Чем оканчиваются балы

Хоффман подала руку мягким движением, склоняю согласно голову.

Вышли в центр зала. Катрина  положила руки на его плечи. Слишком хорош для неё. Не вписывается в идеальную картину лжи, порока и всего того приписанного безобразия, что, как известно, ни с сего не берётся. Однако улыбается так чисто и открыто, что невольно голова кружится и пьянит не хуже шампанского.

— Mon Cher, На бричке?! — протянул обращение Муравьев, что писано перетекло в легкий улыбчивый смех блестящих глаз.

— Право, домрез нынче не сыскать, — рассмеялась Хоффман пряно, цепляясь взглядом за Анненкова в компании принцессы Шарлотты, что только и могла, что одаривать ее презрительным взглядом. Лишь одного лица она не видела на протяжении всего вечера и от того было вдвойне странно. Она ехала к нему и что же, стало быть… Нет, не могло, граф не настолько глуп!

— Полно! — повёл плечами Сергей, намереваясь прогулкой вечерней проветрить голову, не больно он чувствовал себя взявшим на душу. В стороны разные его не ведёт, несмотря на то, голова потяжелевшая, он должен был признать, стоило только почувствовать мягкость перин, подушек, так и сморит сразу же.

«Ангел? Серьезно?! Будто я ребёнок в самом деле... Мой. Красиво скроено, а в швах трёт, что больше оно для красоты слова, ибо людям не свойственно печься о других людях» подумал офицер. И прикосновение заботливое воистину было прекрасно, ему хотелось, чтобы она делала это снова и снова. Сергею нравилось.

С самого детства он был изнежен женским вниманием, но от этого не пересыщен, и не думалось, что достигнув своей цели интерес потеряет легко. А он мог сказать только, что да, что-то в этом было, но, пожалуй, даже если бы она ему понравилась до дрожи в коленях, то вряд ли бы сошлись характерами, ибо Серёжа мог смело сказать, что будто ещё не нагулялась, да и о себе впрочем так же, иначе он бы дома был или с женой, а не на балу. Но глядя на Трубецкого все же испытывал сомнения откровенные в своей позиции. Не мог ответить однозначно.

От неё веяло сладостью духов, холодным шампанским и ****ством. Блеск глаз и губ мог сказать о многом. При этом не грязью. От него же ветром в голове, пылкостью и немного рассеивающимся хмелем. Задором и непосредственностью. Светом.

Час, отпущенный условиями пари с графом Орловым, давно закончился, да и присутствующие постепенно начали расходиться.

Сергей всем своим естеством ненавидел тот час, почему-то все его выбирали не сговариваясь единогласно, когда матери торопили дочерей на выход из объятий офицеров и дворян, когда утомлённые и размеренные жёны тянули мужей из-за карточных столов, когда мужчины начинали длинно, но скупо прощаться.

В зале начиналась неприятная суета, настроение портилось.

Он развернулся на пятках легко, плавно.

— Позволите? — Поцеловал руку прохладную, даже приопускаясь почтительно на колено из желания показать себя ещё больше. Вышло достаточно манерно, несмотря на достаточную простоту, но если совсем себя покажет простым, так внимание отвалиться, как с сапогов грязь.

Ей же только и нужно что-то подобное, чтоб он слабинку дал, после сократил их расстояние до граничащего с приличным. И остановился на лёгком оценочном взгляде, не надменном, даже любопытном, предпочитая смотреть в лицо, но не в глаза.. Глаза в глаза не слишком любил, больно навязчиво выглядело и открыто. Улыбка коснулась лица ненавязчиво и придала ему не надменности светской, а теплоты и точно знания дела.

В это время над головой Фрейберга просвистел замах, но растворился в воздухе, вызвав у не покачнувшегося Андрея лишь прохладный смешок, потому что так и не достиг цели.

— Я не посмотрю на положение твоих родственников и твоего отца! — выцедил Бенкендорф холодно, пробирающе до неприятных мурашек в ласковости тона, где им удалось пересечься у стола буквально у уха. Он не видел, чтобы тот вступил в беседу или хотя бы начал заниматься делом. Ходил котом лишь по цепи. А тема подобная всегда его встряхивала, чем Александр Христофорович пользовался без зазрения совести. На что его отец, тёзка Бенкендорфа, был предан закону и правде, а этот! Лишь за свою выгоду и переживает, где уж ему за отечество сложить Буйнакск голову’

— Да слышал я это уже. — скучающе отозвался с насмешкой Фрейберг. — Слышал. Не посмотрите. — согласно кивал головой, не придавая никакого значения словам, даже не ставя ценности. — и будьте добры не «тыкать» мне, дражайший Александр Христофорович, моветон.

— Откуда вы прибыли один черт разница, но коли вам так будет угодно! — едко проговорил Бенкендорф. — А тут снова пусто, окромя ваших переговорок с камер-юнкером Шуваловым? — между прочим не более бесполезном человеком, чем некоторые придворные, по мнению Андрея. Масон, член нескольких и основатель лож. Таких, как «Сфинкс», «Северных друзей», «Шотландской», — на вашем бы месте…

— Как хорошо, что мы никогда не поменяемся местами, верно? И не совсем. — качнул головой Вревский отрицательно. Вот уж не любил, когда его пытались таким образом принизить. Да, не Князь Юсупов, Николай Борисович, не дипломат, не меценат, ни разу не государственный деятель, да и не Голицын, Александр Борисович, не статский советник, однако желание доказать хотя бы самому себе, что он чего-то да стоит и о своих словах пожалеть толкнули его в правопорядок. Забавно, что о правопорядке зачастую говорят злостные его нарушители.

— И чего же вы молчите?

— Да жду пока вы погрозите.

— Язык ваш поганый…

— Отрезать? — предположил Андрей, подсказывая, брови вверх дергая усмешливо. Александру Христофоровичу, однако, смешно не было.

— Не умничайте. Вы говорите лучше. Тоже новости для вас есть. — ознаменовал Бенкендорф, цепляясь акцентно за каждое обращение, оглядывая бегло цепким взором происходящее, находя интересующие лица и убежденность исходя формируя, что особо любопытных до их разговоров не станется.

— Заинтриговали. — ухмыльнулся Андрей, сощурившись лукаво и неприятно. Начал, как водится, издалека, — Вы просили присмотреться к разговорам интересного содержания и что же, стоило императору уйти и… Да. О некой успешной затее новости имеются. И молодое дворянство имеет прямое отношение ровно в такой же степени, сколько старожилы этой ниши...

— Это мы ещё с распада их кружков знаем, даже пофамильно и о их собраниях. Это все? — перебил Бенкендорф.

 — Хофманн, вопреки вашим догадкам, к этому отношения не имеет. А с мальчиком танцевала из-за того, что приглянулся, слишком бессодержательный набор предложений и отсутствие графа Палена наводят меня на определённого рода мысли. — фыркнул со смешком Андрей, думая, что один маленький факт от такого откровенного неуважения припасет для лучшего случая, ничего от него не станется, кроме более лёгкого вдоха на полную грудь.

Бенкендорф усмехнулся, черта лица его обострились. Насчёт Палена было полезной зацепкой, которую он принимал во внимание только если рядом маячила фамилия Пестеля, ибо они всегда недалеко друг от друга были, а ныне становилось занимательнее и запутаннее, не нажить бы головной боли лишней.

— Нам даже лучше. А теперь мое слово: Вы пройдёте на одно из собраний.

— Меня знают в лицо и прекрасно о моей деятельности сыска, — изогнул бровь Фрейберг, смеряя мужчину оценивающим взглядом. На шутку мало походило. — вы издеваетесь?

— Придумаете что-нибудь, вы знаете, что в противном случае с вами станется, — Конечно, издевается. Но он пост сдал и пост примет, не киста от искры в деле.

— Не грозитесь глубинами сибирских руд, Бога ради! Я знаю к кому обратиться. — после небольшой выдержанной паузы выдохнул вместе с дымом от трубки Фрейберг.

— Надеюсь на это и ваше благоразумие.

— Будте покойны.

Взгляд Катрины зацепился за Романова, что все же-таки созрел и пригласил Андреевскую на последний танец. Хоффман, заметив эту пару, послала Орлову воздушный поцелуй, где поднятый за неё бокал не заставил себя ждать.

— Уж думала и не пригласите, — призналась девушка, вкладывая свою руку в его и позволяя себя обхватить за талию, подаваясь навстречу. Только сейчас взгляд Николая заскользил по украшенному бриллиантами вензелю. Фрейлина императрицы? Это был постоянный немногочисленный круг не терпящий новых лиц, оттого этот факт его смутил.

— Отчего же это? — поинтересоваться Николай глубоким голосом, сосредоточившись на ее бледном лице.

— Весь вечер меня взглядом так и съедали, простите мою вольность, подумала никак личный визит назначите. — усмехнулась девушка и это Николая немногим смутило. — Я заметила вы не очень любите танцы. Музыканты играли польский, а вы, как и Государь быстрее старались скрыться от неловкой суеты первых минут встречи.

— Наоборот, было бы с кем потанцевать. — отрицательно качнул головой Николай.

— А вы избирательны, — с лукавой улыбкой ответила Андреевская.

— Как и подобает.

— И так и не подошли в черёд?

— Позвольте поинтересоваться вашим именем, милостивая государыня, — улыбнулся с нотками прохлады и почтения Николай. Сразу разрушилась установившаяся тёплая  атмосфера и фигура его в свете теплом переставала казаться таковой. Девушка тряхнула головой.

— Татьяна Владимировна Дюшен-Андреевская, ваше Высочество, — ответила она.

— Я бы хотел видеть вас при дворе, раньше не замечал вас в кругах высшего общества.

— Я приехала к моему отцу в Кронштадт совсем недавно.

— А откуда большой-большой секрет? — с улыбкой поинтересовался Романов, внимательно следя за глазами девушки, обычно они избегали прямого контакта глаз и отводили свой взор в сторону. Но не она. Она глядела открыто, можно было подумать, что даже с вызовом.

 — Было бы о чем, Николай Павлович. С Московской Губернии, надеюсь, не столь плохи слова тут о Московской дворянстве в отличие от южной молвы о Северной Столице. Некоторое время мне пришлось пребывать на Юге нашей страны со своим кузеном по состоянию здоровья с направления из Баден-Бадена. Он же находился там на службе.

— Позволите полюбопытствовать кто ваш кузен? Под чьим командованием?

— К кому проступал того уж нет, а сейчас и не знаю. Вы же знаете наш юг, там не дни, а часы решают, — отмахнулась Андреевская, облегченно выдыхая на то, что слова его более ни за что не зацепились, ибо немногословие обидеть было чревато, а много- вызовом ненужных вопросов.

— Знаю, — согласно кивнул головой Романов и тень, что наползла на лицо задумчивостью, растворилась.

— И тот факт, что он оказался туда сослан вас тоже не обрадует, Ваше Высочество, потому не стоит боле об этом. Чистый лист, — улыбка безрадостная промелькнула не секунду на лице.

Она примолкла. Если он захочет узнать, то непременно узнает, от этого было горько.

Не от того, что сказать было нечего или не хотелось, из-за возникшей неловкости, что над головой зависла пиками. Сцепились взглядами с довольной Катриной Роэлевной, что ныне блистала, вызывая робкий шепоток со стороны сварливых компаньонок и матерей. Слишком не подходит к атмосфере этого места. Она напряглась, стоило Бенкендорфу оказаться возле девушки и молодого офицера, схватив ее за запястье в аккурат к последним аккордам.

Танец закончился довольно быстро, даже слишком. Теперь о самой сути дала никто из присутствующих и думать не мог. Подозрительно, что из них не осталось ни одного незнакомого лица. Атмосфера нуарной Англии с ее тайнами Тауэра и склепа, ныне не за искаженной склерой. Постепенно стихали последние ноты музыки, что растворялась в полумраке будто бы маршем. Было предчувствие, что что-то намечается. Что-то страшное.

Сергей погрузился в какие-то свои думы, что совсем упустил из вида, что руку спутницы держит непозволительно долго, несмотря на ситуацию.

Музыка совсем стихла, он неспешно поцеловал руку ещё раз, уже в знак прощания.

— Это было воистину чудесно, Mon ami, — он расставался нехотя с очень немногим, говоря о том, что уже действительно пора, да и слыша голос ворчливый Бенкендорфа, объявляющий об окончании бала. — Раз уж приехали к нам, то смею надеяться, что задержитесь и мы ещё встретимся и не раз, — улыбнулся напоследок спокойно, не слишком воодушевлённо, но и не слишком прохладно.

 «Все же, Сергей Иванович, ты слишком горячный, пылкий. Ну, ничего, даст бог встретишься, а нет, так и нет. Надежд питать нечего, а так, ну а почему бы и нет?»

 — Я весьма огорчена, что столь приятный вечер в вашем обществе закончился этой невообразимой нелепостью… К чёрту всех, — Хоффман не посмотрела на Александра Христофоровича, подошла по рамкам приличия ближе, чем просто близко, чтобы сначала соприкоснуться носом, а после, прижавшись грудью к его мундиру, поцеловать в губы нагло. — Прощайте, ангел мой.

Она развернулась к Бенкендорфу быстро, не дожидаясь того, что он сориентируется, пошла к выходу с гордо поднятой головой, улыбаясь чуть опухшими губами. Глаза ее горели, почти как лицо. Завтра светским сплетникам будет что обсудить.

— О адьютанте замолвите словечко? — мягко прильнул к плечу Андреевской Фрейберг, перестучав ледяными пальцами по бархату кожи открытых плеч.

— Что вам надо от меня? — грубо бросила Татьяна, отойдя практически сразу на расстояние, что чужие охотливые уши не смогут преодолеть и хотела было уже незаметно скрыться, но все те же на манеже…

— Услуга.

— За услугу? — усмехнулась Дюшен-Андреевская.

— За мое молчание.

— Какой вы поганый.

— Не поганее вас, Татьяна Владимировна или Пётр Яковлевич, как вам больше нравится? Так что?

Расскажи она свою историю более подробно, диву можно было бы даться, что такое возможно. Что кузен названный давно лежит в горах Казбека, отец, отставной офицер, в Кронштадте умер ещё полгода назад в одиночестве и нищете, так и не обменявшись с ней ни единым письмом с тех самых пор, как она ушла в гвардию и попала в Гусарский полк. Александрийский. Золотое и серебряное шитье на доломане, разгульный образ жизни, лошади, дамы, как лошади и лошади, как дамы, карточные обязательства, за словом в карман, как за пистолетом и растраты. Некогда каждый двадцатый... Теперь у неё было два лица, два имени. Отцу было сложно смириться мало с потерей сына, так и с потерей дочери. В звании прапорщика, действовавшего на Кавказе, отец уже совсем не узнавал бывшую любимую Танюшу, поплохел и сдал, ибо мыслил не лучше французов, что гусар, которому тридцать лет, и он не убит — дерьмо, а не гусар. А задержанное письмо без дабы ещё более огорчило ее пребывание. Лишь покровительство Сперанского, с коим имела честь быть знакомой по масонской ложе «Полярная звезда» Фесслера, немногим облегчило ее положение и не дало пуститься под пули очертя голову. Сперанского прочили в первые президенты русской республики в случае удачного восстания и свержения Николая I. Несмотря на свержение в Сибири отца Пестеля, известного широко в узких кругах, он сам не поддерживал, но и не явственно протестовал этой затее, несмотря на полноправную возможность.

— Если вы думаете, что сможете держать меня на крючке этом вечно - глубоко ошибаетесь, — с вызовом, что присущ боле юношам со взором горящим, произнесла Андреевская.

— А вы прекрасно знаете, что значит мое слово против вашего, — гадливо ухмыльнулся Вревский. — Не хочу вас разочаровывать, но, кажется, вы ошибаетесь.

— Кажется - креститься надо.

— Побойтесь Бога. — засмеялся Андрей, касаясь чужого плеча специально, с поддевкой. — Бывайте, я пришлю вам письмо с датой, временем и местом, где остановились?

— Не ваша забота.

— А если хорошо подумать?

— Пришлите на Офицерский дом на Литейном, — закатила глаза Андреевская, понимая, что самой назначать ему дуэль не выйдет. Прилюдно может объявить, что против дамы он не выступит или сделает капитулирующий в воздух, если первым выпадет и ей просто придётся стрелять также в воздух. Кишка тонка также будет, ибо Пётр Яковлевич Невский достаточно известный бретёр и не за словом лезет в карман, а за пистолетом. Спустить это просто так - непозволительно в своей чести, иначе кто она, чтобы так позволять собой помыкать не единожды.

— Какие-то проблемы? — померившись с говорившими, произнёс Муравьёв-Апостол, глядя на настораживающего господина, которого приметил он с их разговоров с Трубецким. Раз - совпадение, два - случайность, три - уже закономерность.

— Да, Сергей Иванович, проблемы, — Татьяна не была уверена в своём решении, а выясненное имя и вовсе могло слить офицера с толку, но возможность найти управу на высокомерного Фрейберга было грузом упускать. Тот поменялся в лице неощутимо, — господин совсем не понимает тем, что с дамой обсуждать не следует и оскорбил мое достоинство.

— За вас есть кому заступиться? — пристальный взгляд Сергея приобрёл некую колючесть.

— Разрешите, но… — вклинился в диалог Фрейберг и тут Андреевская поняла, что ему невыгодно и ее, и самого себя подставлять известной ему информацией, ни в данной ситуации. — Полагаю, моя дорогая собеседница не совсем поняла о чем идёт речь, я не имел ни малейшего желания ее оскорбить, — с улыбкой прохладной произнёс он, вцепляясь взглядом презрительным в сам ее силуэт.
 
— Вы сделали это целенаправленно, — надавила девушка. — И нет, увы, совсем некому восстановить справедливость… А я не могу себе позволить быть второй графиней де Сан-Бельмонт.

— В таком случае у вас два пути, господин Фрейберг. Я, как бравый офицер, должен вступиться в первую очередь за даму, во вторую за подругу моей дамы и вызвать вас на дуэль, или же вы принесёте извинения.

— Я не приму Ваш вызов, Сергей Иванович, вы должны это прекрасно понимать. И извинятся, я вас уверяю, мне не за что, не лезьте не в своё дело не разобравшись, Mon Cher, целее будете.

— Я наблюдал за вашим диалогом на повышенных тонах, ваши отпирательства лишь боле наводят мысли соотвествующие: Я равен вам по положению, если вас кажется этого мало, я могу кинуть перчатку вам в лицо прямо сейчас, извините, испачкался о Ваш погон, — произнёс Сергей, убирая руку с плеча Андрея, что положил по мере диалога.

— Это будет излишне.

— Мне присылать секундантов?

— Присылайте, коли жизнь вам своя не дорога.