2. 1. 2 Глубинная память человека. Откровение

                Чем обусловлен  метаисторический метод познания?

                Из книги «Роза Мира» Даниила Андреева:

 (стр. 65) «Сравнительно часто и многими изведан выход эфирного тела из физического вместилища, когда это последнее покоится в глубоком сне, и странствие по иным слоям планетарного космоса. Но, возвращаясь к дневному сознанию, путник не сохраняет о виденном никаких отчётливых воспоминаний. Хранятся они только в глубинной памяти, наглухо отделённой от сознания у огромного большинства.

Глубинная память (анатомический её центр помещён в мозгу)  - это хранилище воспоминаний о предсуществовании души, а также об её трансфизических странствиях, подобных описываемому. Психологический климат некоторых культур и многовековая религиозно-физиологическая практика, направленная в эту сторону, как, например, в Индии и странах буддизма, способствовали тому, что преграда между глубинной памятью и сознанием ослабела. Если отрешиться от дешёвого скепсиса, нельзя не обратить внимания на то, что именно в этих странах часто можно услышать, даже от совсем простых людей, утверждение о том, что область предсуществования не является для их сознания закрытой совершенно.

Я должен сказать, совершенно прямо, что лично мною не было проявлено даже и этих усилий по той простой причине, что я не знал, как к этому подойти, а руководителей у меня не было. Но было зато нечто иное, чем я обязан, вероятно, усилиям невидимых осуществителей Провиденциальной воли, а именно некоторая приоткрытость, как бы на узенькую щёлку, двери между глубинной памятью и сознанием. Сколь бы неубедительно ни прозвучало это для подавляющего большинства, но я не намерен скрывать того факта, что слабые, отрывочные, но для меня неоспоримо достоверные проблески из глубинной памяти сказывались в моей жизни с детских лет, усилились в молодости и наконец на 47-м году жизни  стали озарять дни  моего существования новым светом».

                Речь идёт об открытии третьего глаза?

«Это не значит, будто бы совершилось полное раскрытие органа глубинной памяти, - до этого ещё далеко, - но значительность образов, оттуда подающихся, стала для меня столь осязательно ясна, а образы эти временами столь отчётливы, что качественное, принципиальное отличие их от обычных воспоминаний, а также от работы воображения становиться несомненным.

Именно в тюрьме, с её изоляцией от внешнего мира, с её неограниченным досугом, с её полутора тысячами ночей, проведённых мною в бодрствовании, лежа на койке, среди спящих товарищей – именно в тюрьме начался для меня новый этап метаисторического и трансфизического познания. Длинные ряды ночей превращались в сплошное созерцание и осмысление. Глубинная память стала посылать в сознание всё более и более отчётливые образы бытия истории и современности. И наконец, пробуждаясь утром после короткого, но глубокого сна, я знал, что сегодня сон был наполнен не сновидениями, но совсем другим: трансфизическими странствиями».

                Чем отличаются сновидения, от трансфизических странствий? Сновидения – это работа мозга физического тела, трансфизические странствия – это путешествия астрального тела. Так ли это?

«Если подобные странствия совершаются по демоническим слоям и притом без вожатого, а под влиянием тёмных устремлений собственной души или по предательскому призыву демонических начал, человек, пробуждаясь, не помнит отчётливо ничего, но выносит из странствия влекущее, соблазнительное сладостно-жуткое ощущение. Из этого ощущения, как из ядовитого семени, могут вырасти потом такие деяния, которые надолго привяжут душу , в её посмертии, к этим мирам.

Еже ли спуск совершается с вожатым – одним из братьев Синклита  страны или Синклита Мира, если он имеет провиденциальный смысл и назначение, то путник, пробуждаясь и испытывая иногда, то же сладостно-жуткое, искушающее чувство в то же время осознаёт его соблазн; мало того: в его воспоминаниях обретается этому соблазну противовес: это - понимание грозного смысла существования этих миров и их подлинного лица, а не личины. Он не пытается вернуться в эти нижние слои посредством  этического падения в плане своего бодрственного бытия, но делает приобретённый опыт объектом религиозного, философского и мистического осмысления или даже материалом своих художественных созданий, наряду с другими значениями, непременный предупреждающий смысл».

                Сон, бодрствование – это  уровни состояния сознания человека.

«Есть ещё более совершенный вид таких странствий по планетарному космосу, тот же выход эфирного тела, те же странствия с великим вожатым по слоям восходящего или нисходящего   ряда, но с полным сохранением бодрственного сознания. Тогда, вернувшись, путник приносит воспоминания ещё более безпорные и, так сказать, исчерпывающие. Это возможно только в том случае, если духовные органы чувств уже широко раскрыты и запоры с глубинной памяти сорваны навсегда. Это уже подлинное духовидение.

Не смея и заикаться о чём-либо подобным, я имел, однако, великое счастье бесед с некоторыми из давно ушедших от нас и ныне пребывающих в Синклите России.

Видел ли я их самих во время этих встреч? Нет. Разговаривали ли они со мной? Да. Слышал ли я их слова? И да, и нет. Я слышал, но не физическим слухом. Как будто они говорили откуда-то из глубины моего сердца. Многие слова их, особенно новые для меня названия различных слоёв Шаданакара и иерархий, я повторял перед ними, и спрашивал: правильно ли? Некоторые из названий и имён приходилось уточнять по нескольку раз; есть и такие, более или менее точного отображения которых в наших звуках найти не удалось. Многие из этих нездешних слов, произнесённых великими братьями, сопровождались явлениями световыми, но это не был физический свет, хотя их и можно сравнить в одних случаях со вспышками молнии, в других – с заревами, в третьих – с лунным сиянием. Иногда это были уже совсем не слова в нашем смысле, а как бы целые аккорды фонетических созвучий и значений. Такие слова перевести на наш язык было  нельзя совсем, приходилось брать из всех значений одно, из всех согласованно звучащих слогов – один».

                То есть слова (их буквенные образы?) возникали через внутреннее видение.

                Как можно общаться с тем, что или  кто не знает слов, и не может их произносить, но может издавать звуки? С помощью музыки, с помощью эманаций чувств.

«Но беседы заключались не в отдельных словах, а в вопросах и ответах, в целых фразах, выражавших весьма сложные идеи. Такие фразы, не расчленялись на слова, как бы вспыхивали, отпечатываясь на сером листе моего сознания, и озаряли необычным светом то тёмное для меня и неясное, чего касался мой вопрос. Скорее даже это были не фразы, а чистые мысли, передававшиеся мне непосредственно, помимо слов». 

                Слова, буквы – это разъединение чего-то единого (возможно цельного понятия) на отдельные части (понятия). Если бы человек (его сознание) мог воспринимать это цельное понятие, то он бы смог понять, как устроен окружающий мир. Единое и множество так строится любая система. Понять, как устроена Проявленная вселенная можно только через чисто абстрактные цельные понятия. Вот в чём критика чистого разума Канта?

                Не относится ли подобное состояние сознания человека к откровению?

(стр. 69) «Интересно отметить, что в русском языке слово «откровение», буквальном смысле равнозначное греческому «апокалипсис», не помешало, однако, этому последнему прочно обосноваться на русской почве. При этом за каждым из двух слов закрепился особый оттенок смысла. Значение слова «откровение» более общо: если не замыкаться в узкоконфессиональные рамки, придётся включить в число исторических случаев откровения  и такие события, как видения и восхищения Мухаммеда и даже озарение Гаутамы Будды. Апокалипсис же – только один из видов откровения: откровение не областей универсальной гармонии, не сферы абсолютной полноты, даже не круга звездных или иных космических иерархий; это – откровение о судьбах народов, царств, церквей, культур, человечества и о тех иерархиях, кои в этих судьбах проявляют себя наиболее действенно и непосредственно: откровение метаистории. Апокалипсис не так универсален, как откровение вселенское, он иерархически ниже, он – о более частном, о расположенном ближе к нам. Но именно вследствие этого он отвечает на жгучие запросы судьбы, брошенной в горнило исторических катаклизмов. Он заполняет разрыв между постижением универсальной гармонии и диссонансами исторического и личного бытия».