глава 4 Бабушка

       Ида шла по  тропинке, петлявшей среди молодых ёлок и берёз. Она уже столько раз проходила по ней, что, наверно, могла бы идти и с закрытыми глазами. Тропинка, начинаясь от её крыльца, каждый раз приводила в новые места, но непременно через эти елки-берёзки и заканчивалась неизменно там же, где и началась.
       На этот раз тропинка вывела её к лесному кладбищу. Здесь были сумерки. Идя по тропинке, никогда нельзя было с уверенностью сказать, какое время суток ожидает тебя за очередным поворотом, иногда менялось даже время года, но, проплутав какое-то время и оказавшись снова у своего крыльца, Ида возвращалась не только к дому, но и к тому  моменту, когда сделала первый шаг по тропе. Что же, сумерки так сумерки, кладбище так кладбище… Оградки – новенькие и покосившиеся, кресты и черные гранитные доски с выгравированными на них портретами. Ида шла быстро и в сумерках казалось, что лица на портретах провожают ее взглядами. Ей стало немного не по себе от этого внимания и она ускорила шаги и зажмурилась, чтоб не видеть эти серые лица, следящие за ней и словно  кивающие ей или покачивающие головами…
       Споткнувшись, она всё же решилась открыть глаза. Теперь она шла по широкой аллее между рядами старинных надгробий. Скорбящие мраморные ангелы, с крыльями и без, склонялись над чёрными мраморными плитами с латинскими буквами. Фамильные склепы, некогда гордые и роскошные, теперь разрушались и местами были покрыты граффити. Тут и там, как заплаты на старинном гобелене, виднелись современные захоронения с гранитными досками и венками искусственных цветов. Высокие старые деревья давали приятную тень, повсюду цвёл разросшийся рыжий лилейник. Кто-то давно посадил его на могиле, и теперь он потихоньку завоёвывал старое кладбище.
       – Немецкое кладбище… – узнала Ида, не веря самой себе.
       Надо же… Сюда она совсем маленькой приходила с бабушкой на могилу дедушки, а позже, с мамой, уже к бабушке… и мама здесь похоронена… Вот куда привела на этот раз тропинка… Ну что ж… Много лет не была она здесь, но дорогу помнила хорошо. Прямо… теперь направо… вот старинная чугунная решетка невысокой изгороди, две могилы под старым вязом,  потемневшая от времени деревянная скамья… Бабушка сидит, задумалась о чём-то… Ида подошла, открыла калитку. Бабушка подняла голову.
       – Где ты ходишь, мейделе*? Дай руку, пора домой.
       Они пошли по аллее к воротам.
       «Но ведь дома давно нет, – подумала Ида, – нет даже того дома, который построили на его месте…»
       – Я знаю, – сказала бабушка, – Но сейчас это не имеет значения…
       Они подошли к кирпичным воротам с двумя островерхими башенками, прошли через калитку, но оказались не на улице, а на крыльце старого деревянного дома. Скрипнула отворяясь дверь… Вот он – их старый дом, небольшая прихожая-кухня с вешалкой и газовой плитой, две комнаты. Ида узнала их сразу, хотя была здесь последний раз много-много лет назад, теперь бы она и сама не сказала – сколько. Вот большое бабушкино кресло у окна, и второе такое же у другого окна по ту сторону круглого обеденного стола. Резной письменный стол со стареньким радиоприёмником и бронзовой лампой под стеклянным зелёным абажуром. На столе она увидела маленькую смешную собачку из белого матового стекла. У собачки были остренькие ушки и пушистый  хвост, закрученный баранкой. Ида её сразу узнала. Когда-то бабушка читала ей сказку про доброго доктора Айболита, и у него была верная собака Авва. На картинке в книжке она была точь-в-точь как эта собачка, только на картинке Авва была чёрная, а эта – белая.  Но это ничуть не смутило Иду и собачка получила имя из любимой книжки.
       – Авва, – засмеялась Ида, погладила собачку и зажала в кулаке, – надо же и игрушки мои здесь...
       – Мы ненадолго, – сказала бабушка и улыбнулась, – я вижу, мейделе, ты хорошо помнишь наш старый дом, а ведь тебе было всего пять, когда мы переехали на новую квартиру…
       – Откуда ты знаешь, что я помню наш дом?
       – Всё, что ты видишь вокруг создано твоей памятью. Если бы ты его забыла, или помнила плохо, мы бы не смогли сюда попасть. Но сейчас не это важно. Я хочу помочь тебе, раз уж так вышло, что мы встретились…
Бабушка помолчала, поглаживая кончиками пальцев резьбу письменного стола.
       – Там, откуда ты сейчас пришла, нет времени. Там можно оставаться бесконечно долго и ничто не изменится, ничего не произойдёт. Казалось бы, это исполнение вековечной человеческой мечты о бессмертии… Но не тут-то было! Это место не могло бы осуществиться, если бы не подпитывалось жизненной силой своих обитателей. Там не умирают, там исчезают, медленно и незаметно тают, как снег в овраге.
       – Значит и я?.. – Ида поёжилась, как будто тающий весенний снег холодными струйками стекал по спине.
       – Ну, это будет не так скоро. Если бы не твои сны, тебе бы и в голову не пришло, что не там ты прожила всю жизнь. Сны – это твоя память, твоё наказание и твоё спасение. Наказание, потому что лишает тебя покоя, не даёт тебе почувствовать себя ТАМ как дома, спасение – потому что сны дают тебе надежду на возвращение. Тебе надо найти выход, но не трать время и силы на блуждание по окрестностям. Ты когда-то пришла в тот дом и если сумеешь уйти, то только тем же путём, как пришла. Ищи в доме. Ищи себя, такую, какой ты себе снишься. Я не умею сказать яснее, но когда ты увидишь – ты поймёшь.
       – Попробую… Но, бабушка, что же это такое, если нет выхода, а есть только сны?
       – Старость…
Ида ткнулась в бабушкины колени и заплакала.
       – Не плачь, мейделе, – тихо сказала бабушка, – старость тоже имеет свой конец…
       Она погладила Иду по волосам, и тихонько запела:
«По небу полуночи ангел летел и тихую песню он пел,
И месяц, и звёзды, и тучи толпой внимали той песне святой...»**
       Ида слушала, затаив дыхание:
«...Он душу младую в объятиях нёс для мира печали и слёз
И звук его песни в душе молодой остался без слов - но живой;
И долго на свете томилась она желанием чудным полна
И звуков небес заменить не могли ей скучные песни земли...»
       Голос бабушки становился всё тише и тише, постепенно перешёл в едва слышное мурлыканье.

       Ида открыла глаза. Мурлыкал кот, свернувшись уютным калачиком  у нее под боком. В комнате было светло от лунного света. Опять она забыла задёрнуть занавески! Ида встала, подошла к окну и тут заметила, что всё ещё сжимает в кулаке маленькую стеклянную Авву…

* мейделе - девочка(идиш)
** стихотворение М.Ю. Лермонтова
Продолжение http://proza.ru/2021/07/10/503