
Ждали Софию с остальными внуками, которых она собирала на ул. Челюскинцев и Вольской в своей квартире.
Мама ушла, а мы вышли во двор.
«Ты знаешь моего друга Савелия?» - спросил он меня.
Савелий жил в этом же доме, ровесник Шуры, худой парень с лицом старичка.
«Савелий пошел на «табачку», там можно набрать бракованных сигарет.
Поиграем в футбол, а потом покурим.
Ты знаешь, как Савелий играет в футбол, как Гарринча, может с правой ноги и убить, если мячом попадет».
Пришел Савелий с сигаретами в карманах. Достали мяч, «Вставай на ворота», - сказал Шура, - «сейчас Савелий тебе покажет свой коронный удар, с правой, как Гарринча».
«Да ты сам вставай», - сказал я, - «ты же тренированный, привычный».
«Да ну, не охота».
Мы побили мячом в пустые ворота, потом это надоело. Тут Савелий сказал: «Полезли на крышу подстанции, покурим и посмотрим на глухонемых». Окно торца соседнего дома выходило на уровень крыши подстанции. Савелий и Шура закурили, я тоже пару раз затянулся и бросил сигарету.
В это время в интернате глухонемых началась перемена. Мальчишки подбежали к окну и увидели нас. Они сразу возбудились, видимо увидели своих заклятых врагов. Стали по-своему ругаться и размахивать руками, угрожая нам через окно. Шура и Савелий начали строить им рожи и тоже размахивать руками. Шура сказал: «А ты что стоишь, делай как мы, а то их много, помогай». «А как?» «Все просто», - сказал Савелий, - «пальцем правой руки покажи на свой глаз, а потом на жопу, они это понимают, как ругательство, типа я вам глаз на жопу натяну». Мы втроем стали им показывать палец на глаз и палец на зад. Возмущение за окном достигло предела. Со стороны дома и c двора нас не было видно.
И тут мы услышали, что нас ищут. Спустились. Во дворе стояла Софья Марковна с нашими сестрами Леной и Олей, и братьями Андреем и Ильей. Савелий пошел домой обедать, а мы все вместе на площадь Революции гулять. На площади были трибуны из камня, и мы бегали по ним и площади и играли в крысы. Бабушка сидела на лавочке с подругами, смотрела молча на нас и курила сигарету. У её подруг были тихие внуки, спокойно сидевшие рядом. Некоторые из них потом стали известными людьми, но не буду называть. Потом мы пошли все вместе в кинотеатр Ударник и смотрели длинную картину про какую какую-то сумасшедшую американскую пару, которые очень любили СССР, и им не нравилась Америка. Там в фильме показывали и американские города и быт, видимо бабушку это и интересовало. Мы вертелись, изнывая от скуки, и отпрашивались в туалет.
Когда фильм кончился, мы пошли в диетическую столовую на проспекте Ленина, где отобедали с вилками и ножами и прямыми спинами.
Потом пошли к бабушке в дом и играли в карты и настольные игры, пока за нами не зашли родители.
Свидетельство о публикации №221070900269