Геренский конник

               

               

                Одноактная пьеса в пяти картинах.

Действующие лица:

Эдик Силин – очень способный студент-лингвист, крайне нуждающийся в деньгах.

Петя – сосед по комнате и сокурсник Эдика, поэт и разгильдяй.

Давид Яковлевич Буржуа – профессор факультета древних языков.

Эльза – домработница профессора.

Люська – ветренная студентка.

Гефестов – студент, крутит с Люськой.


               

Картина первая.

Комната в студенческом общежитии. Очень скромная обстановка. Эдик слева за столом читает книгу. Петя справа на кровати полулёжа читает мятую газету. За окном темно, слышен шум дождя, иногда сверкает молния и гремит гром.

      Петя.  Ты только послушай, что пишет жёлтая пресса о нашем старике.
        Эдик. О каком старике?
        Петя. О профессоре Буржуа.
        Эдик. Вечно ты по помойкам шаришься. Лучше штудируй морфологию, опять ведь завалишь!
        Петя. К чёрту морфологию. Нет, ты только послушай. (принимает вертикальное положение и читает вслух) Кто только не мечтал проникнуть в святая святых, в закрома, в запасники старого лингвиста, профессора университета, полиглота, блестящего учёного и изобретательного рассказчика Давида Яковлевича Буржуа. Его загадочный дом, за каменной оградой, находится на самой окраине города.
        Эдик. (недовольно) Петь, отвянь! У меня нет времени слушать всякую чушь…
         Петя. (не обращая внимания, продолжает читать) Мы увидели, как из его окон, сквозь жалюзи и ветви вязов, пробивается свет на узкую, пустынную улицу, и словно когтями хищной птицы впивается в булыжную мостовую, которая сочится дождевою водой.
         Эдик. Бездарные писаки.
         Петя. Почему бездарные? Вполне себе…
         Эдик. Заткнись! Дай заниматься.
         Петя. Нет, слушай дальше, что они пишут. Про учёного рассказывают всякие небылицы: что он баснословно богат, что он воевал в иностранном легионе, что на его совести много грязных делишек, и не одна загубленная душа. Во дворе его дома бегают два злобных ротвейлера и это обстоятельство подчёркивает нелюдимый характер обитателя жилища.
         Эдик. Слушай, Питер, на что ты рассчитываешь? Завалишь сессию – тебя вышвырнут c бюджета. Твой папа не очень-то богат, чтобы оплачивать твоё обучение!
         Петя. Мистер Силин, удар ниже пояса. Зря вы, сударь намекаете на моё пролетарское происхождение. Поэта может обидеть каждый. Но берегитесь моих разящих эпиграмм, в нашем цеху не прощают предательства.
         Эдик. Твоими виршами сыт не будешь. Кстати, сегодня твоя очередь позаботиться о скромном ужине.
         Петя. Месье, взамен обжорства, могу предложить духовную пищу. Особенно хорошо воспринимается на голодный желудок.
         Эдик. О, нет! Ты опять хочешь продинамить?
         Петя. Фи! Ваша светлость, хоть вы и голубых кровей, но манерам и учтивости, вам бы следовало поучиться. К тому же как вы себе представляете, что в такую погоду рассеянный филолог будет добираться до магазина, в надежде добыть какой-то презренный кусок хлеба. Моя гнедая, не дай бог, испугается грозы, и опрокинет меня в канаву! Литературное мировое сообщество вам этого не простит.
         Эдик. Какой же ты балабол!
         Петя. Коллега, прислушайтесь, какой поэтичный вечер, какие краски, что за звуки! Я их только, что увековечил. Если вы откинете прочь мысли о жратве, я готов с вами поделиться шедевром, который вознесёт вас на недосягаемые высоты.
         Эдик. (обречённо) Пошло – поехало.

         (Сверкнула молния и прогремели раскаты грома)

         Петя. Вот! Там меня уже услышали (вскакивает, подходит к столу, находит среди стопок книг лист бумаги и декламирует)

И плеск, и лязг, и дребезг цинка,
И блюз, и джаз, и вдруг лезгинка,
И цыканье, и цокот дробный,
И перекат грозы подробный.
И мимолётная оценка:
Какого сумерки оттенка?
Какою музыкой чревато
Дождя стаккато?..

          Эдик. Не дурно. Великолепно! Я бы сказал, даже слишком хорошо, чтоб относиться к этому серьёзно. Мой тебе совет – оставь это бесполезное занятие.
          Петя. Конченный прагматик! Ни капли идеализма.
          Эдик. По твоей милости мы опять уснём голодными.
          Петя. (бросает стихи на стол, снова берёт газету, перелистывает) Не уснём. Ты, так точно! Кажется, я что-то нашёл… Слушай, прожорливая тварь, это объявление для тебя, можешь даже не благодарить, за то что я думаю о твоём заработке.
         Эдик. Где ты только берёшь эти пошлые газетёнки?
         Петя. На помойке, мой друг, на помойке. Моя стипендия не позволяет мне оплачивать свежие новости.
Ну так вот, как говаривал классик – повесьте ваши уши на гвоздь внимания!
         Эдик. Клоун!
         Петя. Нет, про цирк здесь ни слова. Всё намного забавнее – это про тебя: «Срочно требуется переводчик с финикийского языка! Собеседование с 21:00 до 22:00 ежедневно. Дилетантам просьба не беспокоиться. Оплата по договорённости». 
         Эдик. Ну и причём здесь я?
         Петя. Кто если не ты? На факультете древних языков – ты лучший.
         Эдик. А кто дал объявление?
         Петя. Вы не поверите, маэстро! Профессор Буржуа.






Картина вторая.
Кабинет профессора Буржуа. Гигантский стол красного дерева, занимающий полкомнаты. Лампа с зелёным абажуром, на массивной бронзовой подставке; два огромных коричневых кресла, тяжёлые и величественные, как сфинксы, замерли по обеим сторонам стола; Книжные полки ломятся от соблазнительных фолиантов, в кожаных переплётах. Единственное огромное окно выходит во внутренний двор, где уныло горит одинокий фонарь. Эдик стоит перед книжными полками и разглядывает корешки книг. Появляется профессор, молодой человек его не замечает.

          Буржуа. Я знал, что вы придёте, Эдуард! Кто же, если не вы!
          Эдик. (вздрагивает) Добрый вечер, профессор…
          Буржуа. Никто из этих богатеньких сынков, скучающих на моих лекциях, не способен мне помочь (дружески похлопывает Эдика по плечу) Садитесь, молодой человек. Нет-нет, не сюда, в кресло, которое за столом. Ближайший месяц – это ваше рабочее место. По вечерам, разумеется, днём—учёба.
            Эдик. Спасибо!
            Буржуа. (заметив замешательство Эдика) Господин Силин, с вами всё в порядке? Желаете, что-нибудь выпить.
            Эдик. Воды…
         Буржуа. Эльза!
          Появляется домработница.
            Буржуа. Эльза, господин Силин будет у нас работать. Если вас не затруднит, принесите пожалуйста воды молодому человеку, а мне вина.
(раскуривает трубку) Вы курите?
            Эдик. Нет.
            Буржуа. Правильно. И так, к делу!
Профессор подходит к книжным полкам и достаёт увесистый том, с облезшим золотым обрезом и потёртым тиснением. Удерживая бережно книгу обеими руками и не выпуская трубку изо рта, поворачивается к Эдику.
           Буржуа. Да, любезный господин Силин, вы конечно же хотели бы узнать цену...
           Эдик. Она бесценна профессор!
           Буржуа. (укладывая фолиант на стол, как младенца) Книга очень дорогая. Но я имел ввиду нашу с вами сделку.
             Эдик. Но я даже не знаю какой объём работы нужно выполнить.
             Буржуа. О, разве можно этот, как вы изволили выразиться «объём», обозначить в цифрах! Чтобы не тратить времени даром, я сделаю вам предложение, от которого вы не сможете отказаться: я оплачу вашу магистратуру! Согласны?
             Эдик. Согласен! Но, что точно я должен перевести?
             Буржуа. Как вы думаете, Эдик, что это за книга на столе?
             Эдик. Как минимум, она должна быть на финикийском языке.
              Буржуа. (склонившись к Эдику через стол, доверительно) Я читал несколько ваших работ в студенческом журнале и понял: вы в этом разберётесь. Это трактат Геренского конника – «О стихосложении»!
              Эдик. Так он же не существует! В разных источниках есть только упоминания о нём.
              Буржуа. Я не буду, молодой человек, вам рассказывать, где я добыл его, и чего мне это стоило. Но меня сейчас интересует только одна глава — «О четырёх элементах». Она не очень большая. Вот эта закладка поможет вам найти её.
              Эдик. (дрожащими руками раскрывает фолиант) Но, профессор, во времена Геренского конника ещё не было книгопечатания.
              Буржуа. Вы предпочли бы работать с глиняными табличками, мой юный друг? Поверьте мне — это очень утомительное занятие. Конечно же книга была напечатана в средние века, но это не меняет дела. Взгляните, что вы видите?
              Эдик. (пытается читать) Профессор, это – финикийский алфавит, но я не понимаю ни слова…
              Буржуа. (таинственно) И я не понимаю, поэтому я вас и пригласил. Эта глава зашифрована. О ней упоминает Аристотель, как о тайном знании, которое опасно для человечества.
               Эдик. Как стихосложение может быть опасно для человечества?
               Буржуа. Вы мне ответите на этот вопрос, коллега!
               Эдик. Но я не специалист по расшифровке текстов.
               Буржуа. Я дам вам ключ. Из одного источника я знаю какие четыре главных элемента описывает автор. Первый — это стихотворный размер, самый необходимый и невинный элемент. Второй — это метафора, и в ней уже таится некая угроза. Третий — это рифма, и он называет её дьявольской игрушкой. И четвёртый элемент — он никак не называет, но описывает, как самый коварный и разрушительный. Им и владел Геренский конник...
               (Входит Эльза с подносом, на котором бокал вина и бокал воды)
              Эдик. Когда я могу приступать, профессор?..
              Буржуа. Завтра и приступайте (берёт бокал вина) Ваша вода, дорогой мой.
              Эдик. (берёт бокал воды) Благодарю вас, профессор.
              (Эльза уходит)
              Буржуа. Надеюсь, вы понимаете, коллега, что ваша работа не должна стать достоянием гласности. И прежде, чем вы к ней приступите, мы с вами подпишем договор, в соответствии с которым, всё что происходит в этом доме и вся информация, к которой у вас будет доступ, всё это должно оставаться в строжайшем секрете.
(Профессор подходит к столу, раскрывает большую чёрную папку) Садитесь в кресло, внимательно прочтите и если вы не относитесь серьёзно к слухам, которые распускают обо мне бульварные газетчики – подписывайте!
              Эдик. (садится в кресло, читает и проговаривает отрывочные фразы) …с одной стороны …в соответствии с договором… обязуется…форс мажор … непреодолимые … профессор, а это правда, что вы служили в иностранном легионе?..
              Буржуа. Конечно – ложь. Я служил в Моссаде.
(Эдик закашлялся и протянул руку к бокалу с водой) Шутка, молодой человек. Ивритом я, конечно, владею, правда в большей степени библейским, всё-таки кафедра древних языков, как-никак. Но, поверьте мне на слово, в том ведомстве требуются несколько иные навыки.
              Эдик. (продолжает читать) … обязуется в срок, определённый пунктом… профессор, извините, что я задаю такие вопросы…
              Буржуа. Нет, что вы, коллега, я вполне понимаю ваш интерес к тем легендам и апокрифам, которые витают вокруг моей скромной персоны. Должны же вы оценить ваши шансы выбраться из этого мрачного дома живьём (Эдик поднял голову) Шутка, мой дорогой друг, шутка. И потом, львиную долю, из того, что обо мне пишут – придумал я сам!
              Эдик. Зачем?
              Буржуа. Бизнес, господин Силин, бизнес просчитанный холодным умом делового человека.
              Эдик. (продолжает читать) … и выплатить гонорар… вы меня удивляете, профессор… в размере определённым в разделе… какую пользу вам могут принести все эти сплетни?
              Буржуа. О, польза огромная – неослабевающее внимание публики. Мои книги выходят огромными тиражами. И по роду своей деятельности, я не пишу романы для домохозяек или детективное чтиво, которые, кстати говоря, разлетаются, как пирожки. Мой продукт для более интеллектуальной аудитории, но и её надо, сначала поймать на крючёк… 
             





Картина третья.

Комната в общежитии.

               Эдик. По-моему я влип в историю, Питер.
               Петя. Он предложил тебе работу?
               Эдик. (выдерживает паузу) Да, я подписал договор…(пауза)
               Петя. (взрывается) Ну! Каждое слово из тебя клещами надо вытаскивать!
               Эдик. Когда я внезапно исчезну, в этой твоей газетёнке, используя твой же напыщенный стиль напишут примерно следующее: И, вот он стоял перед чугунной калиткой дома профессора и разглядывал черепичную крышу, которая блестела, как чешуя огромной, диковинной рыбы, облитая лунным светом. На втором этаже мутно светилось полукруглое окно, в поволоке бордовых занавесок, точно глаз выброшенного на берег кита. Где-то вдалеке задребезжал звонок, и не задавая лишних вопросов калитку открыли. Студент медленно вошёл внутрь, опасаясь быть съеденным кровожадными псами ещё до собеседования и боязливо направился к входной двери. Его встретила древняя, как финикийский язык экономка c пергаментным лицом, и проводила в кабинет… (пауза)
                Петя. К чёрту лирику, поэт из тебя никакой! Что дальше?
                Эдик. (продолжает тем же театральным тоном) Когда стороны пришли к соглашению, в кабинет вплыла старуха, в чёрном платье, с серебряным подносом в руках. Массивная чернильница, в виде черепа, и гусиное перо, приковали взгляд молодого человека. Профессор развернул лист гербовой бумаги, исписанный торжественным готическим почерком, макнул перо в кровь…
                Петя. Ты просто садист, Эдик!
                Эдик. Ладно, не извольте гневаться, господин сочинитель, я принёс вам пожрать. (протягивает пакет)
                Петя. (пренебрежительно) Это – твой гонорар?
                Эдик. Да, любезный сосед. Сердобольная экономка, узнав, что у меня дома остался голодный питомец, собрала для нас скромный ужин. «Ваш никчемный друг пальчики оближет», – говорила она, – «Никто так не умеет готовить фрикасе из сушёных ящериц и маринованных кузнечиков»
                Петя. Ладно, не хочешь говорить, не надо. (достаёт из пакета бутерброд)
                Эдик. Не обижайся, Пит! Я подписался не разглашать условия договора.
                Петя. Окей! У меня тоже нарисовалась работа, и я тебе о ней ничего не расскажу.
                Эдик. Ну-ка, ну-ка, с этого места поподробнее.
                Петя. Ты думаешь, я сидел сложа руки, пока ты ходил в логово к мизантропу.
                Эдик. Небось, как всегда, кропал элегии о несчастной любви. Кстати, как Люська? Всё крутит с этим полоумным Гефестом, который тебя чуть не казнил за невинную эпиграммку.
                Петя. Люська – дура. А хахаль ейный предложил мне работу.
                Эдик. Оппа! Вот это оборот. Сюжет стремительно меняется.
                Петя. Причём Люська в этой мелодраме играет роль посредника. Она решила этого монстра преобразить в утончённого поэта.
                Эдик. И какова твоя роль в этом, обречённом на провал, фарсе?
                Петя. Мои стихи, на заданную тему, он будет публиковать в студенческом журнале под своим именем. И это тоже, как ты понимаешь не для посторонних ушей.
                Эдик. Но, только что, ты с лёгкостью проболтался.
                Петя. Когда ты мне поведаешь, о том на что ты подписался у профессора Буржуа, мы с тобой будем на равных… А пока слушай… Я стырил стихотворение малоизвестного поэта Кавафиса…
                Эдик. Не обижай Константиноса!
                Петя. Ну, кроме нас с тобой, и пожалуй, Бродского, его мало кто читал.
                Эдик. Не согласен.
                Петя. Ни суть. Это старая практика. Лафонтен заимствовал у Эзопа, Крылов у Лафонтена, я у Кавафиса, Гефестов у меня. Чтоб никто не догадался о первоисточнике, пришлось привлечь старика Гнедича, чтобы запутать публику.
                Эдик. Не тяни! И какая заданная тема?
                Петя. Это ты поймёшь из эпиграфа:
Лотос росистый, шафран и цветы гиацинты густые,
Гибкие, кои богов от земли высоко подымали. Гомер.

Обольщение Зевса.
   
Нет оснований веских
Уснуть в урочный час,
Колышет занавески
Сквозняк. Горит свеча.
Затянутая пьеса
На острие меча,
Где обольщенье Зевса
И Гера горяча.
Внизу обилье меди
И падает герой.
Неутомимый Гнедич
Скрипит своим пером.
И в том коварный фокус,
Пока у них любовь,
Благоухает крокус,
Рекою льётся кровь.
Уже повержен Гектор,
Напрасны все труды
И поменялся вектор,
И дрогнули ряды.
От этих зверских хроник
Задул в лицо Борей.
А всё геренский конник – 
Подзуживал царей...

                Эдик. Что, что, что? Геренский конник?
                Петя. Что не так?
                Эдик. Всё было бы ничего, если бы я верил в случайные совпадения.

Входит Люська. Замечает Эдика и возникает пауза.

                Петя. О, Афродита! Примчалась за добычей для своего Гефеста. А что ж он сам к нам не спускается с Олимпа?
                Люська. Ну-ка, выйди на минуточку.
                Петя. О божественная, у нас, простых смертных, нет секретов друг от друга.
                Люська. Проболтался?
                Петя. Это брат мой Аякс! Он за меня умрёт, но не расколется ни разу. Вещай при нём, румяноланитная…
                Люська. Какой болван! Готово?
                Петя (обращаясь к Эдику) Как сочетаются краса и  грубость? Нет, лучше я порву своё творенье…
                Люська. (достаёт деньги и вторит его тону) И будешь лаптем щи хлебать в студенческой столовке.

Выхватывает у Пети стихи, садится на стул, читает.

                Эдик. Не могу понять, зачем Гефест хочет прослыть поэтом.
                Петя. Чтобы семья его поверила в успехи. Иначе грозятся отдать в армию.
                Люська. Почему так мало написал?
                Петя. Так Афродита превращается в Гермеса, бога воровства, торговли и хитрости. Пришлите драхмы и окончим торг. И сверх того мне поцелуй обещан был.
                Люська. (бросает деньги на кровать, посылает Пете воздушный поцелуй и убегает)
                Петя. O tempora! O mores!
                Эдик. Ладно, Цицерон, не хнычь. Скажи мне лучше, как в твоём недоделанном дактиле возник геренский конник.
                Петя. Я же говорил, это вольный перевод Кавафиса.
                Эдик. Можешь показать оригинал?
                Петя. (берёт со стола книгу) А вы владеете новогреческим? Я думал вы специалист, исключительно, по древним языкам.
                Эдик. Ну, где оно?
                Петя. (тычет пальцем в страницу) Вот же!
                Эдик. Так оно же на английском.
                Петя. Да, Костя писал на нескольких языках, ещё на греческом и французком.
                Эдик. Так почему же ты выбрал именно это стихотворение?
                Петя. Потому что тема была – Троянская война. Да и с английским у меня получше, чем с греческим. Не все же такие полиглоты, как ты!
                Эдик. Ну-ка прочти последнюю строфу оригинала.
                Петя. And from this brutal story
                The wind blows in your face.
                And Guerin rider, for the glory,
                Stirred up the kings to race.

                Эдик. Ты сам разве не слышишь, что Константинос Кавафис не мог так коряво написать. Что это за издательство?
                Петя. (переворачивает книгу, рассматривает обложку) Издательство «Нестор»
                Эдик. Нестор это – имя геренского конника, Нестор пилосский. Кто-то над нами издевается. Где ты взял эту книжку.
                Петя. По почте прислали. Думал по ошибке. Не отправлять же обратно.
                Эдик. А квитанция осталась, с адресом отправителя?
                Петя. Нет, выкинул. А что ты так переживаешь за геренского конника.
                Эдик. Потому что я и раньше то его не долюбливал…А сейчас и подавно…Ну, что же поиграем.





Картина четвёртая.

Кабинет профессора Буржуа.

                Буржуа. Ну-с, молодой человек, вы меня поразили. Честно говоря, я не надеялся, что вы справитесь с поставленной задачей.
                Эдик. Зачем же вы меня наняли?
                Буржуа. Это был жест отчаяния ! У меня не было выбора. Но вы превзошли все мои ожидания. И кто бы мог подумать, что глава «О четырёх элементах», будет когда-нибудь переведена. Мой ключ к расшифровке, который я вам дал, был слабым подспорьем, в той титанической работе, которую вы выполнили.
                Эдик. Но тем не менее, профессор, это был для меня некий ориентир, что я на верном пути. Но, всё же, я хотел бы знать из какого источника вы добыли эту подсказку.
                Буржуа. Нет, молодой человек, позвольте мне оставить это в тайне, до поры до времени. Так же, и я у вас не прошу истинного ключа которым вы теперь владеете.
                Эдик. Неужели, вам не интересно, профессор, как я разрешил загадку геренского конника?
                Буржуа. Очень интересно! Но то, что четвёртым элементом является аллитерация – это удивительно!
                Эдик. Что же здесь удивительного, Давид Яковлевич.
                Буржуа. Удивительно, что древние авторы знали о рифме и аллитерации, и не пользовались этими прекрасными, а если верить геренскому коннику, опасными и даже разрушительными возможностями. Только по чистой случайности рифма могла опуститься, как певчая птица на ветку строки и аллитерация засверкать внутри гекзаметра, словно драгоценный камень, но поэты того времени этим чудом не злоупотребляли…или не замечали его. А? Что вы думаете, коллега, по этому поводу?
                Эдик. Профессор, в древнем Китае активно пользовались рифмой и аллитерацией, достаточно обратиться к Конфуцию.
                Буржуа. Как мы теперь знаем, и это благодаря вам, аллитерация оказалась, более коварным оружием, чем рифма. Это своего рода заклинание и геренский конник владел им в совершенстве. Много раз война должна была прекратиться, все были готовы вернуться домой, но в последний момент на сцене появлялся геренский конник:
Нестор Сладкоречивый восстал, громогласный вития пилосский: Речи из уст его вещих, сладчайшие меда, лилися.
Два поколенья уже современных ему человеков
 Скрылись, которые некогда с ним возрастали и жили
 В Пилосе пышном; над третьим уж племенем царствовал старец. Он, благомыслия полный, советует им и вещает:
«Боги! великая скорбь на ахейскую землю приходит!» и так далее по тексту!  Но Гомер не передаёт в точности речь геренского конника, которая является заклинанием, гипнозом, колдовством, шаманством.  Слепой мудрец и сам не знал, что существует аллитерация, и как это работает. Он знал только, что народы поднимались во след за своими царями и шли на верную гибель. Вожди, для геренского конника, были лишь передаточным звеном. Мало кто из них вернулся домой, а Нестор пилосский,  уже тогда годился им всем в прапрадедушки, то есть жил уже третью человеческую жизнь, наравне со всеми участвовал в  кровавых сражениях и вернулся к себе, в «пышный Пилос», цел и невредим. Это ли не загадка, от которой кровь стынет в жилах!
                Эдик. Профессор, при всём моём к вам уважении, сейчас меня мучает лишь одна неразрешимая загадка.
                Буржуа. Коллега, после этой работы, которую вы проделали, я не верю, что для вас существуют неразрешимые загадки. Что же это, дорогой мой?
                Эдик. Кто вы на самом деле?
                Буржуа. (смеётся) О, коллега, этого следовало ожидать. Долгое умственное напряжение. Вам следует отдохнуть. Вы заслужили dolce far niente. Поезжайте домой, расслабьтесь.  Впереди не менее напряжённый учебный год.
                Эдик. Профессор, я знаю кто вы!
                Буржуа. Ну, и кто же я?
                Эдик. Вы – Геренский конник!

                Затемнение.






Картина пятая.

Спальня в доме профессора Буржуа. Эдик лежит на кровати. Вокруг стоят: профессор, Эльза, Петя, Люська и Гефестов.

                Буржуа. Ну, милый мой, вы нас перепугали до смерти.
                Эльза. Эдуард, бокал вина, заставит вас почувствовать вкус к жизни и вернёт цвет вашему лицу.
                Люська. Эдик, дурак, я сама чуть не упала в обморок.
                Гефестов. Люси, что за выражения. Надеюсь, когда приедут мои родители, ты будешь скромнее.
                Петя. О, Одиссей, вернулся из Аида!
                Буржуа. Друзья мои, слишком много шума, кризис ещё не миновал.
                Эдик. Чаю, с лимоном.
                Эльза. Ну, слава богу, заговорил. (уходит за чаем)
                Эдик. (слабым голосом) Может, всё-таки мне кто-нибудь объяснит, что произошло.
                Буржуа. О, это долгая история.
                Эдик. Но, принимая во внимание, моё горизонтальное положение, времени у меня предостаточно.
                Гефестов. Клянусь Зевсом, я тебя пальцем не тронул. (все посмотрели на Гефестова) Пардон, неудачная шутка.
                Эльза. (приносит чай) Милый Эдуард, доктор не велел вставать с постели до утра, так что вы останетесь ночевать у нас.
                Люська. Эдик, но мы ещё не уходим, детское время, так что не волнуйся.
                Эльза. Молодые люди, доктор прописал покой…
                Эдик. Какой покой, если я ничего не понимаю.
                Буржуа. Ну хорошо. (все усаживаются на стулья) Ваш покорный слуга, профессор кафедры древних языков и литературы, всю свою жизнь посвятивший науке, в какой- то момент разочаровался…
                Гефестов. Кто вас расстроил, профессор? Вы только скажите…
                Буржуа. Вы! Вы все! Ну, за редким исключением разумеется.
                Люська. И я тоже.
                Буржуа. Нет, милая моя, глядя на вас я свирепею.
                Петя. Но мы же справились с вашим заданием, профессор.
                Эдик. С каким заданием?
                Буржуа. Всё по порядку. Чтобы создать аншлаг на своих лекциях, я вынужден был затеять этот нездоровый ажиотаж вокруг своей персоны. И взять всех вас в помощники. Все были в курсе моего замысла, кроме вас, Эдуард. Петя переводил для Гефестова стихи, по тематике своей связанные, с античной литературой и историей. Все были вовлечены в эту игру и вынуждены были углубляться в мой предмет, что бы следить за интригой. Гефестов играл влюблённого дурака, Люся ветреную дурочку. Сарафанное радио и жёлтая пресса не утихали. Информация о зашифрованной главе гуляла по университету. Все бросились читать Гомера, даже сухари с факультета точных наук ломились на мои лекции. В студенческой курилке только и слышались имена: Агамемнон, Гектор, Ахиллес! Книга «Геренский конник» ещё не вышла из печати, но весь тираж уже оплачен по предзаказу. И все хотят прочесть главу «О четырёх элементах».
                Эдик. (трагическим голосом) Профессор, я вынужден вам признаться. Мне ужасно стыдно. Я не справился c расшифровкой этой главы.
                Люська. Как не справился?
                Буржуа. Эдуард, это я должен перед вами извиниться. Вы и не могли справиться с расшифровкой. Этой главы никогда не существовало. Я вам подсунул абрукадабру. Но зная, как вы нуждаетесь в деньгах, я был уверен, что вы не отступитесь. И оказался прав. Вы написали блистательное эссе «О четырёх элементах», оно и войдёт в мою книгу, под вашим именем. Так что та часть гонорара, которая вам полагается, c лихвой оплатит вашу магистратуру.
                Петя. А что ж теперь делать с моим очередным опусом, который я написал для Гефестова.
                Буржуа. Если он о Троянской войне, вы обязаны нам его прочесть.
                Петя. (встаёт и читает)
Упала ночь, обрушилась, нависла,
Вцепилась в город поздний, мёртвой хваткой.
Над книгой древней мучаюсь загадкой,
Перебираю имена и числа.
Какого лешего им не сиделось дома
Всё подвиги, война и мародёрство,
Какое незавидное упорство,
И вот уже одолевает дрёма
От их богов, которые в партере
Сидят и наблюдают за потерей,
И каждый пестует любимого героя,
И как магнит притягивает Троя.

                Занавес.