Кто автор дунайского следа в Слове о полку Игореве

1.Дунай вместо Днепра
2. Автор "Слова" читал Татищева
3. Замысел славянофила или озорство?
4. Где на Дунае Путивль? или плач Кримхильды


1. ДУНАЙ ВМЕСТО ДНЕПРА


"Слово о полку Игореве" содержит указания, что описанные в нем события происходили в бассейне реки Дунай. Эти указания явно проступают сквозь общую географическую канву "Слова", где Курск и Донец должны подтвердить, что поход Игоря разыгрался между Днепром и Доном на Русской равнине. Подобным образом при расследовании уголовного дела небольшая улика способна разрушить гладкую, на первый взгляд, версию защиты.

Совершенно отчетливо это проявляется в т.н. плаче Ярославны:
"На Дунаи Ярославнынъ гласъ слышитъ, зегзицею незнаема рано кычеть. "Полечю, - рече - зегзицею по Дунаеви, омочю бебрянЪ рукавъ въ КаялЪ рЪцЪ; утру князю кровавыя его раны на жестоцЪмъ его тЪлЪ".
Здесь главное даже не само по себе упоминание Дуная, а то, что Каяла, на которой происходит битва Игоря с половцами, это явно приток Дуная. Иначе каким же образом, летя над Дунаем, можно замочить свой рукав в Каяле?
Это что ж за рука такая, если Каяла находится в доброй тысяче километров от Дуная в бассейне Дона? Или что это за такая птица зегзица (кукушка), что легко перелетает ту же тысячу километров?

А вот дальше:

"Ярославна рано плачеть Путивлю городу на заборолЪ, аркучи: "О, Днепре Словутицю! Ты пробилъ еси каменныя горы сквозЪ землю Половецкую".
Тут уже упоминается Днепр, но что же это за каменные горы, которые пробил Днепр?
Если считать, что это днепровские пороги, то какие же это горы? А вот Дунай, действительно, течет сквозь высокие каменные горы.

Читатель может возразить: - Но как же Киев, Новгород, Чернигов, упомянутые в "Слове"? Да и, вообще, земля Русская?

Давно замечено, что т.н. древнерусская топонимика - Киев, Киевец, Новград, Ростов, Переяслав, Тутракань, Чернград, Русе - это названия старых городов на Дунае, порой сохранившиеся до наших дней. Город Рацкеве, т.е. в буквальном переводе Русский Киев, расположен на Дунае в 45 километрах к югу от Будапешта. (О Путивле см.раздел 4).

Упоминания о Руси на Дунае достаточно многочисленны и в исторических источниках.
(см. наш обзор в книге А.Пустогаров, "Год 1492-й: конец света или начало истории?", М., 2017, ч.1, гл.1  http://proza.ru/2015/08/11/893)

Вот и в "Слове"
"Ту немци и венедици,
ту греци и морава
поютъ славу Святъславлю,
кають князя Игоря,
иже погрузи жиръ во дне Каялы - рекы половецкыя, -
рускаго злата насыпаша".

Поют славу Святославу и клянут Игоря отчего-то народы, проживающие неподалеку от Дуная по обеим его сторонам. С какой стати отслеживать им события в степях на далеком Дону? Ведь и поэтическая гипербола не должна вызывать скептическую улыбку своей абсурдностью.

Но еще более существенный аргумент в пользу Дуная, это "железные великие полки половецкие" и "мечи харалужные", т.е. булатные, воинов Игоря. На Русской равнине вплоть до 17 в.н.э. не было разведанных месторождений металлов. Соответственно, не было и металлургии, позволяющей изготовлять оружие. (См. "Год 1492-й...", ч.1, гл.4,2 http://proza.ru/2015/08/11/913). А вот на Дунае были разведанные месторождения металлов и развитая металлургия. Металлургов же, вооружающих передовым оружием соседние страны, можно встретить разве что в исторических сочинениях.

В книге "Год 1492-й..." мы сформулировали тезис: события, описанные в Повести Временных Лет (ПВЛ) также могли происходить лишь на Дунае, а вовсе не на Днепре.
Один из основных наших аргументов также был "металлургическим".
Вот история ПВЛ о хазарской дани.

«И нашли их хозары сидящими на горах этих в лесах и сказали хозары: «Платите нам дань». Поляне, посовещавшись, дали от дыма по мечу. И отнесли их хозары к своему князю и к своим старейшинам и сказали им: «Вот, новую дань нашли мы». Те же спросили у них: «Откуда?» Они же ответили: «В лесу на горах над рекою Днепром». Опять спросили те: «А что дали?» Они же показали меч. И сказали старцы хозарские: «Не добра дань та, княже: мы доискались ее оружием, острым только с одной стороны, – саблями, а у этих оружие обоюдоострое – мечи: станут они когда-нибудь собирать дань и с нас, и с иных земель».

Это означает, что на этих горах (снова горы, которых нет на Днепре) были хорошо развиты производство и обработка металлов, что быстро сообразили летописные хозары. Они хорошо понимали преимущества, которые дает обладание передовым вооружением. Бассейн Днепра на роль производящего оружие металлургического региона не годится никак.

Еще один аргумент в пользу дунайского расположения Руси - это описанный в ПВЛ путь из варяг в греки, по которому якобы ходили на судах походами на Константинополь русские князья. Путь этот совершенно фантастичен в случае, если он шел по Днепру, поскольку, во-первых, Днепр до Екатерины Великой не был насквозь судоходен в связи с порогами, а, во-вторых, на расстоянии более 1000 км (от Киева до Белгорода-Днестровского) проходил по безлюдным территориям, что исключало возможность ремонта судов, пополнения запасами непортящейся провизии и т.п. В то же время торговый путь из Померании (Варяжского поморья) в Черное море и Константинополь по Эльбе и Одеру и затем Дунаю широко использовался и был хорошо обжит.

А часть этого пути - дорога от Истрии (совр. Добруджа) до Русе называлась Трояновой (А.Л. Никитин Основания русской истории Аграф, Москва, 2001, с.125). На этой дороге находится болгарский город Троян, а над ним ведущий через хребет Стара-Планина перевал Троян. А вот тропа Трояна в "Слове": "О Бояне, соловию стараго времени! А бы ты сиа плъкы ущекоталъ... рища въ тропу Трояню чресъ поля на горы!" А вот земля Троянова: "Ту ся брата разлучиста на брезЪ быстрой Каялы; ту кроваваго вина не доста; ту пиръ докончаша храбрии русичи: сваты попоиша, а сами полегоша за землю Рускую. Ничить трава жалощами, а древо с тугою къ земли преклонилось. Уже бо, братие, не веселая година въстала, уже пустыни силу прикрыла. Въстала Обида в силахъ Даждь-Божа внука, вступила дЪвою на землю Трояню, въсплескала лебедиными крылы на синЪм море у Дону..."
Выходит, что земля Троянова - на берегу моря, по ней проходит тропа Троянова и протекает река Каяла. Одно из объяснений названия Каяла - от тюркского "скалистая". По скалистому плато Добруджа протекает приток Дуная с похожим названием - Канлия. Здесь же находится и город Чернаводэ - ср. с Черниговом из ПВЛ и "Слова".

В ПВЛ, как и в "Слове", проведена, что называется, локализация дунайских историй, то есть их привязка к днепровским топонимам. Однако днепровская привязка ПВЛ нет-нет да и кажется странной, а вот дунайская оказывается вполне уместной. Вот "В год 6475 (967). Пошел Святослав на Дунай на болгар. И бились обе стороны, и одолел Святослав болгар, и взял городов их 80 по Дунаю, и сел княжить там в Переяславце, беря дань с греков». Рисковая, прямо скажем, операция, если надо спускаться по Днепру через пороги, после плыть к Дунаю по морю, а затем еще изрядно подыматься по Дунаю вверх , чтобы взять 80 городов. Если же Киев находится на Дунае, то все гораздо проще.
А вот Ольга в 968 году из осажденного печенегами Киева (уж не жителями ли Печа - сегодняшней части Будапешта?) посылает за подмогой к Святославу в Переяславец. Согласитесь, если это Киев на Днепре, подмога с Дуная могла сильно запоздать.
А тут "Святослав с дружиною быстро сел на коней и вернулся в Киев". Кстати, А. Никитин сообщает, что путь по Дунаю был сухопутным и шел по берегу (там же). То есть кони тут вполне уместны. А вот доскакать на них с Дуная на среднее течение Днепра вряд ли удастся.

А вот в 1069 году киевляне пугают Изяслава Владимировича, что "поневоле придется поджечь город и уйти в греческую землю". Вряд ли на Изяслава подействовала бы эта угроза, если бы Киев находился не на Дунае, а на Днепре.

Проведенный нами в книге "Год 1492-й" (ч.1, гл.3 http://proza.ru/2015/08/11/908) анализ источников по истории Древней Руси показывает, что появлялись они в следующей последовательности:
"Московия " Сигизмунда Герберштейна (1549),
«Хроника польская, литовская, жмойтская и всея Руси» Матея Стрыйковского (1582),
Киевский Синопсис (1674).
Затем в 18 веке (в том числе с легкой руки, или, вернее, пера, Василия Татищева) в оборот вошли т.н. древнерусские летописи, о которых во всех предыдущих источниках, уже содержавших основные события русской истории, никаких конкретных данных не было.

Мы полагаем, что для написания истории Древней Руси на Днепре австрийский дипломат и бакалавр Венского университета Сигизмунд Герберштейн использовал источники, описывавшие события на Дунае. Венский университет в это время работал над созданием истории династии Габсбургов, выводя их род от Юлия Цезаря, поэтому связанные с Дунаем истории местных княжеских династий были явно не ко двору. Их лучше было приспособить для истории Киевской Руси на Днепре, обосновывая претензии московских царей на Киев и Константинополь.




2. АВТОР "СЛОВА" ЧИТАЛ  ТАТИЩЕВА



История про поход Игоря на половцев изложена в следующих т.н. источниках (мы расположим их по времени появления на свет "из тьмы веков"):

1.Радзивилловская летопись - ее копия появляется в Петербурге в начале 18 века и публикуется в 1767 году,

2."История Российская" Василия Татищева, над которой автор работал с 1739 года. Публикуется начиная с 1768 года (Книга Третья с историей похода Игоря издается в 1774 году),

3.Лаврентьевская летопись - получена А.И. Мусиным-Пушкиным в 1791 году. В 1793 году Мусин-Пушкин издает "Поучение Владимира Мономаха", которое входит в состав пергамента, содержащего Лаврентьевскую летопись. Рассказ о походе Игоря в Лаврентьевскаой летописи практически совпадает с соответствующим местом Радзивилловской.

4."Слово о полку Игореве" - публикуется А.И. Мусиным-Пушкиным в 1800 году,

5.Ипатьевская летопись - оба списка обнаружены Н.М. Карамзиным в 1809 году.

Читатель может спросить: - А отчего вы расположили эти источники не в порядке их создания?
- Нет, - ответим мы, - мы считаем, что и созданы они были именно в том порядке, в котором мы их расположили.

Радзивилловская летопись содержит краткое описание похода на половцев, упоминая пленение русских князей и бегство из плена князя Игоря.
Отталкиваясь, по всей видимости, от этого текста, Татищев излагает велеречивую версию похода, строя ее вокруг фигуры князя Игоря.
"Слово о полку Игореве" (напомним, что Татищев о нем ничего не знал) явно основывается на тексте Татищева, также строя историю вокруг фигуры Игоря (об этом говорит само название), а также заимствуя у Татищева фразы и метафоры.

Ниже проведем сопоставление истории о походе Игоря у Татищева со "Словом", указав на те совпадающие сюжетные элементы и фразы, которых нет в Радзивилловской рукописи (т.е. которые автор "Слова" позаимствовал у Татищева).

Так Радзивилловская летопись упоминает солнечное затмение 1185 года вне связи с Игорем и не говоря ничего о какой-либо реакции на это затмение.

Татищев же помещает вслед за сообщением о затмении ободряющую речь Игоря в ответ на испуг своего войска.
То же самое происходит и в "Слове": "Тогда Игорь възре на светлое солнце и виде от него тьмою вся своя воя прикрыты, и рече Игорь к дружине своей: братие и дружино! луцеж бы потяту быти, неже полонену быти: а всядем, братие, на свои бръзыя комони, да позрим синего Дону".

Это "луцеж бы потяту быти, неже полонену быти" из "Слово" совпадает с фразой "лучше мне умереть, чем брата в плену оставить" которую у Татищева произносит брат Игоря Всеволод, а также близка к словам, которые у Татищева Игорь говорит при первой встрече с половцами: "нужно вооружиться крепко на брань и, положась на Бога, с честию умереть или победить".

Вот метафора Татищева: "поганые, изскакивая, стрелы яко град пущали".
А вот близкие "погодные" метафоры "Слова": "Се ветри, Стрибожи внуци, веют съморя стрелами на храбрыя плъкы Игоревы!" и "итти дождю стрелами с Дону великаго".

Татищев: "Тогда Всеволод, брат его... бился с нечестивыми... и копие переломилось".
"Слово", речь Игоря: "Хощу бо, рече, копие приломити конець поля Половецкаго".
Еще "Слово": "ту ся копием приламати" и "трещат копиа харалужныя, в поле незнаеме среди земли Половецкыи".

Татищев: «Святослав, слыша, горько плакал о сей погибели, говоря:...вы невоздержанною младостью своею посрамили все победы русские, ободрили боящихся вас нечестивых и отворили им врата в Русскую землю, о младость нерассудная!..
«Слово»: Тогда Великий Святслав изрони злато слово слезами смешено, и рече: о моя сыновчя Игорю и Всеволоде! рано еста начала Половецкую землю мечи цвелити, а себе славы искати. Н нечестно одолесте: нечестно бо кровь поганую пролиясте. Ваю храбрая сердца в жестоцем харалузе скована, а в буести закалена. Се ли створисте моей сребреней седине!»


Еще раз процитируем фразу Татищева:
"отворили им (половцам) врата в Русскую землю".
А вот "Слово": "Загородите полю ворота своими острыми стрелами за землю Русскую..."
Хотя вроде бы какие у поля ворота?

Татищев о возвращении Игоря:
"Княгиня притед так друг другу обрадовалися, что обнявся и говорить от радости и слез ничего не могли ... и была во Новограде и по всей Северской земле радость неописанная...Радовались же не мало и по всей Русской земле... Потом поехал в Киев ко Святославу и в Белград к Рюрику ... оные вельмы ему обрадовались..."
"Слово": "Солнце светится на небесе, Игорь Князь в Руской земли. Девици поют на Дунаи. Вьются голоси чрез море до Киева. Игорь едет по Боричеву к Святей Богородици Пирогощей. Страны ради, гради весели, певше песнь старым Князем, а по том молодым. Пети слава Игорю Святъславлича".

Добавим, что во всех историях о походе Игоря его жена присутствует только у Татищева и в "Слове".

Могут возразить, что Татищев почерпнул свои совпадающие со "Словом" элементы из Ипатьевской летописи.

Действительно, в ней есть несколько близких к "Слову" деталей.

В Ипатьевской летописив в центре похода на половцев также стоит Игорь.
Он также реагирует на затмение.
Но, в отличие от Татищева и "Слова", в Ипатьевской летописи сопоставляются не плен и смерть, а стыд и смерть: «Оже ны будеть не бившися возворотитися, то соромъ ны будеть пуще и смерти".

Есть в Ипатьевской летописи и врата в Русскую землю. Святослав также утирает слезы и говорит: "Дал ми Богъ притомити поганыя, но не воздержавше уности отвориша ворота на Русьскую землю".

Есть картина радости в связи с возвращением Игоря из плена:
"и оттол; иде во свой Новъгородъ, и обрадовашася ему. Из Новагорода иде ко брату Ярославу к Чернигову, помощи прося на Посемье. Ярослав же обрадовася ему и помощь ему... об;ща. Игорь же оттол; ;ха ко Киеву, к великому князю Святославу, и радъ бысть ему Святославъ, такъже и Рюрикъ, сватъ его".

Но, во-первых, в Ипатьевской летописи присутствуют не все детали, которые совпадают в "Слове" и у Татищева. Откуда же Татищев мог узнать про эти остальные детали?

Во-вторых, Ипатьевской летописи Татищев не читал, поскольку Карамзин обнаружил ее через полвека после его смерти.

Ничего совпадающего со «Словом», кроме самых общих ходов сюжета, нет в Лаврентьевской летописи. Что для нас вполне закономерно, поскольку эта летопись была явлена свету до издания «Слова».

А вот Ипатьевская летопись, появившаяся после публикации "Слова", приходит на помощь и Татищеву, и "Слову", создавая почву для объяснения, откуда же Татищев проведал те же детали о походе Игоря, что и "Слово". Карамзину, который как раз писал под патронажем императора "Историю государства Российского", скандалы в благородном историческом семействе были ни к чему. (Ипатьевская летопись и во многих других деталях совпадает с историей Игоря у Татищева, который, повторим, Ипатьевской летописью не пользовался).

Однако Карамзин перестарался. "Слово" сообщает о месте битвы: "ту ся копием приламати, ту ся саблям потручяти о шеломы Половецкыя, на реце на Каяле, у Дону великаго". Но о реке Каяле не ведают ни Радзивилловская, ни Лаврентьевская летописи. А ведь это весьма важная деталь. А вот Ипатьевская летопись откуда-то ее знает: "И тако во день Святаго Воскресения наведе на ня Господь гн;въ свой, в радости м;сто наведе на ны плачь, и во веселиа м;сто желю на р;ц; Каялы". Для нас очевидно, откуда эта информация: из печатного издания "Слова" от 1800 г.



3. ЗАМЫСЕЛ СЛАВЯНОФИЛА ИЛИ ОЗОРСТВО?


Возникает следующий вопрос. История похода на половцев, во время которого попадает в плен князь Игорь, в Радзивилловской, Лаврентьевской летописях, у Татищева и в Ипатьевской летописи не содержит никаких упоминаний Дуная. Все в этих источниках уже подогнано под Киевскую Русь на Днепре. Отчего же автор "Слова" настойчиво упоминает Дунай, причем, как в этих строках "Полечю, - рече - зегзицею по Дунаеви, омочю бебрянЪ рукавъ въ КаялЪ рЪцЪ", явно указывает, что битва происходит на притоке Дуная?

(Вот еще упоминания Дуная в "Слове":
"Игорь Князь в Руской земли. Девици поют на Дунаи. Вьются голоси чрез море до Киева";
"Галичкы Осмомысле Ярославе высоко седиши на своем златокованнем столе. Подпер горы Угорскыи своими железными плъки, заступив Королеви путь, затвори в Дунаю ворота, меча времены чрез облаки, суды рядя до Дуная".
Если Ярослав сидит в украинском Галиче, по другую от Дуная сторону гор, то затворить врата он может Днестру, но никак не Дунаю. Напрашивается мысль, что сидит он на Дунае, в его устье, в городе Галаце. Вот тут уж, действительно, легко затворить ворота Дунаю).

Если, как мы показали, автор "Слова" отталкивался от текста Татищева, в котором никаких явных упоминаний Дуная не было, то зачем же он вставил Дунай в свой текст?

Попробуем ответить на этот вопрос. Для этого нам стоит приглядеться к возможному автору "Слова".

Как мы уже отметили, при расследовании того или иного преступления или подлога часто стройная версия подозреваемого рассыпается в прах при столкновении с какой-нибудь противоречащей ей деталью.
В "Слове о полку Игореве" такая деталь - слово "салтаны".
"Галичкы Осмомысле Ярославе!..
стреляеши съ отня злата стола
салътани за землями".

Версия середины 19 века, принадлежащая Д.Дубенскому, что речь идет об участии галичан в Крестовом походе против султана Саладина, звучит, согласитесь, анекдотично.

От этой детали оттолкнулся Эдвард Кинан в работе "Мог ли Ярослав Галицкий в 1185 году стрелять в султанов?" http://litopys.org.ua/keenan/keen11.htm

Эдвард Кинан полагает, что "Слово о полку Игореве" не ранее августа 1792 года написал чешский филолог и иезуит Йозеф Добровский.
Кто такой Йозеф Добровский? Его называли основателем славянского языкознания и отцом славистики, он активно участвовал в т.н. чешском национальном возрождении, в частности, на коронации императора Священной Римской империи Леопольда II в 1791 году произнес речь, в которой подчеркнул важную роль в империи славянских народов. Чешское возрождение было связано с противостоянием политике германизации, которую проводил в империи предшественник Леопольда Йозеф II. Представители славянских народов империи искали опору в панславизме или славянском братстве, причем часть из них, в том числе Добровский, считали, что славянам следует добиваться политического и культурного союза с Российской империей.

" В 1792 пражское Королевское общество науки отправило его для сбора и изучения славянских рукописей, похищенных из Праги шведами во время Тридцатилетней войны, в Стокгольм, Або, Петербург и Москву; учёный посетил на обратном пути также Варшаву и Краков. За короткий период пребывания в России Добровский смог ознакомиться примерно с 1000 древних рукописей. Работал в библиотеках Петербургской академии наук, Александро-Невского монастыря, в собрании Святейшего Синода (куда по указу Екатерины II в 1791 были собраны древние рукописи из монастырей по всей России) и в частных коллекциях, в том числе в московском собрании графа А. И. Мусина-Пушкина" (Веб-энциклопедия "Католическая Россия", Добровский Йосеф). Напомним, что обретению "Слова о полку Игореве" мы обязаны именно А.И. Мусину-Пушкину.

(Добавим, что символом чешского национального возрождения стала обретенная в 1817 году Краледворская рукопись. Она состоит из 14 песен, в которых, в частности, речь идет о том, как чехи в 13 в.н.э. одерживают победы над саксами и спасают Европу от татар. В наше время мало кто сомневается, что это изготовленная чешскими просветителями Вацлавом Ганкой и Йозефом Линдой мистификация.

Что касается "Слова о полку Игореве", то в 1813 г. А. И. Мусин-Пушкин, так объяснил, откуда взялась у него, уже сгоревшая к тому времени, рукопись "Слова": «До обращения Спасо-Ярославского монастыря в архиерейский дом управлял оным архимандрит Иоиль, муж с просвещением и любитель словесности; по уничтожении штата остался он в том монастыре на обещании до смерти своей. В последние годы находился он в недостатке, а по тому случаю комиссионер мой купил у него все русские книги, в коих в одной под № 323, под названием Хронограф, в конце найдено "Слово о полку Игореве"».
Издано "Слово о полку Игореве" в 1800 году. Однако сообщения об открытии слова появлялись и раньше: в 1797 году М. М. Херасков в примечании к переизданию поэмы "Владимир" написал: "«Недавно отыскана рукопись под названием „Песнь полку Игореву“, неизвестным писателем сочиненная. Кажется, за многие до нас веки в ней упоминается Баян, российский песнопевец»... упоминание в печати об открытии «Слова о полку Игореве» принадлежавшее Карамзину появилось на французском языке в октябрьском номере гамбургского журнала «Spectateur du Nord» за 1797 г. «Вы, может быть, удивитесь еще более, — обращался к своим иностранным читателям Карамзин, — если узнаете, что два года тому назад открыли в наших архивах отрывок поэмы под названием „Песнь Игоревых воинов", которую можно сравнить с лучшими поэмами Оссиана и которая написана в XII столетии неизвестным сочинителем""(Ф.Я. Прийма, "Слово о полку Игореве" в русском историко-литературном процессе первой трети XIX века, Л., "Наука", 1980, с.26-27). Отметим:поэмы Оссиана - это литературная мистификация середины 18 века).

Для объяснения дунайского следа в "Слове" мы оттолкнемся от славянофильства Добровского.

Напомним: описанный в ПВЛ регион с развитой металлургией может быть лишь средним течением Дуная, а вовсе не землями вокруг окраинного городка Литвы, а затем Речи Посполитой, каким был Киев на Днепре. Для промышленно развитого региона вполне обосновано и наличие развитой литературы, такой как истории из ПВЛ. Однако в 16 веке этот металлургический регион на Дунае был поделен между империями Османов и Габсбургов. Габсбурги внедряли в своей Священной Римской империи Германского народа версию истории, по которой они унаследовали власть от Юлия Цезаря, а цивилизация пришла на Дунай из Древнего Рима. Поэтому прочие версии дунайской истории были Габсбургам не ко двору, их лучше было "переселить" в другие страны, что и сделал для Московии Сигизмунд Герберштейн.


Историю же Чехии во времена молодости Добровского излагала написанная на латыни "Чешская Хроника" Козьмы Пражского (якобы 12 век, первое издание 1602 г.)

Вот что там сказано о приходе к власти первого "исторического" князя чехов Борживоя (якобы 9 век):
"Тогда епископ и комиты поспешно отправили посла в Моравию к Борживою, чтобы он как можно скорее принял княжение над всей Чехией, которое в свое время даровал ему император"(кн.3, 13).
То есть первый чешский князь согласно Хронике получил свою власть из рук австрийского императора.
Мы, однако, полагаем, что какие-то тексты о событиях на Дунае, близких к историям ПВЛ, могли еще сохраниться и о них мог знать Добровский.

Конечно, Добровский не мог оспаривать ставшую уже официальной версию русской истории, изложенную в ПВЛ. (Официальной ее делал хотя бы пересказ в книге, написанной Екатериной Великой, "Записки касательно российской истории"). Но Добровский мог вставить в "Слово" детали, указывающие на Дунай как на место событий ПВЛ, "возвращая" туда независимых от немецкого императора киевских князей и тем самым возрождая традицию независимой чешской государственности.
Возможно, он планировал впоследствии как-то опереться на «Слово» в отстаивании чешской независимости.

А, может быть, исходя опять же из своего пророссийского славянофильства, Добровский упоминаниями Дуная хотел показать связь обитателей бассейна Дуная с русскими князьями, приемниками которых считались российские императоры.

У нас есть еще одна версия, правда, мы считаем ее излишне экстравагантной. (Хотя Эдвард Кенан упоминает о душевной болезни Добровского).
Возможно, вставляя в "Слово" и явные "дунайские" детали, и чуть скрытые, как Троянову тропу, Добровский просто резвился, затевал литературную игру, предлагая грамотному читателю догадаться о мистификации.

От озорства, вероятно, никому не ведомые Карна и Жля:
"О! далече зайде сокол, птиць бья к морю: а Игорева храбраго плъку не кресити. За ним кликну Карна и Жля, по скочи по Руской земли, смагу мычючи в пламяне розе"
(О, далеко залетел сокол, птиц избивая, – к морю!
А Игорева храброго войска не воскресить!
По нём кликнула Карна, и Желя
поскакала по Русской земле,
горе людям мыкая в пламенном роге).
Возможно, это пародия на библейских Гога и Магога.
(Ср. - "и скажи Гогу: так говорит Господь Бог... И пойдешь с места твоего, от пределов севера, ты и многие народы с тобой, все сидящие на конях, сборище великое и войско многочисленное" (Иезекиль, 38:14-15). "И пошлю огонь на землю Магог... и узнают, что Я - Господь" (там же, 39:6).

Или вот приведенный в «Слове» чудной список народов:
"А уже не вижду власти
сильнаго,
и богатаго,
и многовоя
брата моего Ярослава
съ черниговьскими былями,
съ могуты,
и съ татраны,
и съ шельбиры,
и съ топчакы,
и съ ревугы,
и съ ольберы".

Список этот весьма напоминает пародию на диковинные народы дунайского региона, перечисляемые Страбоном в его "Географии".
К примеру: "лугиев (большое племя), зумов, бутонов, мугилонов, сибинов, а также семнонов" (Страбон, "География", кн. VII, I,2).

Озорством автора можно объяснить и упомянутых выше "салтанов".

А также загадочных хинов: «о ветре! ветрило! чему Господине насильно вееши? Чему мычеши Хиновьскыя стрелкы на своею не трудною крилцю на моея лады вои?». Хины – это же китайцы. Присутствие их в половецких степях выглядит как насмешка автора над толкователями. Или подмигивание тому, кто в курсе дела.



4. ГДЕ НА ДУНАЕ ПУТИВЛЬ? или ПЛАЧ КРИМХИЛЬДЫ


- А где же на Дунае Путивль? - может спросить читатель. - Это ведь немаловажный город в "Слове".
Предлагаем читателю перевести с немецкого название дунайского города Passau (Пассау). И сейчас по-немецки pass - это тропа, путь. Пассау стоит в месте слияния трех рек, где, собственно, и начинается великая река Дунай. Это город издавна известен производством клинков, на них ставилось знаменитое клеймо в виде волка - "пассауский волчок" (ср. с обсуждаемым выше "металлургическим аргументом"). На высоком холме над Дунаем, который «пробилъ еси каменныя горы» - крепость Оберхаус. Вот с ее заборла, то есть стены, так и хочется полететь, как Ярославна, над Дунаем (см.фото).

Кстати, «Песнь о Нибелунгах» (она была явлена свету печатным изданием 1757 года) упоминает о проезде через Пассау своей героини Кримхильды:
«Держала путь Кримхильда через баварский край
На Пассау, где с Инном сливается Дунай.
И монастырь старинный стоит, поныне цел»
(Авентюра XXI. О том, как Кримхильда ехала к гуннам).

Плач Кримхильды по мужу описан в Авентюре XVII «О том, как Зигфрид был оплакан и погребён»:
«…явился спальник и молвил госпоже:
«Лежит убитый витязь у вашего порога».
Кримхильда плакать начала — проснулась в ней тревога.
Она ещё не знала, что это муж её…
И голову герою приподняла чуть-чуть,
И мужа опознала, хоть мукой искажён
И весь в крови был лик того, кто Зигмундом рождён…
Был он обмыт, обряжен со тщательностью всей…
И, труп обняв, припала к нему в последний раз».

Ср. с плачем Ярославны: «утру князю кровавыя его раны на жестоцЪмъ его тЪлЪ».
Напомним, что у Татищева, в отличие от Радзивилловской летописи, уже появляется жена Игоря Ярославна, но плача ее по мужу нет, хотя есть слезы радости при встрече с ним. Автор «Слова», по всей видимости, добавил жене Игоря плач, позаимствовав его из печатного издания «Песни о Нибелунгах».

(Читатель может возразить, что плач по убитому герою - Гектору -  есть и в "Илиаде" Гомера. Однако жена Гектора Андромаха, в основном, печалится о судьбе малолетнего сына Гектора, а мотив омовения присутствует в плаче матери Гектора Гекубы: "Все ж у меня как росой ты умытый покоишься в доме" (24,757), но упоминания кровавых ран, как в "Песне о Нибелунгах", у Гомера нет).


Скромный же город, который нынче называется Путивль стоит на берегу небольшой реки Сейм. Река это в "Слове" не упоминается. Да и центральную часть города жители до сих пор называют Городок. Судя по всему, имя Путивль Городок получил при Екатерине II: "В ее эпоху — с 1762 по 1796 год — активно и планомерно вводились в обиход географические названия новых структурных и семантических типов; при ней был принят ряд законодательных актов, касавшихся географических названий и административно-территориального деления. Абсолютное большинство топонимов того времени было создано в Петербурге ее непосредственным окружением и при ее участии" (Сергей Никитин, "Страна имен Как мы называем улицы, деревни и города в России", НЛО, 2020, гл.4).
Никаких фортификационных сооружений на Городке нет, не обнаружены они и при археологических раскопках.

Читатель может опять возразить: - Но ведь Путивль упоминается в Книге Большому Чертежу - описании к несохранившемуся Большому Чертежу, т.е. карте "всего Московского государства", которая была якобы составлена при Иване Грозном. Однако печатное издание Книги впервые появилось в 1773 году. То есть в самый разгар Екатерининских топографических реформ. Мы полагаем, что и существующая рукопись Книги была изготовлена примерно в то же время. Точно так же, как "русские летописи" (а также прочие обширные «исторические источники») появлялись из небытия незадолго до выхода их печатного издания.

Вместо заключения

Все вышесказанное вовсе не отменяет того, что "Слово о полку Игореве" - это шедевр.
Шедевр славянской литературы конца 18 века.
Является ли "Слово" источником историческим?
Тоже да. В основном, конечно, истории 18 века.
Но в нем содержаться и отзвуки более давнего времени, того, когда металлургический регион на Среднем Дунае, наряду с Иберийским полуостровом, был самым развитым в мире и создавал истории о своих владыках.