Абрек

Заболел Абрек. Ещё недавно жизнерадостный, подвижный, полный сил, он сник, перестал есть, целыми днями лежал, по временам жалобно скуля. Как тебе помочь, дружище? Чем? Я гладил его, запуская ладонь в его густую шерсть, а он тыкал в меня свою морду, веря, что я помогу. Но я не помог, не смог…

Помню, как я впервые вошёл к нему в вольер. Вид у него был свирепый, и мне было страшно. Крупная восточно-европейская овчарка. Скорей всего, не чистая, с примесями. Но окрас восточно-европейской. Я не стал подходить к будке пса, возле которой у него были чашки для еды-воды, а пришёл со своей чашкой, которую быстро опустил на землю и тут же вышел, закрыв вольер.
 
На следующий день я прошёл чуть дальше и пробыл в вольере чуть дольше. Так я потихоньку продвигался к будке Абрека, пока не достиг её. Абрек стоял рядом, напряжённый, но агрессии не выказывал. Конечно, я всякий раз разговаривал с ним, демонстрируя своё дружелюбие. И, наконец, он подошёл ко мне и дал себя погладить. С тех пор началась наша дружба. И когда я шёл с едой к его вольеру, он уже ждал меня возле калитки, радостно повизгивая.
 
Летом Абрека из вольера не выпускали, чтобы отдыхающих не пугать. Тем более, многие с детьми. Угрозы он отдыхающим, тем более детям, никакой не представлял, он умный, но – не положено. Между сменами было пару дней свободных, тогда я выпускал его поноситься по территории, и он всегда с тоской ждал этого момента. Но иногда ему удавалось покинуть вольер, когда ему этого делать было нельзя. Пару раз сторожа-новички не до конца доводили защёлку на калитке, и Абрек убегал. Он всегда проверял, хорошо ли его закрыли, вставая на задние лапы и толкая дверцу передними. Говорю же, умный. Но чаще его выпускали сами отдыхающие, будучи, понятно, не совсем трезвыми. И тогда Абрек проделывал номер, который приводил в восторг отдыхающих. Он хватал шампур с шашлыками с ближайшего мангала – и был таков! Жалоб на такое его неподобающее поведение никогда не было, скорее, всех это умиляло.
 
В таких случаях всегда звали меня – никто другой не мог уговорить Абрека вернуться домой, в вольер.

А уж когда заканчивался сезон, и отдыхающих на базе уже не было, вот тогда для Абрека наступало приволье. Необходимости держать его в вольере не было, и он носился, как угорелый, по территории базы, никогда её не покидая. Он вырос на базе, она для него – родина. И, понятно, знал каждый её закуток. Возвращался, когда хотел.

Дежурить с ним было одно удовольствие. Можно было спокойно спать, не боясь, что кто-то проникнет на базу. Потому что Абрек знал своё дело. Если на базу проникал посторонний, он быстро его обнаруживал и не давал и шагу сделать, хватая за одежду, но никогда не кусая до крови. Он громко лаял, зовя меня. И я, конечно, приходил на его призыв, и выводил нарушителя за территорию базы. Абрек шёл рядом, знал, сейчас я его буду хвалить, говорить ему, какой он молодец, и угощу чем-нибудь вкусненьким.
 
Так мы и жили, пока Абрек не заболел.
– Мария Николаевна! Абрек заболел! – позвонил я начальнику базы.
– Сейчас приду!

Вскоре действительно пришла – женщина она добрая, сердобольная. Хотя начальник строгий и требовательный.
 
– Бедный! Что с тобой, дружок?! Потерпи, хороший, мы тебя вылечим! – и, обращаясь ко мне: – Сергей Юрьевич! Его надо к ветеринару везти. Поедете?
– Конечно, о чём речь!

Она позвонила заместителю директора Сабировой – директор был в командировке – и попросила директорскую «Волгу», объяснив, для чего. С Сабировой она была в отличных отношениях, а вот с директором – в контрах. Довольно быстро «Волга» подъехала. Мария Николаевна дала мне денег, а я уговорил Абрека подняться и залезть в машину. Водитель отвёз нас в ветлечебницу, где псу сделали несколько уколов. Абрек не возражал – понимал, что ему пытаются помочь. Ветеринар сказал мне, что, скорее всего, пса отравили – печень буквально разваливается.
Когда я сказал об этом Марии Николаевне, она тут же в сердцах решила, что пса отравил директор. Но это было совершенно нелепое обвинение, и я объяснил, почему. Директор любил животных, с Абреком он дружил, не боялся его, заходил к нему в вольер, хотя человек он для пса новый. Но Абрек – говорю же, умный – сразу сообразил, что пришёл начальник, и ласки его терпел, но не ластился – гордый. И от нас, сторожей, директор требовал хорошего ухода за псом, грозя наказанием, если в вольере будет не убрано. И посуда у него всегда должна быть вымытой. А на кухне в профилактории, который находился через дорогу и где мы брали кормёжку для пса, директор распорядился, чтобы Абреку давали полноценную пищу, а не помои, т.е. – поставили на довольствие. (Профилакторий, в отличие от нас, базы, работал круглогодично, и едой Абрек был обеспечен). Мария Николаевна согласилась, что погорячилась.
 
Я каждый день возил Абрека на уколы. Моя смена, не моя – какая разница, я жил на базе. А с другими сторожами Абрек бы и не поехал. Деньги всякий раз давала Мария Николаевна – с тратами она не считалась, лишь бы пёс выздоровел. Но он не выздоравливал, день ото дня ему становилось хуже. И он уже не мог самостоятельно забраться в «Волгу». Водитель подгонял машину как можно ближе к вольеру, и я на руках втаскивал Абрека в салон. Тяжёлый, бедолага.

Появилась ещё одна версия отравления пса. К Татьяне (массовик-затейник) повадился ходить парень с соседней базы отдыха. Но как-то они повздорили, и она его выперла в четыре утра. Одна смена закончилась, другая ещё не началась, и Абрек свободно бегал по территории. Парень полез через забор на свою базу. Тут-то Абрек и хватанул его за мягкое место. Легонько, для острастки, нечего, мол, по заборам лазить, когда все нормальные люди спят. Но парень обиделся и пообещал отравить Абрека. Как только он узнал, что его подозревают, тут же прибежал ко мне – вместе с Таней, успели помириться. «Я так сказал в горячке! Но я его не травил, хоть чем поклянусь!» «Это не он, Сергей Юрьевич!», – вступилась за него Таня. Да знаю я, знаю, потому что давно понял, кто отравил пса.

Незадолго до того, как Абрек занемог, он «задержал» сторожа с самой дальней базы отдыха на берегу Белой в районе Мелькомбината – «Востока». Услыхав лай, я тут же проснулся, я давно научился понимать лай Абрека – на базе чужой, и этого чужого пёс «держит». Бегом к нему. Дело было под утро, но до рассвета ещё было далеко. Узнал сторожа с «Востока» (не помню, как зовут). Тот был пьян в стельку. Как его занесло к нам – остаётся только гадать. Скорей всего, просто заблудился по пьяне. Абрек хватал его за одежду и не давал ему идти. Я попросил «задержанного» замолчать и не размахивать руками, иначе Абрек не позволит мне вывести его. Но тот ругал собаку, я, мол, тебя ещё щенком знал, да я тебя!.. В конце концов я рявкнул «Заткнись!» – и дальше по латыни, что возымело своё действие: мужик затих. Тогда я взял его за локоть и повёл к воротам. Абрек, ясное дело, нас сопровождал. Но стоило нарушителю спокойствия оказаться за воротами, которые я закрыл на замок, как он тут же стал орать на Абрека и угрожать, что завтра придёт с ружьём и застрелит его прямо в вольере. Абрек бросался на ограду, а затем ринулся вдоль неё, сопровождая удаляющегося сторожа с «Востока». Моих команд разъярённый Абрек не слушался, и я, хотя и знал, что дыр в ограде нет, всё же изрядно поволновался, пока пёс не вернулся. Он знал, что виноват – поддавшись эмоциям, он не подчинился мне, чего раньше с ним не случалось. Поэтому с понурой головой он тут же забежал в вольер, а следом – в будку. Но я вошёл следом. Присел на корточки. «Ну и что это было?!» – спросил я пса. «У-у-у», – жалобно отозвался он. «Ты мне не укай. Задержал – молодец, а преследовал зачем? Совсем от рук отбился!» Абрек виновато прятал морду. «А чего это ты разлёгся?! Дежурить кто будет? Ну-ка марш на службу!» Абрек вышел из будки, вышел из вольера и поплёлся на территорию, по дороге ворча что-то в своё оправдание.

Через несколько дней Абрек заболел. И я бы не связал болезнь пса с этой историей, если бы сторож с «Востока» не повёл себя так, как повёл.

Через день он проходил мимо. Раньше он, увидев меня, подходил к воротам, здоровался, и мы обменивались новостями. Но на этот раз он прошёл мимо, демонстративно отвернувшись. А ещё через день, в такой же ситуации, я громко бросил ему: «Сволочь!», провоцируя его на драку. Он не мог не слышать, но сделал вид, что не слышит. Или что относится это не к нему. Но кроме нас двоих никого вокруг не было. И тогда мне стало ясно: он не просто отравил, он ещё дал понять мне, что это именно он. А вот подойти и сказать мне это в лицо – кишка тонка. Не мог он этого сказать, понимая, что после этого жизнь его сильно осложнится. И дело не во мне, т.е. не только во мне, Абрек – любимчик всей базы, а люди у нас были разные, в том числе резкие, отсидевшие. И если признаться, то наживёшь себе столько врагов, что на базу свою будешь в обход добираться, а обхода-то как раз никакого и нет. Поэтому – только так, подленько.

Действительно, сволочь. Что он тебе сделал?! Одежду помял? Убивать за это?! Он службу нёс, как положено, и не тронул тебя, урода, а мог бы…
 
Но, как говорится, не пойманный – не вор…

Не скажу, что у меня не было планов мести. Были. Но я их гнал от себя. Когда-то давно в какой-то книге я прочитал, что, когда человек мстит другому, он отбирает это право у Бога. Я не хочу соперничать с Богом. И никогда никому не мщу. Если Бог сочтёт нужным – накажет, а я должен простить и отпустить…

В один из дней в ветлечебнице отказались делать уколы – бесполезно. Везите, говорят, в Спецавтохозяйство. Я позвонил Марии Николаевне. «Вези, Серёжа, что ж делать…» – вздохнула огорчённая Мария Николаевна. Съездили, но зря – начальства нет, а тот, кто усыпляет животных, не вышел на работу. Запил, видать, немудрено с такой работой – вроде избавляешь от мучений, но ведь убиваешь…

Привезли Абрека обратно. Ему было очень плохо. Смотреть на него – сердце кровью обливается…

Под утро он умер…

Умер он, забравшись под свою будку на сваях. Мне пришлось доставать его оттуда багром. Погрузил его на тележку, и вместе с мастером базы Гумаром мы похоронили его возле дальних ворот, где никто не ходит. На душе было пакостно, и мы с Гумаром, поминая безгрешную душу, здорово напились…

Мария Николаевна разболелась, ушла на больничный.

Все были как пришибленные, на базе не то, что смеха – разговора не услышишь.
Опустела база без Абрека, вымерла.

И ночами без него страшновато…

Сволочь.

17-19.06.21.