Галька Ромашкова. 2

  Ночное дежурство совершенно вымотало. Рожениц на удивление прибыло много и почти все с патологией. Пришлось с каждой основательно повозиться, произвести два кесаревых и для одной женщины срочно вызывать кардиолога. Но, слава Богу , всё обошлось: все мамочки и детки были живы и относительно здоровы. Галина сняла и оглядела  халат немного запачканный кровью, аккуратно сложив, сунула его в пакет, чтобы дома как следует отстирать. Дежурство окончилось и она собиралась домой.  Когда сняла с головы белую, льняную шапочку, повертела в руках, то тоже положила её в пакет, затем немного подправила причёску. В зеркале отражалась ещё довольно молодая  женщина, немного полноватая, приземистая, усталые глаза и какое-то потухшее выражение лица.
«Да, Галька Ромашкова, ты совсем не фонтан! И кто на тебя может посмотреть? Нет, мужиков таких в природе не существует. Только одни девки перед родами смотрят  с надеждой, что ты сотворишь чудо. И ты творишь это чудо с огромным удовольствием!» - так она рассуждала про себя, приглаживая прямые, гладкие волосы и подкалывая заколками тяжёлый пучок на затылке.
--Галина Васильевна, как хорошо что вы не ушли,- в дверь ординаторской просунулась милая мордашка медсестры Аллочки.
--Что -то случилось? - Галина, не оборачиваясь и всё стоя у зеркала, спросила,- у Макаровой или у Горшковой?
--Да нет, всё у них нормально. Макарова уже ребёночка покормить смогла, а Горшкова спит.
--Ну так что же? Алла, не томи, я устала и домой ещё добираться в этой толкотне, час пик скоро, я в автобус не влезу.
--Ой, извините. Вас Егор Петрович попросил зайти. Очень просил,- понизив голос заговорщицки сообщила Аллочка.
--Спасибо, я зайду,- и Галина вздохнув, направилась к Зав.отделением.

        Егор Петрович, уже довольно пожилой, с годами сильно располневший, что совершенно не мешало ему всегда выглядеть холёным и безукоризненно аккуратным, сидел за своим письменным столом в широком кресле с высокой спинкой, собственноручно сделанным когда-то специально для него одним из благодарных отцов семейства, которое большей частью появлялось на свет в этом роддоме, и, как всегда, что-то писал в толстой амбарной книге. За те двадцать лет, что Галина работала в отделении, она привыкла к его ворчанию по поводу этой процедуры. Она знала, что ворчит он для порядка, а на самом деле уже много-много лет скрупулёзно ведёт дневник, записывает мельчайшие подробности прошедшего дня в эту толстую амбарную книгу. И записи эти были важны не только для него, они были бесценны для всех врачей, в том числе и для неё, помогали в трудных ситуациях, когда Егор Петрович, перелистав страницы этого эссе, находил похожий, аналогичный случай, с которым сталкивались ранее.
--Егор Петрович, вызывали?
--Да, да, Галина Васильевна, присаживайтесь. - ответил он, не поднимая головы и поправив сползшие почти на кончик носа очки, - одну минуточку.

       Каждый раз, когда она входила в этот кабинет, вспоминалось первое его посещение. Шестнадцатилетняя, неуклюжая, дрожащая от испуга девочка, которая совершенно ничего не умела и которую Егор Петрович, как добрая фея из сказки, превратил в настоящего специалиста , изменил всю её бестолковую жизнь. Как он смог тогда разглядеть в этой неказистой девчонке будущего талантливого врача-акушера, известно только Господу богу. С годами слава об уникальном профессионализме её разнеслась не только по их микрорайону, но и по всему городу. Самые сложные случаи при  родах, непростые диагнозы всегда безошибочно ставились у тяжёлых рожениц, всегда  благополучно разрешались благодаря её умелым, лёгким рукам и необыкновенному чутью. Теперь она была в себе уверена, а тогда... тогда Галька Ромашкова только начинала свой путь.

    --Галина Васильевна, Галочка моя дорогая, я вот что хочу тебе сказать,- Егор Петрович пригладил свои редкие, седоватые волосы, поправил по привычке очки на курносом носу, - мне через неделю стукнет семьдесят!
--Я знаю, Егор Петрович, мы все знаем и готовимся к вашему юбилею,- Галина с теплом посмотрела на своего учителя.
--Ну это мы отметим... моя  Лидия Ивановна, уже продукты закупает, кхе, кхе, и спиртное тоже... Я не к тому.
Галина внимательно слушала.
--А к тому, что пора на пенсию. Вернее, пора было ещё десять лет назад, но Райздрав просил не уходить и здоровье позволяло … А сейчас чувствую время наступило. Тяжеловато стало...
--Да что Вы, Егор Петрович, по Вам и не скажешь! И как же мы без Вас, что с отделением будет?
--Ничего страшного не будет. Я замену себе вырастил, всё будет нормально!- он сидел в своей любимой позе подперев руками подбородок и хитро смотрел на Галину,- вот Вы, Галина Васильевна, ты,  Галочка, и возглавишь отделение!
Если бы Галина не сидела, а стояла, то наверняка бы упала в обморок. Совершенно не ожидая такого поворота разговора, она только и смогла произнести,- Я ? Я не гожусь.
--Как раз ты, только ты и годишься, я же не зря тебя позвал. У тебя высшее образование, ты член партии, опыт работы достаточный. Уже в Райздрав и документы отправил. Твоё согласие весьма формально. А потом ты же не можешь отказать- я же на тебя надеюсь! За эту неделю я введу тебя в курс дела. Тут;, конечно;, канцелярщины хватает, но ты справишься. Если что непонятно будет, позвонишь или зайдёшь, я всегда помогу. Вот вручаю! Это тебе очень пригодится, сорок пять лет буковка  к буковке, - и он, похлопав ладонью по своему талмуду, с гордостью пояснил,- Это уже пятый том!! Четыре в шкафу лежат на второй полке, я покажу. Пользуйся и продолжай начатое мной дело, это пособие для будущих специалистов. Не ленись и всё -всё записывай, каждый день по чуть -чуть, а каждый неординарный случай- подробно.

      Галина вышла из его кабинета абсолютно растерянной и взволнованной. Её охватило двойственное чувство как тогда, двадцать лет назад- предвкушение чего-то нового, необыкновенно интересного и, в то же время, тревога и неуверенность- справится ли. Кроме всего, смущало то, как отнесутся к её назначению другие сотрудники, есть ведь в отделении два врача, которые по стажу и по возрасту старше. Все эти годы работа в родильном отделении занимала практически всё время, а надо было ещё и учиться: сначала мед. училище, потом институт. Для этого существовали не только вечера, но и ночи. Хорошо, что и субординатуру она закончила. Мысли, сомнения, планы и переживания. Она шла к остановке автобуса и практически не замечала ничего вокруг. Погода для апреля месяца стояла на удивление ровная, сухая и солнечная. Снег почти везде растаял, только кое-где остались маленькие островки грязных сугробов в уголках дворов. Но асфальт уже везде был сухой и можно было зимние сапоги сменить на лёгкие  демисезонные. По случаю Галине повезло и одна санитарка, отстояв часа два в очереди за финскими сапогами, принесла их продавать на работу- не подошёл размер. Галина с радостью приобрела и теперь этой весной обута была по моде. Хотя обычно  она мало придавала значению тому, во что одета. Да и комплекция подвела. На таких, как она, очень трудно было что-то приличное купить в магазине. А по сему за модой следить и не собиралась, но как-то так само собой вышло, что с годами выработался определённый стиль в одежде и на работе даже иногда получала комплименты.
  Автобус пришёл на удивление скоро, ждать почти совсем не пришлось. Ехать приходилось до нужной остановки минут двадцать, а потом идти пешком до дома ещё минут десять. Она давно жила одна. Восемь лет назад их деревянный дом снесли и всем дали жилплощадь в новостройках, пятиэтажках. К тому времени братья отсидели своё и давно женились, разъехались кто куда. Сестра Елена получила комнату в Новых Черёмушках, а ей, Галине, с матерью  выдали ордер на малогабаритную однокомнатную квартиру на Пролетарской улице. Мать к тому времени была совершенно больным, спившемся  человеком и, прожив в новой квартире чуть меньше   года, скончалась от второго инсульта.

      Из радиоприёмника слышались позывные воскресной передачи
«С добрым утром», Галина быстро переоделась и прошла на кухню что-нибудь пожевать. Готовить не хотелось, а очень хотелось спать, трудное дежурство и разговор с Егором Петровичем отняли последние силы, но всё же поставила на плиту чайник, открыла холодильник и обнаружила, что продукты практически закончились, пришлось довольствоваться остатками сыра и хлеба. А из репродуктора бодренько лилась «Летка-енька». И эта песня на удивление быстро  подняла настроение и даже прибавила сил. Подпевая Тамаре Миансаровой, Галина вдруг признала, что грядущее назначение вполне справедливо и даже закономерно, и она сможет, выдюжит, справится и  приложит все силы, чтобы не разрушить ту налаженную систему, которую столько лет формировал Егор Петрович, а возможно и сделает что-то своё, новое, полезное для персонала, а главное, для женщин, доверяющим им, врачам, акушерам, медсёстрам свою жизнь и жизнь своих малышей.
               
                ***

        Анечка плакала всю ночь и Ирине пришлось почти не снимать малышку с рук, чтобы не разбудить мужа и дать ему хоть немного выспаться. Хорошо что четырёхлетний Славик спал крепко, уткнувшись носом в подушку. Его Анечкин плач не беспокоил. По всему животик у неё уже должен был пройти: всё же девочке почти девять месяцев и Ирина постоянно ей давала укропную воду, но это помогало на какое-то время, а потом снова начинались эти ночные мучения. Молока у Ирины было вдоволь и на смеси пока переходить не было никакого смысла.
--Ириш, давай я с ней похожу,- сонным голосом предложил Олег. Он всё же проснулся,- а ты хоть поспишь. Ведь третью ночь подряд обе мучаетесь. - и он взял малышку на руки, покачивая прижал к себе и что-то тихонечко приговаривая, напевая, вышел с ней в коридор. Анечка ещё немного покапризничала, а потом притихла и заснула. Обессиленная Ирина , едва успев присесть на диван, мгновенно отключилась. К середине ночи всё успокоилось и даже Олегу удалось поспать часа три. Будильник прозвенел, как обычно, в семь часов. Ирина быстренько приготовила завтрак, покормила Анечку и собрала Славика в детский сад, куда Олег отводил его перед работой.
--Ну всё , родная, мы почти готовы.- Олег зашнуровал Славику второй ботинок и спешно оделся сам.
--Олежик, аккуратно через дорогу переходите.- напутствовала Ирина, - Славочка, слушайся папу и в садике веди себя хорошо.

      Когда за мужем и сыном захлопнулась дверь, она подошла к окну , по традиции стала смотреть им вслед и, помахав рукой, довольная начала заниматься с дочкой. Анечка недавно начала стоять на ножках, держась за перила кроватки и Ирина уже несколько раз просила Олега, чтобы тот опустил пониже матрац, благо  конструкция этой чешской кроватки позволяла. Но он не то , чтобы забывал, просто всё время что-то другое отвлекало. Поэтому она надолго Анечку одну в комнате боялась оставлять- вдруг выпадет. В коридоре резко зазвонил телефон, Ирина от неожиданности аж вздрогнула. Посадила Анечку в кроватку, обложила игрушками и пошла узнавать (не закрывая при этом дверь, чтобы видеть дочку) кто же звонит так рано.
Звонила мать, Зоя Семёновна:
--Доброе утро, доча! Как спали, я не разбудила?
--Доброе утро, мам! Как всегда. Олег полночи с Анюткой провозился, дал мне чуток прикорнуть. А сам почти не спал, не знаю как работать будет.
--Вот я и звоню по этому поводу. Ты врачу говорила?
--Да что толку, что говорила. Ты ж знаешь какая наша участковая:
 «укропная вода, укропная вода... всё пройдёт, потерпите».
Зоя Семёновна немного поохала, поахала, потом предложила:
--Ириша, ты бы к Гальке Ромашковой сходила. Говорят она чудесный врач.
--Мам, ну что ж ты так её- «Галька Ромашкова» ! И тут же «чудесный врач»! Прямо нестыковка.- хмыкнула Ирина.
--Да я по привычке. Всё никак не могу воспринимать вас взрослыми, всё гальки да лариски, витьки, вовки. Вы ж все с одного двора...Да я не о том. Мне все советуют к ней обратиться.
--Мам, она же акушер,  а не педиатр.
--Вот и не знаешь, она не просто акушер-гинеколог, а теперь заведующая Роддомом, она посоветует кого-нибудь, у неё много знакомых. И больница рядом, в двух шагах от твоего дома. Ну что ж тут сложного? Пойди и расскажи про Анечкины проблемы. Она ж тебя наверняка помнит, Славика у тебя принимала. Попытка не пытка!- уговаривала Зоя Семёновна. Ирина молча выслушивала мать и наблюдала, как Анечка схватившись за деревянную перегородку кроватки пытается подняться. Всё, что мать говорила, безусловно имело смысл, она и сама подумывала об этом. Только по природе своей отличалась чрезмерной стеснительностью. Да и с какой стати Галина будет её выслушивать или помогать? Вот Лариска, та всегда легко  сумеет что угодно у кого угодно попросить и ничего особенного в этом не видит. Возможно потому, что сама может в ответ помочь, отблагодарить. Лариска окончила Плехановский и работает в престижной «Берёзке», у неё связи опять же таки. А она, Ирина, такой же обыкновенный инженер, как и родители. Поработать толком не успела: то в  одном декрете , то болела, то опять в декрете. Да и на своей работе в Конструкторском бюро чего дефицитного и полезного можно предложить: кнопки да скрепки, или в лучшем случае пачку бумаги А4. Смешно!
--Ириша, ты меня слышишь? Что молчишь? Впрочем, решайте как знаете, в конце концов это у вашего ребёнка живот болит и вы ночи не спите! Всего хорошего!- и немного обиженная Зоя Семёновна повесила трубку.

      Ирина не виделась с Галиной со времени, как та принимала у неё роды Славика и потом заходила в палату. Тогда они даже немножко повспоминали детство, но Галина оказалось помнила их, девчонок из соседнего дома, совсем поверхностно. Это они, Иринка, Валя и Лариска били баклуши  сидя на бревне возле сарая, а ей некогда было заниматься ерундой. Мать пила, сестра болела, братья неблагополучные. Домашнее хозяйство с раннего возраста было на ней и работать пошла с четырнадцати лет. Но Галина не отрицала и не гнушалась, что детство провели они в одном дворе. Славика тогда обихаживала и наблюдала с теплотой и любовью. Впрочем, медсестры говорили, что Галина Васильевна ко всем так внимательно относится. Зав.отделением в то время был Егор Петрович, так получилось, что Анечку он принимал сам, так как Галина была в это время в  отпуске, а роды были не простые- пришлось делать Ирине кесарево.
     В общем, всё взвесив и немного пересилив себя, она всё же решилась и, усадив Анечку в коляску, прямиком направилась  в больницу, которая располагалась поблизости. Через несколько минут  остановилась перед дверью, на которой висела новенькая, белая  табличка, где крупными, чёрными буквами было написано «Зав.родильного отделения Ромашкова Галина Васильевна». Она немного помедлила и постучала.
   Внимательно выслушав Ирину, Галина совершенно не удивилась тому, что та рассказала про ночные мучения, поскольку прекрасно знала участкового педиатра, которая вела Анечку. Этому врачу, Маликовой, было  хорошо за шестьдесят и мамаши часто жаловались в Райздрав на её невнимание, на якобы некомпетентность. Но Галина-то знала причину: да, когда-то Маликова была прекрасным диагностом, чутким , внимательным, но со временем практически у любого врача глаз, что называется, замыливается, появляется естественное перегорание и с возрастом надо вовремя уходить. Осмотрев Анечку и ещё кое- что уточнив, Галина сразу же поняла в чём дело, не пришлось даже вызывать для консультации педиатра из детского отделения: молоко у Ирины слишком жирное, да и ребёнка пора докармливать овощными смесями. Они ещё немного поговорили, пока Галину не вызвали куда-то. Домой Ирина шла счастливая и довольная, на радостях позвонила матери и поблагодарила, что та её подтолкнула на этот шаг.
      Первую ночь за последние девять месяцев они все вчетвером спали спокойно до утра. Олег был несказанно удивлён, что причина оказалась совсем простой и тут же предложил жене пригласить спасительницу Галину Васильевну к ним домой и отпраздновать это событие. Зоя Семёновна охотно поддержала идею зятя и обещала помочь накрыть стол. Потом подумав, Ирина позвонила Ларисе и  позвала в гости, тем более та была тоже обязана Галине  благополучным рождением своих сыновей. Таким образом, в воскресенье ожидался небольшой или достаточно немаленький сабантуй. Галина, получив приглашение по телефону, сначала смутилась, но потом решила не отказываться и пойти. Не так часто, или вернее совсем редко, у неё в жизни происходили приятные встречи и тем более уж совсем редко её приглашали в гости. Обычно только поедание пирогов или тортика на своём   или кого-то из  персонала отделения дне рождения, а также по случаю революционных праздников и Нового года, да  и то в ординаторской и наспех - вот и все развлечения. Единственным масштабным событием такого рода был прошедший полгода назад юбилей  и проводы на пенсию Егора Петровича. Тогда они с женой пригласили всё отделение к себе домой, накрыли великолепный стол с различными закусками, деликатесами и пирогами, Советским шампанским и армянским, пятизвёздочным коньяком . Было по-домашнему уютно и в то же время празднично. Галина впервые узнала, что он прекрасно играет на баяне  и дуэтом с женой, Лидией Ивановной, исполняет старинные русские романсы. Это так её потрясло, что возвращаясь домой, она первый раз в жизни задумалась о том, что случаются же нормальные, благополучные семьи, где люди уважают друг друга, столько лет живут в браке бок о бок и при этом любят, по-настоящему любят друг друга. У неё такой семьи никогда не было: отец погиб на фронте и она его вообще не видела, мать запила после тюрьмы, потом болела и её было просто жаль, братья тоже отсидели по дури и по хулиганке, сестра два раза выходила замуж, но попадались всё какие-то прохиндеи. Только у самого старшего её брата вроде всё сложилось удачно, но он как ушёл на войну, так после победы и остался жить где-то на Западной Украине. Раз в год присылал  матери открытку с поздравлением по поводу её дня рождения, пока та была ещё жива.

      Войдя в ординаторскую, медсестра Аллочка не смогла сдержаться:
--Галина Васильевна, какая вы! Как вам идёт это платье!-воскликнула она совершенно искренне. Галина засмущалась и как девочка покраснела. Зашла она в ординаторскую за документами, которые надо было завизировать, не рассчитывая, что кто-то её здесь увидит, поскольку рабочий день закончился, все распоряжения она сделала и врачам и сёстрам и собиралась тоже уходить.
--Вы идёте в театр ? В гости? Очень красивое платье, такой фасончик прелестный! Вы в нём просто потрясающе выглядите и цвет этот бордо ну очень , очень вам к лицу, и стройнит так ...
--Аллочка, да прекрати меня смущать. Это же Лидия Ивановна мне пошила. Ты же в курсе, что у Егора Петровича жена портниха. Вот я и шью у неё иногда, в магазине на меня ничего же не купишь,- Галина словно оправдываясь, развела руками.

      Она и сама, оглядывая себя в зеркало, удивлялась, как Лидия Ивановна смогла замаскировать все недостатки её далеко не идеальной фигуры. Потом, будто очнувшись, строго выпалила:
--Ты дежуришь ? Так иди и работай, в пятой палате роженица сложная, если что- вызывайте меня. Я записку с номером телефона оставила в кабинете на столе, если понадоблюсь, найти сможете. Да и ещё. Красновой пока ребёнка не давайте кормить, пусть ещё денёк окрепнет.
---А показать малышку можно ? Она очень расстроена, вдруг молоко пропадёт... она всё ревёт и нам не верит, что ребёнок живой.
--Хорошо, отведи её в детское отделение.

         Дверь открыла Зоя Семёновна, радушно рассыпалась в комплиментах, похвалила Галину, как спасительницу Анечки, и провела в гостиную, где все приглашённые уже расселись за небольшим, прямоугольным столом и, по всей вероятности, ещё до прихода Галины начали отмечать встречу с ней. Лариса в ярком , цветастом платье выглядела очень эффектно. Роскошные , кудрявые волосы разметались по плечам, она громко и не к месту принялась рассказывать не вполне приличные анекдоты. Её муж Алексей, мужчина лет под пятьдесят, худощавый,  с умными глазами на скуластом лице, с редкими, когда-то светло-русыми волосами,  пытался её одёргивать, явно испытывая неловкость за жену, поскольку в комнату постоянно забегали дети. Ирина каждые десять минут выходила из-за стола проведать Анечку, Зоя Семёновна, забыв снять фартук с явно нового  кримпленового платья, обслуживала гостей, охала по поводу подгоревшего пирога , а Олег, как примерный зять, старался ей помогать  с приготовлением мяса. Галина чувствовала себя, как говорится, не в своей тарелке. В какой-то момент ей стало до того скучно, что только чувство приличия, которым она обладала не по причине воспитания, а исключительно по наитию, от природы, не позволило ей встать и уйти.
--Галь, пойдём покурим,- вдруг предложила Лариса. - ты ведь куришь? Все врачи курят, я знаю. Пошли.-  она вытащила Галину из-за стола и повела на лестничную клетку. Несмотря на неожиданность такого предложения, Галина, хотя и не курила «как все врачи», почти с удовольствием последовала за ней.
--Ну как тебе наша компашка? Ты удивлена? Думала, что мы тут все сплошь интеллигенты?- и она как-то грустно усмехнулась.- Вот как жизнь складывается . Уж извини за прямоту, я немного перепила... Вот ты из такой простой семьи, если не сказать  жестче- из неблагополучной, а достигла многого, тебя уважают, ты классная! А из меня  получилась простая торгашка, и выпить могу с кем надо, и с нужным  мужиком переспать ...легко! И документы липовые оформить как надо- никакая ОБХСС не придерётся , пожалуйста! Всё что угодно- никаких принципов, и всем угодить могу,- Лариса нервно мяла сигарету за сигаретой между пальцами, пепел сыпался на её красивое платье, на явно недавно вымытую метлахскую  плитку под ногами. Потом неожиданно пристально посмотрела Галине в глаза, так пристально, что той стало не по себе от этого жуткого, пронзительного взгляда глубочайшей тоски.
--Умру я скоро, Галя.- вдруг тихо сказала она, закурила и отвела взгляд.
--Что за чушь ты городишь, Лариса? Разве можно такие вещи говорить даже если ты и выпила лишку?
--Это не чушь... у меня онкология, рак груди,.. четвёртая стадия и метастазы везде. Вот я и отрываюсь по полной! Запомните меня весёлой!- нервный смешок вырвался не к месту.
--Муж знает?
--Не-а, а зачем? Чтобы и он ещё переживал и метался? Сделать всё равно ничего нельзя. Слишком поздно- так все  врачи говорят.
--Нет, нет, Ларочка, надо все возможности испробовать. У меня знакомый онколог есть в центре на Каширке. Я с ним свяжусь и мы поедем с тобой на консультацию. Иногда врачи могут ошибаться. Нельзя надежду терять...
--Уже .
--Что уже?
--Уже потеряла. - Лариса смотрела перед собой совершенно потухшим, бесстрастным взглядом,- я и на Каширке была и ещё у трёх знаменитых, самых квалифицированных онкологов консультировалась. У меня ж везде связи похлеще твоих! Все одно и тоже говорят : «поздно»!
Она опять горько усмехнулась, но не заплакала, даже ни одной слезинки не проронила. Галина поняла, что все слёзы свои она уже выплакала. Несколько раз в жизни ей приходилось сталкиваться с тем, когда заставшее человека горе настолько сильное, пронзительное и непреодолимое, и он уже переступил какую-то неведомую черту глубокого отчаяния, а самое ужасное - смирился . Успокаивать, говорить какие-либо  пафосные слова не только бесполезно, но и кощунственно.
--Ладно, Галь, не принимай близко к сердцу. Я почему тебе рассказала, ты ведь врач. Помнишь моих Витьку и Женьку принимала? У нас ведь бабушек-дедушек нет. Моя мама умерла десять лет назад тоже от рака, отец давно женился. А Лёша из Кемерова, отец на фронте погиб, а матери его в прошлом году не стало. Вот так. Иринка, конечно, помогла бы, она добрая, но у неё свои дети и муж. А ты одна,  прости за прямоту... Потом, когда всё случится... ну ты понимаешь, приглядывай за моими пацанами, если что помоги, пожалуйста. Я Алексею оставлю письмо со всеми распоряжениями. Когда всё случится, прочтёт и про детей тоже, чтобы к тебе обращался, можно?
У Галины мороз пробежал по коже от этих слов. Это ж какой силой воли надо обладать, чтобы так спокойно говорить о таких страшных вещах. Лариса в своём ярком наряде, хрупкая, красивая женщина , пожалуй, даже с неким внешним легкомыслием и напускной вульгарностью совершенно не производила впечатление сильного, волевого человека.  Галина внезапно обняла её, прижала крепко к себе и обе разревелись.
--Обещаешь?- тихо сквозь слёзы прошептала Лариса, Галина кивнула.
--Нет , ты скажи ! Обещаешь?
--Обещаю.. я обещаю.
--Ну пойдём к гостям, а то они без нас совсем  обожрались и обпились, я хоть повеселю их. Мой Лёшка не переносит матерные анекдоты! Представляешь, как мне трудно? - и Лариса как ни в чём не бывало рассмеялась своим раскатистым смехом будто и не было никакого разговора.

                ***

   Через четыре месяца Ларисы не стало.  Ирина с Олегом решили устроить поминки у себя. Алексей, совершенно безразличный ко всему, обособленно сидел за столом и пил. Десятилетний Витя и семилетний Женя баловались со Славиком, не понимая, почему маму так долго не выписывают из больницы и почему нельзя громко смеяться и шуметь. Ирина предложила, чтобы ребята пока пожили у них, но это предложение не было удачным: разместиться в двух комнатах оказалось почти невозможным, тем более, что у Анечки резался очередной зубик и она температурила и плакала постоянно. Галина помнила своё обещание Ларисе , но целыми днями она была занята на работе и как оставлять детей одних даже не представляла. С Алексеем эти вопросы сегодня обсуждать было бесполезно. Во-первых, она его совершенно не знала: виделись за это время всего раз пять  не более и четыре из них мимоходом в больнице , где лежала умирающая Лариса.
 Во-вторых, он настолько был подавлен, ошеломлён обрушившейся на него бедой, что вряд ли способен был адекватно что-то решать и казалось вообще думать о детях.  Галина подошла к нему, села рядом.  Он ещё больше похудел за это время, тёмные круги под глазами стали почти чёрными. Подперев одной рукой худое, скуластое лицо, а другой держа бутылку «Столичной», собирался  наполнить очередную рюмку,  она бесцеремонно забрала её и поставила на стол.
--Погодите, Алексей, не знаю вашего отчества, простите.
Алексей несколько раз мотнул головой, будто это могло помочь прийти в себя, затем удивлённо посмотрел на неё.
--Алексей Петрович Самойлов. А Вы кто? - совершенно трезвым голосом спросил он. Галина сконфузилась, она была уверена, что тот сильно пьяный.
--Я ? Я Ларисина приятельница, подруга детства.
--Какая такая подруга? - спросил зло, с явной подозрительностью,- я всех её подруг знаю. Вы кто?
--Да мы, правда, редко общались. - она совсем растерялась, трудно подбирая слова,- Ромашкова Галина Васильевна, я врач. Я принимала роды у Ларисы-  Витю и Женю.
--Тогда понятно кто вы. Лара мне в письме о вас написала, я понял. Так что вы хотите от меня, врач?- как-то безразлично спросил он ,-  неужели не понимаете, мне совсем не до вас. - и он, налив немного водки в фужер, всё же выпил.
--Вот даже алкоголь не действует.- пробормотал он, потом с надрывом почти крикнул,- Этого просто не может быть, молодая женщина, моя любимая женщина и всё- нет её. Вы это хоть понимаете? Нет её!! Нет...
--Я всё понимаю, и вам ещё долго будет тяжело, очень долго и очень тяжело,- жестко   сказала Галина,- когда мы теряем близкого человека, то это не просто больно, это невыносимо больно. Но у вас дети и вы не можете позволить себе показывать вашу боль при них. От этого вам будет ещё тяжелей, а вынести эту муку придётся. У них никого кроме вас теперь нет.- Галина не стала его утешать, по опыту подобных ситуаций, она знала, что жалость не всегда безусловный помощник и не самый лучший лекарь. Сначала он сидел, опустив голову и не смотрел на неё и даже,  как ей казалось, не слушал, но постепенно выражение лица его стало меняться и, окончательно протрезвев, он как-то по-детски спросил:
--Что мне делать, Галина Васильевна?
--Давайте сначала поедем домой. Ребятам уже пора спать, а вы всё таки не совсем трезвы. Если позволите, я   помогу вам  отвезти и уложить их спать. А завтра на трезвую голову вы сами решите, что делать.
--Спасибо. Пожалуй, вы правы. Я такси пойду ловить.- и он попытался встать.
--Да сидите уже , Алексей Петрович,, - она легонько остановила его,  чуть прижав рукой плечо, потом позвала Ирину и попросила помочь собрать детей,
--Ирин, помоги. Они ведь меня совсем не знают, а отец сама видишь- его ещё тоже как- то надо до машины довести.
--Поняла, сейчас Олег вас доведёт, не волнуйся.

                ***
        Со дня поминок прошёл месяц. К сожалению, каждый день Галина не могла заходить после работы к  Самойловым. Она готовила еду дня на три, сдавала бельё в прачечную и поддерживала в квартире относительную чистоту. Витя оказался на редкость сообразительным и послушным мальчиком, старался помогать ей во всём, разогревать обед, сходить в Булочную за хлебом и поиграть с братом. Нетрудно было догадаться, что он так же помогал матери. Женя был шустрее и иногда озорничал. В общем , особых хлопот ребята Галине не доставляли. Одно её мучило- как сказать им, что матери больше нет, какие найти слова . Алексей Петрович не пил, чего она боялась больше всего. Он просто жил своей отрешённой жизнью, по всей квартире развесил  огромные фотопортреты Ларисы, автоматически ходил на работу, автоматически ел, автоматически гладил детей по голове и автоматически спрашивал «как дела?», не дожидаясь ответа . Потом садился в кресло напротив окна и молча сидел так  весь вечер. Когда Галине надо было о чём-то его спросить, то он смотрел на неё каким-то пустым взглядом и односложно отвечал, казалось, у него не осталось совершенно никаких чувств и эмоций. Он, возложив заботу о своих собственных детях пусть на надёжные , но абсолютно чужие плечи, мог себе позволить упиваться своим горем, холить и лелеять  свою непоправимую беду и истязать свою душу. Перестать помогать ему Галина просто не могла, она помнила своё обещание Ларисе и, кроме того, чувствовала, как быстро привязалась к её детям. Необходимо было найти какой-то выход из сложившейся ситуации и она, как ей казалось, его нашла.
       Кончался июль и детей можно было попытаться  отправить в лагерь на третью смену. Пришлось пойти в Райком Партии и объяснить ситуацию. Путёвки нашлись в месткоме соседнего завода. Лагерь располагался в лесу на берегу реки и отзывы о нём были весьма хорошие. Когда она сообщила эту новость детям, те обрадовались, поскольку даже им стало невыносимо скучно сидеть в пыльном и душном городе, тем более наблюдать полнейшее равнодушие отца. Ирина полностью одобрила такое решение. Когда Галина сообщила об этом Алексею Петровичу, тот только покивал головой и безучастным голосом произнёс «Большое спасибо».

        --Ты понимаешь, может хоть это его как-то встряхнёт, соскучится по детям, взвоет от одиночества. Да просто еду себе сам будет вынужден приготовить!- Галина пыталась объяснить Ирине.
--Да. Галь, я никогда не ожидала, что он так сникнет. Мы всегда считали его сильным, нормальным мужиком! Олег прямо в шоке!
--Видимо он очень сильно  любил Ларису,- вздохнула Галина,- но жить -то надо дальше. Пока время пройдёт и немного рана затянется, он детей может упустить. Приходит домой, они «папа, папа» и рассказывают ему, как день прошёл, а он по голове погладил, уселся в кресло и замолчал.
--Да. Он -то её любил, а она ведь нет. Лариска гуляла от него , у неё роман был с его заместителем Кравченко. И скорее всего дети от этого Кравченко, она со мной делилась.
--Что? Ты это серьёзно? Неужели так могло быть? - Галину словно обдало ледяной водой, - а Алексей знал?
--Думаю, что знал. Она в сердцах сама могла ему рассказать, да и сотрудники всё видели, это ж столько лет длилось. Но он ей всё прощал, -подруга вздохнула, покачав головой,- Алексея мне всегда жалко было, хороший мужик, надёжный.
  После этого разговора Галина долго не могла прийти в себя, всё обдумывала и никак не понимала, как можно так жить, так мучить близкого человека, да и себя тоже. Почему не развелись? Столько лет жить во лжи, зачем?

     Через неделю детей отправили в пионерский лагерь и Алексей Петрович остался совершенно один. Галина ходить к нему перестала и не звонила, поскольку опекать взрослого мужчину не входило в её обязанности и планы, да и работа не позволяла часто отлучаться- несколько врачей ушли в отпуск и ей приходилось совмещать обязанности зав.отделением с работой палатного врача, а подчас и акушерки. Два раза Галина ездила в лагерь проведать мальчиков  в родительский день. Ребята встречали её с радостью и ей после таких встреч становилось спокойнее на душе - она выполняла своё обещание  данное Ларисе искренне и от души. Ей было абсолютно всё равно кто был отец этих детей Алексей Петрович или какой-то мифический Кравченко.

       --Галь, здравствуй!- голос у Ирины был взволнованный и   чувствовалось, что случилось что-то нехорошее,- Алексей покончил с собой... повесился.
--Боже мой, какой ужас!- только и смогла произнести Галина и замолчала. Известие потрясло и, тем не менее, чувство жалости к Алексею перевешивали другие, главные чувства и мысли пришедшие сразу в голову-  что будет с детьми. Через четыре дня заканчивалась смена в лагере и надо что-то придумывать, решать вопрос с кем они будут. Конечно, органы опеки займутся сразу же, определят их в какой-нибудь детский дом, разделят, распределят по разным возрастным группам. Галина знала всю эту процедуру в мельчайших подробностях, приходилось не единожды сталкиваться за двадцать лет работы, когда бестолковые мамаши отказывались от своих новорожденных детей. Но это дети Ларисы и возможно, та и взяла с неё обещание, потому что предчувствовала что-то подобное. Мысль забрать детей себе, усыновить возникла не сразу. Вспоминались постоянно слова Ларисы «ты ведь одна». Да она одна, ей тридцать пять лет и, похоже, детей у неё своих никогда не будет. И это самый настоящий парадокс- всю жизнь помогать  появляться на свет тысячам других детей, а своих не иметь никогда. Она поняла, что другого случая никогда не представится, этих детей она принимала, она помогла появиться им на свет и она не может позволить стать им несчастными сиротами в каком-то пусть прекрасном, но казённом детдоме. Нет, она не может этого допустить и она не допустит этого, хотя понимала насколько ей будет тяжело одной их поднимать.
Кроме того, процесс усыновления осложнялся тем, что Галина не была родственницей мальчикам, к тому же не была замужем и семья считалась неполной, но она очень надеялась на понимание  и помощь парткома и месткома своей больницы. Если потребуется дойдёт до Райкома партии, обычно там шли навстречу в подобных сложных ситуациях.

     После похорон Алексея, опять собрались у Плоткиных. То что произошло было настолько неожиданным и чудовищным, что ни у кого даже слов не нашлось, поминали молча. В душе каждый его жалел и в то же время осуждал малодушие Алексея.
--Никогда не смогу понять его, - Ирина вытерала руки, домыв посуду.
  Галина долго молчала, потом тихо добавила:
--Другого человека вообще понять трудно, особенно не побывав в его шкуре, не пережив то, что довелось пережить ему. Мне бесконечно жаль его,.. может и я себя в чём-то винить должна, а я детей отправила в лагерь и успокоилась. Думала сам выкарабкается, я ведь его совершенно не знала. Ему психолога надо было бы посетить, я постеснялась предложить.
--Да что ты себя винишь, это же глупо. Скорее мы с Олегом должны были его поддержать, всё же чаще общались. Ну никогда бы не подумала! В голове не укладывается!- на глаза Ирины навернулись слёзы,- и что с детьми делать, в детдом? Они ведь завтра приезжают ты говорила. Да?
--Да, завтра. Я их заберу к себе.
--Понятно, пока у тебя побудут, а потом в детдом.- Ирина сочувственно покачала головой,- такие мальчики хорошие и как он мог их оставить! Значит точно знал, что они не его, а Кравченко. О своих бы подумал, прежде чем такое сотворить.
--Нет, ты не поняла. Ирин, я их усыновить хочу.
Ирина посмотрела на подругу широко раскрытыми глазами.
--Ты это серьёзно?
--Да серьёзней некуда.
--А ты не боишься? Такая ответственность!
--Очень боюсь, но я Ларисе обещала, не могу их предать. Я всё решила, уже документы собираю. Надеюсь, получится. Ты не поверишь, Ириша, я так к ним привыкла за эти три месяца, никогда не думала, что не рожая во мне проснутся материнские чувства.

     И у неё, Гальки Ромашковой, Галины Васильевны, всё должно получиться. Первого сентября Женя пошёл в первый класс в новой школьной форме, торжественно держа большой букет разноцветных гладиолусов. Витя тоже с букетом цветов стоял со своими одноклассниками из четвёртого «А» на школьной линейке и внимательно слушал приветственную речь директора школы. Среди родителей находилась взволнованная Галина и еле сдерживала слёзы. « Что-то я стала совсем сентиментальная»- удивлялась она сама себе.