2084

Пролог и экспозиция.



Действия происходят в начале 80-ых годов XXI века, в стране победившего капитализма. И как бы хотелось сказать, что этот рассказ высмеивает наше будущее, но из будущего в этом мире лишь дата, которая больше даты написания текста лет на 59.

Напротив альбиноса, которого все называли журналистом, распологался экран компьютера, на который выводились следущие символы:
—Начнём с того, какие предпосылки нужны были для того, чтобы я сейчас сидел и писал этот антирекламный очерк? 2030-ом году была третья мировая война, приведшая к гибели почти миллиарда жертв. Люди резко осознали, что излишняя технологичность идёт во вред всему живому. Посмотрите, ведь третья мировая была прежде всего войной кибертехнологий, поэтому от них мы и должны избавится и никогда к ним больше не прикасаться! Но та война длилась лишь чуть больше одного года, в отличие от нынешней. Да, сейчас ведется война, и она как всегда затрагивает Восточную Европу, если вы не знали, ведётся почти 10 лет, не прекращаясь ни на секунду, ведётся теми самыми двигателями на основе внутреннего сгорания, дизеля, если по простому. На этой войне гибнут миллионы без никакого ядерного оружия, которым вас запугивали в детстве. Поэтому покупая очередной генератор или двигатель от Дайнэмикс в свою машину, ты не выступаешь против войны, ты лишь продливаешь её, заставляя страдать литовских детей.

Колонка была законочена, можно было выдохнуть и опять насытиться только что залетевшим из форточки воздухом, несколько насыщенным примесями.

Вместо торговой гонки по производству наиболее совершенных процессоров, истощающих мировые запасы лития, меди, кремния, люди решили развивать заброшенные в XX веке отрасли, таким образом вернулись в общественный глаз дизельные и паровые технологии.

Альбинос выглянул в окно, за ним, естественно, было шоссе на десять полос, которое через сто метров образовывало накопительную развязку, с помощью которой можно было из дальних, более тихих и чистых районов оказаться в деловом центре здешнего Города.
Заурчало в животе, вовремя ему понадобилось идти в мазагин, ведь он как раз закончил и опубликовал ту самую колонку.

Выйдя к порогу, он посмотрелся в зеркало, кожа как всегда была насыщенного кремового цвета, а не бледного, как у большинства его альбиносовых собратьев. Пигменты ещё не выветрелись. Собратьев таких у него было здесь много, так как здесь даже на солидный кошелёк нельзя поесть еды, которая бы сполна удовлетворяла запросы организма в белке, жире, витаминах, поэтому большинству матерей с детьми не везло в этом плане.
Дверь закрылась на ключ.

Магазин под шоссе был просто обычным продуктовым гипермаркетом, в котором ещё можно было покупать себе два прохладительных напитка, фитнесс батончик и ту самую корейскую вермишель почти каждый день. Тут было не так много худосочных торчков, сидящих на тонизирующих веществах и чисто углеводной диете.

—Да, это всё стоило моей экспозиции. Мир сейчас, и мир тогда это как бы мы пытались оживить трупа путём перемещения его тела во времени. — говорил про себя альбинос, возвращаясь домой. —Миру вновь захотелось перемен, но получил пока лишь косметические изменения, я надеюсь, что скоро он потребует больше...
—Чего ж ты бубнишь, под ноги смотришь? Внезапно его мысли прервала блодинка в чёрной рубахе. —Ты устал от философствований? Может тебе лучше занятся реальным делом, чем пытаться объяснить мир? —С умным видом, словно зачитывающе, сказала блондинка. Здесь явно было что-то намеренное, неестевственное. Такие мысли сразу бросались в голову, особенно когда слышишь такие слова не первый раз, но она ждала ответа уже 7 секунд.
—Я не против, если под реальным делом ты подразумеваешь себя.
—Остроумненько, но я бы на твоём месте подастудила свой пыл. К тебе, как всегда?
—Конечно, идём.

Они медленно и привычно ушли туда, где их никто не увидит. Для албьиноса было совсем обычно падать на почти животные вещи, он был не из тех, кто ради идеи был готов идти себе в минус, его умом уже не завладевали религия и политика, а скорее более приземлённые и кратковременные вещи,а ещё ему нужно было платить за семестр.

На этом судьба истории ненадолго обрывается...

...Я надеюсь, что ненадолго.