Изба на Пасынках

               
          То ли есть она, то ли нет, то ли приснилось мне все это.  Блеснет в сознании картинка:  заросли малины, каменный отрог, чуть заметная тропинка, всего несколько шагов и неожиданное строение в глухой тайге.  Изба. Несколько венцов бревен, труба,  подпертая палкой дверь. Подхожу, открываю.  При слабом свете от небольшого окна различаю скромное охотничье убранство. Печка, котелок, нары, на потолке висит какой -то мешочек. Потянуло уютом, но тут же ухожу оттуда.  Скоро ночь, а мне нужно туда в  деревню Александровку. Там меня ждут и беспокоятся. Александровка.  А было ли?  Так бы и мучали  меня сомнения об увиденном, так бы и терзала червоточина памяти соединить  картинки  в одно целое полотно  моего позднего детства, если бы закадычный друг Вовка  не пригласил меня на очередную вылазку в горы.  На Зигальгу.
     Я долго  не соглашался. Чего там делать в конце мая? Одни клещи.  Ни грибов, ни ягод , ни поохотиться.    Но, он по телефону  настаивал:
    -Щавелем полакомимся.  Сам говорил, что Зигальгинский самый сладкий. Домой принесешь гостинец,  жена косняков налепит.  А я фотки свежие сделаю. Погодка  больно уж солнечная.
   -Не, я не пойду.  Дел полно.  Скукотища там сейчас.  Если только по последнему снегу пройтись.  А   в ложбинках лежит еще?  А собственно его и из бинокля хорошо видно. Чего туда тащиться?
   -Ну, как хочешь.  А меня достала вся эта земная канитель. Пойду, прогуляюсь,  воздухом подышу.
         Обычный наш треп,  уже который раз  заканчивался тем, что встречаемся мы на одной из автостоянок у его города  и едем на хребет. И уже поздним вечером того же дня, оставив рюкзаки в охотничьей избе,  мы поднялись на одну из вершин Зигальги - Мерзлый утес.  Снегом там уже  и не пахло. На плато чуть пробивалась зелень, да зверствовал меж курумников сухой, прохладный ветер.  Вовка, ему что? Щелк, щелк, налево и направо, благо погодка позволяла встретить закат во всей его красе. А я ? Бездельничал. Уселся поудобнее  на обрыве  да  пялился на Пасынки в вечерней дымке девственного воздуха тайги.
      Пасынки- лучшего названия и придумать просто нельзя. Распласталась  Зигальга на сорок километров. С вершинами, отрогами,  непроходимыми, ущельями  ручьями и болотами.  И все как -то ближе к хребту, компактно, дополняя общую картину причуд создателя южноуральской тайги.   А тут? Вроде и отдельно два каменных отрога торчат  от хребта, как не родные.  А если  подумать,  Пасынки же и поддерживают   верховое болото  на Зигальге как гаранты полноводных ручьев, что бурлят и катят свои воды круглый год в Юрюзань.   
    Подошел Вовка:
 -Подвинься, - присев на огромный валун рядом со мной, обыграв известный анекдот про железнодорожную рельсу.
     - Кино смотришь? Про что сегодня?  Хребет Бихта как на ладони.  Одна и та же серия уж столько лет подряд. Красотища. Придумал же кто -то такое. А смотри, деревня-то строится. Крыши домов кое- где новые видны. И ведь  там даже электричества никогда не было  и не будет в ближайшие десять лет.  И дело, мне кажется, здесь не в туристическом бизнесе. Бежит народ  от общей  чипизации.  Свобода дороже всего.
Провоцировал меня Вовка на философскую беседу, но не сложилось тогда об этом.
   - Не, меня Пасынки  впечатляют. Сколько до них пять километров, десять?
    - Около того, - дипломатично ответил Вовка, и добавил:
- А ты знаешь, что там в долике изба есть?
    -Знаю,- смело ответил я?
    -Откуда? – тут же меня хотел упрекнуть во вранье.- Я там прошлой осенью был, А ты когда?
   - Да почти пятьдесят лет назад. Если хочешь,  могу детали  вспомнить. Двускатная крыша, крыта, возможно, алюминиевыми листами.  Маленькая правая дверь,  внутри справа печка, слева окно.  Нары у дальней стены.  У левого отрога стоит чуть ниже в сторону Александровки.  Если не сгнила, конечно, за такое время.
     Вовка закурил, что бывает редко с ним в лесу. Молчал. Ему ли такой расклад слышать от обычного туриста, когда сам он себя считал непревзойденным «Дерсу» в его родных охотничьих угодьях.  Завис вопрос.  Зная Вовку давно, я не стал трогать его самолюбие и сгладил беседу:
    -Да меня многие спрашивают: « А откуда тебе это известно?» Поляны вокруг деревни, географию реки Юрюзань, кою я прошел все семнадцать километров с острогой по летней реке, от Тюлюка   до Александровки. И даже выше. Да, да. Вон видишь перевальчик  на Бихте выше деревни. Так там мост был  через реку.  Я сам видел металлические останки от него. Сейчас не знаю - целы ли?  Представь, там был настоящий мост сто лет назад, а сейчас не нужен никому. А тогда был нужен. В глухой- глухой тайге. Добывали что-то люди и возили, и выгодно было. Хотя ничего это не вписывается в наш разговор. Был мост, нет моста. Ни в одном учебнике истории этого не найдешь. Все сгинуло в небытие и вычеркивается из памяти. Однако помнится мне кое-что из того лета одна тысяча девятьсот семьдесят второго года.
     Вовке видно наскучил мой монолог и он со словами :
-Все, солнце уходит, в избе встретимся,-   пошел на вершину снимать закат. Чего там было в семидесятых прошлого века,  ему точно не интересно. А кому?  Очертания домов Александровки еще были видны в последних лучах заката.
      Жили мы тогда в поселке «Лесной».  Родители получили бесплатно вполне благоустроенную квартиру в совхозе.  Совхоз как совхоз. Гараж, котельная, куча тракторов, машин, конный двор, лесопилка,  КРС в теплой ферме, дойка коров, что гудела каждое утро и вечер своими моторами, подавая цельное молоко в огромные жбаны,  а потом автоцисцерны «Молоко» развозили их  на молочные заводы. Работа кипела и ладилась. За все отвечало и требовало отдачи от руководителей совхоза  «Министерство среднего машиностроения» закрытого города. Никто не спрашивал, как вести сельское хозяйство в зоне рискованного земледелия. Нужно было и все. Полей для кормов животных не хватало. Поэтому основное сено для скота там и косили за девяносто километров от поселка «Лесной»  на заброшенных полях и урочищах деревни Александровки.     Отправляли трактористов, водителей, разнорабочих, технику как на вынужденную страду. А совхозникам что, отвлечься на пару- тройку недель от семейных забот только в радость.  Да еще куда? В изумительное межгорье с чистым воздухом верховья реки Юрюзань. Привезут, увезут, накормят, спать уложат да еще командировочные. Это же  сено потом зимой бесплатно выделяют для собственного хозяйства. Выгодно всем. И за все платило?  Правильно, оно же. «Министерство среднего машиностроения».  Я -то как попал туда? Все просто. Отец у меня, убежденный коммунист, имел с армии еще профессию повара. А без помощника ему никак не обойтись. Картошку чистить с утра, посуду помыть, растопить, убрать, порезать, принести, унести, а где нужно и просто промолчать. Все бы ничего, да вот впечатление детские  уже не молчат,  пробивают извилины мозга и рвутся наружу. 
     Похолодало совсем на утесе. Даже древний, густой  мох на камне, где я сидел, не сдерживал еще зимнюю стужу от земли. Солнце спряталось совсем за горы, и на небе моментально стали вспыхивать звезды. Где-то далеко на окраине деревни неожиданно загорелся  огонек. Видно, кто –то из местных завел генератор и пытается поймать или ТВ, или интернет.    Я встал, включил фонарик и поплелся в избу. Не плутануть бы в темноте. Через час я увидел блики костра.  Готовилась  каша на костре,  топилась печка в избушке .
     Вовка, он же Владимир Петрович, законопослушный житель закрытого города. Семья, дети. Это все, что я знал о его личной жизни, а вот  что касаемо охоты, тут мы с ним повоевали в тайге, есть что вспомнить. Никогда не подведет, не бросит, если нужно выведет в нужную точку в любое время суток.  Не признает на охоте рации и навигатор.  И главное,  любитель потрепаться   у костра на душещипательные  темы.  Зимой обязательно добавит для жаркого огня, какой-нибудь смолянистый пенек, а летом зеленых веток от комаров для поддержки беседы.  Редкий тип людей, умеющих внимательно слушать собеседника. И вот тогда под гречневую кашу с тушенкой да чего-то крепкого из нольпяшки  он и спровоцировал меня на воспоминания.
        -Ну что ты, Леха, помогал отцу кошеварить, ты немного рассказывал.    Если говоришь семьдесят второй год. Так тебе лет тринадцать было. Пацан среди мужиков.  И чему они тебя учили - водку пить?
      - При чем здесь водка. Там сама атмосфера  совсем другая была, дикая  природа настраивала на работу и позитив.  Раньше ведь отношения среди людей другие были, согласись.  Все понимали слово «надо сделать», а сколько при этом тебе за это перепадет, как -то не интересовало.  Просто жили, и радовались малому.  Да и тебе, как городскому жителю, сельское слово «страда» не понять. 
     Вовка поправил костер, разлил по кружкам чай и лениво произнес:
       -Ну почему же не понять. Давай рассказывай, как там все было?
         -  Начиналась командировка с места на скамеечке в кузове «ЗИЛ 130» . Мужики садились степенно, не торопясь, укладывая свои пожитки в общую кучу в конце кузова.  Женам и родным как -то не принято было прощаться на людях.  Не на войну. Обычная страда.  Первая остановка традиционно была за городом Юрюзань у продмага деревни  Первуха.  Тарились все. Основательно и без скупости. Тут же водила  Зилка без каких либо указаний заезжал на уютную полянку у речушки   Буланка, незаметной с основной дороги. Законно начинался «день приезда».  Пили с жадностью, но без потери ума и памяти.  Основная расслабуха была вечером за ужином и после. Бригадир разрешал и даже сам присугублял,  но всегда при этом твердя одну и ту же фразу: «  Завтра ни, ни…».  Глотал свою дозу и обильно закусывал.
    -  А тебе не наливали?
    - Знаешь, как -то игнорировали меня, как собутыльника, может,  отец предупреждал не спаивать мальчишку.  Мне, конечно, любопытно было и даже пару раз попробовал  водки по два восемьдесят семь «Московской»,  но понял сразу, что не мое это.  Да и как-то некогда было. Утром раненько отец поднимал меня и сонному еще вручал нож, ведро картошки и выпроваживал на ручей. И  уже на следующий день   работяги завтракали  мной начищенной  картошкой с тушенкой и бегом к своей технике. Все начинало урчать и двигаться.    Косьба сена, а потом и уборка не останавливалась ни на час.  ГСМ, запчасти, другие технические неурядицы решались быстро и оперативно, не- смотря на отсутствия связи с поселком.  Почти каждый день летал туда и обратно почти сотню километров бригадирский «уазик»  Что -то привозил, увозил.  Все эти технические детали заготовки сена в промышленных масштабах меня как- то не интересовали, как же и застольные пьяные разговоры мужиков.  Память сохранила более интересные моменты тогдашнего лета.
     -А чем еще развлекались, кроме водки?
     -Анекдоты травили по вечерам. Может, и было пару журналов или книг, не помню.  В «свару» играли. 
     -На деньги?
     - Конечно.  Тут мне было интересно, тут я был в теме. Играл на полном основании.  Я быстро сообразил, что сама суть «свары»  в одной карте -«шамке». Обычно это была шесть крестей.  Чтобы этот «шамок» оказывался у тебя среди трех карт чаще чем у других,  нужно было научиться на глазах у всех незаметно подтусовать его себе. Сам придумал несколько способов работы с колодой и, пока ни- кто не видит,  часами тренировался . Потом заказал себе новую.  Никто меня не учил и не подсказывал. Это было одной из моих детских игр. Деньги водились всегда, но обычно  кто- то занимал их  у меня на ту же игру или на попутку, что может привезти спиртное с Тюлюка.   Я отдавал без сожаления и никогда не спрашивал.  Но однажды меня  уличили в шулерстве.  Как -то перед хорошим кушем в банке  я сдавал. Пара, тройка движений и шамок лежал нужный по счету в колоде.  Нужно было дать кому -то столкнуть.   Столкнули,  и я что-то громко сказал, уставившись на входную дверь. Все оглянулись, и  колода в моих руках вновь встала на место. Осталось сдать.
     - Стоп, дай-ка колоду,- сказал один из мужиков.  Взял у меня ее из рук и перетусовал . – Теперь сдавай и больше так не делай. 
    У меня хватило выдержки подчиниться, а  у Гриши  (так звали мужика) без особого скандала поставить меня на место.  Я все понял и садился играть все реже и реже. А потом и вообще никогда не играл на деньги. 
     -А что за Гриша?- спросил Вовка.
     -  Никто уж и не помнил, как появился он в совхозе. Прибился к одной одинокой женщине с квартирой, потом и устроился разнорабочим. Кличка у него была Келеш-Мелеш.  Всегда ходил в неизменной  тельняшке и вставлял в свой разговор морские словечки: якорь, штиль, качка … С одной стороны, вроде никчемный выпивоха, а с другой, имел какой -то стержень в характере.  Особенно был в авторитете у трактористов. Если что по ремонту всегда обращались к нему.  Трактор все- таки техника. Его можно и долго ремонтировать, а можно пару винтиков закрепить и перестанет что-то греметь и стучать. Или вместо замены коробки Келеш-Мелеш просто советовал заменить масло. Механики соглашались с ним.   Потом он куда-то пропал из совхоза, оставив мне урок честности и благородства на всю жизнь.
   -  Ничего себе страсти.
   -Тогда , помнится, у меня одна забота была. Попутно, с какой -нибудь машиной днем уехать в сторону Тюлюка,   высадится   по дороге и вверх по речке  с острогой до деревни  колоть налимов. Пару или тройку приносил на камбуз (как называл хозяйство отца Келеш-Мелеш), а то и совсем ничего не приносил. Но главное, тогда день для меня зря был не потерян. Чего еще нужно было тринадцатилетнему пацану, как не ворочать камни на реке,  бегущей по нетронутой тайге.  Хотя была и другая страсть. Постоянно конючил у мужиков прокатится за рулем трактора или  машины.  Разрешали иногда или по поляне метров сто, или по лесной дороге, пока не видит начальство  или отец. Однажды Санек, водила Зилка отдал мне ключи от машины хоть до утра.  Но это было единственный раз на какой -то праздник.
    -Ага. Я смотрю,  у тебя сплошные праздники были.  А случись что?   Наказали бы Санька из-за тебя.
     - Не, просто так бы он не рискнул мне доверить свой «сто тридцатый». Во-первых, он уже знал, что я довольно уверенно держу дорогу за рулем, а еще  он купился на пару, тройку кружек бражки,  настоенной отцом на томатной пасте, что стояла у него под кроватью в ведре.  Мы втихаря попробовали с ним - кислятина полная, но градусы имела.  Дело было действительно на какой-то праздник.  Бывало, что партийное руководство города не забывало совхозных командировочных и иногда им присылало артистов в  нерабочую погоду и даже жен .   Под такое дело дизель генератор молотил всю ночь и никто не отказывался танцевать под музыку   «Битлз».  Ребята из ВИА, скованные у себя в городе  всяческими ограничениями,  в глухой деревне играли, что им по душе.  Гитары стонали, ударник был точен, и между хребтами тайги летело, кажется, из «Ариеля»:
      Ты слышишь, не звони,
      Не звони.
      Говорю тебе, говорю тебе…
   - Я знаю эту вещь,- оживился моим рассказом Вовка. - Классный рок-н-ролльчик.
    - В тот вечер меня, конечно, тянуло послушать ритмы, что окутывали еще большей настоящей свободой , но возможность спокойно прокатится на Зилке тогда пересилила.  Вот она огромная техника и вся в твоей полной власти.  Дверь открыта, вставляю ключ в зажигание. Подсос.   Вжик, завелся Зилок.  Свет, первая скорость, мягко отвожу сцепление. И я хозяин чего-то огромного и настоящего.  Все подчиняется беспрекословно, Дорога, лужи, тормоза, газ на подъемчике.  Доезжаю до моста в сторону Тюлюка, чуть съезжаю к реке и лихо разворачиваюсь в обратную сторону.  Ставлю Зилок на место,  ищу Саньку. Оказывается, так просто почувствовать себя настоящим мужиком.  Отдаю ключи со словами: «Все в порядке» . Он нисколько не беспокоился, лишь спросил: «А бражка есть еще»?  Праздник был в самом разгаре, пары танцевали медленный танец.  Потом, помнится,  солист ВИА пел что-то на английском, и  я впервые изображал дикие движения в общей толпе.
    Вовку разобрал смех:
- Да, представляю тебя, дрыгающего ногами. Что это было?  Буги-вуги, твист? Слушай, ты говоришь, жены приезжали?  И мать твоя тоже?
     - Да!  Навезла сладостей, обняла меня  и дрогнувшим голосом сказала: «Подрос-то как!  Домой заберу. »  И до утра я их с отцом не видел. А на следующий день совхозники в знак благодарности выделили машину за малиной всем желающим.  Я всегда был  за любой кипишь, а тут мать мне дала бидончик в руки и посадила рядом с собой на скамеечке в кузове.  То, что мы приехали на старую вырубку в район Пасынков, я сообразил сразу.  Стоило мне лишь взглянуть в сторону Зигальги.  Очертания Мерзлого утеса, что манил меня ежедневно своей громадой в деревне, неожиданно оказались передо мной во всем своем величии. Вот он - только руку протяни.  Какая малина, какой  бидончик?  Правда, я настойчиво отпросился у матери: «Маам, я вон  на вершину поднимусь и обратно. Я быстро.»  Ее ответ тогда меня не интересовал. Решение было твердым и неотвратимым.  Запрыгнул в кузов машины, нашел сумку матери и взял с собой ломоть хлеба. И вновь свобода и необычайные приключения, держать путь туда, на вершину, через болото, ветровалы и огромные камни-курумники.   
      -И что поднялся? -оживился Вовка.- И сидел на том же  камне, что и сегодня?
        -Не знаю, может быть. Помнится лишь сам подъем.  Боялся все, что не справлюсь, что вдруг мне что-то помешает.  А на вершине все старался ближе подойти к обрыву, смотрел вниз,  и меня уже тянуло туда, в бездну. Ну, и конечно, сам вид с вершины. Ветер гнал облака- барашки. Казалось, вот только запрыгни на их мягкую вату и катайся до бесконечности.  Обратно, помнится, терзала только одна мысль. Лишь бы мать не расстраивалась. Скорее, скорее увидеть ее и успокоить.  Торопился, почти бежал. Может, поэтому и заблудился немного. Вышел совсем не туда. Кто меня вывел, почти за руку  к той самой избе на Пасынках,  я не знаю.    От нее по малозаметной тропинке вышел на лесовозную дорогу.  Сразу понял, что машина уехала  и меня, собственно, бросили.  Не знаю, как там было на самом деле. Покричали, наверное.  Поаукали.  Потом, может, кто-то успокоил мать и соврал,  мол, придет, он тут дорогу знает, и уехали.  А я, как дорогу нашел, спокойно пришел обратно. Далековато, вообще-то, но другого варианта у меня не было.  Мать ждала. Встретила меня на скамеечке у барака. Встала, хотела приобнять, но что -то ее удержало  от прикосновения.  Наверное, я слишком уж взрослым стал выглядеть в свои тринадцать лет за те две недели, что меня не было дома. Лишь сказала: «Все, завтра домой заберу. Хватит тут бездельничать.  Дома скотина навозом заросла, картошку скоро копать, в школу нужно собираться.  Пошли, отец тоже не спит, пельменей вон налепил для тебя специально».
     Утром разбудил меня отец, у кровати как обычно стояло ведро картошки с ножом.
-  Лешка, вставай. Успеешь почистить, пока машина в поселок не уехала с  народом, тогда езжай. Не успеешь - со мной останешься». Мне доверили уже самому принимать решение.  Через час я сидел в кабине  «зилка», что лихо катил в поселок,  и по-взрослому рассуждал с водилой о лужах на дороге, о дожде, который  зарядил на неделю.
    -Слушай, а интересная история.
    - А, - махнул я рукой, -   может и интересная, только кому нужно сено, заготовленное пятьдесят лет назад.  Все в труху давно превратилось.    Это тебе, Петрович, может и любопытно, ты здесь охотишься, да мне, потому как детство у каждого свое, и другого никто никогда не подарит.  А расскажи это сейчас кому. Скукотища.  Другие люди, другие ценности.
    -А вот ошибаешься, Леха.  Знаешь, что я сейчас подумал?  В избе -то на Пасынках я ведь с полгодика назад был.  Стоит и не собирается даже мхом покрываться потому, как ухаживает за ней кто-то. Захожу и вижу, тут венец подвели свежий, тут крышу поправили, печка старая  давно уж  кустарником проросла, а новая  аккуратненько стоит на старом месте. Дровишки всегда кто-то готовит. Может,  кто из охотников приходит и ухаживает за избой, может, кто другой, кому близки эти места, не знаю.   Так же и история твоя  не должна стереться из памяти и превратиться в сенную труху.  Согласен?
         Я пожал плечами, значит, согласился. Каша с тушенкой в избе на Мерзлом  давно остыла,  спиртное закончилось, чайник у костра ворчал последним паром.  Нам  осталось перебраться на нары да вздремнуть пару- тройку часов.  Утром как-то не до разговоров -  по тропинке до машины и домой.  Через пару дней позвонил Вовке и попросил скинуть фото Пасынков.  Теперь висит у меня аватарчик на ноутбуке, радует взгляд и провоцирует на воспоминания тех дней конца августа одна тысяча девятьсот семьдесят второго года. 
       Июль 2021г.                Фото А. Анкундиновой.