Война

Война

Откуда-то с севера ветерок принёс желтый кленовый листок и прилепил его на винтовку. Снимать не хотелось. Красиво.
-- Вот, ты скажи мне, Вить, точно можно ногу удлинить? Сомневаюсь я…
-- Можно, Петрович, можно. Есть такой врач на Урале по фамилии Елизаров. Удлинят, как надо.
Я то знаю.
-- Да…. Вот, не повезло сынку моему родится с такой ножкой. А без ноги-то и не потанцуешь и девушку не проводишь. Одна дорога в сапожники. У нас в районе все сапожники безногие. Эх, дожить бы до победы! Я бы Ванюшку по всем врачам повозил.
-- Да ладно, будет косолапить. Не такой уж и плохой недостаток - буркнул Саша Протасов – Вот, курносость куда денешь?
Саша вздохнул. Было ему на вид лет шестнадцать, и только длинный рост и какие-то удлинённые руки делали его вполне взрослым солдатом.
-- Ты помолчи, Санёк. Здесь старшие говорят - Петрович сердито махнул рукой.
-- Я что, я не против…. Вон, комроты идёт. Поди, опять атака.
Капитан Шепилов подошёл, снял фуражку и протёр козырёк.
-- Ребята, сейчас артподготовка, потом вперёд. Не подведите.
-- Опять под пулемёты? Чего не подавите? Сколько уж народу положили.
-- А тебе, Протасов, лучше не выступать. Держись, вон, за мужиками. Они солдаты опытные. Используйте каждую низинку, каждый бугорок. А пулемёты подавят. Это не ваша забота.
Снаряды ухнули впереди пачками, как будто стреляли тремя орудиями враз.
Комроты вскочил на бруствер.
-- Вперёд! За Родину!
С первых шагов задохнулся. Толи от страха, толи от злости. Злости оттого, что уже пятая атака кладёт  ребят в эту степь, укладывает  навек, и сейчас, может быть, положит и его, и труп его будет лежать здесь долго, и никто его не уберёт. А в худшем случае, он будет стонать от боли и с надеждой ждать санитаров, ползающих от кустика к кустику по простреленному полю и тихо окликающих ещё живых. За пятьдесят метров стрельба одиночными и крики, потом впереди затараторил пулемёт. Первым упал комроты. "Эх, хороший мужик-то!" Цепь легла. Ладно бы ночью, отползли бы. А тут  всё, как на ладони и  дот в 10-15 метрах, и жалит он без разбору. Виктор нюхал траву. Раньше, думал, она не пахнет. Нет пахнет. Тленом. А пулемёт всё косит, заставляет вжаться, растворится в этом тлене. Ни в зад, ни вперёд. Смерть. И воздуха не хватает. Если по едва заметной лощинке, потом пять шесть шагов и гранату в эту стреляющую пасть…. Рядом вскрикнул Петрович. Стонет. Значит живой. Пока. Доползти и вскочить! Иначе всё… Ноги, как ватные и тело неживое. Не слушает, не тянет. Знает надо, а…. Подняться!... По телу растекается что-то теплое, а что не знает. Будто умер уже.
И тут кто-то из лощинки метнулся, раскрылся шинелью и лег на эту стреляющую дыру. Лег. И сразу цепь встала, и он встал и добежал и увидел, как Саша Протасов ещё живой царапает пальцами дерн на крыше молчавшего дота.
*****
Виктор проснулся в поту. Опять, опять этот сон. Уже несколько лет с непонятной периодичностью он воюет, идет в атаку, стреляет по танкам, укрывается от обстрелов в траншее. Он, даже в детстве не играющий в «войнушку», не любивший игрушечных пистолетов и танков, во сне переживал чью-то военную судьбу времён Великой Отечественной. Он навестил знакомого психиатра и тот посоветовал ему, не есть на ночь и слушать перед сном классическую музыку. Зря обратился. Он и сам это знал и пробовал. Всё-таки он сам медик и не просто медик а заведующий хирургического центра скорой помощи.
   В кабинет заскочил Игорёк, друг, зам. и «уложенец». Так его Виктор называл за удивительную способность улаживать конфликты, договариваться, доставать, решать бытовые задачи.
-- У нас Ч.П. с выводами.
-- У нас всегда Ч.П. Мы скорая помощь.
-- Вчерашнего с автоаварии помнишь?
-- Ну…
-- Умер
-- Так там было без вариантов. Он бы ещё в машине умер, просто здоровьем бог наделил.
-- А, вот здесь, стоп! Знаешь, кто в него на дороге влетел? Соколов! Ну, ты знаешь, сеть магазинов, заправки, зам губернатора его человек. Не сам, конечно, сынок за рулём был, но это дела не меняет.
-- Так что?
-- А то. Одно дело этот, как его, … Семеньчук умер от последствий аварии, другое – от ошибки врача. Там и статья другая. А юристы ещё чего- нибудь нароют. Мысль понял?
-- Постой, Игорёк. Так Семенчука «собирала» Наталья Викторовна. Она же спец, каких поискать. Кандидатскую пишет.
-- Её придётся сдать. С одной стороны эта женщина, с другой – новое оборудование, ремонт лаборатории и две путёвки в Испанию. Ты был в Испании?
-- А Сидорчук?
-- Ему уже всё равно. Компенсацию его родственники получат отменную. Думаю, возмущаться они не будут.
-- Наталья Викторовна…Ты же у неё ординатором был! Игорь, мы же человеку всю жизнь поломаем!
-- Ты хочешь, чтобы жизнь поломали тебе? Короче, сегодня соберётся комиссия из Минздрава, прокуратуры. Пригласят всех наших. Всё должно пройти как надо. Надеюсь, ты не взбрыкнёшь?
Ты давно не был в Испании? Шучу….
Собрались у него в кабинете. Три красивые тетки из Минздрава, с одной он переспал ещё в мединституте, и сонный прокурорский следователь. Наталья Викторовна тихо плакала в углу у окна, видимо Игорь уже переговорил с ней. Остальные врачи сидели молча, глядя в пол.
Первым выступил Игорь. Ни да, ни нет. Потом эксперт зачитал заключение. И когда успел? Послышался шёпот, похожий на роптание. Он чувствовал взгляды ребят, они давили, они ждали. Встать! Сказать! Это всё чушь! Все знают, что это чушь. Не надо спектакля! Но ноги ватные, тело прилипло, вжалось в стул. И какая-то тёплая волна прокатилась по суставам. Решили. И, тут,  ординатор, Саша Стасов. Без году неделя в центре. Встал. И всё, что он сам хотел сказать  выпалил горячо и сумбурно. И взгляды растеклись по комнате и посмелели. А потом чиновница, что только что пять минут назад призывно, по-приятельски ему подмигивала, подскочила.
-- Вы, молодой человек, не горячитесь. Ваше дело десятое. Решение принято, а ваша ординатура, я думаю, будет продолжена, скажем, в Анадыре… или Арзамасе. Такие горячие специалисты там особо нужны.
 Собрание закончилось, все вышли из кабинета. Они остались вдвоём.
-- Ты сволочь, Игорь!
-- Ни один великий не обходился без сволочей в окружении. Такая наша доля. Ты когда в Испанию? Может вместе?
Хотелось послать всё подальше и напиться. Вошла Светочка секретарь.
-- Виктор Иванович, второй день по два часа в приёмной сидит… может примите?
-- Кто?
-- Протасова. Её мужа мы вытащили с того света, ему срочная операция нужна.
-- Вспомнил. Зови.
Седенькая старушка присела на край стула и затеребила платок.
- Я по поводу Протасова, Михаила Ивановича. Я понимаю, нельзя. В очередь. Раньше тоже умирали в очередях… и сейчас. Я понимаю, не мы одни.
-- Вы Протасова? Шунтирование. 95% аорты закрыто – Игорёк, сидевший на краешке стола даже не повернул головы в сторону просительницы – Скажите спасибо, что мы вашего мужа с того света вытащили. Какие к нам претензии? Да, необходимо шунтирование. Такая операция у нас делается в исключительных случаях и за оплату. Бесплатно делают в клинике.
-- Но там же очередь на год вперёд. Он же умрёт. Вы же сами понимаете.
-- Но мы-то здесь причём? Ищите деньги. Пусть дети помогу.
-- Сын у нас был. Сашенька. В Чечне в 94-том погиб. Говорят, геройски погиб. Ребят телом своим закрыл. Спас. А больше никого не осталось. Одни мы с Михаилом. Помрёт вот… и мне туда же.
-- Кредит возьмите. Ну, я не знаю,… продайте чего-нибудь.
Старушка медленно встала и тихо вышла из кабинета.
****
Танк надвигался, наползал. Три других рычали где-то справа и слева, а этот шёл прямо, изредка сыпля очередями по брустверу. Хотелось вжаться, растворится в подрагивающем окопе. Танк шел, лязгая гусеницами медленно и грозно. Там в его чреве сидели уверенные в себе злобные карлики и хохотали. Он будто слышал их смех сквозь жадный рык моторов. Рука то сжимала, то разжимала рукоять гранаты. Для того, чтобы кинуть её надо встать во весь рост, вскочит на край окопа, оставшись один на один с этим монстром . Встать! Кинуть! Встать!  Опять эта противная волна по телу, колени дрожат. Вот уже показались над окопом гусеницы. Лечь! Лечь и не вставать! Жить и дышать. Он сейчас уедет, а ему жить, дышать, любить. Проехал. И вдруг какая-то сила подняла его, подбросила, и он увидел удаляющийся танк и увидел то место, куда надо бросить гранату. Раздался взрыв. Танк задымил, замер. Замерли злобные карлики и он захохотал. Он смеялся и прыгал и плевал в этот дымящийся металлолом!
****
-- Ты что натворил, мать твою…! Стоило мне на два дня отлучится, и такой косяк. Ты зачем прооперировал Протасова? Бесплатно. Или она дала тебе что-то?- Игорь внимательно посмотрел на Виктора.
-- Пошёл в баню. Ты не поймёшь.
-- Нет, это ты не понимаешь. Ты что, против системы попёр? Системы! Твоё дело десятое, оперировать, всё остальное наше. Пойми наше. Не я один. Тут такие люди замешаны Сейчас пойдет молва, что мы оперируем всех кого ни попадя, тут такое начнётся! Ещё по Семенчуку толком не отписались. Что тебе дала эта Протасова? Кто она тебе? Родня? Или ты заблажил? Поди, в церковь сходил у иконы поплакал.
-- Игорь, пиши заявление об увольнении.
-- Это как?
-- А так. Не хочу быть великим. Хочу быть обыкновенным. Без сволочей в окружении.
-- Ну ты… ты ещё…. Обыкновенных, то проще заменить, запомни! Без системы ты никто. Ты Буратино с гранатой. Уже завтра я приду сюда опять замом, только у другого. У великого!
-- Это вряд ли. Нас много. Мы все Буратины. Все врачи центра. Прощай.
****
Опять вскрикнул и упал ротный. Опять цепь залегла. Но это уже была другая цепь. Это была его цепь, его Протасовы и Семенчуки, и он за них в ответе.
Вскочив, он поднял винтовку вверх и крикнул:
- Ребята вперёд! За нас, за Родину!
И побежал, зная, что за ним бегут все, даже те, кто ранен и убит. И вся страна. Он бежал легко и быстро и земля стала пропадать. А внизу все они, бегущие на врага, не знающие ни страха, ни сомнения. И дышалось полной грудью и пелось, и до звёзд уже оставалось недалеко.