Почему я не редактирую ранее написанные биографии

Ряд биографических текстов, которые я предполагаю разместить здесь, написаны на рубеже прошлого и нынешнего веков, но будут и прошлогодние. Все публикуется так, как было написано, лишь после незначительной технической редактуры. Поясню, почему я не редактирую основательно давно написанное, даже если располагаю новой информацией о герое и вижу причины для обновления текста.
Автор художественной прозы коренным образом отличaется от автора биографических текстов. Первый – более свободен. Он – создатель сюжета, родитель главного героя и людей из его окружения, он может поместить его в любую точку земного пространства и Космоса, он наделяет его характером и внешностью, он определяет Время и годы его жизни.


Пространство свободы биографов много уже и беднее. Выбрав своего героя, биограф автоматически приобретает его предбиографию, биографию и постбиографию, а значит – эпоху, время и пространство его жизни. Биографу в целом задан коммуникационный мир его героя, даны его индивидуальные и личностные характеристики, перед ним – наследие его героя и то, как оно воспринималось его современниками и представителями других поколений.
Облегчает ли все это труд литератора-биографа? Нет, не облегчает, перечисленное во многом сковывает автора, отбирает у него возможность скрыться за нарисованной декорацией.


Почему же биограф соглашается на такое самоограничение? Далеко не потому, что он не способен родить «своего» героя и должным образом снабдить, наделить его уникальным жизненным путем. Работа над биографией ученого, писателя, политика дает ее автору ни с чем не сравнимую возможность общения с дорогой ему личностью, Это может быть человек, живший десятилетия или даже века до него, а может быть продолжением общения, дружбы с человеком, которого автор биографического текста знал или даже знает (прижизненная биография). Принятие решения о написании биографии – уже творческий и нередко мучительный процесс. Иногда все происходит стремительно, спонтанно, трудно объяснимо. Как-то сразу чувствуешь, что легче написать, чем отказать себе в этом, но бывает, что этот процесс затягивается на годы. У меня все началось случайно, неожиданно и возникло в рамках моей сугубо профессиональной деятельности – изучение общественного мнения.
В начале 2000 года я был в Москве, и по возвращении в Америку меня многие спрашивали, кто победит на президентских выборах в России в марте 2000 г. Ссылаясь на результаты опросов ВЦИОМ и ФОМ, я говорил о весьма вероятной победе Путина. Но люди не верили и агрессивно старались убедить меня в том, что по результатам опросов тысячи с небольшим человек невозможно точно предсказать поведение электората. Исчерпав все аргументы в пользу эффективности использования небольших научно-организованных выборок, пошел в библиотеку, нашел книгу с результатами многолетних прогнозов президентских выборов, которые делал Джордж Гэллап, и написал небольшую статью. Один из моих соседей работал в Сан-Францисской русской газете, и я попросил его прочесть написанное. Помимо ряда ошибок, которые он «выудил», он попросил меня написать немного собственно о Гэллапе. Я знал его работы, но ничего – о нем, однако полистав несколько «Who is who», нашел базовую биографическую информацию, внес ее в текст статьи и отправил материал в местную газету. 17 марта 2000 г. она была опубликована, так родилась моя «гэллапиада» - множество статей и несколько книг. Особенно в биографии Гэллапа меня привлек тот факт, что он был американцем в десятом поколении и то, что о его предках многое известно. Сразу обозначилась перспектива интересной историко-биографической работы. Одновременно я узнал, что Гэллап – не только сыграл ключевую роль в становлении современной технологии выборочных опросов, но и один из американских классиков исследования эффективности рекламы.


Полтора десятилетия назад в большой и откровенной беседе с социальным психологом и социологом Владимиром Александровичем Ядовым, одним из признанных отцов современной российской социологии, я попытался рассказать о сути моего видения работы над биографиями. В моем понимании, биография – это итог общение биографа и биографируемого. При этом изучение и написание биографий целесообразно обсуждать в рамках социологии и психологии общения. В процессе общения можно выделить следующие составляющие: 1) готовность (установка) автора к общению с героем, то есть его способность понять жизнь и деятельность героя и желание рассказать другим о нем: 2) подготовленность к общению с героем и желание найти общий с ним язык; 3) наконец, умение так построить общение, чтобы оно было плодотворным: вело к познанию жизненных реалий героя и давало бы материал для рассказа о нем.
Важно, что общение может быть как реальным, если герой – современник биографа, так мысленным.



Иногда базовая установка на общение с героем в силу каких-то причин возникает сразу, но бывает и так, что ее надо культивировать и ждать созревания. Когда я впервые во много раз читанной книге Гэллапа и Сола Рея «Пульс демократии» обратил внимание на финское имя Эмиль Хурья, я сразу подумал, не было ли у меня с Хурьей общих знакомых, ведь в 1980-е годы я активно контактировал с ведущими финскими полстерами. И это чувство дало импульс к поиску информации о Хурье. Но могу привести и пример другого типа: я много лет «знаю» Даниэля Старча, классика изучения рекламы, который мог стать одним из «отцов» опросов общественного мнения. Он блестяще окончил Университет Айовы несколькими годами раньше Гэллапа, причем учился у тех же профессоров. Он прожил долгую жизнь и многое сделал. Но я написал о нем крайне мало. Почему? Даже себе не могу объяснить.
Биографическое произведение – итог общения биографа и его героя, а это значит, что значительная переработка текста равносильна началу нового разговора между ними, и прежде всего автору необходимо согласие на это его героя.
В своей практике я несколько раз сталкивался с обозначенной ситуацией. Были случаи, когда мои герои тормозили мою новую работу над их биографией. Например, они не хотели, чтобы я делился с читателями, некоей информацией, которую они сообщали мне. Замечу, подобное возникало как в ходе реальных диалогов, так и мысленных. Я всегда прислушиваюсь к такого рода сдерживающим сигналам, так как для меня важно не ссориться с моими героями.


Однако есть обстоятельство иного рода, более серьезное. Дело в том, что новый тур общения будет протекать в ином временнОм, социокультурном, семантическом контексте, другим будет автор, и не может не измениться и его герой. Еще раз отмечу, это справедливо и для мысленного диалога. И, конечно же, текст будет читаться другой аудиторией.

 
Но время и семантика трех ниш: авторской, читательской и той, в которой пребывает герой, меняются по-разному. Недавно я задумал переиздать биографию российского социолога и политика, которая была написана и опубликована в 2007 году. И сразу обнаружилось, что биография должна быть значительно переработана, так как и проблематика, которая исследовалась моим героем, и политика, в которой он участвовал, и моральный климат нашего общества серьезно изменились. И я сдержался от переработки, я понял, что мне будет сложно наладить контакт с человеком, который полтора десятилетия назад мне в целом был ясен и которого читатель мог без труда понять.
Я просто опубликовал старый текст, ограничившись замечанием о том, когда он был создан. Так – честнее.