Надрыв

  – Отбились от торпедеров и думают все! Нет! Постой-ка, брат месью! Давай Шур заходи со стороны дюз и к левой батарее, там коридор, обшивка не толще бумаги.

  Штурмовой бот эЛ-Ка двадцать пять, с красной тройкой на борту, поднырнув под выпущенную графитовую сеть, подскочил к корвету «Зумволт». Затем, точь-в-точь матадор на арене Лас Вентас, увернувшись от выпущенных осколочных ловушек, смертельной бородавкой плюхнулся на брюхо вражеского корабля.

  – Будет чем полакомится! – капитан сорвался с кресла и, подхватив шлем, включил связь, – четырьмя группами в корму к реактору, оттуда к резервному посту. Я замыкающим!

  Рация разразилась воплями докладов.

  – Для тех, кто на дебаркадере! – рявкнул командир штурмовой группы. – Это не Арли Бёрк! Кто заплутает – пять суток ежесекундного расстрела!

  Пилот прикрыл ладонью лицо, пряча смеющиеся глаза.

  – Вот балбесы! – хохотнул командир, затем хлопнул товарища по плечу, – отличная работа Шур, надуй кабину и сиди тихо, как мышка, Моцарта своего не успеешь дослушать, притащим этого тунца на базу.

  Переборочная дверь чавкнула вакуумной присоской и сразу визг алмазного резца в штурмовом отделении. Щелчок замка и свист, набивающий уши ватой.

  Уже два часа сотни стальных акул Империи рвали тушу шестого флота «Свободного мира». Не зря вторая эскадра открытого пространства с флагманом, Советский союз неделю караулила разгромленного у Ганимеда врага. Элита космодесанта собранная в одном месте, терпеливо ждала, прячась за стеной радиоэлектронных помех и завесами графитовой пыли. Приказ, хлопком выстрела разорвал пространство, освободив туго сжатую пружину, бросил в атаку, величавые эсминцы, стаи торпедоносцев, и крохотные штурмовики.

  Александр Рогов – пилот одного такого абордажного крюка, что впился в тело спасающегося левиафана, сладостно потянулся в кресле. Его задача выполнена, причём на пятёрочку, словно между капелек в ливень и с приличным запасом. Всё видит. Всё чувствует. Не зря убиты десятки часов в кабине тренажёра и не один топор съеден на бесконечных учениях. Да и война началась вовремя. Двадцать три года. Пора черпануть полным лаптем суровой солдатской жизни, эпических подвигов и славы.

  Он достал плеер, баснословно дорогущий Astell&Kern. Сунул наушники в уши. Включил. Сейчас можно. Дело сделано и десантный катер за полное отсутствие электромагнитных излучений прозванный – велосипедом, не выдаст места нахождения. Пробежался по списку, выбрал «Гризельду» Вивальди. Увертюра удивила резкостью аллегро, но менуэт, идущий третьим, вернул обаяние Калужского камерного оркестра. Сашка прикрыл глаза и погрузился в мир чарующих звуков.

  Бедная, но прекрасная пастушка, ожидаемо, вышла замуж за принца. Она, естественно, страдает в королевских покоях, ведь коварные придворные хотят убить её и дочь, ибо неблагородных кровей. Кроху увозят в деревню и прячут в семье крестьян. Но и тут им не спастись. Влюблённые принцы и просто мелкие дворяне сбегаются со всех концов необъятного средиземноморья. Со временем подтянулся и сам король, того восставшие подданные принуждают жениться на несчастной беглянке, которая заметьте, его собственная дочь. И куда девалась, скажите на милость, голубокровная принципиальность. Короче, всё как всегда, но в божественном исполнении Смирновой и Юдиной.

  И когда прекрасная Констанца, находясь средь бушующих вод, обратилась к ветру, пространство вокруг тряхнуло, как гоночный болид на краш-тесте. Бот вздрогнул, потерял устойчивость и стал медленно вращаться. Показалось, что его сорвало и швырнуло в зловещую пустоту космоса. Но корвет никуда не делся вот он, если откинуть бронестекло, дотянуться можно. Нечто мощное, угодило в корабль и мгновенно уничтожило его, и теперь эта груда металлолома, сбросив скорость и курс, вальсирующим волчком замерла в безмолвной пустоте.

  Сашка вытер испарину со лба. В голове, оголённым нервом билась лишь одна мысль – «Зачем!» В момент включения рации у командира на флагман прошёл сигнал – «Борт захвачен». Корвет физически должен удалиться с целеуказателей. Какого чёрта не отозвали истребителей.

  Он закрыл лицо руками. Пятый месяц войны, десятки боевых вылетов, шесть абордажей и ни одной потери. Даже при штурме крепости на Церере где упрямые немцы упёрлись и стояли насмерть. На цитадель они шли во второй волне, Сашке удалось проскочить зенитные модули и увернуться от сетей-ловушек. Одним из первых прорвался ко второму бастиону и нырнул в проломленные ворота ангара. Здесь ребята встали вкруговую, затем ядовитой инъекцией понеслись по вентиляционным шахтам. Два часа отчаянного боя и имперский штандарт на бронекуполе. Груды сгоревшей вражеской техники, всё в крови и все живы.

  На грудь чугунной плитой навалилась тоска. Перед глазами пронеслось всё и сразу. Как вместе с командиром встречали его жену и их тройняшек у роддома. Как ездили на огромном двухэтажном автобусе по Невскому, на свадьбе у Серёги. Как отмазывали Юрку в полиции, когда тот на спор прыгнул с Литейного моста. Как вместе с Генкой волочились за примами из Мариинки. Как Семён хвастал очередным нумизматическим чудом. Как пытались пронести на Аврору снаряд, чтобы пальнуть в двухсотлетний юбилей. Как вдрызг разругался с Настей за день до боевой тревоги.
Сражение остервенелой свалкой мелких светлячков унеслось, и растворилась в холодном блеске звёздной пыли. Не прошло пяти минут и всё пространство смазалось, кружась, точно пропеллер на старинном самолёте, что и сейчас экзаменует курсантов в пилотской школе.

  Сашка с усилием потёр лоб. Встрепенулся. Быстрым и точным движением выхватил из ячейки пистолет. Передёрнул затвор. Прижал к виску. Замер. Поднял взгляд и, наткнувшись на отражение в лобовом стекле, горько усмехнулся.

  – Нет. Слишком просто. – Проговорил он и отбросил оружие на приборную панель, откинулся на кресло и закрыл глаза.

  Жизнь замерла, аккуратно отсчитывая песчаные крупинки гигантских часов. А вот дыхание нет. Воздуха в кабине хватит ненадолго. А дальше надевай маску с регенеративным патроном и жди неизвестно чего. Спасательные маячки на штурмовые боты не ставят. Сигналит ли эсминец – кто знает. Искать могут, целую вечность. В курсантские годы он сам неделями рыскал по поясу астероидов, отлавливая сбежавших из дома непризнанных гениев да незадачливых туристов.

  Потянулся к оружейной ячейке, достал кортик. Обнажил клинок. «Слава и честь» на лезвии – девиз гвардейской тяжёлой кавалерии. Всплыло в памяти и защемило в груди от гордости, когда получал этот символ причастности к элите элит. От восхищённых взглядов младших братьев. От звона колоколов в Александро-Невской лавре, и белизны парадных мундиров. Он не отличался ни богатырским ростом, ни телосложением, но ребята из звена ни на секунду не усомнившись, приняли в семью, поставив рядом с командиром. Жизнь распахивалась огромным фейерверком, и вот в одно мгновение он смолк, и всё заволокло непроглядной тишиной.

  Резким движением вернул клинок в ножны. Решительно встал. Стянул пилотский комбинезон. Достал из ниши скафандр, разложил на кресле и влез в него. Застегнул магнитные замки. Присел, подгоняя по фигуре. Распихал по разгрузке запасные баллончики с воздухом. Повертел в руках пистолет, вытащил обойму, извлёк патрон из патронника, вернул его на место, поставил на предохранитель и положил оружие на пульт. Взял лишь кортик. Надел шлем и, сравняв давление, вышел в боевое отделение. Крохотное помещение ряд кресел да шлюз. Сашка вытащил кортик и принялся кромсать серую пену, прикрывающую абордажный пролом. Пять минут усердной работы, и он протиснулся, как сквозь кроличью нору, на вражеский корабль.
Узкий коридор встретил тусклым светом аварийного освещения. Газоанализатор пискнул, отчитавшись о восьмидесяти процентах гелия. Система пожаротушения сработала идеально. Пять шагов вперёд и переборочная дверь услужливо впустила в командный пункт противоракетной обороны. В зеленоватом мраке развалившись за артиллерийскими постами, сидели ещё полчаса назад враги. В душе царапнула жалостью. Плохая смерть для солдата. Войну должно лежать в куче трупов врагов сжимая левой рукой, кольцо от гранаты. А тут… Тяжело вздохнул. Глянул на экран личного вычислителя, и здесь гелий. Подошёл к двери ведущую в нос корабля, та тоже не заперта и беззвучно провернулась на петлях. Небольшой декомпрессионный тамбур. Тут пришлось потоптаться, пока не сравнялось давление.

  За переборкой, как и ожидалось – центральный пост. Подтянул кремальеру, и запустил экспресс-анализ воздуха, газоанализатор весело заверещал и отчитался о целых девятнадцати процентах кислорода.
В просторном зале, на возвышении, откинув голову на спинку кресла, сидел седой, но ещё нестарый, мужчина. По сторонам – подчинённые каждый на своём боевом посту. За спиной три прозрачных планшета локаций.

  Сашка, снимая на ходу шлем, поднялся на подиум, положил его на пульт и вгляделся в лицо погибшего. Высокий лоб, изборождённый глубокими морщинами, правильный, будто вылепленный из воска нос, и голубые глаза, смотрящие вверх.
– Последний взгляд в бездонный космос, – прошептал он строку из курсантской песни, затем закрыл веки командору, быстрым движением надел его фуражку, лежавшую тут же, и отдал честь.

  В горле стал наматываться комок из чего-то очень твёрдого. Пилот Александр Рогов закинул голову, с трудом сглотнул и попытался разглядеть несветящую лампочку на потолке.

  За экранами позиции осторожно поскреблись, затем что-то шевельнулось. Сашка взял со стола чашку с красной надписью Босс и бросил в сторону входа. Сам развернул кресло и спрятался за его спинкой. Из-за главного планшета, громко топоча магнитными ботинками, выскочило что-то несуразное и бросилось на звук бьющейся посуды. В руках оно сжимало автомат. Более нелепую картину ещё поискать. Обвисший, знавший лучшие времена технический скафандр оранжевого цвета. Кургузые перчатки, свисающие от рукавов на резиночках, нарочито грозный до несообразности вид.

  – Give in, – крикнул бравый имперский штурмовик и выпрямился во весь рост.

  Парень вздрогнул, резко развернулся, едва не выронил игломет, но справился с волнением и что-то шепча, навёл оружие на врага.

  – Капитулируй! – приятным женским голосом перевёл чуткий траслейт.

  – Русские не сдаются! – отрезал пилот и демонстративно скрестил руки на груди.

  – Не понял? – удивился такому спокойствию вояка. – У тебя всё в порядке?

  – Кина не будет, – отозвался специально сложной фразой Сашка, пусть помучается, – электричество кончилось.

  – Я сейчас тебя убью! – сказал молодчик, неуверенно переминаясь с ноги на ногу.

  – Не получится. У тебя игломет, индикатор заряда на нуле.

  Американец испуганно дёрнулся к прикладу.

  – Давай доставай кинжал, – потухшим голосом пролепетал горе-боец и, отбросив бесполезное оружие, добавил: – ты же из этих, из крутых.

  – Убивать безоружных – военное преступление, да и попросту пошло, – Сашка выхватил кортик и попытался залихватски, крутануть восьмёрку, не получилось, – я пилот и этим, если честно, не очень умею пользоваться.

  Американец, поняв, что убивать его не станут, отстегнул перчатки, вытер со лба выступивший испариной пот и попытался шагнуть в сторону. Ноги подкосились, и он повалился на палубу, взъерошил несуществующие волосы, поднял осмысленный взгляд и проговорил:

  – Понятно. Когда тут жахнуло, за штурвалом сидел, я тоже за бортом болтался – второй эжектор ремонтировал. – Пояснило нечто больше похожее на неваляшку, чем на бесстрашного покорителя космоса, затем приложило к непокрытой голове ладонь, – техник третьего класса Джон Смит.

  – Корнет второго эскадрона Лейб-гвардии конного полка Александр Рогов.

  – Стальные яйца императора, – на выдохе произнёс парень, – а, правда, что управление штурмовых катеров только ручное?

  Сашка поморщился как от зубной боли, этот вопрос застрял в печёнках.

  – А, правда, что на боте даже лампочки химические? А электричества вообще нет. – Джон задал вопрос и тут же на него ответил: – поэтому ваш эЛ-Ка зовут чёрной дырой.

  – Black hole – это общее название…

  – А, правда, что император лично подписывает офицерские патенты? – Смит не желал слушать, его слегка отпустило, и он вываливал всё, что знал об имперской тяжёлой кавалерии. – А белый мундир есть?

  – Конечно, – Сашка ослабил магнитные замки и снял скафандр, оставшись в носках, зелёных трусах и синей майке с надписью ЦСКА.

  – А наконечники аксельбантов золотые?

  – Да.

  – Классный кортик.

  Сашка аккуратно сложил экипировку на стол старпома, водрузил сверху шлем. Наткнулся взглядом на погибшего старшего офицера. Где-то в корме точно так же лежали его товарищи. Тяжело перевёл дыхание и вопросом попытался перебить поток сознания американца.

  – Ты лучше расскажи, откуда воздух взял?

  – Это просто. На нулевом уровне пневмоаккумуляторы. Опустошил один. Гелий лёгкий. Как кислород перевалил двадцать процентов, вентиль перепуска прикрутил.

  – Командир? – кивнул Сашка на седого за центральным пультом.

  – Да. Морской филин. Славный дядька...

  Не договорив, Смит стал вылезать из скафандра. Отцепил трубо-подобные рукава, затем ослабив фиксаторы на груди, принялся разматывать резинку, сжимающую скрученную жгутом, горловину. Американец очень потешно как червяк выполз из космического кокона, оставшись в одутловатом комбинезоне серого цвета. Опубликуй такого в газете Красная звезда, сочли бы карикатурой. Но не смеялось.

  – Нехорошо офицеров так оставлять. Давай на стол положим.
За всё время, пока сносили и укладывали, Джон ни секунды не замолкал. Родился и вырос в маленьком городишке Бествил, штат Огайо, учился на Церере, и как отслужит контракт, обязательно вернется обратно.

  – До озера недалеко можно на велосипеде доехать. Кемпинги, рыбалка… – американец замер на полуслове.

  – Накрыть бы чем-нибудь.

  – Флаг есть!

  Смит залез в шкаф, вытащил звёздно-полосатое полотнище. Взяли за края, резко подбросили вверх и тут же потянули вниз, стяг надулся, словно парус у старинного корабля и плавно опустился.

  – Ирония судьбы. Ни чего нет, ни электричества, ни воздуха, ни еды, а антигравы работают. – Сашка осторожно поправил край импровизированного савана, скрывая торчащие ботинки, – И ведь не отключить.

  – Это потому что с «Джорджа Буша» вмазали.

  – Да ладно?

  – Если бы от вас прилетело антиграв бы умер, а экипаж живым остался. Один яйцеголовой хвастал уникальностью снарядов. Мол, только у нас есть такие.

  – Дела. Сейчас бы на «Трёх святителях» кофе пили, а вместо этого дрейфуем неизвестно куда, а главное все остались бы живы.

  – Может поэтому и врезали?

  Сашка сел на место старпома и попытался сосредоточиться. Судьба выкинула очередной фокус, после которого хочется поскорей стереть своё существование. Как теперь оправдаться, что остался жив. Всем не расскажешь, мол американины во всём виноваты, особенно самому себе.

  – У тебя нет, чего пожевать? – нерешительно прервал молчание Джон.

  – Откуда? Катер всего десять метров длиною и там, кроме оружия да патронов ничего нет.

  – А здесь всё под магнитными замками без электричества не открыть. Сейчас бы курочку из КиэФСи, или…

  Смит завёлся с пол-оборота. Оказалось его безудержная болтливость – это не защитная реакция, а образ жизни. Всего за час Сашка узнал, о том, как хорошо в Огайо, как танцевать джигу, как сажать картошку, как правильно резать свиней и принять роды у кобылы.

  Пискнула пожарная сигнализация, подтверждая, всё в порядке.

  – А вот интересно, отчего помрём от голода или от умопомешательства?

  – Это зависит, как далеко нас отнесёт от проторённых тропинок.

  – Голос бы подать, но всё сгорело, вон только аварийка работает.

  – Поживём, увидим.

  – А вот ещё случай был…

  Сашка закатил глаза, ему захотелось выключить транслит, и когда Джонни зашёл на третий круг, раскопал из снаряжения плеер, демонстративно вставил наушники в уши и включил музыку. Американец наморщил лоб, изображая глубокую умственную деятельность. Сердито плюхнулся рядом, закрыл глаза, затем подскочил и попытался усесться по-турецки, чуть не свалился на палубу. Постарался вытянуть нитку из рукава, та сразу порвалась. Смотреть на страдания несчастного доставило удовольствие. Парня хватило на пять минут.

  – Мне скучно. Поговори со мной, – сказал он и требовательно потрепал за локоть.

  – В беседе, как и в танго, участвуют двое, – назидательно произнёс пилот.

  – Так вот, дядя по маминой линии тот, что живёт в Канзасе…

  Радостно начал Джон и принялся рассказывать: как играть на банджо мелодию «Станцуй крошка», как готовить какую-то похлёбку (переводчик не смог перевести название основного овоща) и как здорово, что у него теперь есть такой крутой друг Алекс.

  Пожарная сигнализация вновь пискнула.

  – И час за часом отмеряя, крадётся время сквозь года…

  – Чего?

  – Стих из школьной программы.

  – А что слушал?

  – Оперу Вивальди «Гризельда» в исполнении…

  – Империя! Всё не как у людей. Говорят у вас даже волки, под Вагнера на луну воют.

  – А ты, небось, кантри любишь, – не сдержался и поддел, эстетствующий меломан.

  – В принципе да, – смутился американец и, стараясь сменить тему, спросил: – а что за плеер – яблоко?

  – Но, но, Astell&Kern. Год на него копил, не пил, не ел.

  – Контрабанда?

  – Почему? У нас можно купить всё что угодно.

  – А наушники?

  – Shure.

  – А чего не Бейер динамик?

  – В смысле Beyerdynamic? Они низы завышают, а в музыке, которую я слушаю, важна аутентичность. Не лучше, не хуже…

  – Ну-ка дайка мне его, – оживился Джон и, получив гаджет, ловко достал аккумулятор. Радостно подскочил на кресле и кинулся к передней панели центрального поста. Извлёк из-за красной шторки точно такую же батарейку, вставил свою, аварийный маячок тут же подмигнул лампочкой. Самодовольно ухмыльнулся и демонстративно нажал синюю кнопку на личном коммуникаторе.

  – Если опоздают хоть на секунду, по суду столько с них стрясти смогу, мама не горюй.

  – А если мы к тому времени окочуримся?

  – Это будет весьма прискорбно, потому что деньги достанутся моей вредной сестрице.

  Нет ничего мучительнее, чем ждать и догонять. Сигнализация, отупевшая от лени, отмерила очередной час. На втором американец сдался, замолчал, улёгся на палубу и попытался уснуть. Сашка тоже откинулся на кресле, сознание поплыло и горькая мысль – «хорошо бы не проснуться» накрыла как питерский туман зимой.

  Слегка подсвистывающий метроном напомнил о существовании четвёртого измерения.

  – Есть охота, – жалобно простонал Джон.

  – Прилетят и накормят.

  – Ещё и суток не прошло. Утром кофе да пончик, – принялся канючить американец. – Где мой стейк с картошечкой, хрустящие крылышки, хот-дог на крайняк.

  Он переполз на кресло и стал расписывать все прелести американской кухни. О соусах, о том, как хорошо взять поднос и начать собирать еду.

  – А это что? – прервал Сашка поток стенаний, указывая на прозрачный цилиндр.

  – Рулевой балансир, можно легко и быстро точный вес отмерить в динамике…

  – Это пшено крупа такая, заметь съедобная, ну, если сварить, конечно.

  Джон посмотрел на товарища по несчастью как на сумасшедшего.

  – В России это едят?

  – В уху кладут.

  – А это ещё что?

  – Суп на рыбном бульоне.

  – А что мы с ней делать будем?

  – Я же сказал, отварим и съедим.

  – В чём разница?

  – В первом случае крупу сыпят в воду, мы поступим с точностью до наоборот, – скороговоркой отчеканил Сашка и, стараясь не дать перебить, затараторил, – нужна термостойкая ёмкость и источник тепла.

  – Это как раз несложно.

  Американец, молча, что уже удивило, проявил смекалку и находчивость. Кастрюлю сварганил из блестящего цилиндра, которым накрывали джойстики ручного управления. Из пузатой бутылки – спиртовку, залив туда резко пахнущую голубую жидкость и сунув скрученный белый чехол от фуражки.

  – Пламя зависит от длины фитиля, – важно заявил он, устанавливая кастрюлю на треногу от радарного штатива.

  – А мы весь кислород не спалим?

  – Здесь под полом с десяток баллонов на полгода хватит.

  Пожарная сигнализация издала возмущённый писк. Вода почти сразу стала подкипать. Засыпали крупу.

  – Сложно, наверное, без водки? – невпопад спросил Джон.

  – Причём тут это?

  – Вы же там, у себя, её как воду хлещете. Поэтому все такие крутые.

  – Ты её хоть пробовал?

  – Конечно, у нас ни одна вечеринка без неё не обходится.

  – Где вы танцуете в сапогах со шпорами, громко стуча каблуками и крича ё-хо-хо.

  – Это Санта-Клаус, – принялся объяснять, не поняв насмешки Смит, – а в сквэр-дансе надо хлопать в ладоши и постоянно здороваться. А вот после шестого танца устраивают соревнование по выпивке на скорость, её так и называет русская игра.

  – Russian game? – переспросил Сашка.

  – Все знают, что Империя зиждется на трёх «В» водка, вера, власть.

  – Ну, вот я её вообще не пью.

  – Шутишь? Ещё скажи, что у каждого на заднем дворе не живёт ручной медведь.

  – Конечно, нет. Интересно откуда берётся вся эта дичь?

  – Хочешь сказать вы и гимн по утрам не поёте?

  – Сам подумай зачем? Ты встаёшь, умываешься, чистишь зубы. И вдруг ни с того ни сего… Я понимаю на футболе, и то когда играет сборная. Вот представь, если бы вы скакали на антигравах, или носили трусы цветов флага.

  – И что в этом особенного, он у нас красивый, и у меня такие есть. А брат штуку баксов отдал, чтобы тачку качало волной.

  Сашка еле скрыл улыбку, вспомнились вычурные флаеры гигантских размеров начинающие прыгать, словно то австралийское кенгуру.

  За кашей недоглядели, и она слегка подгорела. Ели прямо из импровизированной кастрюльки, чайными ложками и хоть поставили варить почти полкило, съели всё и очень быстро.

  – В жизни ничего вкуснее не ел, – заявил Джон, и ещё долго выковыривал съедобное из горелки.

  Каша приятной тяжестью устроилась в желудке. Сморило даже американца, он по-детски свернулся калачикам на кресле и сладостно засопел. Сашка ухмыльнулся. Всю свою короткую жизнь, он учился ненавидеть врагов империи, часами оттачивая мастерство их убийства, и всё сложилось. Война. Супостат на мушке. Смерть товарищей в ситуации нелепей не придумаешь, а помог пережить потерю, вот этот болтливый то ли враг толи друг сейчас уже не поймёшь.

  Сигнализация отбила очередной час. И тут же проснулась корабельная трансляция:

  – Всем выжившим на борту десять ноль один, в течение часа прибыть в кормовой ангар. Форма одежды – скафандр. Оружие держать разряженным. Мы под красным крестом.

  Джон подскочил, протирая глаза.

  – Вставай. Помощь пришла, откуда не ждали. Не видать тебе выплат сверх контракта.

  Американец радостно кинулся к скафандру. Расстелил его на полу и стрекозой переростком стал втискиваться в оранжево-белый кокон. Просунул голову в воротник под шлем. Припихнул ладони в рукава, натянул кургузые перчатки, замотал жгутом аппендикс на животе, и слегка покачавшись неваляшкой, поднялся на ноги.

  Отдышался. Состроил умильную гримасу, оглядел товарища, его ладный, отливающий кивралом боевой комбинезон, спросил:

  – Я, наверное, похож на пугало огородное.

  – Скорее на Чебурашку.

  – А кто это.

  – Милое ушастое существо. Про него много мультфильмов снято.

  – Обязательно гляну, – сказал Джон, взгромоздил шлем на место и принялся прикручивать пневматической отвёрткой.

  По коридорам шли быстро, помогло хорошее знание дороги.

  Спасательный бот жёлтого цвета в чёрную полосу красовался на фоне открытого шлюза. Звёздное пространство медленно кружилось в ледяном танце. У трапа широко расставив ноги, стоял медик, на белом скафандре сиял знак нейтралитета. Джон чуть ли не бегом бросился к спасателям. Протянул личный коммуникатор. Его признали. Вышел офицер. Смит приложил перчатку к шлему. Доложился. И тут Сашку пробило, он понял, что больше никогда не увидит этого славного парня из Огайо и, забыв отключить режим маскировки, пошёл следом.

  – Спокойно, герой сейчас перемирие – на общей волне в унисон пролепетали спасатели.

  – У меня нет оружия. Я пилот.

  – А это что? – спросил врач, указывая на кортик.

  – Оно церемониальное, символ чести, если хотите.

  – Для имперского штурмовика и гвоздь смертельно оружие, – немного успокоившись сказал офицер. Затем хмыкнув с каким-то злым раздражением, добавил: – ввалили вы нам, по самые гланды. Размололи вдрызг. Боюсь, как бы прекращение огня ни стало капитуляцией.

  Сашка пожал плечами ему бы вскинуть руки и завопить что есть силы. Вот она победа. И все как завещали великие – малой кровью и на дальних подступах. Но как жить, если эта кровь твоя. И не в чем себя упрекнуть. Всё сделал как надо. Но отчего так тошно.

  – Я вашим отзвонюсь, прилетят часиков через шесть – проговорил спасатель и уже кому-то из своих, – Джек вытяни коробку со СПАМом.

  – Извини, лишнего наполнителя балансира нет, – робко вставил Джон.

  – Ничего потерплю немного, – Сашка снял кортик и протянул товарищу, – на память от твоего крутого друга.

  Смит замер.

  – Бери, нет более желанного трофея, – подбодрил офицер.

  – Считай, что взял меня в плен.

  Смит с трудом сжал резиновой печаткой клинок, но так и не смог ничего сказать. Лишь дурашливо помахал рукой в дверях.

  Трап поднялся, бот в яркой окраске осы развернулся, вылетел в шлюз и почти сразу растворился в чернильном небе.

***

  – Шур, поначалу не гони. По слухам у Сантьяго ночка не задалась, а Михаэль повздорил с Манфредом, что они не поделили пока неизвестно, но поверь, все тайны вскрывает золотой империал. Так что на эмоциях рванут, пропускай и Феррари и Бенеттон, отсидимся за спинами ну а на виражах возьмём своё.

  – И охота тебе собирать всю эту чушь.

  – Тонкая психология! – возмутился Мишка, – это тебе не баранку крутить. Я штурман, а значит должен знать всё, повороты, взлёты, канавы и состояние соперника. И тут все средства хороши, подкуп, запугивание, шантаж и, конечно, моя неотразимая харизма.

  Сашка глянул на напарника и весело рассмеялся.

  – Ты чего?

  – Напомнил мне одного американца.

  – Это тот, что научил тебя пшено использовать как наполнитель балансира?

  – Да, жизнь забавная штука, вот так сваришь с человеком кашу и всё, не сможешь больше никого убивать.

  Болиды формулы один ревели ранеными носорогами, продувая маневровые дюзы. Ещё три минуты и Гран-при Нового Берна, что на Луне даст старт очередной бешеной гонки.