Чайкин базар

   Речка – не море. Чайки на Бии скопом не собираются, летают поодиночке, одна на миллион. Как только я сюда приехал, встречал на реке всего одну чайку. Может, и ошибался я тогда. Людям трудно распознавать птиц по индивидуальным отличиям. Спрашивал у всех – почему одна? Люди только плечами пожимали. Чайки эти не нужны никому. Коршунов, и тех не знают как называть, хотя эта птица расплодилась в городе численностью до воробья. Местным не до птиц, людей интересует рыба, и всяк уважающий себя мужчина легко назовёт по имени высунувшегося с реки, любопытного малька. Все поголовно рыбаки, в небо редко кто смотрит.
   С годами чаек на реке прибавилось, но увидеть их в паре никогда не удавалось. Это на городской свалке они кучкуются – жирные и ленивые. Там пищи на всех хватает, и дерутся за смрадную падаль только вороны с коршунами по своей врождённой, взаимной неприязни.

   Сейгод увидел я сборище чаек на речке впервые, а знающие люди подсказали, что птицы на том острове уж который год собираются. Слетаются чайки на песчаную косу, как только она открывается после паводка. А я не знал. За всем в жизни уследить невозможно.
   Расхохотались чайки заразно, загалдели. Люди улыбаются, на птичий галдёж глядючи. Смех передаётся пуще всяких других эмоций, сильнее самой вредоносной болезни.
   Всякую беседу лучше всего начинать с шутки. Юмор ярче всего раскрывает собеседника, порождает интерес к нему, влечение. Чайки знают о том, смеются, приглядываются. Времени до серьёзных разговоров у них предостаточно, солнце только начало свой ежедневный осмотр земной жизни. Можно похохотать пока радость со всех перьев плещет.
   Я плохо понимаю чайкин язык, словарей к нему ещё не прописано. Что понял, подслушал, о том и расскажу.

   - Я с Оби прилетела, - похвастала чайка что с краю. – Там рыбы выше клюва расплодилось. Обь большая, широкая. Пока от берега до берега пролетишь, крылья скрипеть начинают. И рыбаки там не мешают в волну залетать. На Бии люди всю рыбу у берегов прикормили. В пике за добычей рискуешь на крючок залететь. Обь широка. На Оби всем места хватает, и рыбакам, и птицам. Все сыты.
   - А что ты сюда прилетела? – загалдели местные на обскую чайку. -  Нравится тебе вода большая, вот и лети туда, откуда тебя к нам занесло.
   Загалдели чайки, крыльями замахали на пришлую. Обская встрепенулась испугано, полетела вниз по течению, к слиянию рек, началу Оби родной.

   - Улетел, и правильно сделал. Туда ему и дорога, - кричали чайки вслед удаляющемуся чужаку. – Гнать их надо! Всю нашу рыбу переловят, нас голодными оставят.
   - Всякой птице своё место, - заключил мудрый Чайк. – Где родился, там и пригодился. Нам чужой воды не надо, и к своей реке мы чужаков не допустим. Родина, она к уроженцам добра. Знакомо здесь всё с возраста птенячего и сытно. Чужая сторона не накормит.
   Чайки закурлыкали согласно, и река разгладилась с того согласия, притихла, расправила волны в свободном течении.

   А чайкин базар тем временем расширялся, к задушевной беседе подтягивались всё новые птицы. Подлетали обские тайком, поддёрнутые обиженной чайкой. А кто их разберёт – обских и бийских? Речные чайки все одинаковы. Чайкин спор вспыхнул по новой.
   - Чайка должна быть свободной, - кричали обские. – Река большая, конца и краю ей нет. И полёт наш должен быть безграничен. Этим и живём – поиском мест новых, неизведанных.
   - Ты родину свою вначале любить научись, - наставляли пришельцев бийские. – Суровы дальние края, и этим всё сказано. Не ждут нас там, и не для нас чужие реки текут.
   - Закрылись вы в скорлупке и знать ничего не желаете, - попрекали обские бийских. – С такими запросами вы из гнезда не вылетите. А там, далеко, есть моря бескрайние. И чайки морские – не нам чета.
   - Морские чайки! - смеялись бийские. – Вы ещё нас заставьте в солёной воде мочиться! Срам один – чайка с солёными перьями.
   - А мне рассказывали, альбатросы бывают. Такие же, как и мы, только больше немного. Вот с таким размахом крыла! Так вот, эта птица денно и нощно может парить над волнами. Всё видел альбатрос, всё знает. И никакой зов родины не может сбить с пути гордую птицу.
   - Что хорошего вы нашли в море? – не соглашались бийские. – Посмотрите вокруг – леса, поля, горы. Озёр несчётно. И везде есть рыба. Море… Волны одни. Скукотища!
   - С такими мыслями вы на ветках сидеть научитесь, - принижали бийских обские. – Скворцам уподобитесь, воронам. Воробьи вы позорные, а никакие не чайки!

   Птичий гвалт усиливался, давил на уши. Ничего хорошего в склоках не услышать, и наблюдать за бесполезными спорами не хочется, противны они. А чайки всё чаще вступали в драки промеж собой, били чужаков крылом и клювом.
   Побеждали крупные, молчаливые. Этим подчинялись все, внимали глухому напору. Крупная чайка подтянулась со свалки. Чайкин базар был слышан за многие километры и заинтересовал помойную птицу. Примолкли чайки и вняли голосу одного, самого сильного:
   - Не будет жизни в вечном полёте, - заверил хозяин помойки. – Самая надёжная жизнь там, где пищи много. Ешь и спи – вырастишь здоровым и крепким. Правда – в еде. Будет пища в достатке, не надо будет тратиться на бессмысленные поиски пропитания, не надо будет летать куда ни попадя. Сиди себе и поклёвывай. Останется время за другими птицами понаблюдать, вороний язык выучить. Только не хочется.
   - А почему ты говоришь так много? – выделился из толпы самый смелый «речник». – Вы же «гагакать» не любите.
   - А где ты слышал наш гогот кроме как от меня? – ответил хозяин выскочке. – Наши все молчат. Не повадно им клювы раскрывать впустую. Один я говорю. Кто-то должен о нас рассказать. Кому как ни мне открыть правду жизни вам, бестолковым?
   Чайки примолкли пред помойной мудростью, склонили клювы на песок пред силой правды. А хозяин всё продолжал доказывать своё слово мудрым клёкотом:
   - За свалками будущее. Не будет жизни на воде. Иссохнут реки, моря застынут. Не поместиться всем на свалке. Выживут только самые достойные, избранные.

   Грустью потянуло с песчаного острова. Разлетаться начали потихонечку чайки. Незаметно, чтоб помойные предателей не пометили. Оставались самые приниженные, пристыженные. Не поднимали клювы из песка, молчали, слушали. Помойные расхаживали гордо, себя показывали. Да и те по одному на крыло становились. Этим без пищи не выдержать долго, изголодались. Охотиться они разучились, поспешили к себе. А лететь далеко – 2 километра с лихвой. Трудный путь через город разнеженной чайке даётся с трудом. Не хочется, а надо лететь. Там пища.

   Опустел остров, и всё встало на свои места. Чайка смотрится в полёте, за это мы её любим. На берегу чайка словно гусь лапчатый. А если блажить ещё начнёт ни к месту…! Чайка – не соловей на ветке. Каждому – своё.