I. На родину

У Михи в деревне умерла бабка. Ну, это он так мужикам в своём ЖЭКе сказал. Чтоб с пониманием отнеслись к его горю.

На самом деле, у Михи в деревне умерла бабуля. Его дорогая баба Нюра, Анна Ивановна, золотой человек, любивший его, Миху, самозабвенно и безоговорочно. Друг его детства, соучастник первых достижений и утешитель в детских горестях.

Он взял отпуск и выехал на родину.

Родина Михи была недалеко от Москвы – всего в четырёхстах километрах, в К-ой губернии.

Если разобраться вообще-то, то лично его родиной была столица. Мать родом из Москвы, отец – деревенский. Миха родился в городе и вырос. В армию был призван и сюда вернулся. Потом уже учиться не хотелось, а руки знали многое. Поэтому всю сознательную жизнь он был при деле, а сейчас работал в ЖЭКе.

Семьи у него пока не образовалось. Девушка же на примете была. Работящая тоже, но с институтом. В общем, всё чин чинарём.

А тут вот такое – умерла бабуля.

Миха выехал поездом в областной город, и всю дорогу у него в груди саднило. Как началось ещё из дому, после телеграммы от деревенских соседей, так и не прекращало. Скребло там, и слёзы норовили пойти самотёком. Он пока держался. На людях всё-таки.

С бабушкой связь у него была крепче, чем с родителями. Народив сына и назвав его Михаилом, они укатили на камчатские рыболовецкие промыслы. Как будто рыба там только и водилась.

Годовалого Мишеньку отдали бабушке Нюре в деревню – там, дескать, здоровее ребёнку. Даже козу для него купили. Про то, как бабка будет козе той прокорм добывать и притом с малым сидеть, мыслей у молодых родителей не было. Как, наверно, и вообще мыслей.

А баба Нюра обра-а-а-довалась страсть как! Думала, когда сын на москвичке женился, совсем её забудут. А тут – такое счастье: ребёнок в доме!

Родители наставления бабе Нюре о воспитании дитя за час все прочитали и уехали. А бабуля принялась за самодельное взращивание внука и насаждение своего обожания.

Но, старая крестьянка, баба Нюра не умела выражать свою любовь иначе, как наделив ребёнка всем, что знала и считала необходимым для жизни. В такой любви нет лишних минут для баловства. Поэтому воспитывался Миха у бабули до семи лет в строгости и с полным пониманием, что он мужик, и потому всё должен уметь в жизни. Хм, да наверное, он и ходить начал с этим пониманием, улыбнулся про себя Миха. Сколько помнит себя, во всяком случае.

Рабочий день бабули по хозяйству, в огороде, в доме – весь с внуком проходил. Отпустить от себя на шаг боялась. Это когда молодая, свои дети где-то носятся – заботы не было. А сейчас не то. Тряслась за внука баба Нюра до крайности.
И потому, конечно, баловала Миху.

– Тоже мне баловство, – скажет московская образованная бабушка. – Ребёнок по хозяйству помогает день деньской. Побегать с товарищами некогда!

Вот чушь городская-то. И вырастают на ней набаловухи, каким Миха сортиры и смесители чинит – безрукие.

В деревне сортир тебе чинить не придут. И колодец – почище смесителя будет, с кондачка-то не переберёшь. А всё – самому хозяину содержать и обихаживать. Так помаленьку к семи годам бабы Нюриными молитвами, да мужиков соседских помощью в делах хозяйских Миха уже кое-что в головёнке держал.

И когда приехали родители – забрать сына в обучение в городскую школу, то мать прям прослезилась, увидав, как он чинно идёт им навстречу из дальнего огорода с лопатой не по размеру. Ну, черенок-то, допустим, у той лопаты дядька Семён в половину для Михи спилил.

И всё-таки мать охнула – и бабуле с укоризной:

– Как же, вы, мама, такую тяжесть ребёнку доверили?!

Но села и замолкла, когда услыхала суровое наставление сына:

– Будет, мать, реветь-то. Едем что-ль?

Ехать он не хотел. Задолго родня прислала обстоятельное письмо, когда приедут и что подготовить к отъезду. Баба Нюра засуетилась: второй раз невестку увидит, должна проявить себя в лучшем виде, не осрамиться. Свадьбы-то у молодых не было и до приезда невестки с внуком Анна Ивановна видела её только на фото, которую сын прислал.

А сама плакала по ночам, ощущая подкатившее под сердце новое, ещё пущей теперь – в старости – одиночество. Любила внука больше сына, а поделать ничего не могла. Даже попросить: оставьте – не смела. Ну, как они – родители ведь – оставят? Им самим без сына лихо, раз забирают.

Другие, коль отдали, и не вспомнят. А её дети ничего – деньги каждый месяц большие слали, – спасибо им, даже хату подновила. И письма о жизни писали, и о здоровье их обоих интересовались. Был бы отец жив, порадовался бы, какого сына доброго вырастили. Немного дед не дождался внука. Заболели враз все раны войны проклятой, и не стало старого солдата.

А сказала баба Нюра Михе о приезде родителей, внук пообещал: сбегу! Куда ж ты, милый, денешься? Родители тебя любят и жизни своей без тебя не чают. И мне-то каково будет, коль сбежишь? Я ж старая, искать тебя пойду да помру. Да, говорила так, увещевала. Грех это, чтоб сын мать родную в штыки встретил.

Сжалился Миха над бабулей и сбегать не стал. Но ходил две недели до приезда родителей сердитый. И всё по вечерам пытался уговорить бабулечку не отдавать его родителям. Как же она без него с хозяйством управляться будет? Он ведь мужик уже, мало ли что по дому надо – а он уж умеет! А молоко от Зорьки куда денет? Только Миха и готов его выпивать – и вперёд обещается даже без спора.

Знала бабуля, что коза – ровесница внука – достигла самой своей силы. На будущий год уж начнёт стареть, и молока станет скоро совсем мало. Но во всём с внуком соглашалась, грустно кивала да поддакивала.

Конечно, трудно без него ей старой станет. Но будет ждать своего Мишеньку на все каникулы, а особенно на лето – погостить, в хозяйстве неполадки поправить, её порадовать. Ей же и пирогов некому будет теперь напечь. Так и оставит своё стряпушье мастерство до Михина приезда.

А какие пироги пекла баба Нюра! Вкус детства – бабулины пироги. Могла она на деньги детей и конфет Михе покупать, но он конфеты презирал – девчоночье угощение. А любил только постный сахар – из покупных. Но с бабулиными пирогами разве сравнить! С зелёным луком и пеструшкиным яичком, с морковкой, капустой, грибами и ягодами, а зимой больше всего – с вымоченными в молоке белыми грибами, пахнущими теплом ранней осени, и рисом. И ватрушки, конечно!

Пекла пироги бабушка с внуком вместе. Посвящали этому занятию обычно пятницу, чтобы на все выходные пирогов хватило – и себе, и гостям, какие из соседей заглянут. Всегда заглядывали.

Таинство заведения теста бабуля начинала в шесть утра, когда Зорька была подоена, а Миха ещё спал. Потом будила внука, знала, что если пожалеет, не разбудит – не станет он есть пироги, без него налепленные! И ещё не совсем проснувшегося, его ждала пыхтевшая и не желавшая терпеть долее на тёплой печке квашня.

Быстро выпив молока с хлебом, Миха вставал рядом с бабулей у вымытого и свободного по этому случаю стола. И они начинали колдовать над пирогами.
Миха зажмурился и потянул носом, как будто ожидал в поезде дальнего следования услышать запах свежего теста. Да, запах услышал, конечно, но не тот. Это немного отвлекло, и Миха замотал головой, потому что от разбуженного воспоминания слёзы всё ж таки дорвались до глаз и уже стояли, готовые перелиться через край.
Н-да, вот так и жили. Много всего было.

И огорчал он бабулю временами отчаянно. Даже, бывало, выдрать его грозилась – и только. Дела-то переделают, а потом – на улицу. Чуть подрос внук – нельзя не пустить. А там друзья ждут уже. Было в деревне тогда много детей. И старалась старая уследить: где, что внук? Да куда там! Не станешь же за мальчишеской ватагой весь вечер бегать?!

Выбежит иной раз с участка, соседей поспрашивает, те вроде утешат: всё путём, баба Нюра! С тем и опять в дом. За делами время незаметно летит – сердце болит. Скоро и десять – вот тогда бабуля побегает по деревне, чтоб внука домой загнать. Здесь и конфликты случались, если больно далеко заставала мальца. Или за опасной затеей, которых не счесть у банды деревенской.

Потом родители приехали и увезли Миху в школу. Конечно, на все каникулы возвращался к бабуле в деревню. И расстояние не помеха.

Появилось у матери как-то желание, классе в шестом, в лагерь его отправить – с ровней, по её понятию, пообщаться. Но Миха сразу эти замыслы пресёк. Бабуле помощь нужна. Вы помогать не поедете. Из лагеря тотчас сбегу. Всё обстоятельно и доходчиво объяснил. Не верить ему мать опасалась. Ну, а отец рад был, что его мать, бабуля, не одна лето проведёт.

Да, бывал Миха у бабы Нюры, помогал, радовал. А вот после армии как-то сразу – и девчонки, и работа. Суета засосала. Родители-то на свою Камчатку вернулись, Миха тогда ещё школу не окончил. Вот он и стал привыкать к безделью.

Конечно, бабуля самостоятельным воспитала, да и по дому сам всё работал. Но душевное-то безделье тоже случается. Стал бабу Нюру редко навещать последние годы.

А она ждала. Он тоже скучал, но ездил только в отпуск да на ноябрьские с майскими, когда дней выходных поболе. Трудно стало преодолевать себя, когда думал о предстоящем дальнем пути: вот он едет-едет… метро-вокзал-билет-пересадка… опять вокзал-автобус… Да ногами четыре километра. Раньше-то и не знал, что от автобуса до дома четыре километра – прибегал вприпрыжку: привет, бабуля родненькая!
И-и-и-и радости что было!

А потом считать научился километры.

За два с половиной часа поезд домчал до областного города. Теперь к бабуле автобус по расписанию ходил, это раньше трудно было – подряжали транспорт по необходимости.

Миха взял билет, устроился на своём месте у окна. Ну вот, ещё две сотни километров – и он дома, в их с бабой Нюрой Субори. Слово-то! А?! Лес, значит, сосновый – на их бедных неплодных землях.

Сначала Миха пойдёт к реченьке-ручейку, где ловили с бабулей рыбу. В дом – после. Трудно это. Нужно по земле походить – силы взять. И подумать надо крепко. О возвращении.




Фото автора